Болдуэн отбивался как мог, но мстительный Гонтран каждую передышку использовал для усиления и изменения заклятия. Серая туча не редела, маленькие бабочки лезли в глаза и уши, забивали нос, и Болдуэн впал в панику и начал совершать ошибку за ошибкой. Еще немного, и Куи смог бы взять его голыми руками, но силы судебного мага были на пределе. Он еще держался, его противники не успели понять, что они почти победили, но бык был близок к тому, чтобы с возмущенным и вместе с тем с жалобным ревом рухнуть на колени под непосильной тяжестью.
Гонтран решил не продлевать агонию. Напротив. Собравшись с духом, он бросил в своих противников последнее заклятье, и камни, давно признавшие в Куи хозяина, покинули места, в которых лежали веками. Одна из башен Духова замка дрогнула и обрушилась внутрь себя самой, погребая под развалинами и господина судебного мага Гонтрана Куи, и его преследователей.
Глава 6 2229 год от В. И. 3-й день месяца Сирены Корбут. Ночная Обитель Арция. Мунт
1Те, кто следил за боем, так и не успели ничего понять и долго рассказывали разное. Стоявшие дальше других гоблины утверждали, что над сражающимися поднялись две гигантские призрачные фигуры — одна в белом и словно бы мокром плаще и с головой, увенчанной рогами, другая — в темных доспехах, и плащ у нее был алым. Темный ударил, и рогатый бежал, прикрывшись облаком тумана. Криза увидела руку со щитом, отмеченным тем же знаком волка и луны, что и дверь в Обитель. Щит взметнулся на пути белого меча, и тот, ударившись об него, разлетелся на куски. Симон же, как и положено ученому, не пропустивший ни малейшей подробности, ничего необычного не заметил, зато почувствовал на себе чей-то мимолетный взгляд — тяжелый, нечеловеческий. Взгляд, выдержать который было под силу разве что богам…
Роман все еще сжимал эфес, когда в его мозгу прозвучал чей-то сильный бас: «А теперь веди их вперед!» Эльф вздрогнул, словно просыпаясь. Его бывший противник все еще стоял рядом, и Роман вспомнил, что теперь его полагается зарезать на алтаре во имя Созидателей. Эльф подошел к пленнику и резко вбросил все еще казавшуюся ятаганом шпагу в ножны.
— Ты, — звонкий и чистый голос барда разнесся в звенящей тишине горного утра, — встал за неправое дело и проиграл. Если ты был обманут, расскажи тем, кто тебе верит, правду. Если ты обманывал по доброй воле и станешь лгать и дальше, твоя судьба найдет тебя, где бы ты ни был. А теперь забирай своих воинов, если они все еще твои, и убирайся. Юг не пойдет за тобой!
Северянин, злобно сверкнув глазами, скрылся за спинами своих спутников, но эльф уже не смотрел на него. Его подхватила и понесла та сила, которая пусть на краткий миг, но каждого доверившегося ей делает равным небожителям. И тогда один останавливает тысячу, и склоняются стихии, и сама смерть отступает… Роман вскинул руку:
— Слушайте меня, Ночной народ! — Быстро же ему пригодился дар Ангеса, позволявший говорить с тысячами! — Пусть сегодняшний день станет днем истины. Вы видели, как разлетелась ложь называющих себя наследниками Истинных Созидателей. Не хранителей этой земли хотят вернуть Белые жрецы, а злую силу, некогда теми побежденную. Они лгали, лгут и будут лгать, но сама земля отвергает их ложь. Слушайте меня.
Мы — я и девушка по имени Криза — были на поседевшем от горя поле. Птицы Памяти открыли нам тайные пути, чтобы мы оказались здесь вовремя. Оказались для того, чтобы удержать вас, не дать вам стать орудиями Ройгу.
Но и это не все. Именем того, во что вы верите, вашей честью, тысячелетней клятвой заклинаю вас вмешаться в войну, что идет внизу. В войну между белым злом, возжелавшим захватить Тарру, и вставшим у него на пути потомком Инты, носящим имя Рене Арроя. Я клянусь вам, что это так!
Вы знаете, что спутница тех, кого вы зовете Убийцами, позволила Инте укрыть меч богов и дала тем самым всем нам надежду. А теперь я, сын ее сына, умоляю вас подняться против тумана, против небытия, против лжи! Приведшие нас предали этот мир, но мы остались, чтобы хранить его. Но мы не боги, наши силы несравнимы с силами древнего зла. Я прошу Ночной народ о помощи. Я не лгу вам, вы можете убить меня, я не стану защищаться. Мои свидетели — эти птицы, моя победа и лучшая из женщин вашего племени. Решайте!
Роман провел рукой перед лицом. Вогораж с ятаганом исчез. У алтаря стоял высокий золотоволосый эльф с гордо поднятой головой.
— Он говорит правду! — Оказавшаяся рядом Криза кричала, словно бросала вызов всему свету. — Я прошла с ним до Седого поля, дальше и обратно. Мы пили воду из колодца Инты, мы шли путями, в которых нет ни земли, ни неба — ничего, кроме одной лишь дороги. Я принесла с собой вот это! — Орка торопливо вытащила из-за пазухи что-то завернутое в платок. — Сединой земли клянусь, мы говорим правду!
И, словно в ответ, встрепенулись на своих пылающих насестах птицы, вскинув крылья и издав полный ликования крик, похожий и не похожий на звенящие над Седым полем тоскливые плачи. Сухие травинки в руках орки засветились серебром. Роман знал зеленую магию, не раз прибегал к ней, но на сей раз эльф был ни при чем. Странная трава оживала по собственной воле. Не только оживала: росла! Криза держала в поднятой руке роскошный серебряный султан, победно сверкавший в лучах поднимавшегося солнца, окрасившего розовым утоптанный снег, причудливые ледяные наплывы, меж которых кипела Уаннова река, дальние пики Большого Корбута. Стая с все тем же ликующим кличем снялась с деревьев, сделала круг над алтарем, почти задев крыльями Романа и Кризу, и исчезла над Ночной Обителью. Голубые огни на ветвях взметнулись до небес и погасли. Великая Ночь кончилась.
2Лупе плохо помнила, как бежала по подземному ходу, камни которого с отвратительным чавкающим звуком смыкались прямо за ее спиной. Амулет на шее жалил, как тысяча пчел, не признавая в ней хозяйку, но и не осмеливаясь ослушаться воли хозяина. Потом бесконечная галерея кончилась, и женщина оказалась в наружной нише какой-то церкви, к счастью заброшенной еще до снегопадов. День давно погас и родился — серое утро накрыло заснеженные поля, которые, казалось, светились своим собственным светом — неживым, холодным, отстраненным. Маленькая колдунья вздрогнула от холода; сейчас не хватало только замерзнуть. Хорошо хоть Гонтран в отличие от нее не потерял голову и позаботился о плаще и сапогах. Женщина не знала, что творится в городе, в Духовом замке, но оставаться поблизости от Мунта было безумием. Тем более она узнала больше, чем могла рассчитывать. И потом, не сидеть же здесь вечность, придется рискнуть. Лупе сотворила простенькое заклинание, которое должно отвести глаза тем, кто мог взглянуть в ее сторону.
Жаль, что не идет снег, но тут уж ничего не поделаешь. Кот в охапке вывернулся и тяжело шлепнулся в сугроб. Это ему не понравилось, и бедняга возмущенно заорал. Лупе вздохнула и вновь взяла осиротевшего зверя на руки. В конце концов, человек, который погиб, спасая ее, просил о нем позаботиться. Что же сейчас делать? Попытаться заморочить придорожного трактирщика? Слишком опасно. Те, кто вломился к старшему судебному магу, не успокоятся, пока не разыщут ее, сведения же, которые она получила столь причудливым и страшным образом, слишком драгоценны, чтобы рисковать ими ради кружки подогретого вина и теплой постели. Леопина невольно усмехнулась, представив, что бы о ней теперешней сказали ее благовоспитанные родичи.
Холод начинал забираться под плащ, и женщина вышла из укрытия, сразу провалившись почти по пояс. Да, идти явно придется по дороге. Деньги у нее есть, в каком-нибудь селе она найдет лошадь. Похоже, она вернется на добрую неделю раньше, чем рассчитывала, вот Луи удивится… Лупе сама подивилась, что вспомнила арцийского принца и то, как он не хотел ее отпускать. То ли чувствовал, то ли просто боялся, как мы боимся, когда уходят те, кто нам дорог… Она тоже боялась, когда провожала Шани, и, как оказалось, была права. Но отчего ей так хочется жить, так хочется поскорее вернуться в ставшие родными места? Неужели этот мальчишка с синими вечерними глазами, похожий и не похожий на Шандера, стал для нее что-то значить?
Все-таки женское сердце удивительно глупая вещь. Десять лет назад она бы поклялась всем, чем можно и нельзя, что полюбила на всю жизнь. Не прошло и года, как от любви осталось лишь усталое отвращение. Затем Шани, Шани, из-за которого она решилась на Великий Расклад… О не лгут, но понимаешь их лишь тогда, когда все уже сбылось. Карты ей ничего не обещали и ничего не отбирали. Они сказали «может быть»… Не было, но Шандера она любила, а Луи так на него похож… Странная все же ей досталась судьба. Несколько часов назад она готовилась к тому, что ее или сожгут как ведьму, или, что гораздо хуже, отдадут самому Годою, который легко раскроет ее невеликое колдовство и узнает то, что знать ему нельзя. Потом ей показалось, что с ней затеяли какую-то игру. Она и по сию пору не была до конца уверена, что случившееся не было частью какого-то чудовищного плана. Оставалось надеяться, что Кэриун учует, если с ней что-то не так. У Лупе уже не осталось сил на сомнения и неуверенность, ее просто тянуло домой. Именно домой, потому что дом там, куда мы хотим вернуться и где нас ждут.
— Может быть, ты мне наконец объяснишь, откуда ты здесь взялся? — Эльф с искренним недоумением смотрел на Симона, выглядевшего в кожаной гоблинской одежде удивительно нелепо. — Я готов был встретить в этих горах кого угодно, но уж никак не тебя.
— Взаимно, — с достоинством парировал изрядно похудевший медикус, — но пути судьбы неисповедимы. Кстати, хочу тебя поблагодарить за весьма своевременное вмешательство; если бы не ты, мы бы уже доказывали гоблинскому богу, что произошла ошибка.
— Прекрати. — Роман не выдержал и поморщился. — Ты обязан спасением не мне, а хозяевам этого дома. Не вмешайся они, я бы остался в стороне, как бы мне ни было вас всех жаль…
— Понимаю. Вечное соотношение цели и средств, долг разведчика и все такое… Тем не менее ты вмешался, да еще как! Ну, раз уж ты отказываешься от нашей благодарности, остается ее выразить этой милой орке, на удивление свободно говорящей по-арцийски…
— Вот и выражай, Криза оценит. Только у нас слишком мало времени, а знать я должен все.
— Обширная тема, я могу охрипнуть. — Симон с наслаждением отпил из дымящейся кружки. — У гоблинов есть чему поучиться — хотя бы этот отвар; хотел бы я знать, чего они в него кладут… Ты, как я понял, желаешь знать, что произошло после вашего с Герикой отъезда?
— Примерно…
— Из Гелани мы убрались в начале Звездного Вихря, что творится там сейчас, не представляю, вряд ли что-то хорошее. Три месяца назад Годой все еще воевал с Эландом, но как-то странно. Людям разрешили за умеренную плату уходить через Варху к Аррою. Годой засел в захваченном Мунте и собирается стать императором вроде Анхеля, а пока называет себя регентом.
— А Церковь?
— С Церковью сам Проклятый ногу сломит. В Таяне велено считать, что Архипастырь Амброзий на стороне Годоя. Тиверий объявлен кардиналом и за это лижет убийце и колдуну все места. Люди молчат. А что делать? Ты бы сейчас старушку-Гелань не узнал, сосед соседа боится. Эркарда нет, всем заправляет граф Варшани, троюродный брат Годоя по матери. Не скажу, что глуп, но и не умен, но я отвлекся от святош. Вышла по осени у Годоя одна история с циалианками, но я в ней мало что понял.
— Девы-то тут при чем?
— Годой подарил им тарскийские рубины, некогда принадлежавшие самой Циале.
— А что получил взамен?
— Тут полная неясность. Посольство циалианок прибыло в Гелань. Их приняли чуть ли не как самого Архипастыря. Тиверий им передал рубины прямо в храме, где реликвия, к слову сказать, и хранились. Кстати, я заметил, что эти камни отчего-то весьма дурно действуют на беременность, хотя обычные рубины вредоносными свойствами не обладают…
— Симон!
— Ах да… На следующий день сестры отбыли в Арцию и сгинули где-то в Арцийской Фронтере. Рубины до Фей-Вэйи не доехали, непорочные девы сочли себя обманутыми, и сделка лопнула.
— И кто кого обманул на самом деле?
— Не представляю! Циалианок сопровождали их собственные паладины-охранники и тарскийские конники. Такой отряд мало кому по зубам.
— И вместе с тем все исчезли. Как когда-то отряд Зенона…
— Исчезли. До последнего человека. Все объяснили нападением разбойников из числа спевшихся с местными селянами дезертиров из разбитой арцийской армии.
— Что ж, будем считать, что вороны облапошили друг друга, а значит, о союзе Годоя и циалианок можно позабыть. А теперь, друг Симон, расскажи о себе. Где Лупе, каким ветром тебя занесло в горы, откуда взялся новорожденный гоблин и почему он рыжий?
— Лупе я оставил на Лисьей улице, но не думаю, чтобы девочка там задержалась. После гибели графа Гардани она стала сама не своя…
— При чем тут Гардани?
— Ах да, ты ведь уезжал в Кантиску и ничего не знаешь. Все просто, но от этого не легче. Лупе и Шандер любили друг друга, он погиб, она осталась…
— Но Шани жив! Он должен сейчас быть в Эланде!
— Не может быть!
— Может. Мы с Преданным нашли его.
— И ты ничего не сказал?!
— Я поклялся тому, кто взялся дотащить больного Шани в Эланд, гоблину, к слову сказать, что буду молчать. Да и не знал я, что Лупе его любит.
— А она себя похоронила вместе с ним. Когда меня забрали в Высокий Замок, Леопина наверняка почувствовала себя свободной. Уж не знаю, что она затеяла, но, готов поклясться, в Гелани ее теперь нет…
— Постой… Куда тебя забирали? Зачем?
— Не меня, всех, кто хоть как-то разбирался в магии. Надо думать, чтоб никто за волшбой не проследил. Но обращались с нами сносно, хоть и запретили любую магию, и возле нас вечно отирался «синяк» с Кристаллом. Приходящих больных лечить позволяли, а к тяжелым нас провожали стражники, которые и брали плату за лечение.
— Как же ты выбрался?
— Меня взял в помощники Шама. Помнишь его?
— Медикус Стефана?
— Он всех Ямборов лечил. Пока они ничем не болели, годился, а как началось… Не прошло и полугода, а я уже пользовал супругу регента.
— Ланку?
— Да, она ожидала наследника и очень тяжело переносила свое состояние. Илана не привыкла чувствовать себя плохо, к тому же она очень тяжело пережила разлуку со своими драгоценностями.
— Ты, верно, хочешь, чтобы я о чем-то догадался, — эльф укоризненно покачал головой, — но меня слишком долго не было, и я слишком устал думать.
— Придется мне покаяться, — усмехнулся медикус, — я чуть было не нарушил клятву целителя, полагая, что такое чудовище, как Годой, наследника иметь не должен. Потом я одумался и решил, что младенца можно оставить в живых. Я собрался подменить мальчика (если родится мальчик) на девочку, которая прав на корону не имеет никаких. Из полдюжины дурех, которым выходил срок в одно время с Иланой, кто-то уж точно родил бы девочку.
Янка, ты ее видел, показалась самой подходящей. Сирота-посудница, согрешила по глупости, а о ребенке заботилась, спрашивала меня, все ли идет хорошо, приданое шила. Я и закинул удочку — предложил отдать ребенка одной знатной даме, у которой якобы рождаются урод за уродом. Девчонка пришла в восторг, что ее котенок вырастет нобилем, а она сама получит денежку и домик в деревне.
Только что мы ни удумаем, судьба хитрее. Принцесса так часто меня расспрашивала о том, когда же ей срок, что я заподозрил неладное. К тому же она раз за разом наводила разговор на то, могут ли гоблины и люди иметь общих детей.
— Значит, Уррик стал-таки ее любовником…
— Ты все знал?!
— Только что догадался. Я встречал гоблина, который любил Ланку. Но я и подумать не мог, что она окажется столь смела.
— Выходит, ты ее не осуждаешь? Раньше ты, помнится, гоблинов не одобрял.
— Я поумнел, — отрезал Роман. — Значит, Илана Ямбора родила от Уррика?
— Именно так, — подтвердил Симон, — она сама толком не знала, кто отец, и подстроила так, чтобы, когда все началось, при ней был только я и старая нянька. Эта самая Катриона затащила меня в потайную комнату, заперла двери и спрятала ключи, сказав, что мы или выйдем вместе, или вообще не выйдем. Роженица меня покорила. Редкая женщина, рожая, сохраняет голову на плечах, а она мне помогала до последнего.
— Принцесса всегда была сильной.
— Ею трудно не восхищаться, хотя ее замужество… Не понимаю, почему она не убила Годоя?! Уж это-то она могла!.. Собственно, только она и могла. Родился мальчик с явными признаками гоблинской расы. И тут я пустил в ход свою задумку с Янкой. Конечно, я малость подоврал, сказав, что загодя подыскивал кормилицу. Разыграли мы все как по нотам. Младенца спрятали, я соорудил Илане фальшивый живот, а Янку срочно призвали в горничные. Потом герцогиня изобразила схватки и выставила всех вон, кроме врача, Катрионы и горничной. Те, кто знал принцессу, не удивились.
Я заставил Янку разродиться раньше срока и предъявил толкущимся у двери нобилям и клирикам новорожденную принцессу. Янку увела Катриона — сомлела, дескать, глупая девчонка, и вообще пора ее отсылать рожать в деревню к родичам. Вряд ли кто-то стал бы думать о горничной в такой день, но осторожность не помешает.
— А потом вы решили определить младенца к соплеменникам?
— Держать маленького гоблина в замке было опасно. Мы направлялись к родне Уррика, у нас были пропускные перстни, но нас схватили намного южнее гоблинских земель.
— Одному из здешних жрецов-старейшин не терпелось принести человеческую жертву.
— Нам от этого было не легче. Объяснить им мы ничего не могли. Нет, не думай, я на твоих друзей не жалуюсь, в конце концов, они оказались вполне дружелюбными, хотя Янке этого до сих пор не понять. Скажи мне лучше — как ты совладал с зачарованным мечом?
— Сам не знаю. Талисман помог и эти птички. Я уже видел такое… Когда Старая магия накладывается на эльфийскую, выходит что-то странное. Тьма, окруженная синим огнем. Так было в Белом Мосту, так было, когда я лечил Герику, так было сейчас. Мне показалось, что я держал черно-синий луч… Про Герику что-нибудь слышно?