«Если», 2001 № 08 - Павел Вежинов

«ЕСЛИ», 2001 № 08

Павел Вежинов КОГДА ТЫ В ЛОДКЕ…

Уже второй день — по нашим земным часам — «Сириус» кружил вокруг этой проклятой луны, красной и гладкой, как огромный детский мяч. В сущности, мы называли ее луной только потому, что не знали, какое ей придумать название. Ее планета-мать представляла собой мертвое небесное тело, на котором, по мнению наших специалистов, никогда не было органической жизни. Где-то далеко в черном небе призрачно светило их зеленое солнце. И вообще, мы находились в одной из самых пустынных частей нашей галактики, где многое меня угнетало и внушало предчувствие беды. Я чувствовал, что и другие члены экипажа охвачены какой-то непонятной нервозностью, а это худшее, что может случиться на межпланетном корабле. Только наш командир был, как всегда, спокоен и уверен. В свои двести тринадцать биологических лет он выглядел все таким же неколебимым и мудрым — прямо как на плакате. Таких, как он, осталось не больше десятка — и, на мой взгляд, исключительно благодаря их чертовскому упорству. Большой совет по космическим исследованиям все еще посылал корабли для разведывательных полетов в различные части нашей галактики. Мы стоили человечеству невероятно дорого, почти каждый третий на Земле должен был трудиться во имя наших довольно бесплодных скитаний в пустоте. К тому же наш век все больше охватывал дух необъяснимого эпикурейства и равнодушия к науке. Наш командир относился к этому с молчаливым презрением, которое на борту корабля становилось не столь молчаливым…

Точно в пять часов на экране появилось его холодное худое лицо.

— В пять тридцать все ко мне! — приказал он.

— Слушаюсь, Пер…

Он видел и слышал всех сразу. Это право командира сохранилось теперь только на межпланетных кораблях. Но через секунду я услышал с экрана знакомый звук, похожий на удар гонга, и понял, что мы остались одни.

— Славин, почему ты улыбнулся? — спросил он.

В тоне его не чувствовалось ни строгости, ни любопытства.

— Не помню, Пер.

— Не хитри, Славин. Услышав приказ, ты улыбнулся.

Я набрался храбрости:

— Уважаемый Пер, клянусь, что я не улыбнулся. И все же вы имеете право так думать.

— По какой причине?

Я поколебался.

— Просто я удивляюсь, зачем вы собираете совет, когда и без того все решаете единолично.

— И это тебя раздражает?

— Нисколько… Вы же сами сказали, что я улыбнулся.

— Но на этот раз ты ошибаешься! — покачал головой командир. — На этот раз мы действительно примем общее решение.

— Я всегда в вашем распоряжении, Пер…

— Но интересно, что улыбнулся только ты один, Славин. Остальные восприняли приказ как нечто естественное.

— Боюсь, что вы наблюдали только за мной, — ответил я.

Командир словно бы не слышал, но не сводил с меня внимательного взгляда.

— Славин, ни в коем случае не воспринимай мои слова как замечание, — сказал он, и голос его зазвучал гораздо мягче. — Я всегда считал, что на корабле лучше всех понимаешь меня именно ты.

Не успел я ответить, как экран погас.

Признаюсь, я задумался. В сущности, он прав, я должен понимать его лучше всех. Прежде всего, я историк. Кроме того, в свои девяносто шесть я был вторым по возрасту среди экипажа. Того, что нас объединяло, было больше, чем того, что разъединяло. И все-таки я не понимал его — он представлялся мне героем, но странным и чуточку смешным, как какой-то древний идальго. А иногда немного печальным, как бывают печальны люди незадолго до смерти. Но я не верил, что он скоро умрет. Мне казалось даже, что он никогда не умрет — точно его смерть была противоестественной. Жизнь без него словно теряла смысл.

Экран загорелся, появилось бледное, несколько асимметричное лицо.

— Как поживаешь, Славин?

— Сам знаешь, чего спрашивать, — пробормотал я недовольно.

— Ты мне кажешься каким-то подавленным, — сказал он. — Ничего, это у тебя пройдет. И вообще, готовься в дорогу, мой мальчик!

Это меня удивило:

— Ты уверен, Герц?

— Ну, не вполне… В нашем деле всегда есть риск. У тебя появляется отличный шанс, мой мальчик, в этом полете мы долго скучали…

Что верно, то верно. Непонятный красный шар, вокруг которого мы сейчас кружили, был единственным достойным объектом за все время нашей экспедиции.

— Ты думаешь нас подстерегают неожиданности? — спросил я.

— И еще какие! — ответил Герц с удовлетворением. — Не считаешь же ты, что его создали просто так, без всякой цели?

Экран снова погас. Но точно в пять тридцать мы с Герцем, вдоволь наговорившись, вошли в большой зал. Все места, кроме наших, были заняты. Пер сидел на своем обычном месте, молчаливый и задумчивый, и сосредоточенно разглядывал свои руки. Седина шла ему. Она в последнее время вроде бы стала модной, особенно в колониях на Марсе, но я не думал, что он следит за модой. Просто он так привык.

— Ну что ж, начнем, — произнес он наконец. — Второй раз все данные были переданы анализатору. И он дал категорическое заключение — это искусственное небесное тело. По всей вероятности, речь идет о чем-то вроде ориентира, маяка или опознавательного знака. Не исключено, что это база снабжения не известной нам цивилизации. Или у артефакта какое-то другое предназначение, о котором мы даже не подозреваем. Ясно одно: нахождение здесь этого небесного тела имеет некий смысл. Наш долг постичь этот смысл, разгадать его тайну. Вы сами понимаете, как это важно. Впервые за время наших путешествий в космосе мы вступаем в контакт с цивилизацией, в техническом отношении более высокой, чем земная. Потому что, согласитесь, ничего подобного нам не построить и спустя тысячелетие. И если кто-то скажет, что все это сделано только для того, чтобы поразить нас, он ошибется.

Командир на секунду замолчал и машинально потянулся рукой к карману. Я знал, что он хотел достать сигареты, но, разумеется, удержался. Он курил, лишь оставаясь один, и притом в часы, отведенные для сна. Насколько мне помнится, сигареты якобы помогали мыслительному процессу, хотя это, по-моему, глупость. Их отвратительный дым вряд ли мог сравниться с нашими стимуляторами. Герц утверждал, что командир сам выращивал табак на своей даче в Кордильерах. И хотя Герц был психологом, ему не приходило в голову, что это странное занятие командира можно назвать пороком. Для него Пер был совершенством.

— Есть у кого-нибудь вопросы? — неожиданно спросил командир.

Зал молчал. И только Пер собрался продолжить, как Гавон произнес:

— Могут ли быть на луне живые существа? — спросил он.

— Анализатор не исключает такой возможности, — ответил Пер, — и в этом вся сложность нашего положения. Если они существуют, то, наверное, укрылись под видимой поверхностью луны. Но почему? В последние дни я ощущаю в вас какую-то скрытую тревогу. Герц называет это чувством опасности, которое порождается неизвестностью. Анализатор не испытывает никаких чувств, но и он предупреждает о возможной опасности. Представьте себе, что искусственная луна — гигантская мина, которая приходит в действие при определенных контактах. Правда, мы послали туда четыре зонда. И хотя им не удалось взять образцов грунта, никаких отрицательных результатов мы не получили… И все же на основании наших попыток нельзя сделать окончательного вывода. Именно поэтому я и собрал вас. Если мы примем решение послать на луну разведывательную шлюпку, то путем тайного голосования, как того требует наш устав. Если против будет больше восьми голосов, мы не станем рисковать и по возвращении на Землю обратимся за решением к Большому совету. Если хотите знать мое мнение, то я не верю в реальную опасность. Но все же советую, не забудьте о нем и голосуйте в соответствии со своим внутренним убеждением. Даю вам полчаса на размышление, после чего мы снова соберемся здесь.

В зале началось легкое движение, все молча направились к выходам. Остались только мы с Герцем и командир.

— А вы? — он вопросительно посмотрел на нас.

— Я давно все обдумал, Пер! — ответил Герц.

— Каков, по-твоему, будет результат голосования?

Я заметил в его голосе едва уловимое любопытство. Прежде никогда такого не случалось.

— Пять голосов против, Пер, — уверенно ответил Герц.

— Правда? — Он слегка улыбнулся. — Хорошо, не будем спрашивать, кто именно.

— Вы и без того знаете, Пер.

— Интересно, а я, по-твоему, буду за или против? — спросил я шутливо.

— Час назад я думал, что ты станешь шестым.

— И потому поговорил со мной?

— Может быть! — Герц ухмыльнулся, как мальчишка. Мне сделалось не по себе.

— Признаюсь, этот объект не представляет для меня интереса, — ответил я. — Это не мое дело.

— А я думаю наоборот, — сказал командир. — И потому именно ты возглавишь высадку на луну.

Герц угадал — всего пятью голосами «против» было принято решение послать на луну небольшую четырехместную шлюпку. Приказ о моем назначении руководителем стал маленькой сенсацией, поскольку все, и я в том числе, считали, что исследования будут носить преимущественно технический характер. И действительно, два других члена экипажа были инженеры Лусин и Лоу, высококлассные специалисты по космическим проблемам. Пилотом был Гавон, лучший из пилотов в экипаже «Сириуса». В этой крепкой опытной команде я был «самым слабым звеном». Да и вообще, я никогда никем не руководил.

Шлюпка взлетела ровно в двенадцать. Через четыре часа мы оказались вблизи луны — в нескольких километрах над ее яркой ровной поверхностью. Задача была простая — следовать на небольшой высоте, облететь ее несколько раз, выбрать подходящую местность, сесть и взять образцы грунта. Мы увидели лишь бесконечную красную пустыню. Пересекли ее сначала по экватору. Летели на самой маленькой скорости, не сводя глаз с экрана. Телескопическое устройство позволяло нам разглядеть даже сравнительно небольшие предметы и сфокусироваться на них при необходимости, однако пока мы ничего не обнаружили. Наконец после целого часа молчания Гавон произнес:

— Я словно вижу сон. Невероятно, но ни одной неровности, ни одного обломка метеорита… Похоже, этот проклятый шар старательно подмели, чтобы подразнить нас…

Я не ответил. Почему-то в этот момент меня стало немного подташнивать.

— Держу пари, что это не построено! — пробормотал Лусин. — А будто отлито в огромной форме…

— У меня такое чувство, что если мы ступим на эту поверхность, то утонем, как в воде, — заговорил Лоу.

— Не сон, а просто кошмар! — простонал Гавон.

Пер, наверное, внушил бы им спокойствие двумя словами. Но эти слова не приходили мне в голову. Выполняя инструкцию, мы еще раз облетели шар по экватору, хотя это казалось абсолютно бессмысленным.

— Курс на северный полюс! — приказал наконец я. — Высота и скорость те же.

Гавон должен был повторить приказ, но не сделал этого, только молча сменил курс. Изображение на экране оставалось все таким же, будто мы не двигались, а застыли на месте. Мы уже ничего не ждали, просто летели, словно выполняя неприятную обязанность.

— Через две минуты мы на полюсе! — наконец сказал Гавон. — Если хотите, спущусь еще ниже.

— Нет необходимости, — сказал я. — Выполняй приказ.

— Слушаюсь, командир, — с иронией ответил Гавон.

Никогда я не видел его таким нервным, таким беспокойным, и странно, что Герц этого не заметил. Уж если Гавон не смог сохранить самоббладание, что говорить о других. Я рассеянно взглянул на часы над головой Гавона, потом снова перевел взгляд на экран.

— Полюс, — сказал Гавон.

И в это самое мгновение на экране промелькнула белая звезда. Я замер от удивления.

— Что это было? — воскликнул я.

Но все видели не больше моего. В тесном помещении шлюпки наступило оживление, люди радостно переглянулись.

— Вернуться? — спросил Гавон.

Я задумался лишь на секунду.

— Вернись и сядь в непосредственной близости от объекта! — приказал я.

Гавон описал элегантный круг и снова направил шлюпку к полюсу. Тормозные дюзы работали отлично, шлюпка медленно снижала скорость. Вскоре Лусин снова отыскал то, что мелькнуло на экране, и умело задержал его в фокусе. Предмет был виден пока не очень отчетливо, однако через несколько минут мы уже смогли его довольно хорошо разглядеть. Я представил себе озадаченные лица экипажа «Сириуса», которые видели то же, что и мы. Я с трудом верил своим глазам. На самой вершине полюса стояло что-то вроде пьедестала розового цвета, метров десять высотой, в виде усеченной пирамиды. Пирамиду венчала белая звезда или что-то в этом роде — она и мелькнула на экране. Как мы ни старались удержать ее в фокусе, не могли получить четкого изображения. Но наконец нам это удалось…

— Командир на связи! — взволнованно произнес Лусин.

Через секунду мы услышали голос — как мне показалось, веселый и возбужденный.

— Славин, я вам искренне завидую! До сих пор ни одному космическому путешественнику не удавалось увидеть то, на что смотрите вы.

— Не слишком ли вы торопитесь, Пер?

— Нисколько, глаза у меня хорошие, — продолжал командир все так же весело. — И не беспокойтесь, опасности нет. Ясно, что это построено для того, чтобы вы это увидели.

— Вы хотите сказать, что нас ждали, Пер?

— Похоже на то…

Изображение исчезло с экрана, поскольку при посадке возникали помехи. Гавон посадил шлюпку так мягко и осторожно, что мы даже не заметили, когда она коснулась поверхности. По инструкции первым должен был выйти Лоу. У инженера была прекрасная атлетическая фигура, удобный скафандр не стеснял его движений, сидел на нем, как обычный костюм. Мы выдвинули трап, и Лоу ловко сошел по нему. Осторожно потоптавшись на красном грунте, он поднял ко мне озадаченное лицо.

— Похоже на прорезиненное покрытие! — сказал он. — Как на беговой дорожке…

Потом повернулся к пирамиде и изумленно воскликнул:

— Боже мой, да это человек! — И застыл на месте.

Вторым спустился я. У меня просто перехватило дух, когда я взглянул на пирамиду, Я ждал чего угодно, только не этого. Передо мной действительно был человек, вернее, статуя, изображавшая человека, сидящего на каменном троне. Он был одет в старинную тунику, его сильное мужественное лицо было обращено куда-то поверх наших голов, в бесконечность. Я прекрасно знал, что это за статуя, и именно поэтому не мог поверить своим глазам.

Остальные тоже вышли из шлюпки. К пирамиде вели ступени, которые соответствовали человеческому шагу. Лусин долго всматривался в розовый материал, из которого она была построена.

— Не нужно никаких образцов! — сказал он тихо. — Это мрамор. Строители называют его итальянским мрамором, хотя в Италии его давно не осталось.

Мы медленно поднимались на вершину пирамиды, не сводя глаз с белой статуи, сиявшей на фоне черного неба. Ее величие все больше покоряло нас, она словно росла на наших глазах, потрясая своей мощью. Наконец мы приблизились к ней и остановились.

— И все-таки это человек! — снова заговорил Лоу. — Хотя сейчас мужчины не отпускают такой бороды…

Лоу даже не подозревал, до какой степени он раздражает меня.

— Больше того, Лоу! — сказал я сдержанно. — Это не просто человек, это Моисей.

— Какой Моисей? — удивился Лоу.

— Неужели это имя тебе ничего не говорит? — спросил я.

— Абсолютно ничего! — обиженно ответил Лоу.

Чего еще можно было ждать от такого узкого специалиста, как Лоу, но и другие тоже не знали.

— Если быть совсем точным, это копия статуи Моисея, созданная Микеланджело в XVI веке… Или и кто такой Микеланджело вы тоже не знаете?

Знал один Гавон.

— Эта статуя, — продолжал я, — таинственным образом исчезла в начале XXI века из Рима. Остались только репродукции. И надо сказать, что, если судить по ним, эта копия совершенно точно передает оригинал. А если учесть, что сделана она из итальянского мрамора…

Гавон посмотрел на меня безумным взглядом.

— Да ты соображаешь, что говоришь? — нервно закричал он. — Кто мог доставить сюда статую Моисея? Это абсурд!

— Но почему, дорогой Гавон?

— Да что они, кретины? — рассердился вдруг Гавон. — Известно же, что в этот квадрат галактики не долетал еще ни один космический корабль… Мы первые люди, которые добрались сюда, неужели ты не понимаешь?

— Прекрасно понимаю, — сказал я. — Но факт остается фактом: это статуя Моисея.

— Чепуха, — зло сказал Гавон. — Ко всему прочему ты хочешь свести меня с ума…

— Слушайте меня все! — раздался в моем шлеме голос командира.

— Теоретически совсем не исключено, что сюда прилетали люди, хотя и из более поздней эпохи. Ты слышишь меня, Гавон?

— Да, Пер…

— Они могут вылететь с Земли и на тысячу лет позднее нас, — продолжал командир. — И если они движутся в обычных временно-пространственных измерениях, то прибудут сюда раньше нас. Из любого века они могут предпринять комбинированное передвижение, пройдя часть пути субпространственно, как и мы. Не очень сложные вычисления показывают, что они могли бы прилететь сюда и одновременно с «Сириусом».

— Это абсурд, — сказал Гавон мрачно.

— Но почему, Гавон?

— Потому, Пер, что это опровергает классическую теорию о причинно-следственных связях. Представьте себе, что в анналах космических исследований записаны точные даты вылета и возвращения «Сириуса». А по-вашему выходит, что они могли бы задним числом изменить этот факт.