— Это шляпа Нанны. Мы нашли ее в той комнате. Она заходила туда?
Отрицательно помотал головой. Пожал плечами:
— Не знаю.
Майер протяжно вздохнул.
— Последний раз я спускался вниз за пивом около девяти. Никого там не видел.
Майер медленно опустил голову на сложенные на столе руки и застыл в такой позе, глядя на парня напротив прищуренными глазами.
— Ты уверен, что после девяти больше не ходил туда? — быстро спросила Лунд.
Для пущей убедительности Хальд помолчал секунду и только потом ответил:
— Абсолютно уверен.
— Тебя никто не видел после половины десятого. Что ты делал?
— Э-э…
— Подумай как следует, Йеппе, — произнес Майер, сдерживая зевок. — Подумай, прежде чем ответить.
Хальд заговорил с большей уверенностью:
— Зеркальный шар закоротило, я поставил последний предохранитель и поехал, чтобы купить запасные на всякий случай. Пришлось далеко ехать на велосипеде.
— Мы проверим, — пробормотал Майер, с головой зарывшись в руки.
— Когда я вернулся, то нашел в классе спящего Оливера. Он выпил слишком много. И я повел его домой. — Выпрямился на стуле, стал похож на примерного ученика. — Пришли мы около двенадцати. Я уложил его в постель.
— Около двенадцати! Так рано? — удивилась Лунд.
— С утра я собирался на охоту.
— На охоту! — На Лунд это произвело впечатление.
Майер пробубнил в рукав что-то неприличное.
— Да, в поместье Сондеррис. Наш охотничий клуб проводил большое мероприятие. Я был там до воскресенья.
— Тоже займусь охотой, прямо через минуту, — пообещал Майер.
Лунд водила ручкой в блокноте.
— Я в самом деле хочу помочь, — взмолился Хальд.
Тонким голосом Майер пропел:
— Я в самом деле хочу помочь!
— Но я больше ничего не знаю.
Лунд улыбнулась ему, сказала:
— Хорошо. — Черкнула в блокноте что-то еще. — Что ж…
Она захлопнула блокнот, пожала плечами. Йеппе Хальд улыбнулся ей в ответ.
— Тогда это все, — сказала Лунд. — Если только… — Она ткнула пальцем храпящего Майера. — У вас есть еще вопросы?
Тот выпрямился, направил взгляд в лицо юноше.
— Ты не против, если я возьму у тебя образец крови? — спросил он очень громко. — И отпечатки пальцев?
Он прикоснулся к руке Хальда, тот отдернул ее.
— Я постараюсь не сделать тебе больно.
Майер повернулся к Йеппе Хальду своим большим правым ухом и ждал. Ответа не услышал.
— В противном случае, — добавила Лунд, — мне придется арестовать тебя, после чего мы все равно возьмем образцы.
Йеппе Хальд, умный мальчик, звезда старших классов, проговорил детским жалобным голосом:
— Больше я ничего не скажу. Говорите с моим адвокатом.
Лунд кивнула:
— С адвокатом. Отлично. Майер?
— Конечно. — Он взял Хальда за плечо. — Сначала ты сделаешь положенный тебе телефонный звонок. Затем я познакомлю тебя с понятием «тюремная камера».
Через тридцать минут работы команды на телефонах стали поступать результаты.
— Мы проверили алиби Оливера. — Майер докладывал Лунд. — В субботу была его смена в кафе, где он подрабатывает. Там встретился с какой-то женщиной. Они прошлись по барам, напились, а потом поехали в дом его родителей. Где и оставались до понедельника.
Вошел один из помощников с пакетом. Майер довольно заурчал:
— Ты ангел.
Лунд посмотрела, что он достает из пакета. Большой хот-дог на булке с жареным луком и соусом ремулад. И сверху кусочки соленых огурцов. Майер жадно впился в сосиску зубами.
— Вы посылали кого-то за едой, а мне ничего не сказали? — спросила Лунд.
— Я подумал, вы едите только шведские сосиски.
Поставив руки на бедра, она бросила на него испепеляющий взгляд. Майер продолжал есть с выражением блаженства на лице.
— Вот мерзавец, — сказала Лунд. — Какой мотив?
— Я проголодался.
Поднятые брови и молчание.
— А, вы не об этом. Йеппе и Оливер. Они врут. Сначала надо понять, что в их словах ложь. Мотив будет где-то неподалеку. Смотрите учебник дедукции Майера, страница тридцать два.
Лунд все еще сердилась из-за еды и из-за шутки про шведские сосиски. В основном из-за еды.
— Я съезжу поговорю с Рыжим, потом вам позвоню, — предложил Майер.
— Смысла нет. Он, как и Йеппе, сразу завопит про адвоката.
— Нет, — стоял на своем Майер. — Адвокат ему будет положен, только когда мы возьмем его под арест. Но если поговорить с ним просто как со свидетелем… Я знаю закон. И в основном соблюдаю его. А еще…
— Нет.
— Иногда вы бываете очень упрямы. И все из-за того, что я не купил вам хот-дог…
— Нам нужен материал для анализов. Кровь и ДНК. — Лунд быстро приняла решение. — Арестуем их обоих.
У Майера были сомнения.
— Сама идея мне нравится, но адвокаты вряд ли соизволят приехать быстро. Да мы тут полдня просидим сложа руки, пока они не появятся.
— У нас есть чем заняться. Обыщем квартиру. Проверим их электронную почту, получим список звонков с их телефонов. И найдем ту женщину, с которой Шандорф, по его словам, провел выходные.
Майер ел, слушал и бурчал с полным ртом.
— Что-нибудь еще?
Опять эти интонации в голосе. Обычно он говорил по-другому, она уже научилась различать его настроения.
— Почему вы злитесь, Майер?
Остатки сосиски исчезли у него во рту, пока он думал над вопросом.
— Потому что, — сказал он, — у меня есть чувства.
Лунд ничего на это не сказала.
— Так что-нибудь еще? — повторил Майер.
— Нет.
Но потом она передумала:
— Да. — Лунд подошла и уперла палец в его грудь. — Когда в следующий раз будете посылать кого-то за сосиской, заказывайте и на мою долю.
Лунд решила все же сначала посоветоваться с Букардом. Шеф взял с ее стола папку фотографий из морга, стал смотреть. Ссадины, раны, синяки. Ее мучили жестоко и долго.
— Что у вас есть на парней? — спросил он. — Доказано их присутствие в той комнате?
— Анализы пока не готовы. Но лаборатория обрабатывает наши материалы в первую очередь.
Букард продолжал перебирать фотографии.
— Ты, разумеется, помнишь, кто их родители?
Лунд нахмурилась:
— Почему это должно нас заботить?
По какой-то причине шеф был в дурном настроении.
— У нас и так уже немало неприятностей. Нужно вести себя более благоразумно.
В дверь заглянул Майер и объявил:
— Хартманн хочет встретиться.
— Что ему нужно? — спросила Лунд.
— Не сказал. Но, похоже, что-то важное.
— Хартманн подождет, — сказала Лунд. — Мы едем на обыск.
Она направилась к двери, но Букард остановил ее за руку:
— О чем мы только что говорили? Троэльс Хартманн может стать следующим мэром Копенгагена. И мы не будем раздражать людей из ратуши без особых на то причин.
— Нам нужно обыскать квартиру подозреваемого…
— Я могу взять это на себя, — вставил Майер. — Не беспокойтесь, обо всем доложу.
Букард кивнул:
— Прекрасно. Так и поступим.
Он вышел из кабинета.
— Не забудьте позвонить Хартманну, — крикнул Майер Лунд, выскакивая вслед за Букардом в коридор. — Он ведь лично с вами хотел встретиться.
Лунд ждала у стойки бара, чувствуя себя ужасно неловко. Она не часто ходила в рестораны, даже с Бенгтом. После последних сумасшедших дней ресторан в Нюхауне казался слишком теплым и мирным. Слишком обыденным.
Хартманн опоздал на пять минут, извинился и, пока они ждали столик, спросил:
— Как дела у родителей девушки?
Это вопрос политика или человека, пыталась понять Лунд.
— Вы для этого пригласили меня сюда? Чтобы поговорить о родителях?
— Как я понимаю, вы не сторонница светских разговоров.
— Во всяком случае, не в разгар трудного дела. Как, например, этого.
— Завтра у меня пресс-конференция, и я бы хотел сказать правильные слова.
— Правильные для кого?
— Для вас. Для меня. В большей степени меня волнуют родители Нанны.
Есть такие люди, у которых отлично получается изображать искренность.
— Говорите, что считаете нужным, — предложила она ему.
— В расследовании уже было достаточно неприятных сюрпризов. Новых не предвидится?
Не моргнув глазом, Лунд ответила:
— Судя по всему, нет.
— Могу ли я сказать, что между преступлением и нами нет никакой связи?
Она кивнула:
— Думаю, да. — Она внимательно следила за его лицом. — Если вы считаете, что это так.
Подошла официантка, освободился столик, который заказывал Хартманн.
— Это все? — Лунд была готова уйти.
Он положил ладонь ей на локоть, очень мягко.
— Я хотел извиниться. За то, что подозревал вас в утечке информации. Похоже, дело в нас; в штабе происходят странные вещи. — На мгновение в глазах Хартманна вспыхнул гнев. — Для меня все это стало полной неожиданностью. — Он взглянул на нее. — Вы не голодны?
— Я хотел извиниться. За то, что подозревал вас в утечке информации. Похоже, дело в нас; в штабе происходят странные вещи. — На мгновение в глазах Хартманна вспыхнул гнев. — Для меня все это стало полной неожиданностью. — Он взглянул на нее. — Вы не голодны?
Мимо пронесли блюдо с едой. Фрикадельки и паста. Выглядели они гораздо аппетитнее, чем тот хот-дог, который не купил ей Майер.
— Я буду то же самое, — показала Лунд на приглянувшуюся ей тарелку. — Одну минуту, пожалуйста.
Она вышла в вестибюль, позвонила матери и услышала самое многословное, самое дружелюбное приветствие за многие месяцы. Потом узнала, что было тому причиной: из Швеции приехал Бенгт. В Копенгагене он собирался остаться всего на одну ночь.
— Вам надо поздороваться, — проворковала она и передала трубку Бенгту.
«Сейчас мне это совсем ни к чему», — думала Лунд, слушая его рассказ об успехах Марка в занятиях шведским, о настоящей форме хоккейного клуба Сигтуны, которую раздобыл Бенгт в подарок Марку, об идеальной древесине для идеальной сауны.
Она кивала, но в голове у нее была лишь маленькая грязная каморка в подвале гимназии, матрас, запятнанный кровью, стол с едой и наркотиками, выброшенные за ненужностью шляпа ведьмы и голубой парик.
— Когда ты придешь домой? — спросил Бенгт. И вернул ее своим вопросом в нескладное настоящее.
— Скоро, — пообещала она. — Скоро.
Пауза.
— Когда?
Он никогда не давил на нее. Никогда не казался недовольным, или обиженным, или холодным. Его приятный миролюбивый характер был основой ее любви к нему. А может, просто ей так было удобнее.
— Как только закончу. Мне жаль, что приходится задержаться. Правда. Давай поговорим, когда я приду. Мне пора.
Вернувшись за стол, она принялась за еду. Они снова обсудили завтрашнее заявление Хартманна, поговорили о сотрудничестве. Вблизи Хартманн был ей интересен. В нем чувствовалась хрупкая наивность, невидимая на глянцевых портретах. Он был вдовцом. Она успела просмотреть газетные подшивки в управлении тогда же, когда проверяла прошлое Яна Майера. Жена Хартманна умерла два года назад от рака. Утрата стала для него тяжелым ударом. В какой-то момент из-за этого чуть не прервалась его политическая карьера, а другой работы у него никогда не было.
Она вдруг осознала, что он не сводит с нее глаз и необыкновенно молчалив для политика.
— В чем дело?
— У вас… — Его рука приподнялась в направлении ее лица. — У вас что-то на губе.
Лунд схватила салфетку, вытерла рот. И продолжила есть с не меньшей жадностью, чем прежде.
Это был уютный ресторан, из тех, куда ходят семейные пары. Или мужчины с любовницами. Если бы кто-то знакомый вошел туда в тот момент и увидел ее с этим мужчиной…
— Так мы договорились? — заключил он.
— Вы рассказываете свою историю, мы свою. Все как есть.
— А как ваша личная жизнь? — Он улыбнулся. — Простите, само вырвалось. Конечно, это совсем не мое дело.
— Моя жизнь в порядке. Я с сыном переезжаю в Швецию. Там живет мой жених, недалеко от Стокгольма. Я уже нашла себе там работу. Гражданскую, но тоже в полиции.
Она отпила еще вина, пожалела, что тарелка уже опустела.
— То есть в жизни у меня все неплохо, — зачем-то повторила она.
— Сколько лет вашему сыну?
— Двенадцать. А что насчет вас?
— Я уже чуть постарше.
— Я имела в виду…
— Знаю, знаю. Детей у меня нет. Моя жена умерла. Почти все время я отдаю работе… — Он почти пристыженно развел руками. — Хотя недавно я встретил одну женщину. Надеюсь, для меня еще не все потеряно.
— Женщина из вашего штаба, — сказала Лунд с уверенностью. — Риэ Скоугор.
Хартманн склонил голову с улыбкой:
— Вы и сквозь одежду видите?
Он едва прикоснулся к своей еде и вину. Казалось, он готов был провести так всю ночь — говорить, говорить, говорить.
— Мой жених приехал из Швеции, — сказала Лунд. — Мне пора домой. Вот… — Она вынула бумажник, чтобы заплатить за свою часть счета.
— Нет, нет, — быстро сказал Хартманн. — Позвольте мне. Я пригласил вас.
— Спасибо. Только если платить будете вы, а не налогоплательщики.
— Заплачу лично я, Сара, — сказал он, помахивая кредиткой.
— Спасибо еще раз, Троэльс. Доброй ночи.
Как обычно, Бенгт тут же заснул. Лунд вылезла из постели, натянула свитер, отошла к окну и, сидя в плетеном кресле, позвонила Майеру.
— Что вы нашли? — спросила она шепотом.
— Пока ничего.
Майер тоже говорил приглушенно. Было очень непривычно.
— Должно же быть хоть что-то.
— Криминалисты забрали компьютер, взяли образцы крови и ДНК.
Ужин с Хартманном по-прежнему занимал ее мысли.
— А в комнате Нанны не было ничего, что указывало бы на то, что она собиралась на свидание?
— Может, обсудим это завтра? Я без сил.
— Я уверена, она с кем-то встречалась.
— Да, Лунд. С Оливером. Но вы же не дали мне поговорить с ним. — В трубке послышался какой-то шум, движение, плач ребенка. — Ну вот, смотрите. Вы перебудили весь дом.
Она вышла в столовую, включила свет, села у стола.
— Родители ничего нового не вспомнили?
— Я их завтра спрошу. — Чертыхание. — Один идиот из наших сказал матери, что девушку утопили заживо. Теперь она с ума сходит.
Лунд выругалась.
— Тогда вы с Бирк-Ларсенами не говорите, я сама съезжу.
— Так на сегодня, может, уже все?
— Да, — сказала Лунд. — Конечно.
Она прошла мимо комнаты Марка. Сын крепко спал. Бенгт проснулся, но не хотел этого показывать. «Здесь все в порядке, — думала Лунд. — Я им не так уж и нужна».
Четверг, 6 ноября
Утро было серым и сырым, моросило. Они вместе позавтракали, потом Лунд отвезла Бенгта на поезд. По пути говорила о грядущих выходных. О том, с кем они встретятся в Швеции. Что будут делать.
Он по большей части молчал и слушал. Потом она сказала:
— Вечеринка в честь новоселья…
— Забудь о ней. Я все отменил.
Она удивилась: неужели и правда в его голосе прозвучала нотка неудовольствия? Трудно было сказать наверняка. Он ведь никогда не сердился.
— Давай подождем, пока ты не закроешь дело, Сара. И тогда…
— Нам не нужно ждать. Я же говорила тебе. В субботу мы будем там.
Он отвернулся к окну, бесцельно глядя на поток автомобилей.
— Я не хочу приглашать людей, если ты снова позвонишь и скажешь, что не приедешь.
Да, ошибки быть не могло. Он недоволен.
— Конечно же я приеду! Я очень хочу познакомиться с твоими родителями. И… — Из памяти всплыли имена, которые он называл вечером. — И с Оле и Миссан, и с Янне и Панне, и с Хассе, и с Бассе, и с Лассе…
Он засмеялся. Это у нее пока еще получалось.
— Боссе, а не Бассе.
— Прости. Еще не выучила.
— Ну что ж, если ты уверена…
— Уверена! Я обещаю.
Она высадила его на Центральном вокзале, а сама поехала в Вестербро.
Лунд сидела на кровати Нанны и пыталась вспомнить, каково это было быть подростком. Комната была маленькая и яркая, заполненная вещами, разбросанными в хаотическом беспорядке. Фирменные пакеты недорогих магазинов одежды, школьные конспекты, книги и журналы, косметика и бижутерия…
Отражение личности Нанны Бирк-Ларсен, отражение ее жизни.
Лунд перечитала дневник Нанны, ничего не обнаружила. Ничего в тетрадках, в фотоальбоме. Она думала о том, какой сама была в том возрасте: нескладной угрюмой девицей. В ее комнате царил еще больший беспорядок, чем в этой, но беспорядок совсем иного рода. Он существовал для нее, Сары, был выражением своей одинокой, интровертной хозяйки. Здесь, думала Лунд, Нанна создала место для подготовки. Это была персональная гримерная, говоря театральным языком, из которой она выходила, чтобы очаровывать внешний мир, покорять его своей красотой, своими нарядами, своим искрометным и несомненным умом.
Всем тем, чего недоставало юной Саре Лунд, эта девушка обладала в избытке. И еще у нее была любящая мать.
А теперь Нанна была мертва.
Должна где-то быть тропа из этой комнаты к шокирующему концу Нанны в канале на Кальвебод-Фэллед. Должны быть причины, а причины оставляют следы.
Она посмотрела на шкаф Нанны, перебрала его содержимое. На нескольких предметах одежды ярлычки были срезаны, — вероятно, вещи были куплены в секонд-хенде. Остальная одежда была с ярлыками. И…
Лунд опять и опять пыталась представить себя в девятнадцать лет. Что она носила? Почти все то же самое, что и сейчас: джинсы, рубашки, свитеры. Практичная одежда для практичной жизни, не для привлечения внимания окружающих. Для симпатичных девушек естественно одеваться так, чтобы их замечали. Сама Лунд была исключением. Тем не менее та одежда, которую она нашла, перебирая вешалки в шкафу Нанны, казалась слишком правильной, слишком взрослой, слишком… продуманной.