Я аккуратно закрыла калитку и вернулась в дом. Бросила на пол сумку и сказала:
— Извини, пожалуйста, помоги мне.
— Какая тебя муха укусила? — помолчав, спросил он. Я села на стул и стала рассматривать линолеум под ногами.
— Сама не знаю, — сказала, вздохнув. — Злюсь. Я люблю тебя. А все совсем не так, как мне бы хотелось. Не обращай внимания, ладно?
— Ладно, — кивнул он.
Ну вот, еще один удар по моему самолюбию… Если так пойдет дальше, что от него вообще останется?
— Нам надо съездить на кирпичный завод, — через минуту сказал Алексей.
— Прямо сейчас?
— А чего тянуть?
Охрана отсутствовала. На воротах красовался здоровенный замок, а калитку рядом запереть никто не потрудился. Мы вошли на территорию — ни души. Кирпичный завод походил на декорацию фантастического фильма: земля после катастрофы. Я поежилась: большие пространства всегда вызывают во мне тревогу. И нахмурилась: с моей точки зрения, делать здесь нам было нечего.
Дверь оказалась заперта, жалюзи на окнах опущены. Мы подошли к гаражу: ворота закрыты, машин нет. На складе картина примерно та же. Взгромоздившись на пле чи Алексея, я заглянула в окошко над воротами — контейнеры исчезли. Алексей огляделся и сказал хмуро:
— Да-а-а.
— Я тебе говорила, ничего стоящего мы здесь не увидим.
— Интересно, куда все пропали?
— Ты меня спрашиваешь? Откуда ж мне знать. Я вот с тобой, а остальные…
— Не тарахти. Давай к офису вернемся.
Мы вернулись. Алексей обошел здание, потом замер у дверей и уставился на ворота.
— Где его машина обычно стояла?
— Кого?
— Студента.
— Вот здесь, — ткнула я пальцем. Алексей прошел к воротам и теперь оттуда на офис пялился.
— Охранники где, у ворот или в будке?
— Откуда я знаю? — разозлилась я. — В будке, кажется…
Он подошел к будке.
— Машину отсюда не увидишь, — сообщил недовольно. — И дверь тоже. Чтобы заметить, закрыта она или нет, надо отойти к забору.
— Ну и что?
— Ничего. Можно сесть в машину и даже дверь офиса не закрывать, а охранник заметит это, только когда обход начнет. Ночью прожектор горит?
— Наверное.
— Вращается?
— Что?
— Крутится прожектор?
— Чего ты пристал? Откуда я знаю? Чего мы вообще здесь делаем?
— Осматриваемся. — Он полез на крышу, раздражая меня излишней любознательностью, потом спустился, отряхнул руки и заявил:
— Прожектор освещает двор перед офисом, с той стороны обыкновенный фонарь. Смотаться отсюда, чтоб охрана не усекла, проще простого.
— Все это здорово, только я не понимаю, какая нам от этого польза?
— Где твоя подруга оставила машину, когда та сломалась?
— По-моему, вон там, — я показала.
— Еще лучше, от ворот ее не увидишь. Скорее всего на ней он и смылся.
— Кто?
— Олег.
— Хоть убей, не понимаю, зачем ему было смываться.
— Надо полагать, Эдичке надоело делиться. Та же мудрая мысль созрела в голове Олега. Вот и стали ребятки дурить друг друга. Олег исчез, напустив тумана, а вместе с ним исчезла наркота.
— Не могу поверить, что он просто бросил нас…
— Ага, он же человек порядочный и ничем таким…
— Ладно, не добивай, — разозлилась я.
— Что-то на днях затевается, не зря Эдичка зашевелился. И Олег объявился. Исчезнувшая партия должна быть приличной. А с ней в никуда не побежишь.
— Я уже ни в чем не уверена…
— Давай-ка пройдемся по территории, вдруг меня осенит.
Против «пройтись» я не возражала. Мы заглянули сначала в первый цех, потом во второй и в третий. Я быстро огляделась. Толстый слой пыли на цементном полу позволял надеяться, что все здесь в порядке, случайных и неслучайных гостей не было. Мне бы очень хотелось убедиться в этом, но при Алексее нечего было и думать затевать проверку.
Завершив обход, мы направились к воротам. Но просто так уйти я все-таки не могла.
— Я в туалет хочу, — сообщила я.
— Валяй, жду в машине.
Он пошел к стоянке, а я помчалась ко второму цеху, успела открыть железную дверь и тут услышала выстрел.
— Господи, какая же я дура!
Я проскользнула в цех, захлопнула дверь и бросилась бежать вдоль стены, высматривая щиток. Он был на месте. Я нажала красную кнопку, и в пяти метрах от моих ног открылся люк. Спустившись на глубину полутора метров, я заблокировала вход и включила свет. Здесь я в полной безопасности, а Алексей…
Преодолев двенадцатиметровую дистанцию по щиколотку в воде, я оказалась в комнате, которую Гера торжественно именовал «бункером». Если особенно не при дираться, то похоже. Села в кресло перед монитором. Приводить систему в действие раньше времени было неразумно и даже опасно. Но это как раз тот случай, когда рискнуть придется.
Я включила третью камеру. На экране появилась часть площадки за воротами, где мы бросили «Ниву». Теперь там стояли еще две машины и четверо бравых ребят. Остальные бравые ребята, надо полагать, мечутся по территории, разыскивая меня. Алексей был жив и, судя по перекошенной физиономии, в сознании и памяти. Я вздохнула с облегчением, взяла телефон, не в состоянии придумать ничего более умного, набрала 09.
— Могу я получить номер телефона по фамилии и адресу?
Телефон крестного был зарегистрирован по всем правилам и в списках значился. Если хозяина нет на месте, кто-то должен дежурить на крайний случай, хотя, возможно, он предпочитает автоответчик. Набирая номер, я некстати вспомнила, что пьяница Верка — бывшая жена Савельича. Представить ее в царских хоромах было затруднительно — вот уж где тараканам раздолье.
— Что надо? — сурово вопросил мужской голос.
— Мне необходимо поговорить с Николаем Савельичем, — ответила я.
— Назовите ваше имя, я узнаю.
— Слушайте. У меня нет времени. Пять минут назад ребята Эдички схватили Шатова, думаю, они его убьют. Вам это интересно?
— Подождите секунду, — нервно сказал парень, и я тут же услышала другой голос, странно не вязавшийся с образом пенсионера на отдыхе.
— Что с Алексеем? — Голос вопрошал властно, с характерной интонацией — так и хотелось встать навытяжку.
— Несколько минут назад он был в «семерке» вишневого цвета, — я продиктовала номер. — Эдичкины ребята сцапали его возле старого кирпичного завода. Думаю, он все еще там.
После небольшой паузы крестный задал вопрос:
— Что он делал возле этого завода и при чем здесь Эдичка?
— Это вы у него спросите.
— А вы кто?
— Наверное, боевая подруга. А может, это как-то по — другому называется, — засомневалась я и повесила трубку. На душе стало спокойнее: если Лешку не пристрелили сразу, есть надежда, что с ним сперва побеседуют. Это потребует времени, и если я рассуждаю правильно, крестный должен успеть. Разве что немного бока намнут, ничего страшного. Такому здоровяку и вредине даже на пользу. За себя я не беспокоилась: понять, что из себя в действительности представляет старый кирпичный завод, брошенный за ненадобностью много лет назад и взятый в аренду никому не ведомой фирмой, мог только специалист, да и то после тщательного осмотра. А хлопотливые ребята с «семерки» специалистами точно не являлись. Если же они вдруг случайно наткнутся на любопытные вещи, то мигом лишатся шаловливых рук и глупых голов. Так что следовало запастись терпением и просто ждать.
Через пару часов я решила, что пора мне отсюда выбираться. Наверху стояла гулкая тишина, шаги звучали отчетливо и жутковато. Через пролом в стене я выбралась на пустырь. За оврагом высились корпуса университетских общежитии, бурлила жизнь, нормальная жизнь, а не та, что вот уже несколько недель вела я. Да какого черта? Что мешает мне уехать, бросить это дело, которое мне, возможно, и не по силам? Плюнуть на гениальные Герины идеи и просто жить? Нет, «просто» не получится. Чтобы жить «просто» так, как я себе это представляю, надо очень много. Для начала — довести дело до конца.
Я побрела к стоянке, где последний раз видела Алексея. Систему я отключила сразу, как только убедилась, что он жив, и теперь о развитии событий могла лишь догадываться.
Было пусто, как на кладбище ночью. Радоваться я не спешила. Подумала об Алексее и усмехнулась зло: мнит себя умником, а простой вещи не сообразил: если все дело в этом заводе, здесь нас и ждать будут. Ладно, я тоже хороша. Не вернись я в цех, никакие Герины хитрости меня бы уже не спасли.
Тут я увидела осколки стекла на асфальте, а чуть левее лужу крови. То, что это кровь, было ясно даже мне. Выходит, либо люди крестного успели перехватить ребят здесь, либо Алексея никуда увозить не стали, и тогда кровь эта…
— Ничего с ним не случилось, — вслух заверила я себя. — Он здоровый сукин сын и не такой дурак, как кажется. Не дал бы он убить себя так глупо.
Однако, несмотря на уговоры, в душе росла тревога, пока в голову мне не пришла гениальная по простоте мысль. Чего терзаться, когда можно еще раз позвонить Савельичу и узнать, что с Алексеем! Я бодро зашагала через пустырь к автобусной остановке. Телефон имелся в поселке, который раньше так и назывался: поселок кирпичного завода, теперь, судя по табличке, это была улица Нижний спуск, что предполагало наличие верхнего спуска. И точно, соседняя улица так и называлась. Телефон я нашла на перекрестке возле магазина. Целенький и готовый к услугам. Большое достижение нашего города — услуга эта бесплатная, так что заботиться о мелочи или всяких там жетонах не приходится. Кстати, крушить телефоны стали заметно реже, может, потому, что никто не спешил их чинить. Я набрала номер и услышала суровое:
— Ничего с ним не случилось, — вслух заверила я себя. — Он здоровый сукин сын и не такой дурак, как кажется. Не дал бы он убить себя так глупо.
Однако, несмотря на уговоры, в душе росла тревога, пока в голову мне не пришла гениальная по простоте мысль. Чего терзаться, когда можно еще раз позвонить Савельичу и узнать, что с Алексеем! Я бодро зашагала через пустырь к автобусной остановке. Телефон имелся в поселке, который раньше так и назывался: поселок кирпичного завода, теперь, судя по табличке, это была улица Нижний спуск, что предполагало наличие верхнего спуска. И точно, соседняя улица так и называлась. Телефон я нашла на перекрестке возле магазина. Целенький и готовый к услугам. Большое достижение нашего города — услуга эта бесплатная, так что заботиться о мелочи или всяких там жетонах не приходится. Кстати, крушить телефоны стали заметно реже, может, потому, что никто не спешил их чинить. Я набрала номер и услышала суровое:
— Что надо? — Тот же это был парень или другой, я не поняла, возможно, они все на один голос и на одно лицо.
— Извините, — начала я, помня, что иногда вежливость приносит плоды — по крайней мере, так считала моя мама. — Я вам недавно звонила по поводу Шатова. Это вы со мной разговаривали?
— Ну…
— Я очень беспокоюсь. С Алешей все в порядке?
— Ну…
— Что «ну»? — разозлилась я. — Он жив?
— На покойника точно не тянет.
— Что значит, не тянет? Он здоров?
— Я тебе чего, доктор?
— Придурок, — не удержалась я. — Русским языком тебя спрашиваю, что с Лешкой?
— А чего с ним сделается? Хамить завязывай, а то не посмотрю, что ты Лешкина сучка и надаю по шеям. Усекла?
— Ты мне по телефону по шеям надаешь? — насторожилась я.
— Нет, при встрече.
— Ну, это бабушка надвое сказала…
— Ничего она не говорила… встретимся, не переживай. Леха братан мне…
— Двоюродный, что ли?
— Троюродный. Топала бы ты домой, деточка, Леха небось психует.
— Есть, командир. Слушай, с ним правда все нормально?
— А то… Топай, топай. Привет братишке.
Занятная у Алексея семейка, думала я, одновременно пpикидывая, как до дачи поскорее добраться. На самом деле торопиться не стоило, но это выяснилось позже.
Толкнув калитку, я поначалу обрадовалась: дверь дома была открыта. Значит,
Алексей здесь и, если братан не обманул, цел и невредим. Лешка точно был в доме, но не один. На веранде отдыхали два охранника — их я никогда ни с кем не спутаю, а в кресле, вытянув ноги, сидел крестный собственной персоной. На этот раз он был одет в легкий костюм и светлую рубашку, правда, без галстука. А зря, ему бы пошло. Не иначе как в прошлый раз бинокль сыграл со мной глупую шутку: только ненормальный смог бы углядеть в крестном мирного пенсионера. Но скорее он был похож на крупного хищника из семейства кошачьих. Я их глубоко уважала и в зоопарке всегда подолгу торчала возле клеток с ними… Забавно, этот немолодой, но еще сильный мужик с неприятным лицом и жестким взглядом теперь казался мне смутно знакомым, что-то такое было в его лице, что казалось, будто когда-то мы уже вот так сидели друг против друга, хотя это чепуха, конечно. Кстати, в настоящий момент я не сидела, а стояла, была напугана и сказала растерянно:
— Здравствуйте.
Лешка чудно дернул головой и вздохнул, как будто с облегчением, а крестный ухмыльнулся:
— А вот и Маша, радость наша.
— В этом месте надо смеяться, да? — проявила я смышленость.
Все разом нахмурились, кроме крестного, который мой лепет пропустил мимо ушей.
— Все нормально? — спросила я Алексея. Он кивнул. — А можно я сяду?
— Садись, — теперь кивнул крестный. Я скромно села, пятки вместе, носки врозь, руки сложила на коленях. Кроме образа Красной Шапочки, в голову ничего не шло, и я решила: пусть будет Шапочка. Кашлянула и сказала робко:
— Я бы чего-нибудь съела. Весь день голодная.
— Потерпи, — усмехнулся крестный. Хотя я-то с какой стати его так называю?
Он меня разглядывал: пристально, откровенно и, надо признать, нахально. Такие взгляды не греют душу беззащитной женщины. Теперь на пенсионера он и вовсе не походил. Алексей нахмурился, а глаза зло полыхнули.
— Сладкая, — вдруг сказал отставной пенсионер. — Ясно, на что ты купился… эх, молодо-зелено… — Он вздохнул, очень натурально, кивком выпроводил охранников, и мы остались втроем. — Ну что, сладкая, расскажи-ка нам для начала, откуда мой телефончик знаешь.
— Ноль девять, — охотно ответила я. — Он же у вас зарегистрирован. Если знаешь адрес и фамилию, то номер не проблема.
— А адрес с фамилией сорока на хвосте принесла?
— Нет, — я поерзала. — Адрес я раньше узнала.
— От кого? Ты, девочка, на него валить не вздумай, он бы в жизни не сказал, хотя сейчас что угодно подтвердит. Да я не поверю.
— Он и не говорил, — вздохнула я. — Просто я его выследила, когда он в первый раз к вам пошел. Николо — Перевозинская, 3.
Алексей стал багроветь, а крестный не отставал:
— А выслеживала зачем?
— По двум причинам, — еще разок вздохнула я. — Во — первых, не очень я ему тогда доверяла, а во-вторых… совсем не доверяла вам.
— Тебе бы в учительницы, толково объясняешь.
— Я же стараюсь. Про вас он ничего не рассказывал, кто знает, что вы за человек? Он мог не вернуться.
— И что тогда? — усмехнулся крестный.
— По крайней мере, знала бы, куда гранату бросить, — мечтательно сказала я. Тут Лешка не выдержал и встрял:
— Ты ее не слушай, она малость того. Когда нас с Соловьем прихватили, она и правда гранатами швырялась, вот в голове у нее и неладно. Помешалась на гранатах.
— Ты, Алеша, помолчи, — цыкнул на него чертов хмырь. — А ты рассказывай, девочка, рассказывай.
— Я не знаю, может, вы другого мнения, но я считаю, что нельзя позволять кому попало пакостить любимому человеку. Поэтому я и пошла следить. И адрес узнала — в таком доме, как ваш, телефон непременно должен быть. Нашла по адресу и телефон, и фамилию. Это даже много времени не заняло… Вам интересно?
— Еще бы, — усмехнулся он. — И зачем тебе все это понадобилось? Тут я призадумалась.
— Не знаю. Любопытно. А потом ведь никогда наперед не скажешь, что в жизни пригодится. Ведь пригодилось же, верно? Конечно, телефон я забыла, но адрес и фамилию, слава Богу, нет. И сегодня по 09 вас отыскала.
— Звонила-то откуда?
— Когда? — Вот этот вопрос я зря задала, поэтому поспешила ответить:
— Из автомата. В поселке автомат, через пустырь, рядом с заводом. Знаете?
— Знаю. Быстро ты, однако, бегаешь, —
Произнес крестный без всякого выражения.
— Я так в жизни не бегала, — заверила я. — Я ведь сначала в милицию хотела, но потом подумала, от вас, может, больше пользы будет, и все так удачно получилось… — Я робко кашлянула и уставилась на него самыми честными глазами.
— Ясно, — кивнул крестный. — А как же ты узнала, что ребята Эдичкины?
— Так мы расследование провели, небольшое, для того и на завод поехали. Может, Алексей вам рассказывал? Это он меня насчет этого самого Эдички просветил, ну я и подумала, не иначе как его работа. Правда, его?
— Правда, — улыбнулся крестный ласковой улыбкой крокодила. Лешка молчал — то ли обдумывал что-то, то ли молчать ему было положено.
— Как ты девку зовешь? Наташкой? — вдруг спросил крестный.
Лешка кивнул, а старичок противно засмеялся:
— Эх, Алеша, Алеша. Не сносить тебе головы, а знаешь почему? Бабе веришь. А сучка твоя меченая. За нос тебя водит, под пули подставляет, а ты и рад стараться. Эх-х. — Он даже головой покачал, так расстроился.
Алексей дернулся, точно вдруг очнулся, и на меня посмотрел. Не по-доброму. Но с Лешкой время терпит, а вот этот старый пень меня беспокоил весьма. Не вовремя на него болтливость напала. Он хохотнул и продолжил:
— А я-то все голову ломаю, чего ты Эдичкой так заинтересовался, даже и Серый вроде побоку. Появилась девка Наташка, и стал Алешка сам не свой. Бабе верить нельзя, сынок… Душа у тебя добрая, я твою душу-то знаю… а сучонка эта в ней клубком свернется, да и вычерпает всю до донышка…
Поэтическая фантазия оборвалась неожиданно:
— Она жена Студента, — сказал крестный, как отрезал. — Герасимова Дина Григорьевна. Что там ее муженек с Эдичкой не поделил, дело не мое, но что она тебя за нос водит — не вопрос.
— Можно я со своей бабой как-нибудь сам разберусь? — вдруг рявкнул Алексей, да так, что я подпрыгнула от неожиданности.
Крестный нахмурился и с минуту молчал. Потом сказал спокойно, с легкой грустью:
— Что же, дело твое. — Вздохнул, заговорил неожиданно мягко:
— Все я вижу, Алексей. Баба красивая, и умная, змея… смекнула, как тобой вертеть половчее. У тебя такой не было, зацепило ретивое, и понеслась душа в рай, — крестный опять сбился на лирику. — Только вот что, сынок, я в жизни многое повидал и людскую душу чую. Спиной к ней стоять остерегайся, такая улыбается ласково, а сама петлю на шее затягивает.