И тут мы услышали голос. Я вздрогнула и затаила дыхание.
— Чеснок! — звал кто-то. — Слышь, Чеснок? Куда полез, офонарел, что ли?
— Здесь они, больше им деться некуда.
— Ага… рванули за соседний дом и поминай как звали. Слышь, Чеснок…
— Да заткнись ты…
— Тут недели не хватит… Посидим в машине, покараулим. Куда им деться?
— Ты заткнешься?
— Черт с тобой, я дальше не пойду! Ищи, следопыт.
Говорили, казалось, совсем рядом. Я прижалась спиной к кирпичной кладке, стиснула руки, с ужасом понимая, что сейчас закричу, просто потому, что очень боюсь. Я слабо всхлипнула. Алексей нашел мою руку, сжал ее и прошептал:
— Не бойся.
Он вплотную придвинулся и обнял меня, а я обхватила его руками за шею, вздохнула, собравшись то ли реветь, то ли смеяться, а он прижимал меня к себе все крепче, все настойчивее, и я тянулась ему навстречу. Мне честно казалось, что это отстраха, и в голове блуждали всякие глупые мысли про двоих на пустынной земле и прочая чушь в таком же духе, но руки его вдруг стали другими, и не защиты теперь я ждала от них. Я чувствовала его губы сначала на шее, потом на лице и наконец на губах, и мне хотелось смеяться, потому что страх исчез и было наплевать на тех, за стеной.
Не могу сказать, как долго нас искали. Выла милицейская сирена: как видно, кому-то из жильцов стрельба все же помешала спать, и он сигнализировал куда следует. Неожиданно и совершенно отчетливо донеслись два выстрела.
— Опять стреляют, — усмехнулась я. Алексей что-то невнятно пробормотал, а может, и вовсе меня не слышал. А я засмеялась: мне нравился этот подвал, кромешная тьма и даже стрельба за окном.
— Надо как-то выбираться, — сказал он и добавил весело:
— Хоть и не хочется.
Я глупо хихикнула в ответ и принялась шарить руками по земле.
— Ты чего? — спросил Алексей.
— Одежду ищу.
Он присел рядом с намерением мне помочь, несколько раз наши руки соприкасались, от чего во мне разливалось приятное тепло.
— Вот черт, ничего не видно, — вздохнул он обреченно. — Каких деталей недостает?
— Основных, — ответила я.
— Платье имеется, остальное — мелочи.
— Некоторым легко говорить, — проворчала я, хоть и была с ним согласна.
— За руку держись и вперед, — сказал он.
Тут вновь вернулся страх: на какое-то мгновение показалось, что нам никогда не выбраться из каменного мешка. Но Алексей ориентировался здесь каким-то непо стижимым образом, и через несколько минут мы оказались возле того самого окна, через которое сюда попали.
Прислушались: тишина как на кладбище. Где-то бесконечно далеко просигналила машина. Алексей выставил решетку, прислонил ее к стене и, используя вместо ступеньки, выбрался из подвала. Я испуганно замерла. Через минуту, показавшуюся мне вечностью, я опять увидела его. Он протянул мне руки и извлек меня из подвала.
Мы торопливо юркнули в кусты — предосторожность, как оказалось, совершенно излишняя, никто нас не поджидал. Небо серело, а нам надо было срочно покидать город. Вид мы имели по меньшей мере странный, в особенности я.
— Через овраг выйдем на объездную, тут недалеко, — сказал Алексей.
Я только улыбнулась, ибо в настоящий момент была готова следовать за ним на край света. Но одно дело босиком спасаться от бандитов, и совсем другое — домой добираться. Путь был неблизкий, я начала прихрамывать.
— А где туфли? — опомнился Алексей.
— Возле машины остались, сгорели, наверное.
— А чего молчишь, идти же больно?
— Ничего не больно.
— Как же, плетешься еле-еле и выпендриваешься.
— Это не я плетусь, это ты несешься как угорелый.
— Садись, повезу, — сказал он с усмешкой и присел.
— Нет! — запротестовала я. — Высоты боюсь, и вообще я тяжелая.
— Как же, боишься ты высоты, а кто с крыши сиганул?
— Ты меня за руку держал.
— Так опять подержу. Садись.
Я засмеялась и устроилась у него на плечах. Он легко поднялся и зашагал, печатая шаг.
— Тяжелая ты моя, килограмм-то в тебе сколько?
— Пятьдесят.
— Ясно. Бараний вес.
К даче мы подходили, когда солнце уже поднялось над горизонтом. К некоторому моему удивлению, Алексей дышал ровно и шагал в прежнем темпе. Я же дремала, бес сильно свесив голову, время от времени вздрагивая и тараща глаза. У калитки он поставил меня на землю, я сразу же привалилась спиной к забору, ожидая, когда он проделает свои обычные фокусы. После того как взорвалась наша многострадальная «восьмерка», они уже не казались мне такими глупыми.
— Порядок, — сказал он, и мы вошли.
Алексей ринулся к холодильнику, а я в душ. Включила горячую воду и стояла, чувствуя, как ко мне потихоньку возвращаются основные рефлексы. Дверь открылась, и появился Алексей. Одежды на нем был минимум, точнее одно полотенце на плече.
— Привет, — усмехнулся он. — Предупреждаю сразу, будешь гнать, не уйду.
— Вот еще, — фыркнула я. — С какой стати мне тебя гнать? Да я рада до смерти.
Сутки мы провели в постели, что было не самым умным, но, безусловно, самым приятным делом. Гонимый приступами голода, Алексей иногда исчезал в кухне, при носил поесть и злобно ворчал, что замуж меня никто не возьмет, ибо решиться на такое дело может только псих или самоубийца, желающий умереть голодной смертью.
Я в очередной раз открыла глаза и по привычке взглянула на часы.
Было утро, солнце светило ярко, но вставать я не торопилась. Алексея рядом не было, зато я его слышала: он гремел чем-то в кухне и топал как слон. Я немного посмотрела в потолок, потом по очереди во все углы комнаты и задумалась: то, что произошло между нами, невероятно осложняло и без того нелегкую жизнь. Алексей вдруг перестал быть разменной монетой в пред стоящей игре, однако доверять ему я по-прежнему не могла. Эти сутки могут значить для него очень много, а могут и вовсе ничего не значить. Тем хуже для меня.
Я загрустила и прошлепала в ванную, а потом в кухню. Высунув язык от усердия, Алексей занимался любимым делом: готовился себя кормить.
— Откуда такое богатство? — удивилась я.
— Заботу проявляю о пище телесной. В магазин смотался, пока ты спала. Заодно машину пригнал. Без машины много не набегаешь.
— Это точно, — согласилась я, садясь за стол.
Завтракали мы почти в молчании. Алексей смотрел сквозь меня и хмурился, а я опечалилась: не таким мне представлялось это утро. Конечно, очень быстро я начала злиться. Забавно, являясь ненавистником всяких слов, я сейчас больше всего на свете хотела, чтобы он сказал что-то совсем глупое, банальное, избитое, но чтобы сказал. А он явно не собирался. Что ж, пере бьемся. Не помню, чтобы хоть раз в моей жизни что-то происходило так, как мне хотелось, и ничего, до сих пор жива. Пока.
— Что это рожица у тебя такая грустная? — спросил Алексей.
— Думаю. Удрать бы нам куда подальше.
— Удерем, — кивнул он. Я пожала плечами.
Потом мы пили чай и говорили о наших делах. Я высказала мысль, что они у нас табак, Алексей же считал, что не так уж и плохи. После недавних событий в это как-то не верилось. Я понемногу успокоилась, и мозги мои начали работать в нужном направлении. Первое, что следовало сделать — на несколько часов избавиться от Алексея. Он сам помог мне, заявив, что ему надо съездить в город, повидать крестного и провести очередную разведку. На мой взгляд, разведывать было совершенно нечего, это я и заявила. Алексей вновь не согласился, подумал и добавил, что в скором времени нам следует посетить кирпичный завод. Эта идея мне особенно не понравилась, но до поры до времени я поостереглась возражать. Через полчаса Алек сей уехал, строго-настрого запретив мне покидать дачу. Не успел он скрыться за углом, как я нарушила запрет.
На одной из многочисленных неприметных улиц нашего города, в обычной пятиэтажке имелось нечто, за что многие люди не пожалели бы больших денег. Родную милицию это тоже бы заинтересовало, но у родной милиции денег не водится, и она отпадала сразу.
Я вошла в однокомнатную «хрущевку», открыв дверь своим ключом — он висел на общей связке и ничем не выделялся. Проверила квартиру на всякий случай, хотя знали о ней только четверо, троих из них уже нет. Квартиру несколько лет назад купил Гера. Наверное, уже тогда мысль о досье озарила его гениальную голову. Если Гера брался за работу, то непременно доводил ее до блеска. День за днем он по крупицам собирал информацию, иногда на первый взгляд совершенно несущественную. Трудолюбие, помноженное на упорство, позволило ему стать обладателем огромного досье на весьма примечательных в нашем городе людей. Правда, от пули оно его не спасло. Я взяла с телевизора пульт дистанционного управления и направила на стену рядом с дверью. Часть стены бесшумно отодвинулась, открыв узкий проход. Первоначально это был встроенный шкаф, в просторечии именуемый «темнушкой». Гера расширил ее как раз настолько, чтобы там мог уместиться компьютерный стол. Я включила свет, вошла и дверь за собой задвинула. Геры уже не было в живых, но инструкции я соблюдала свято. Села в кресло и подклю чила компьютер.
Прежде всего меня интересовал «крестный». Я надеялась, что вычислить его будет нетрудно, и не ошиблась. Филинов Николай Савельевич, он же Филин, он же Коля Мокрый, он же Савельич и попросту Дед. Начал свою карьеру с восемнадцати лет с участия в ограблении инкассатора. Послужной список впечатлял. Я считывала текст с монитора, и во мне крепла уверенность, что он — именно тот, кто мне нужен.
Алексеев в окружении Савельича было четверо, но только один из них два года назад угодил в тюрьму: Шатов Алексей Николаевич. О нем в досье было всего несколько строк и много вопросительных знаков, в том числе и против имени. Светило ему никак не меньше восьми лет, потом часть обвинений сняли, он получил четыре, а вышел через два. Не иначе как за отличное поведение. Я крутилась в кресле, пытаясь понять, почему адвокаты бились насмерть из-за в общем-то pядового бандита. Не прост, ох, не прост был Алексей, и это мне не понравилось.
Решив, что сейчас мне не разгадать всю загадку, я вновь обратилась к досье. О Сером, который в миру именовался Серовым Сергеем Андреевичем, Гера знал предостаточно. Если верить всему, что на него имелось, Серый был довольно забавным малым.
Досье Эдички я знала наизусть и все-таки набрала код, может быть, для того, чтобы освежить свою ненависть. Я считывала данные, а думала о Гере. Когда — то мы потешались над его страстью к научной орга низации труда. Гера, Гера, что бы я делала без тебя сейчас? Решив узнать, что есть на Ступу (двигало мною скорее любопытство), я головой покачала, удивляясь Гери-ной дотошности: рядом с его именем стояло имя Алексея, они росли в одном дворе, учились в одном классе, вместе занимались в спортшколе.
— Молодец, Гера, — сказала я, точно он мог меня услышать.
Я еще посидела, закинув руки за голову и размышляя. Не то чтобы прикидывая свои шансы — об этом я вообще не думала."Действовать, а не рассуждать", — много раз повторял Олег. А там посмотрим.
Я взглянула на часы: следовало поторопиться. Если Алексей уже вернулся, придется врать, что опять на дереве сидела. Глупо, конечно, но объяснять свое отсутствие иначе — затруднительно.
Объяснять ничего не пришлось: Алексея в доме не было. Поначалу, это меня обрадовало, но через полчаса я стала поглядывать на часы, а потом и вовсе занервни чала. Когда он наконец появился, я до того извелась, что накинулась на него, точно жена на загулявшего мужа:
— Ты чего так долго? — Он усмехнулся и прошел в ванную, крикнув из-за двери:
— Только не говори, что жрать нечего.
Я собрала на стол, очень гордая тем, что обед приготовила. С моей точки зрения, благодарность я заслужила, но Алексей молча взял ложку и принялся уписывать борщ, не видя повода сказать человеку спасибо. Следовало признать, мы воспитывались в разных условиях и понимали друг друга так же хорошо, как кошка с собакой.
— Вкусно? — сурово спросила я.
— Не очень. Не злись, но готовить ты не умеешь.
— Вообще-то я старалась.
— Да понял я, понял. Утешайся тем, что у тебя есть другие достоинства. А борщ варить я тебя научу, когда все кончится.
— Я вообще-то быстро все схватываю, — кивнула я и повторила свой вопрос:
— Ты почему так долго?
Он почесал за ухом, посмотрел куда-то мимо меня, вздохнул, но все-таки ответил:
— Я вернулся, понимаешь?
— Да, — все-таки не очень понимая, сказала я. — Я рада и очень благодарна тебе. Алексей поморщился.
— Да не сюда вернулся, а вообще. У меня есть обязательства.
Я моргнула, поерзала, нахмурилась и спросила:
— Перед кем?
— Поставь-ка чайник, — тяжело вздохнул он.
Я поставила чайник, но ясности это не внесло никакой.
— Алеша…
— Что?
— Какие обязательства? Перед кем? Перед крестным?
— И перед ним тоже…
— Да ты с ума сошел! — ахнула я. — Они тебя в тюрьму упекли…
— Серый…
— Одна компания…. Ты что, не отдохнул за два года там? Опять за старое?
Он грохнул кулаком по столу, да так, что я подпрыгнула и зажмурилась.
— Не лезь в мои дела! Все?
— Извини, — сказала я голосом Красной Шапочки, встретившей Серого волка. Волк был злым, а Шапочка милой и доброй девочкой… Я стала разливать чай. Чай ник в моих руках заметно дрожал, а я старательно отводила взгляд в сторону.
— Сядь, — сказал Алексей через минуту. — Посмотри на меня и послушай. Твоя история — полное дерьмо. Чтобы вытащить тебя из этого дерьма, я должен играть по правилам. И волки стаей бегают, когда выжить хотят, а в стае свои законы.
— Я поняла, — торопливо заверила умненькая Красная Шапочка. — А теперь меня, пожалуйста, послушай. Когда все кончится, я имею в виду, когда ты меня из дерьма вытащишь, можешь сразу и навеки забыть и про своего крестного, и про прочую публику. Никакой уголовщины. Мы вообще уезжаем отсюда и живем, как нормальные люди. Ходим на работу, ждем зарплаты, прикидываем, что купить в первую очередь.
Он хохотнул и опять за ухом почесал, а я разозлилась:
— Знаю, о чем ты подумал. Я просто высказала свою точку зрения, а там как знаешь..
— Ладно, не заводись, — кивнул он. — Уж больно далеко загадываешь.
Я тоже кивнула, соглашаясь, хотя отлично знала: времени осталось всего ничего.
Потом мне сделалось стыдно, что я так нахально набиваюсь в жены, а еще горько. Приходилось признать два неприятных, но очевидных факта: Алексей по всем статьям не годился мне в спутники жизни, а я отчаянно хотела, чтобы мы жили долго и счастливо и умерли в один день.
— Я не хотел тебя обидеть, — заявил он, понаблюдав за мной.
— Конечно. Это меня иногда заносит. Не обращай внимания. Бегай в стае и постарайся вытащить меня из дерьма.
— А чего ты злишься? — усмехнулся Алексей.
— Злюсь я потому, что я дура и, несмотря на возраст, хочу выйти замуж за любимого человека.
— За меня, что ли? — развеселился он.
— До такой степени я еще не спятила, так что успокойся: на твою свободу никто не посягает.
Надо же, как он меня разозлил! А я-то всегда считала, что не опущусь до глупой бабьей сентиментальности. Переоценила ты себя, Красная Шапочка, а волчку и горя мало: сидит, ухмыляется. Неужели я в него влюбилась? Ничего, влюбилась, разлюби — лась, переживем. Не о том сейчас думать надо.
Я решительно поднялась и стала мыть посуду. Алексей курил и вроде бы в окно смотрел, но на меня косился. И хмурился. Ссориться с ним не следовало, и я спросила, желая сменить тему:
— Где ты научился готовить? Он пожал плечами.
— Нигде. Дома. Мать всегда на работе, а я мальчик не хилый рос, вот и приспособился.
— Мать давно умерла?
— Давно.
— Надо полагать, она была единственной женщиной, заслуживающей уважения? — не удержалась я.
— Точно. Мать была очень гордой и не была шлюхой.
— Здорово, — порадовалась я. — Еще она воспитала прекрасного сына. Жаль, что я не обладаю ни одним из ее замечательных качеств. — Я взяла тарелку и запустила ее в стенку. Тарелка разбилась, а Лешка при свистнул.
— И что? — поинтересовался ехидно.
— Ничего.
— Тогда брось еще тарелку. Лучше сразу две. Что у тебя мозгов маловато — это я сразу заметил, но то, что ты просто дура, — для меня все-таки новость. Чайник бросай аккуратней, не ровен час, ошпаришься.
Чайник я поставила на плиту и ушла в комнату, которую именовала своей. Меня слегка трясло от желания раз и навсегда поставить его на место. Если он думает, что может обращаться со мной как с какой-нибудь своей шлюхой, то глубоко заблуждается.
На самом деле вина его была в другом: я по уши влюбилась, а он был поумнее и влюбляться не спешил. Сознавать это было мучительно. Некстати взыгравшая гордость толкнула меня на глупейшую демонстрацию: я собрала вещи, упаковала их в сумку и вышла на веранду. Алексей ухмыльнулся — теперь физиономия его выглядела откровенно подлой.
— Далеко собралась? — поинтересовался.
— Не твое дело.
— А можно узнать, почему?
— Затрудняюсь ответить. Может, ты чего-то не сказал, а может, сказал лишнее.
— Ясно. Катись. Я тебя недооценил: ты не просто дура, ты дура редкостная.
— Спасибо. И за помощь тоже.
— Рад был помочь, — хмыкнул он.
Я подумала, что бы еще сказать, выходило — нечего. Следовало убираться отсюда — сколько можно стоять в кухне с сумкой в руках, переминаясь с ноги на ногу. Я повернулась и пошла из дома. Когда по ступенькам спускалась, уже поняла: зря, догонять, звать и уговаривать он не станет. А без него мне не справиться. Я оглянулась: Алексей вышел на веранду, наблюдал за моим исходом и ухмылялся. Я открыла калитку, сделала шаг и опять оглянулась — веранду он покинул и теперь в кухне насвистывал мотивчик. Сволочь уголовная, в сердцах подумала я весьма своеобразно о любимом человеке. Моему женскому самолюбию был нанесен сокрушительный удар. Плевать мне на женское самолюбие. Я хочу вернуть свою прежнюю жизнь. И в гробу я видала этого придурка с перебитым носом. Но пока, ничего не поделаешь, он мне нужен.