Кто-то трясет меня за плечо.
– Милая, – говорит незнакомый голос, – к тебе посетитель.
В гостиной стоит тетя Вив. Мэтт рядом с ней, изображая из себя озабоченного супруга.
– Вот так, стоит только присесть на секунду. – Я нарочито зеваю. – Такой утомительный день, тетя Вив…
– Бокал вина, Вивьен? – Мэтт идет на кухню.
– Ты ведь знаешь, что я двадцать лет не прикасаюсь к спиртному, – холодно замечает она.
– Вы очень сильная, раз сумели завязать с этим. Хотел бы я иметь такую силу воли.
– Я не сильная, – говорит она, пристально вглядываясь в меня. – Я больше не могу пить только из-за своей слабости. Одна рюмка слишком много, а тысячи мало.
– Нет, я восхищен, – говорит Мэтью, потом извиняется и закрывает за собой дверь гостиной.
После его ухода тетя Вив хватает мою дрожащую руку.
– В чем дело? Ты много пьешь?
Я делаю вид, что не понимаю.
– Ты о чем?
– Можешь рассказать мне все. Ты сама знаешь, что я последняя, кто тебя осудит. – Тетя Вив глядит мне в лицо, в глаза, пытаясь что-то понять. Оглядывается на дверь. – Я не хочу видеть тебя такой. Хьюго тоже. – Она берет у меня стакан, нюхает его. Я выхватываю у нее водку. Половина выплескивается на стол. – Тетя Вив! Что ты?..
– Замолчи, Полли! – Она трясет меня за плечи. – И скажи мне правду. Правду. Ты понимаешь? Сколько ты выпила? Много?
Я пячусь от нее.
– Не знаю. Много, но…
– Сколько много?
– Не знаю!
– А Мэтью?.. – Она снова оглядывается на дверь. – Он бьет тебя?
– Нет! Понимаешь, дела неважные, дом не продан, банк претендует на него, и Мэтью беспокоится…
– Я беспокоюсь не за него. А за тебя. Что это такое? – Она дотрагивается до моей щеки. – Только не говори мне, что ты опять ударилась о дверь. Дай мне помочь тебе.
Мне ужасно хочется все ей рассказать.
– Ты можешь довериться мне, – говорит она. – Пьянство не ответ. Гляди, что оно сделало с нашей семьей.
Я обнимаю ее, ловлю ее взгляд и на мгновение узнаю в ней себя.
Слышится шум воды в туалете, звук открывшейся и закрывшейся двери, шаги в коридоре, и я опускаю руки.
– Уходи от него, – настойчиво просит она.
– О чем вы говорили, когда я вошел? – спрашивает Мэтт, как только тетя Вив ушла.
– Ни о чем. Я хочу спать. – Я иду мимо него; он хватает меня за руку. – О чем вы говорили?
– Отпусти.
– Не отпущу, пока ты мне не скажешь.
Ни о чем.
– Врешь.
Я пытаюсь его обойти.
– Обо мне говорили, да?
– Нам есть о чем поговорить и кроме тебя, Мэтт.
Он заходит следом за мной в спальню.
– Она не любит меня. Готов поспорить, что это Хьюго натравливает ее на меня. Вот почему она явилась сюда, проверяет тебя.
– Не впадай в паранойю. – Я сажусь на край кровати и сбрасываю туфли.
Он подходит ко мне.
– Трудно не стать параноиком, когда ты мне врешь.
– Мэтью, если ты ударишь меня снова, я клянусь… – Я хватаю свой телефон. – Я позвоню в полицию!
Он выхватывает у меня телефон; швыряет его о стену. Я пячусь от него в страхе, бормочу, что я буду спать в другой комнате, у Луи.
– Прости, Полли, прости. Это не я! Я не узнаю себя. Мне сейчас так тяжело, – бормочет он, закрыв лицо руками. И с отчаяньем глядит на меня, пытается поцеловать. Я отпихиваю его. Он заносит для удара руку, и тут слышится стук в дверь.
Я встаю, но он отпихивает меня, выходит из спальни и закрывает за собой дверь.
– Я забыла перчатки, – слышу я голос тети Вив.
– Вот они, – говорит он. – Какие красивые перчатки.
Я прислоняюсь к двери.
– А Полли?..
– Она принимает ванну. Целый день была на ногах, так устала…
Моя рука ложится на дверную ручку. Я понимаю, что сейчас решающий момент. Я могу выйти из дома, пока он не сгорел. Заберу с собой Луи. Отделаюсь лишь несколькими шрамами.
– Верно, – отвечает тетя Вив после долгой паузы.
– Что-нибудь еще, Вивьен?
– Нет. Спасибо.
– Рад был услужить.
Я слышу, как закрылась дверь, и жду своей участи, понимая, что выбор сделан.
28
Пятница, день. Бен везет нас в Нью-Форест на кемпинг-фестиваль. Нелли мы оставили на приятеля Бена из Кембриджа. Он поживет эти дни у Бена и насладится уик-эндом в Лондоне.
– Давайте послушаем что-нибудь еще! – предлагаю я, выключая саундтрек к «Мэри Поппинс». Тогда Луи и Эмили запевают «Крылья» группы «Литтл Микс»[9]. Мы с Беном подхватываем. Жаль только, мы не очень хорошо знаем слова.
– Вообще-то я не слишком люблю «Литтл Микс», – говорит Бен. – Но вот скоро наш поворот – не прозевать бы!
Я гляжу в окно и гадаю, были или нет у Бена какие-либо сомнения насчет этой поездки. До недавнего времени я даже ждала ее, и вот мы уже едем…
– Кемпинг? – переспросила Джейни, открыв от удивления рот, и сказала мне, что это «такоооое!» событие. – Но неужели вы вообще безразличны друг другу?
– Почему же? Я понимаю тех женщин, которые считают его привлекательным.
– Но ты не из их числа? – Она была как собака, не желающая расставаться с косточкой.
Никто из окружающих не понимает, что мы хотим сохранить нашу дружбу. У нас обоих сложное прошлое, и мы не хотим ставить ее под удар. Секс все усложнит. Джейни видела Бена несколько раз. Она и ее теперь уже не такой новый бойфренд, тот самый лысый фотограф, ходили с нами на пиццу. «Мы с ним как пара, только без секса, – объяснила я им, когда Бен вышел из кафе покурить. – И знаете – хорошо. Советую вам попробовать».
– Ноль шансов, – ответил Пол.
Но в последние дни легкий интерес перерос в беспокойство. В меня закрались жутковатые предчувствия. Мне даже захотелось заглушить их спиртным. Я немедленно позвонила Нев, моему спонсору. Нев сказала, что понимает, почему я нервничаю, и хорошо, что я поделилась с ней. А еще, что все будет нормально, если я всегда буду честной перед собой и Беном. «Не пей, не тревожься, не опережай события и радуйся жизни».
«Через сто ярдов поворот налево», – сообщил навигатор Бену.
Мы сворачиваем влево на еще более узкую и извилистую дорогу и упираемся в хвост потока автомобилей. От удивления я поворачиваю карту не той стороной.
– Постойте-ка, – бормочу я, – нам еще ехать не меньше трех миль.
Перед нами ползет «Вольво Эстейт» с горой багажа на крыше и цветным стикером на заднем стекле «Нью-Форест – супер!». Мы с Беном переглядываемся, догадавшись, что вся лавина автомобилей впереди нас – тоже веселые туристы.
Восторг нарастает. Наконец мы видим замок, шатры и палатки. Бен паркует машину на поле. Рядом паркуется семья, приехавшая на внедорожнике; они вытаскивают непромокаемые плащи, такие же шляпы и резиновые сапоги. Мы с Беном смотрим, как отец семейства отстегивает от верхнего багажника какую-то хитрую штуковину, которая развертывается и превращается в тележку. Он и его жена кладут на нее багаж, и семья весело удаляется.
– Когда мы пойдем? – ноет Луи, когда Бен отправляется на поиски тележки.
Я шарю в багажнике, пытаясь отыскать детские дождевики. Мы набрали столько барахла! Спокойно, говорю я себе. Это новый опыт. Выкладывай все на землю… Наконец мы с Беном толкаем тележку по полю со скоростью черепахи и приказываем детям никуда не отходить от нас.
На подходе к месту контроля видим перед собой еще одну длинную очередь. Через полчаса мы показываем билеты, и охранник начинает досматривать наши вещи. Что он ищет? Спиртное? Наркотики? Я наклоняюсь к нему:
– Мы оба чистые, – спокойно говорю я, подмигивая. – Мы кристально чистые, сэр.
Охранник невозмутимо велит мне отойти и роется в моем нижнем белье и сумочке с косметикой, потом с какой-то странной гордостью говорит, что солнцезащитный крем нам не понадобится.
Акры полей перед нами разделены на разные зоны. Я прохожу мимо «глампинга», то есть гламурного кемпинга, стараясь не завидовать этой роскоши. Далее стоят готовые для размещения палатки, тесно, как сардины в банке. И вот начинается зона для таких, как мы.
Бен читает инструкции. Первый совет – потренироваться ставить палатку еще до похода у себя в саду.
– Ничего, – говорю я, когда на нас падают первые капли дождя.
– Расстелить тент… – читает дальше Бен.
– Что расстелить? – Я гляжу на наших соседей, мистер Резвао Гонсалес ставит палатку с молниеносной быстротой.
– Тент, Полли.
– Что это такое?
– Палатка!
Я смеюсь.
– Ага, палатка. Теперь поняла. Ладно, расстилаем.
Луи и Эмили хихикают.
– Дальше что мы делаем? – Я гляжу, как тонкая ткань яростно трепещет на ветру, вырывается из моих рук, и не могу себе представить, как она продержится больше двух секунд, когда превратится в палатку.
Бен медленно соединяет каркас. Я тихонько толкаю Луи:
– Ступай к дяде из той палатки и попроси нам помочь.
– Я слышал. – Бен протягивает мне шест. – Продень его в тот рукав. Мы сделаем все сами, даже если упадем потом замертво.
Мы с Беном делаем все тип-топ. Мои носки промокли насквозь, но палатку мы поставили!
– Дальше что мы делаем? – Я гляжу, как тонкая ткань яростно трепещет на ветру, вырывается из моих рук, и не могу себе представить, как она продержится больше двух секунд, когда превратится в палатку.
Бен медленно соединяет каркас. Я тихонько толкаю Луи:
– Ступай к дяде из той палатки и попроси нам помочь.
– Я слышал. – Бен протягивает мне шест. – Продень его в тот рукав. Мы сделаем все сами, даже если упадем потом замертво.
Мы с Беном делаем все тип-топ. Мои носки промокли насквозь, но палатку мы поставили!
– Чур, это мой! – кричит Луи, оккупируя один отсек. Эмили занимает другой, остается только одно отделение.
– Бен, как быть? – вопрошаю я.
– Давай надувать матрасы! – В воздухе повисает неловкость.
Пока мы распаковывали чемоданы и надували матрасы, погода окончательно испортилась. И вот мы сидим в нашей семейной палатке, а с неба льет дождь.
– Мне надо в туалет, – сообщает Луи.
– Где здесь туалеты? – спрашиваю я у Бена.
– Хороший вопрос. – Он вскакивает.
– Там грязно на поле, – говорю я.
– Мам, мне нужно вытереть попку.
Бен накидывает плащ и говорит, что вернется через секунду.
– Так, – сообщает он, вернувшись через десять минут, мокрый, как утонувшая крыса, – туалеты здесь проще некуда: ямы.
Я удивленно гляжу на него.
– Что?
– Ямы с толчками.
– И ванных нет?
– Полли, мы в походе. Это кемпинг.
Кемпинг. Ладно. Но в чем же тут удовольствие?
Бен хмурится.
– Когда вы сделаете… ну… сами знаете что…
– Фуу! – кривятся Луи и Эмили, и оба бешено хохочут.
– …нужно посыпать это торфом, – объясняет далее Бен.
Крепись, Полли. Это награда. Впечатляющий выезд на природу!
– Хорошо, но ты ведь захватил с собой туалетную бумагу, да?
– Я думал, ты взяла…
– О-о! – завыл Луи.
Мы покупаем у семьи из соседней палатки рулон туалетной бумаги, Луи делает свои дела, и Бен предлагает нам прогуляться. Главная арена – в двух милях от нас. Мы оказываемся среди сотен семей, завернутых в миллион водонепроницаемых слоев, в шляпах и башмаках. Мы все идем в одну сторону, словно беженцы.
Гремит поп-музыка; везде, куда бы я ни посмотрела, люди пьют. Кто-то держит банку «Пиммса», кто-то пьет пиво. Мы идем мимо кукольного театра, тентов искусства и ремесел, шатров с научной тематикой, мимо детской дискотеки. Луи и Эмили захотели зайти в шатер сказочных костюмов. Мы с Беном смотрели, как Эмили преображается в Золушку, а Луи появился в наряде Робин Гуда. Я радуюсь, глядя на их воодушевление.
– Я начинаю ее любить, – говорит Бен, аплодируя, когда Эмили грациозно порхает с крыльями бабочки. – Она все больше и больше походит на Грейс, с каждым днем.
Потом мы заходим в шатер, где размещается продуктовый магазин, и покупаем на ужин бургеры и сосиски с булочками и возвращаемся к себе. Решено, что Луи с Эмили будут спать в одном отделении, чтобы нормально разместились взрослые. Луи благодарит меня за этот день, когда я укладываю его в постель.
Когда дети в конце концов засыпают, мы с Беном устраиваемся в моем отсеке. Только восемь часов. Спать еще рано.
– Извини, Полли.
– За что?
– Я не заметил, что здесь только три отделения.
– Не беспокойся. Дети благополучно устроились вместе.
– Я не пытался добиться своего с помощью такого коварства.
– Ах, жалко. – Бен улыбается мне. Я сижу, обхватив колени. – Сейчас я бы не отказалась чего-нибудь выпить. А ты?
– Забавно, но я не очень скучаю по спиртному. Желание пропало в тот момент, когда я пришел лечиться в реабилитационный центр.
– Расскажи мне подробнее про реаб. – Я устроилась удобнее и скрестила ноги.
– Я жил в комнате с парнем по имени Эд. Он храпел и сильно потел. У него была наркозависимость от лекарств, отпускаемых по рецепту, и он больше моего нуждался во внимании медиков. Приятный был парень. Интересно, что было с ним потом?
– Какая она, Южная Африка? Я там никогда не была.
– Там красиво. Она очень далеко от Лондона. Полли, я помню, что испытал облегчение, оказавшись там. Она совсем не походит на тюрьму, нас не обыскивали, когда мы прибыли туда.
– Не то, что здесь.
Он усмехается.
– Я виделся с психотерапевтом три раза в неделю. Мы слушали лекции о диете и правильном образе жизни. По утрам делали что-то творческое. Помню, я написал для Грейс картину – дерево и черепаха. Сестра любила черепах. В четыре часа мы пили чай с печеньем. – Его взгляд стал задумчивым. – Мне нравился такой распорядок. Понимаешь, в детстве у меня никогда не было размеренной жизни. Но не думаю, чтобы наша семья как-то отличалась от многих других. Не думаю, что кто-нибудь удивлялся, когда отчим орал за столом на мою маму или швырял что-нибудь в меня. На каникулах он совал мне в карман пачку двадцатифунтовых купюр и говорил, чтобы я убирался куда подальше. Может, об этом мечтает любой ребенок, но…
– Нет, это не так, – мягко возражаю я.
– В этом центре я узнал о себе много всего. Я почувствовал себя мошенником.
Бен рассказывает мне о людях, которых он там встретил.
– Там одна женщина, модель с силиконовой грудью, любила разгуливать в рваных джинсах и розовом, как жвачка, бикини. Оказывается, ее в одиннадцать лет насиловал родной дед, и она не могла никому пожаловаться, потому что родители были вечно пьяными. Потом там была миловидная мать, у которой сын умер от рака. Ему промыл мозги какой-то культ, он не принимал лекарства и верил, что исцелится силой молитвы. И умер. Там были героинщики, словом, каждой твари по паре, и я удивлялся, сколько бывает разных отклонений. И вот среди них я. Что мне жаловаться?
– Твой отец умер, когда ты был маленьким, и ты боялся отчима? – отваживаюсь я на вопрос.
– Полли, дело в том, что в детстве я не злился. Злость – реакция на что-либо, а я не знал ничего другого, – поясняет он. – Злость появилась, когда я подрос. Она выплыла в реабе, – признается он. – Грейс тоже чувствовала ее, но по-другому. Она решительно не позволяла нашему детству разрушить ее жизнь. Часто повторяла, что наша с ней дружба – настоящее чудо и что нам нельзя это терять. Из тех лекций я усвоил одну вещь – что тебя ведут по жизни интенции, намерения, – продолжает он. – Когда на пути встают алкоголь и наркотики, ты теряешь энтузиазм, забываешь про свои цели, утрачиваешь амбиции. Это точно про меня. У меня было все: шикарная квартира, крутая тачка, красивые женщины, высокооплачиваемая работа, но я оказался в тупике. Я потерял уважение к жизни. – Он замолкает. – Прости, Полли, я что-то разговорился. Тебе скучно слушать меня.
– Нет, – искренне говорю я. – Расскажи еще.
– Отказаться от спиртного было самым простым. Многие думают, что это трудно, что тебя запирают в комнате, и ты дрожишь там и обливаешься потом. Но у меня все было не так, а гораздо легче. Но вот из центра я уезжал с тревогой. Мне предстояло изменить всю свою жизнь и найти новую работу. После возвращения я долго жил у Грейс…
– Когда она была беременна, да?
– Точно так. Я жил у нее около шести месяцев, помогал пережить разрыв с ее бойфрендом и справляться с беременностью; мы вместе вели ее бизнес. Мне было с ней хорошо. Эти занятия помогали мне гнать от себя ненужные мысли. Но не скажу, что все было просто. Труднее всего мне было уехать от Грейс. Мы с ней стали друг для друга спасательными жилетами. Я чувствовал себя по-идиотски: тридцатилетний мужик боится будущего. До сих пор я раз в неделю хожу к своему психиатру и не могу сам справиться со своими проблемами…
– Жалко, что ты не ходишь в АА.
– Я заглядывал туда, но мы с тобой разные, Полли. Я знаю, это спасает жизни, но… мне надо просто напоминать себе, что пить нельзя, потому что это тесно связано с той пустой и деструктивной жизнью, которую я вел когда-то.
– В жизни нам нужны три вещи, – размышляю я вслух, – что-то делать, кого-то любить и чего-то ждать.
– Вот ты, чего ты ждешь?
– Хочу увидеть, как Луи вырастет, как у него появится первая подружка…
– А любовь? Кого ты любишь?
– У меня есть Луи.
– Да, но ты не можешь выйти за него замуж.
– Бен, ты хотел бы встретить кого-то?
– Конечно. – Он поворачивает ко мне лицо. – А ты?
Я киваю.
Бен хочет что-то сказать, но тут звонит мой мобильный. Я ищу свою сумочку, но опаздываю.
– Это Джейни, – говорю я. – Завтра позвоню ей.
– Кстати, у тебя еще были те странные звонки?
Я качаю головой. Слава богу, не было, со дня концерта Хьюго, но я все-таки не могу избавиться до конца от этого ощущения…
– Бен, можно спросить тебя?..
– Валяй.
– Нет, ладно, забудем.
– О чем забудем?
– Это не ты. Нет, конечно, ты не стал бы это делать.
– Полли, ты о чем?
Я мнусь.
– Ты не посылал мне, разумеется, в шутку, – добавляю я, – валентинку?
– Нет. Мне ужасно жаль, но я не посылал.
Меня разбирает нервный смех.
– Какая я глупая, конечно, это не ты. Забудем об этом.