Неизвестно время зарождения традиции сопровождения матерями своих сыновей при их отправке на правление в провинцию. Возможно, уже жена второго османского султана Орхана, та самая, что оказывала знаки внимания средневековому путешественнику Ибн Баттуте, находилась в Изнике вместе со своим сыном Сулейманом55. Они вместе с лала должны были участвовать в воспитании шахзаде и присматривать за ними, чтобы те не предпринимали никаких действий против центральной власти.
Матери шахзаде организовывали их гаремы и управляли ими. Они подбирали наложниц и таким образом определяли будущих наследников престола. В том числе от этого выбора зависело рождение нового поколения, внуков правящего султана. Матери шахзаде после отправки сыновей на управление санджаками получали относительную самостоятельность в своих действиях; они уже не находились под зорким наблюдением старшего поколения, представителем которого всегда выступала мать правящего султана. Например, Гюлыыах-хатун, мать шахзаде Мустафы, сына султана Мехмеда II, была вместе со своим сыном, когда тот правил в санджаке Конья. Чичек-хатун, мать младшего брата Мустафы Джема, была рядом со своим сыном, когда тот был назначен на правление санджаком Конья после смерти старшего брата56.
Матери шахзаде смотрели не только за действиями своих сыновей, но и за его окружением. В своем письме, которое было направлено султану Баязиду II, мать шахзаде Алемшаха Гюльрух указывает причину неудовлетворительных действий своего сына в отношении верховной власти. Она перечисляет существующие проблемы, связанные с ее сыном, и обвиняет семь человек, включая его лала, врача и учителя, которые являлись причиной возникновения этих проблем. Главным виновником этих проблем она считала лала своего сына: «…мой Высокочтимый Султан, в таком сложном возрасте ему нужен такой добропорядочный лала, который постарался бы научить его правилам веры и правды и направлял бы его все время к добру. Он изгнал бы всех зловредных лиц, находящихся вокруг него, и научил бы его справедливо управлять своими подданными. Теперь же у него есть такой лала, который стал во главе всех беспорядков и объединился со всеми зловредными лицами…» Лала и других лиц она обвиняет в том, что научили ее сына употреблять алкогольные напитки, чтобы он легко соглашался с их предложениями, которые были «против обычаев и законов». На трезвую голову он никогда бы не согласился с этими предложениями. Заботясь о здоровье своего сына, она говорила, что он с трудом оправился после месячного злоупотребления алкоголем (Алемшах умрет в возрасте 47 лет от алкоголизма). Гюльрух-хатун «не стала терпеть действия этих зловредных и бессовестных смутьянов» и старалась обратить внимание султана на действия лала. Гюльрух-хатун также жаловалась на то, что лала чрезмерно расходует средства его сына. В конце письма Гюльрух умоляла султана, чтобы тот снял с должности этих семерых: «Мой Высокочтимый Султан, услышь мои стенания… сними с должности его лала и врача, так как они являются зловредными смутьянами… и отправь к своему сыну благоверных мусульман…»57
Мать шахзаде была самой верной его союзницей среди членов султанской семьи. Хорошее положение шахзаде также было выгодно его матери, и не только простое желание власти заставляло ее делать все возможное и невозможное для вступления своего сына на престол. Если их совместные действия оказывались безуспешными, то судьба побежденного шахзаде была предрешена, и матери оставалось только оплакивать своего сына. Поэтому мать была самой главной помощницей шахзаде в борьбе за престол. Она обладала достаточными богатствами, имела определенные связи внутри султанского двора. Ее статус в качестве матери сына султана и ее роль при дворе сына в санджаке предполагали, что она могла оказать действенную помощь сыну в его борьбе за престол58.
Матери шахзаде были ответственными за подобающие действия своих сыновей перед верховной властью. В свою очередь, султан был уверен, что мать шахзаде будет делать все возможное, чтобы поведение ее сына было безупречным или казалось таковым в глазах его отца, поскольку при жизни султана судьба и жизнь шахзаде, а также его матери полностью зависели от султана. Присутствие матери шахзаде в санджаке рядом со своим сыном было препятствием для осуществления возможных корыстолюбивых замыслов лала. Удаление матерей шахзаде из столицы в санджаки мешало им собирать сильных союзников для возведения сыновей на престол. Если бы они оставались в столице, то могли бы иметь более легкий доступ к своим потенциальным союзникам, могли бы создавать группировки, заинтересованные в приходе их сыновей к власти. Хасеки султана Сулеймана Хуррем-султан стала ярким примером того, насколько опасным может стать пребывание матери шахзаде в столице59.
Если шахзаде удавалось занять престол, то его двор, который был сформирован в провинции, становился основой султанского двора в столице. Завязавшиеся во дворце шахзаде отношения были началом будущих союзов во дворце султана. По этой причине в междоусобной борьбе, которая особенно остро ощущалась в XV и XVI вв., судьба шахзаде очень сильно влияла на судьбу его ближайшего окружения. Дворцы шахзаде одновременно были своеобразными культурными центрами, привлекающими поэтов, ученых и религиозных деятелей. Уверенный в себе и имеющий определенный талант литератор связывал свою судьбу и карьеру с каким-нибудь шахзаде, тем более что устроиться при дворе шахзаде было несравненно легче, чем «конкурировать» с другими такими же литераторами в столице империи60. Естественно, и шахзаде нуждались в наличии таких поэтов и литераторов, которые прославляли бы их достоинства и добродетели.
Глава 3 Султанский гарем в классический период истории Османского государства
Месторасположение гарема
Гарем (харам) – это арабское слово, означающее «запретное место», «запрет», «священное место», «ограничение». Для мусульман слово гарем (харам) означало «запретное действие». Поэтому этим словом и обозначалась та часть дома, куда запрещался вход мужчинам, за исключением главы семьи, то есть хозяина гарема, и его кровных родственников, а также самих женщин, проживавших в этой части дома1.
К сожалению, до сих пор нет достоверных сведений о месторасположении гарема первых правителей Османского бейлика. Однако можно предположить, что их дворцы, построенные по образцу дворцов сельджукских правителей, имели отдельные помещения, где располагался гарем. Как это уже было отмечено, после завоевания Адрианополя (Эдирне) правитель Османского бейлика Мурад I в 1365 г. велел построить дворец Джиханнума, где, видимо, располагался его гарем. Возможно, гаремы султана Байезида Йылдырыма, Мехмеда I и Мурада II находились в этих же помещениях. В 1450 г. султан Мурад II велел построить еще один дворцовый комплекс, называемый Эдирне сарайи, где также имелись помещения для гарема. Возможно, гарем действующего султана располагался в этом новом дворце. А во дворце Джиханнума по-прежнему жили жены и сестры бывших правителей со своим многочисленным обслуживающим персоналом. Однако отсутствие достоверных сведений не позволяет нам говорит о структуре гарема в этих дворцах.
После завоевания Константинополя султан Мехмед II в 1455 г.2 велел построить дворец, получивший позже название Старого дворца. Возможно, в ходе строительства этого дворца были выделены помещения для гарема. В годы правления султана Мехмеда II султанский гарем был перенесен в новую столицу государства. До правления султана Мурада III (1574–1595) местом обитания многочисленных женщин султанского гарема считался Старый дворец в Стамбуле. Матери султанов, обладавшие самым высоким статусом в гареме, также проживали в нем. Здесь же были комнаты для самого султана. Однако основная его резиденция находилась в Топкапы, где решались государственные дела и проводились собрания султанского дивана. Чтобы увидеться со своими детьми, женами и матерью, султан часто посещал Старый дворец.
При строительстве Топкапы были выделены помещения и для султанских наложниц3, но М. Анхеггер-Эюбоглу, ссылаясь на археологические разыскания, утверждает, что до середины XVI в. в Топкапы не было специальных помещений для султанского гарема4. Однако отсутствие подобных свидетельств, возможно, связано с тем, что в это время в качестве строительного материала использовалась древесина, которая в силу различных обстоятельств уничтожалась полностью, не оставляя никаких следов.
При строительстве Топкапы были выделены помещения и для султанских наложниц3, но М. Анхеггер-Эюбоглу, ссылаясь на археологические разыскания, утверждает, что до середины XVI в. в Топкапы не было специальных помещений для султанского гарема4. Однако отсутствие подобных свидетельств, возможно, связано с тем, что в это время в качестве строительного материала использовалась древесина, которая в силу различных обстоятельств уничтожалась полностью, не оставляя никаких следов.
Башня справедливости во дворце Топкапы.
Стамбул. Турция. Современный вид.
Поэтому турецкие историки полагают, что в Топкапы все же имелись специальные помещения, предназначенные для избранных султаном наложниц и их прислужниц, но по своим размерам и функциональному назначению они имели определенные ограничения5.
В 1541 г.6 Старый дворец сгорел. По этой причине часть гарема была переведена в Топкапы, где, как уже отмечалось, находились некоторые помещения для султанских наложниц, в том числе Изразцовый павильон (Чинили кёшк), который был построен в 1472 г. Немаловажную роль при этом сыграла фаворитка султана Сулеймана Кануни – Хуррем-султан7. Н. Пензер утверждает, что Сулейман разрешил ей вместе с обслуживавшими ее невольницами переехать в Топкапы в 1541 г.8 Впрочем, согласно отчету венецианского посла Даниелло де’Людовичи, Хуррем-султан временами жила в Топкапы раньше вышеуказанной даты. По крайней мере в 1534 г. она жила во дворце Топкапы, чем вызывала зависть у других наложниц султана Сулеймана9.
В 1578 г. султан Мурад III велел архитектору Синану построить в Топкапы новые помещения для гарема, а затем приказал перевести туда гарем из Старого дворца. Более того, свои личные апартаменты он также перенес из Эндеруна в эти новые помещения. В дальнейшем все османские правители, вплоть до султана Османа III (1754–1757), в качестве спальных покоев использовали комнаты, построенные при султане Мураде III.
С того же времени сложилась новая традиция: матери султанов стали возглавлять гаремы своих сыновей в Топкапы10. При этом Старый дворец, получивший название «Дворца слез», до начала XVIII в. все еще оставался источником пополнения султанского гарема новыми наложницами. Секретарь английского посольства в конце XVI в. Джон Сандерсон, рассказывая о Старом дворце, говорил: «Девственницы Великого Сеньора проживают там. Он часто посещает это место, чтобы получить удовольствие…»11 В XVIII в. Старый дворец окончательно потерял свое значение и стал местом проживания женщин, состоявших в обслуживании бывших султанов.
Фрагмент апартаментов султана во дворце Топкапы. Стамбул. Турция. Современный вид.
Гарем дворца Топкапы находился в западной его части, позади зданий куббеалты (султанского дивана) и палаты «белых» евнухов, на границе второго и третьего дворов. Его помещения были обращены в сторону залива Золотой Рог и парка Гюльхане. В «Дефтерах султанских доходов и расходов» времени Сулеймана Кануни он стал упоминаться как Дар-ус-Саадет. Впрочем, в зависимости от обстоятельств так могли называть и столицу Османской империи, и весь дворец Топкапы, и ту его часть, где находились гарем и Эндерун, поскольку указанный термин обозначал место, где проживал сам султан.
Гарем постоянно расширялся и реорганизовывался. Поэтому сегодня трудно точно определить назначение комнат и апартаментов, находившихся внутри его до середины XVII в. Дело в том, что в результате сильного пожара в 1665 г. часть гарема была полностью уничтожена. В течение трех последующих лет сгоревшие помещения были восстановлены. Тому в немалой степени содействовала мать султана Мехмеда IV (1648–1687) – Турхан-султан, выделившая из личной казны большую сумму денег на восстановительные работы. Именно в это время гарем претерпел существенные изменения по сравнению с его первоначальным видом.
Некоторые здания и помещения были добавлены к нему в 1756 г. при султане Османе III (1754–1757), в 1779 г. – при султане Абдульхамиде I (1774–1789) и в 1789 г., в начале правления султана Селима III (1789–1807). Новые постройки несколько изменили внешний вид «Дома счастья», но основная его часть сохранилась со времени восстановительных работ после пожара 1665 г.12
Как появился гарем первых правителей Османского государства
На раннем этапе становления Османского бейлика его правители не могли обращаться к главам соседних, более крупных эмиратов для заключения междинастийных союзов, поскольку последние не воспринимали их как достаточно сильных союзников. Поэтому и Осман, и его сын Орхан выбирали себе жен либо из местных мусульманских семей равного им статуса, либо из дочерей управителей соседних христианских территорий13. В основном эти браки заключались исходя из политических интересов, что было типичным для подобных союзов.
По сведениям, сохранившимся в ранних османских хрониках, основатель бейлика Осман был женат на Рабиа-хатун (или Бала-хатун), дочери шейха Эде Бали, который был одним из лидеров организации ахи14, и на дочери правителя небольшого соседнего бейлика Умур-бея Малхатун15. Возможно у Османа, имевшего пять или шесть сыновей и одну дочь16, были также и другие жены и наложницы. Однако отсутствие достоверных сведений о самом бейлике и семье Османа осложняет работу исследователей, собирающих материалы о начальном периоде Османской династии. Для примера отметим, что в ряде хроник дочь шейха Эде Бали, которую вслед за Ашик-пашой-заде именовали Малхун-хатун17, была выдвинута на первый план как мать Орхан-бея. Между тем имя матери Орхана гораздо ближе по звучанию к имени дочери Умур-бея. Более того, историкам известно, что Рабиа-хатун родила другого сына Османа – Алаэддина Али18. Матери других его сыновей до сих пор неизвестны.
На основании разысканий А.Д. Олдерсона установлено, что Орхан-бей заключил официальные браки с шестью женщинами: дочерью управителя византийской крепости Ярхисар, Нилуфер; дочерью византийского императора Андроника Палеолога, Аспорча19; Билун (или Сийлун), чей отец неизвестен; дочерью византийского императора Иоанна VI Кантакузена, Феодорой20; дочерью сербского короля Стефана Душана, Феодорой; дочерью своего дяди Гюндюза, Эфтендизе (или Эфенди)21.
Из них в ранних османских хрониках упоминается лишь Нилуфер, поскольку ее считают матерью следующего османского правителя, Мурада I22. Однако и это утверждение вызывает большие сомнения. Согласно приводимым рассказам, в 1299 г., отец Нилуфер (ее настоящее имя Глафира) собирался выдать ее замуж за управителя другого города-крепости – Биледжик. Опасаясь объединения сил двух византийских вельмож, Осман во время свадебного торжества совершил набег и захватил крепости Биледжик и Ярхисар. Глафира была взята в плен и выдана за Орхана23, которому тогда было либо 12, либо 17–18 лет. Поскольку Мурад родился в 1326 г.24, правильнее считать, что Нилуфер могла быть матерью старшего из сыновей Орхана – Сулеймана25, так как, по мнению некоторых историков, он родился в 1306 г. Если принять во внимание то обстоятельство, что разница в возрасте Сулеймана и Мурада составляет около 20 лет, то, возможно, правы те исследователи, которые считают, что к 1326 г. Нилуфер-Глафира уже умерла, ибо ее имя не значится в вакуфной грамоте Орхана от 1324 г., где в качестве свидетелей могли выступать члены его семьи, достигшие совершеннолетия26. Поэтому матерью Мурада могла быть наложница Орхана, имевшая то же имя Нилуфер, поскольку оно было типичным для невольниц того времени. Однако Нилуфер-наложница не была упомянута в указанной вакуфной грамоте 1324 г., возможно, она могла войти в семью Орхан-бея либо непосредственно перед рождением Мурада, либо после его рождения.
Важной особенностью династических браков Орхана было появление в его гареме дочерей византийских императоров и сербского царя, что по времени совпадало с завоеванием османскими войсками последних крупных византийских центров в Малой Азии и первыми их экспедициями на балканские земли (1331–1352 гг.). Та же традиция характерна и для гарема Мурада I. По сведениям историков, в нем наряду с наложницей Гюльчичек, матерью будущего султана Баязида I, дочерью одного из лидеров организации «ахи», и паша Мелек-хатун, дочерью Кызыл Мурада, находились также сестра болгарского царя Ивана Шишмана, Тамара (Мара), и одна из дочерей византийского императора Иоанна V Палеолога27.
Состав гарема Баязида I имел свои отличия. В нем появляются наследницы правителей малоазийских бейликов, ставших вассалами Баязида. Так, его женой стала Девлетшах-хатун, дочь эмира Сулейманшаха из Гермияна. Вместе с ней к Османскому государству в качестве приданого отошла часть территории этого бейлика28. Вслед за ней в гареме появилась Хафса-хатун, дочь Исабея, правителя княжества Айдын. Вместе с ними историки упоминают