– Вас никто не навещал?
Томас Рённинген задумался на секунду.
– Нет, вообще-то нет. Я сейчас пишу книгу, и хочется быть в одиночестве.
– Книгу?
– Обо всем том, что не показывают по телевизору, – усмехнулся Рённинген. – О том, что происходит за кулисами и после того, как освещение камер гаснет. Я провел уже почти двести программ, принял более тысячи гостей. Каждый представитель элиты норвежского общества был у меня. Цвет предпринимательства и члены королевской семьи, порнозвезды и знаменитые преступники. Ясное дело, из такого должна получиться книга.
Вистинг улыбнулся в ответ и продолжил:
– Кто еще, кроме вас, имеет доступ в дом?
Томас Рённинген повернулся на стуле. То, как напрягся мускул в уголке глаза, заставило Вистинга заподозрить, что вопрос оказался неприятным.
– Я не понимаю, куда вы клоните. Суть в том, что тех, кто вчера был в моем доме, я не приглашал.
– Извините.
Вистинг положил ручку в открытый блокнот. Ему следовало лучше сформулировать, чего он ждал от допроса. Неуверенный свидетель – это плохой свидетель.
– Речь идет о том, чтобы сузить круг поисков, – объяснил он. – Криминалисты-техники собрали отпечатки пальцев и образцы ДНК. Мы должны исключить людей, имевших в последнее время законный доступ в дом, только тогда мы сможем быть уверенными в том, какие следы оставил преступник. Нам понадобятся ваши отпечатки пальцев. Если расследование затянется, то нам будет важно снять отпечатки пальцев ваших гостей.
Томас Рённинген откинулся назад на стуле. Едва заметные движения лицевых мышц отражали работу его мыслей.
– Я не знаю… – начал он, но прервал сам себя так же, как Вистинг привык видеть по телевизору, и вместо этого сказал: – Позвольте мне попробовать разобраться. Мой дом – место преступления, убийства.
Вистинг кивнул.
– Как я понял, убитый был найден в коридоре возле входной двери, – продолжил Рённинген. – Его убили в коридоре или в самом доме?
– Его убили в коридоре, – сообщил Вистинг. – Когда он заходил внутрь, убийца уже был в доме.
Вистинг замолчал и задумался, не разболтал ли он слишком много. Он должен был помнить о том, что Рённинген наверняка будет давать интервью и ссылаться на то, что узнал.
– Взломщики?
– Есть такая теория.
– Что они украли?
– Взлому подверглось несколько домов. Мы считаем, что они искали домашнюю электронику, которую легко можно пустить в оборот. Что у вас было в доме?
– Электроника была, а еще ноутбук, на котором я работал, когда оставался там.
Вистинг воссоздал в голове обстановку внутри ограбленного дома.
– Он стоял на столе в гостиной, – добавил Рённинген.
– Скорее всего, его там больше нет, – констатировал Вистинг. – Там лежало несколько страниц рукописи.
Томас Рённинген состроил гримасу.
– Это был древний ноутбук, и резервные копии у меня есть, разумеется, но мне совсем не нравится мысль о том, что моя работа может попасть в чужие руки.
Вистинг снова взял ручку. Рённинген сместил фокус и избежал вопроса. Казалось, что ему совсем не хочется рассказывать, кто еще, кроме него, пользовался домом. Все время, пока он говорил, его руки были беспокойны. Здесь он вел себя совсем иначе, не как на телевидении. Обычно беспокойство было признаком сложных и неприятных ощущений.
– Кто еще, помимо вас, бывал в доме? – Вистинг снова задал вопрос.
– Несколько гостей летом… Известный таблоид «Смотри и слушай» сделал репортаж. Приезжали коллеги из НРК.
Томас Рённинген перечислил несколько имен, рассказал обо всех своих летних гостях, пока Вистинг записывал. Подавляющую часть гостей составляли блондинки значительно моложе самого хозяина дома.
– А еще меня навещал Давид Кинн с друзьями, – добавил известный шоумен. Теперь список выглядел законченным.
Вистинг не смог скрыть свое удивление.
– Инвестор?
Томас Рённинген кивнул. Давида Кинна пресса называла финансовым акробатом и рыцарем банкротства. Он принимал участие в азартных играх и пирамидах, несколько лет назад его осудили по статье «мошенничество», после того как он одолжил крупную сумму наличными, которая оказалась получена преступным путем. Последние заголовки прессы рассказывали о том, как за Кинном охотятся черные коллекторы.
– Он был гостем моей программы на Пасху, – объяснил Рённинген. – Летом у нас была пара деловых встреч, но никаких договоренностей мы не заключали.
Вистинг не проронил ни слова в надежде на то, что ведущему программы будет неловко молчать и он, как водится, заговорит.
– Он арендовал дом на несколько недель в конце лета, – в конце концов произнес Рённинген. – Я не знаю, кто его посещал или жил с ним.
– Несколько недель?
– Три. С четвертого по двадцать пятое августа.
Вистинг взял ручку и записал «Давид Кинн» в самом верху страницы.
Список гостей получился длинным, лоб ведущего прорезала морщина.
– Вы знаете, кто убитый? – спросил он.
И снова он меняет тему разговора.
– Точно мы пока сказать не можем, – сказал Вистинг так туманно, как только смог.
Томас Рённинген кивнул в сторону блокнота.
– Вы думаете, это мог быть кто-то из них?
Вистинг скользнул взглядом по странице.
– А вы думаете, мог? – следователь вернул вопрос.
Ведущий программы задумался, прежде чем отрицательно покачать головой.
– Я думаю, то, что это произошло в моем доме, случайность, – сказал он и рубанул рукой воздух, Вистинг видел по телевизору, что он обычно делал так, когда хотел перейти к новой теме.
– У вас, должно быть, сложная работа, – продолжил Томас Рённинген. – Требующая много усилий. Разве нет?
– Это и делает ее интересной.
– Я впечатлен тем, как талантливые следователи вроде вас могут видеть связи, которые другие не замечают.
Вистинг понимал, почему гостям нравится Томас Рённинген, отчего они так легко ему открываются. У него совершенно естественно получалось быть лидером, но вместе с тем направить все внимание на собеседника. Красноречие и шарм создавали приятную атмосферу. Такой харизмой нельзя было обзавестись, научиться ей. И все же сказанное ведущим сейчас больше казалось отвлекающим маневром, чем истинным мнением.
– Где вы были вчера вечером и ночью? – спросил Вистинг, не продолжая разговор, к которому его приглашал ведущий.
Томас Рённинген улыбнулся и снова сменил позу.
– Может быть, вы думаете, что у меня лучшее в мире алиби, миллион телезрителей, но правда в том, что все видят на экранах запись. Программа идет тем же вечером, в неизменном виде.
– Так где вы были?
– Дома. Один.
– Мы пытались дозвониться вам и даже отправили полицейских к вашей двери сегодня утром.
Томас Рённинген понимающе кивнул.
– Я выключил всё, – сказал он. – Мобильный телефон, дверной звонок, телевизор. Всё. Я вернулся домой около семи и сел писать. Работал почти до пяти утра, потом просто упал в кровать. Когда проснулся, включил мобильный телефон, прочитал сообщения и позвонил вам.
Вистинг задумался, как можно было подтвердить алиби. Если Рённинген использовал компьютер, подключенный к домашней сети, весь трафик регистрировался. Он пока отложил эту мысль и задал еще несколько обычных вопросов. Часовая беседа с ведущим помогла создать немного другой образ, отличающийся от того, который было привычно видеть по телевизору. В Рённингене было что-то напускное, неестественное, с телевизионного экрана этого видно не было.
Вистинг проводил гостя. Моросящий дождь сделал матовым свет от фонарных столбов.
– Куда вы сейчас направитесь? – спросил Вистинг.
Томас Рённинген застегнул замок на куртке и сунул руки в карманы.
– Я думал поехать в дом и посмотреть, что там. Вы думаете, получится?
– Наши криминалисты по-прежнему там. Полагаю, они вас не пустят.
– Проедусь и потом отправлюсь домой.
Они пожали друг другу руки на прощание. Томас Рённинген сел в машину и выехал задним ходом с парковки.
«Мы топчемся на месте, – подумал Вистинг в порыве внезапной обреченности. – Стоим без движения и даже не знаем, что ищем. Будто находимся в огромной пустой комнате».
18
В 21:57 пошли вторые сутки расследования. Вистинг закончил рабочий день, собрав следователей на встречу.
Он подытожил основные векторы развития дела. Он устал и говорил через силу. Предложения были непродуманными, но полными смысла.
– Место преступления, – дал он ключевое слово Эспену Мортенсену, когда закончил свой монолог.
Криминалист-техник включил проектор.
– На данный момент самое интересное – это отпечатки обуви, – сказал он и показал кровавые следы, идущие в сторону входной двери. Рисунок подошвы был отчетливо виден в резком свете.
– Это интересно, потому что следы отпечатались в крови и, таким образом, должны принадлежать тому, кто последним побывал в доме.
– Тип обуви?
– Тип обуви?
– Мы работаем над этим, пока что можем только сказать, что это спортивная обувь сорок четвертого размера.
Следующая фотография говорила сама за себя. Множество отпечатков пальцев на дверном косяке.
– На жертве были перчатки, мы не знаем, принадлежат ли отпечатки владельцу дома или кому-то из его гостей. Поиски в реестрах ведутся.
Эспен Мортенсен двинулся дальше, на экране проектора возникла фотография скомканного кассового чека. Чернила поплыли на мокрой бумаге. Буквы слились, так что их невозможно было разобрать.
– Чек нашли возле ведущей к дому тропинки, – пояснил Мортенсен. – Он лежал там не слишком долго, но достаточно, чтобы получить повреждения. Я положил его в вакуумный пакет. Вероятно, текст станет четче, когда мы просушим бумагу методом сублимации.
Нильс Хаммер наклонил голову вбок и сощурился в сторону фотографии.
– Мне кажется, там написано «обед с хот-догом», – сказал он. – Наверняка, кто-то из кинологов обронил кассовый чек с заправки.
Комментарий вызвал смех.
– А как дела с видео? – осведомился Вистинг.
Хаммер пригубил кофе. Сбор информации с камер видеонаблюдения находился в зоне его ответственности.
– Собираем, но это объемная работа. Я связался со всеми заправками в городе, чтобы никто не стирал информацию. На одних заправках есть люди, которые могут работать с системой видеонаблюдения, на других нужно ждать, пока в смену выйдет нужный человек.
Он сделал новый глоток кофе.
– Что касается проекта о станциях сбора оплаты, с ним все глухо.
– Что?
– Реестр транспортных средств на профилактических работах и не начнет работать раньше завтрашнего утра.
Вистинг почувствовал растущее раздражение. Он уже привык, что устаревшие компьютерные системы полиции создавали проблемы. Но когда они находились на таком важном этапе расследования, было сложно сохранять спокойствие.
Он продолжил встречу.
Торунн Борг была в Осло вместе с Беньямином Фьеллем. Вистинг попросил молодого коллегу доложить о сотрудничестве с полицией Осло.
– По меньшей мере сейчас труп надежно расположен в патологоанатомическом корпусе, – объявил он. – Вскрытие начнется завтра утром, но я не думаю, что у нас должны быть большие надежды на то, что все прояснится. От машины тоже мало что осталось. Были найдены следы горючей жидкости, то, что был поджог, никого не удивит.
– Свидетели?
– Никого, кроме туристов, сообщивших о пожаре. Мы говорили с техником лаборатории, она видела катафалк перед зданием Центральной больницы. Больше женщина ничего не может сказать. Она видела машину сбоку и чуть сзади. Водителя не разглядела.
– Новости о водителе из похоронного агентства?
– Нет, и это вообще-то несколько странно. Не может ведь он испариться.
– Что будем с этим делать?
– Мы связались с работодателем и семьей и приняли формальное заявление о пропаже человека.
Вистинг почувствовал, как отсутствие информации о водителе создавало в нем слабое посасывающее чувство беспокойства. Что-то здесь было не так. Таким был весь день. Все было не так, и время тратилось на поиски неизвестных переменных. Лучшим, на что он мог сейчас надеяться, было то, что и он и следователи хорошенько выспятся ночью, а завтрашний день даст больше ответов.
19
Вистинг ехал в темноте. Его мысли вращались вокруг событий прошедшего дня будто якорь, который никак не может зацепиться за песчаное дно.
Поток мыслей успокоился, когда он приблизился к дому в Ставерне. Как только следователь повернул на подъездную дорожку, он вспомнил, что должен был позвонить дочери. Вистинг набрал номер прямо из машины.
– Привет, – сказал он. – Как твои дела?
– Все хорошо, – ответила Лине. – Сюзанне только что звонила и спрашивала то же самое. Она надеялась, что ты скоро будешь дома.
– Я как раз возле дома, – сказал он и вышел из автомобиля. – Там было очень грязно?
– Да нет. Немного пахло затхлостью, но сейчас запах моющего средства взял верх.
– Ты говорила с Томми?
– Да, он звонил не так давно, вечером.
– Что хотел?
– Я не думаю, что он знает, чего хочет.
– Когда ты должна вернуться на работу?
– В следующий понедельник, но я могу взять несколько выходных.
Вистинг зашел к себе домой.
– Звони, если что, – закончил он разговор.
Сюзанне встретила его в коридоре.
– Это была Лине?
– Да.
– Я вот только что говорила с ней. Мы мило побеседовали, но она держит дистанцию, думаю, она скучает по матери.
Вистинг тяжело выдохнул. Он тоже скучал по Ингрид, но не произнес этого вслух. Вместо этого он поцеловал Сюзанне и прошептал: «Я рад, что ты у меня есть».
В его жизни, как он выяснил, нашлось место для двух женщин. Их нельзя было сравнивать, любовь к одной как бы перетекала в любовь к другой. Но как мать его детей Ингрид навсегда останется более важной.
Они сели в гостиной. Сюзанне читала, пока его не было. Книга лежала на столе обложкой кверху. Это была одна из книг Ингрид, взятая с полки на втором этаже.
– Как дело продвигается? – спросила Сюзанне.
Вистинг пожал плечами.
– Я думаю, что до переломного момента нам далеко. Никогда не знаешь. Вдруг может что-то такое случиться, что все ускорится.
На диване Сюзанне поджала ноги под себя.
– Ты не боишься? – спросила она.
– Чего же?
– Неизвестности. Ты ничего не знаешь о будущем, а оно тебя уже ждет.
Вистинг поднял плечи и задумался. Вот качество, которое он больше всего любил в Сюзанне. Ее любопытство.
– Не боюсь, – ответил он. – Скорее, наоборот, именно неизвестность меня стимулирует.
Сюзанне стала размышлять над этими словами, но Вистингу не хотелось вести глубоких разговоров, и он сменил тему.
– О чем ты думала? – спросил он.
– Когда?
– Когда сгребала листву. Ты сказала, что тебе прекрасно думается.
Она рассмеялась, будто разволновавшись, что ей нужно делиться с ним своими мыслями.
– Я придумывала название.
Вистинг сначала не понял, что она имеет в виду, но потом вспомнил. Не более суток назад они сидели на том же месте, и Сюзанне говорила о том, чтобы уволиться и открыть арт-кафе.
– Для ресторана?
Она кивнула.
– Ну-ка, расскажи!
Она немного помедлила:
– «Золотой покой».
Вистинг смаковал название.
– Отлично подходит для арт-кафе, – решил он. – Когда открытие?
– Наверное, ничего не получится.
– Что тебя держит? Ты боишься неизвестности?
– Наверное, да. Все дело в неуверенности. Это ведь не самая стабильная отрасль. Гораздо надежнее сидеть в офисе, заниматься делами и получать стабильную зарплату.
Вистинг оглядел ее. Было сложно принять, что нестабильность могла ее остановить. Она пережила войну и сбежала в чужую страну. Благодаря образованию и работе она смогла принять новые вызовы. Их становилось все больше, и редко когда она могла заранее знать верное решение.
– Что бы с нами было, если бы мы предвидели будущее? – спросил он. – Надежда, вера и мечты не стоили бы ничего. Я думаю, ты должна сделать это. Подумай как следует, у меня мог бы быть собственный столик, как у завсегдатая.
Морщинки от улыбки прочертили ее лицо.
– Нам пора спать, – рассмеялась она и встала с места.
Вистинг последовал за ней в ванную. Через десять минут он положил голову на подушку. Он лежал, прислушиваясь к чувству беспокойства. Что принесет следующий день?
20
Небо было низким и серым: сплошная завесь из дождя и потрепанные ветром облака.
Лине захлопнула за собой дверь дома. Она обычно не вставала так рано, во всяком случае не в выходной день, но проснулась час назад и больше не смогла уснуть.
Она завязала шарф поверх воротника куртки и подставила лицо ветру. Потом спустилась с широкой веранды и пошла по тропинке возле побережья. Ветер усилился за ночь. Туман совсем исчез, но дождь еще висел в воздухе.
Накануне вечером она написала семь страниц будущего детектива. Она иногда думала о том, что будет забавно использовать свои писательские навыки для чего-то, помимо газетных статей и интервью. В дополнение к умению писать она, благодаря отцу, получила много знаний о работе полиции и профессии следователя.
Все начиналось как игра. Лине дала жизнь фиктивному главному герою, женщине. Дала ей качества и наделила внешностью. Разместила ее во времени и месте, набросала окружение. Но через семь страниц дело застопорилось. Она прочла то, что написала, и многое из этого было совсем неплохо, но формы и живости недоставало.
Она мыла кухонные шкафы, а сама думала над тем, как построит свою историю. Когда она выливала грязную воду, в голове роились мысли, но она слишком устала, чтобы систематизировать их. Из-за потока мыслей она спала беспокойно, именно поэтому и проснулась так рано. Было слишком много непонятных чувств, которые плавали в голове, пока она не смогла нормально сосредоточиться. Тогда она обнаружила, что мысли постоянно возвращались к Томми.