– Ты встретишься с ней еще?
– Не уверен. Между прочим, когда она отлучилась в туалет, я листал журнал, и мне понравились некоторые места в Корнуолле. Особенно маленькая деревня Фоуи. Она стоит на берегу, и мы могли бы взять лодку…
– Ты занимался этим во время свидания?
– Она немыслимо долго была в туалете. Я хочу тебе показать одно место, тебе оно понравится. – Он хватает мой ноутбук, смотрит на экран. – Что это?
Я краснею.
– Ах, это! – Я пытаюсь убрать картинку.
Он не успокаивается.
– Ты ведь не доверяешь этим сайтам, правда?
– Бен, это для родителей-одиночек, – говорю я, словно это что-то объясняет. – Ничего серьезного. Ты можешь присоединиться, – шучу я.
– Мне не хочется, чтобы ты познакомилась онлайн с каким-нибудь слизняком. Вот, например, посмотри на этого идиота. – Он читает его профиль. – Он явно не способен на долгие загородные прогулки. Я вообще сомневаюсь, есть ли у него ребенок!
Я смотрю на фото пухлого, нездорового на вид мужчины; его сальные волосы зачесаны назад.
– Надеюсь, ты не зарегистрировалась? – спрашивает он.
– Не успела. Бен, мы с тобой молоды, как ты подчеркнул на прошлых выходных. Ты парень горячий, – напоминаю я, – да и я бы не прочь, чтобы у меня чуточку забурлила кровь.
Он резко захлопывает крышку ноутбука.
– Хорошо, только не встречайся с мистером Слизняком.
– Если бы тебе потребовалось описать на веб-сайте женщину, с которой ты хочешь встречаться, что бы ты указал? – спрашиваю я. Это был один из моих вопросов.
– Очень просто. Если я хочу быть рядом с женщиной дольше, чем продолжается отборочный матч на стадионе «Лордс», я люблю ее. – Он улыбается. – Будь осторожнее, Полли, если зайдешь на этот сайт. Неизвестно, кого ты там можешь встретить.
– Для двух человек, за плечами которых бурное прошлое, мы с тобой удивительно осторожные и боимся риска.
– Вероятно, это потому, что мы теперь больше ценим нашу жизнь.
Бен уходит, а я думаю о том, что он сказал. «Вероятно, это потому, что мы теперь больше ценим нашу жизнь». Единственное, что мне было важно раньше, – это снова выпить. Когда я ушла от Мэтта и на следующий день отправилась с тетей Вив на собрание Анонимных Алкоголиков, мне хотелось быть где угодно, только не в этой церкви и не с кучкой неудачников. Я хотела выпить, вот и все. Моя жизнь выкипела до дна, и ничего в ней не осталось.
32 2008
На следующий день после того, как я ушла от Мэтта, тетя Вив ведет меня в маленькую церковь в Примроуз-Хилл. Помещение церкви заполнено рядами стульев. У меня поджимает желудок от ужаса. Я злюсь на свою тетку: она заставила меня притащиться сюда, хотя я могла бы сейчас быть с Луи. Я ерзаю, чешу руку, приглаживаю волосы. Шарю в сумочке и достаю пластинку жвачки. Луи сейчас у дяди Хьюго. «Я справлюсь, – обещал мне брат. – Трудно менять памперсы? Я сумею это сделать с закрытыми глазами?»
Я кусаю губу, борюсь с желанием вскочить и убежать.
Я не раз говорила тете Вив и Хьюго, что у меня все под контролем и что теперь, раз я ушла от Мэтью, все переменится. «Это он был моей проблемой. Теперь я не буду пить», – убеждала их я. Но вместо этого тетя Вив записала меня на консультацию к женщине-психологу, которая специализируется на алкогольной зависимости. «Я познакомилась с ней через АА и знаю, что тебе она понравится». Но не только это. Вот она привела меня сюда, к этой кучке неудачников… На большом экране, установленном впереди, перечислены «Двенадцать Шагов»; там мерцает слово «Бог».
– Это не для меня. – Я тяну ее за руку, будто маленький ребенок, заскучавший на взрослой вечеринке. – Пожалуйста, тетя Вив!
Она медленно идет вперед, цокая каблуками модных туфель, и как будто не слышит меня.
В задних рядах двое парней в наушниках раскачиваются на стульях. У другого мужика все руки покрыты татуировками. А вон сидит женщина с ярко-желтыми волосами, зелеными тенями на веках и красной помадой на губах. Похоже, что она и спит с сигаретой в зубах. Вот еще одна женщина – у нее нитка жемчуга на водолазке и сумочка от Кэт Кидстон. Она выглядит так, словно собралась на фестиваль цветов в Челси. Тетя Вив останавливается возле стола с кружками и печеньем и просит пожилого мужчину в твидовом пиджаке налить нам чаю.
– С сахаром? – Он глядит на меня с доброй улыбкой. – Хотя ты и сама сладкая.
Я не удостаиваю его ответом и опускаю голову. Я тут чужая. С этой публикой у меня нет ничего общего.
– Позвольте вам напомнить, что у нас тут не курят, – говорит мужчина, сидящий за столом перед нами. – Если вам надо выкурить сигарету, пожалуйста, выходите на улицу, только не оставляйте открытой дверь, хорошо? Думаю, это не противоречит нашим правилам. Я хочу тепло приветствовать наших регулярных членов, а также тех, кто пришел сюда в первый раз. Есть среди новичков кто-либо, кто хотел бы рассказать о себе?
Кровь шумит у меня в ушах, сердце колотится в грудной клетке. Я опускаю голову, но чувствую, что тетя Вив хочет, чтобы я подняла руку.
– Не беспокойтесь, никто не станет наводить на вас свет прожектора, – продолжает мужчина. – Мы просто скажем вам «добро пожаловать».
Томительная тишина. Кто-то шуршит конфетной оберткой. Наконец начинает говорить какой-то мужчина.
– Привет, я Райен. Я пришел сюда в первый раз.
– Очень хорошо, что ты тут с нами, Райен.
Снова тишина, я продолжаю смотреть в пол и замечаю, какая старая и неряшливая обувь у всех, кроме тети Вив.
– Ладно, тогда я хочу представить вам сегодняшнего председателя. Многие из вас ее знают. Нев, пожалуйста.
– Как приятно говорить с друзьями и единомышленниками, – начинает Нев. Народ еще заполняет церковный зал. – Когда я ехала сегодня сюда, со мной произошел забавный случай. Слушайте, вам понравится эта история. Я позднее обычного ушла с работы, торопилась и превысила скорость. Меня тормознула полиция. Я выхожу из авто, коп осматривает резину на моей машине, потом спрашивает, когда я пила в последний раз. Я отвечаю: «Двадцать девятого сентября две тысячи пятого года, в пять часов вечера в аэропорту «Феникс», Аризона, сэр!»
Слушатели смеются, что-то бормочут.
– Я пришла сюда впервые семь лет назад, – продолжает она. – Я потеряла свой дом, мужа, друзей, и мне грозила перспектива потерять и детей.
Зал притих.
– Пить я начала в одиннадцать. Даже не знаю, почему; этот вопрос я часто себе задаю, потому что у меня было все, чего только можно желать. Могу лишь сказать, что у меня была дыра в сердце, я чувствовала себя чужой в школе, дома, среди окружавших меня людей. Тогда я прибилась к компании моего сводного брата, который был старше меня. Они называли себя бандой. В то время я считала их очень крутыми. Теперь я понимаю, что это были недоумки, позволявшие неразумной девчонке пить с ними и курить марихуану. Мне нравилось ощущение, какое давал мне алкоголь. Я была гиперактивным ребенком, в плохом смысле, и марихуана останавливала меня, не давала совершать безумные поступки. Учеба меня не интересовала, казалась потерей времени, я хотела лишь курить травку и таскать за спиной гитару.
Я ерзаю на стуле и вспоминаю, как говорила Хьюго точно такие же слова.
– Я продолжала пить годами, и подростком, и в двадцать, и в тридцать лет. Поначалу это было для меня забавой. Не будем кривить душой – пить интересно, забавно. Я любила танцевать на столе, флиртовать с мужчинами, могла выхватить микрофон у отца невесты и проорать что-нибудь из Уитни Хьюстон.
Кто-то смеется.
– Но у этой забавы бывают нехорошие последствия. Начались осложнения. Я стала подводить людей; теряла контроль над собой, просыпалась и не знала, где нахожусь; я ехала на велосипеде домой из паба во вьетнамках, злая, без шлема. Я часто меняла работу, меня отовсюду выгоняли, потому что я не терпела ответственности. Какое-то время я спала с бойфрендом моей лучшей подруги, о чем до сих пор жалею, потому что потеряла очень дорогого для меня человека. В общем, забава незаметно кончается, а ты остаешься один на один с суровыми последствиями.
Она замолкает, а я медленно поднимаю голову и жду. Мне хочется, чтобы она говорила еще и еще.
– Я вышла замуж в двадцать семь лет и думала, что завяжу с пьянством. Но не была уверена в этом и даже настояла, чтобы бракосочетание прошло в полдень, пока я еще не нализалась. – Она печально улыбается. – Вскоре я забеременела и была уверена, что это, конечно же, положит конец моим пьянкам и безумствам. Автоматически, верно? Меня совершенно не интересовала карьера. Я хотела быть образцовой матерью, хорошей женой. Несмотря на мой бунтарский дух, в глубине души я верила в традиционные ценности, привитые мне моими консервативными родителями.
Я поглядываю на тетю Вив. Может быть, это все нарочно подстроено? Неужели она сейчас скажет, что ее бил муж, что она убежала от него и живет у своей тетки, что у нее слепой брат? Но тетя Вив спокойно сидит рядом, закрыв глаза.
– Я не могла уняться даже после рождения первого ребенка. Изменяла мужу, а через час ходила по торговому центру и выбирала краску для стен детской. Чистое безумие, согласитесь. Некоторые любовники распускали кулаки. Я считала, что поделом мне. Мне даже легче становилось после побоев. Я все глубже и глубже погружалась в трясину. Когда у меня родился второй ребенок, родители умоляли меня пойти к докторам, но я упрямилась. Муж требовал развода и грозил отобрать детей. Потом мой отец все-таки запихнул меня в реабилитационный центр. – Она кашлянула. – Да, мне повезло с родителями, они стремились помочь мне, но все же… Мне хотелось умереть, – с чувством говорит она. – Я была разрушена физически, духовно, умственно. Меня терзали стыд и вина. Ведь у меня были все условия для успешного старта в жизни, а я испортила все, что могла…
Я ощутила боль, сидящую занозой в моей груди много лет, и заплакала.
– Я начала понимать, что алкоголизм – не выбор, – продолжала Нев. – Кто по доброй воле выберет для себя такую жизнь? Нет, это болезнь. Я была просто больна. Не какое-то там чудовище. В реабе я вставала на колени и молилась, чтобы мне дали второй шанс. Тот момент, когда я поняла, что мне нужна помощь, стал для меня поворотным. Теперь я могла что-то предпринять. Недели, проведенные в реабе, показали мне, как много всего я потеряла. Но я не хотела терять своих детей. Тогда они были еще маленькими. Я любила их. Я вернулась домой и отправилась прямо в АА. Пыталась я восстановить отношения и с моим мужем, но уже было поздно, и наш брак распался, хотя ради детей муж был согласен, чтобы мы остались друзьями. О детях заботились мои родители, иногда я нанимала нянек. Я сделала девяносто на девяносто – девяносто заседаний АА за девяносто дней. Раз уж я могла каждый день пить и принимать наркотики, то уж конечно могла найти час в день, чтобы прийти сюда. Ради моих детей, ради самой себя. Раковым больным нужна химиотерапия. АА стал моим лекарством. В первые недели мне было страшно. Я сидела вся в слезах и соплях…
Старик, распоряжавшийся чаем, протягивает мне носовой платок с вышитым на углу вензелем «Г».
– Я выбрала себе спонсора. Она вела меня шаг за шагом, заставила меня, чтобы я взглянула на свои поступки, обиды и вред, причиненные мной другим людям, осознала их. Дело в том, что мне, когда я сказала себе «Я алкоголик», бросить пить оказалось не так трудно, как я ожидала, но внутренне я по-прежнему оставалась сломленной. Мне было нелегко, но я с каждым днем все-таки становилась сильнее. А потом я проснулась однажды утром и увидела солнечный лучик, падавший в окно моей спальни. Я давным-давно не видела солнца, даже не удосуживалась выглядывать на улицу. Потом ко мне на кровать как-то однажды прыгнули дети, и мы смеялись над какими-то глупостями. Они попросили меня испечь на завтрак оладьи. Я впервые за много лет ощутила голод. Мрак рассеивался, тучи уплывали за горизонт. Без всяких важных событий, без какой-то там поворотной точки я вдруг почувствовала внутреннюю уверенность, что все будет хорошо…
Вытирая слезы, я гляжу на Нев. Снова сморкаюсь. Тетя Вив сжимает мне руку.
– Сейчас у меня новый друг; я встретилась с ним здесь.
Люди улыбаются, кивают, словно все рады за Нев.
– Многие из вас знают, что я стала вести группы йоги. Мне нравится работать с людьми, которые прошли через травму или серьезную болезнь.
Теперь я уже хочу быть такой, как она. Хочу поменяться с ней местами.
– Я никогда не думала, что снова заслуживаю счастья. Я скажу всем собравшимся здесь, особенно новеньким – пожалуйста, поверьте, что вы пришли в правильное место. Не тратьте время. Найдите спонсора…
– Вы будете моим спонсором?
Долгая пауза. Скрипят стулья, люди негромко переговариваются. Некоторые оглядываются на меня. Но почему они смотрят на меня? Почему все говорят? И только тогда я понимаю, что эти слова произнесла я.
– Конечно, – тепло отвечает она, отыскивая меня взглядом. – В конце заседания подойди ко мне. Поговорим.
После Нев делятся своими проблемами и другие. Какой-то пилот признается, что он много раз водил самолет с ничего не подозревавшими пассажирами, летевшими в отпуск; никто из них и не подозревал, как им повезло, что они долетели до места назначения живыми.
Актриса рассказывает, как ей было трудно в Голливуде.
– Там надо быть особым человеком, вписываться в толпу, быть тощим как насекомое палочник. У меня такое чувство, будто я всю жизнь носила маску. Кончилось все тем, что во время Каннского фестиваля я на парковке сосала у незнакомого мужика… – Она краснеет от стыда и досады. – Я больше не знаю, кто я такая.
Я узнаю, что женщину с ярко-желтыми волосами зовут Дениз и что у нее было тяжелое детство.
– У моей мамы была послеродовая депрессия, сейчас это так называется, а в те дни ее просто запихнули в дурдом. Отец винил во всем меня. В пятнадцать я жила на улице. Находила в контейнерах бутылки и допивала оставшиеся там капли. Спала с мужчинами в обмен на алкоголь. Из-за этого чувствовала себя последним дерьмом, пока не пришла сюда; тут я очистилась.
Пожилого мужчину в твидовом пиджаке, который протянул мне носовой платок, зовут Гарри. Он говорит собравшимся, что сегодня у него день рождения и что он не пьет двадцать три года. Аплодисменты. Появляется шоколадный торт с зажженными свечами.
В конце собрания все встают и берутся за руки. Гарри протягивает мне руку, и я, к своему удивлению, беру ее. Тетя Вив держится за другую мою руку, и мы все вместе торжественно произносим молитву.
33
День свадьбы Джейни. Я жду, когда за мной заедет Бен и отвезет в регистрационный офис.
Я гляжу в окно. В квартире снова стало тихо, потому что у Луи снова началась учеба. Я вспоминаю вечер перед началом занятий, как мы перебирали все вещи, за которые благодарны судьбе. Луи лежал в постели.
– Дядя Бен, Нелли и Эмили. Мам, у меня было самое хорошее лето за всю жизнь.
Мое сердце поет от таких слов.
– Что все-таки было лучше всего?
– Все! Мы делали такие интересные вещи! Мне понравился серфинг, понравилось кататься на моей маленькой доске.
Пару недель назад Бен, Эмили, Луи, Нелли и я отправились в городок Ползет в Корнуолле. Мы сняли домик в двух минутах ходьбы от моря. Я отвечала за солнцезащитный крем и питание. Бен учил Луи и Эмили серфингу на их детских досках. Бен любит море. В детстве он почти каждое лето проводил за границей на морских пляжах. «Хоть я и ненавидел отчима, мы с Грейс любили песчаные пляжи, любили прыгать с лодки и плавать с маской и трубкой». Он рассказывал детям про красочный подводный мир с медузами и кальмарами.
Я с удовольствием наблюдала за ними издалека, читала с моей электронной книги «Киндле», присматривала за Нелли и махала рукой, когда они занимались серфингом. Каждый раз, когда я отваживаюсь зайти в воду, в моих ушах звучит мелодия из «Челюстей». Но Бен настоял на своем, и к концу недели я тоже научилась серфингу, ничего амбициозного, просто на доске для буги-борда. Я громко хохотала и визжала, так здорово, когда ты взмываешь вверх вместе с волной.
– Еще мне нравилось играть в крикет с Большим Беном, – продолжал Луи, и я с облегчением поняла, что он давно не задавал мне вопросов про отца.
– Я люблю тебя, мамочка, – сказал он, когда я выключила свет и пошла к двери.
В тот вечер меня распирала гордость за нас.
Я гляжу на часы. Скоро четыре. Тетя Вив заберет Луи с Эмили и отведет их сначала в кафе, потом ко мне домой. О Нелли позаботится нанятый собачник.
– Она для меня как второй ребенок, – пошутил Бен.
Бракосочетание в пять часов. Потом мы пойдем в греческий ресторан ужинать и танцевать. Я слышу звонок мобильного и вскакиваю. Вероятно, Бен сейчас сообщит мне, что опаздывает. Я достаю телефон из сумочки и смотрю на незнакомый номер, нерешительно нажимаю на зеленую кнопку и слышу механический голос, сообщающий, что я выиграла какие-то деньги. Снова звонок, и я опять вскакиваю.
Идя к машине Бена, я чувствую на себе его взгляд. И покачиваю перед ним бедрами. На мне розовое платье, которое перешло ко мне от тети Вив. «Я больше не могу его носить, а ты можешь», – сказала она. Мои длинные темные волосы собраны кверху, и я чувствую себя кинозвездой.
– Бен, что ты так смотришь?
– Ты очень красивая, – говорит он.
– Ты помнишь лучшую свадьбу, на которой ты был? – спрашиваю я, когда мы едем к Мэрилебон.
Он стучит пальцами по рулю.
– Я был на свадьбе в индийских традициях, в оглушительно жаркий день. Шатер был украшен слонами, ненастоящими, увы, так было бы интереснее. Замечательные музыканты, карри и холодное пиво. Это было в добрые старые времена.
– А самую плохую?
– Ох, таких много. Ну не совсем уж плохие, но нелепые. На одной, в Греции, дружка произнес слишком длинную речь о женихе, понимаешь? Атмосфера так сгустилась, что хоть режь ножом.