Потом появилась семья, и ему пришлось забыть о том, кем он когда-то был. Он похоронил молодого Тайса, Тайса-головореза, Тайса-бандита, думая, что тот ему больше не пригодится.
— Зато, — продолжала Гамборг, — у нас будет время как следует подготовиться, обо всем поговорить.
— О чем тут говорить?
— Вам будут предъявлены обвинения в покушении на убийство, незаконном лишении свободы и нанесении тяжких телесных повреждений.
Бирк-Ларсен закрыл глаза.
Ему надо было кое-что сказать. Спросить одну важную вещь.
— Как учитель?
Она не переставала разглядывать его, словно он был невиданным животным в клетке зоопарка.
— Он поправится. И он говорит, что не будет выдвигать против вас обвинения.
Бирк-Ларсен поднял на нее недоверчивый взгляд.
— Но это не освобождает вас от ответственности.
— Полицейские сказали нам, что это он. В газетах писали, что это он. И никто ничего не делал.
Она сделала глубокий вдох:
— Судья может увидеть в деле ряд смягчающих обстоятельств.
— Я признаю свою вину. Только скажите мне, что нужно говорить на суде. — Следующие слова дались ему с трудом — он боялся ответа, который последует. — Я просто хочу вернуться домой.
Она ничего не сказала.
— Я нужен семье.
— Понимаю. Учитывая обстоятельства, мы можем надеяться на снисхождение суда. — Она сложила перед собой изящные руки, склонилась к нему через узкий стол. — Я попытаюсь убедить судью, что нет необходимости держать вас под стражей. Вы признали свою вину. Вы добровольно отдались в руки правосудия. Вы не намерены скрываться. У вас семья, бизнес…
— Я хочу увидеться с женой.
Адвокат покачала головой:
— Мы должны дождаться окончания слушания.
Он опустил голову, ставшую невыносимо тяжелой.
— Мне очень жаль, — добавила она. — И насчет вашего друга. Вагн, кажется?
— Вагн не имеет к этому отношения. Он пытался остановить меня. Не вмешивайте его.
— Он привлечен к ответственности как соучастник.
— Это неправильно!
— Обвинение не тяжелое. Он не задержан. Я не думаю… — Она остановилась.
— Что?
— Не думаю, что ему грозит тюремное заключение. Боюсь, что не могу сказать того же о вас.
Молчание.
— У вас есть вопросы? — спросила она.
Когда он не ответил, она посмотрела на охранника.
Часть процесса. Часть системы, которая однажды уже чуть не поглотила его. Тайс Бирк-Ларсен вновь очутился в лапах монстра, которого ненавидел и который ненавидел его. И винить в этом было некого, кроме самого себя.
Пернилле было не оторваться от телефона, — как всегда это бывает, клиенты звонили в самое неподходящее время. Каждую минуту проявлялся кто-нибудь новый со срочным заказом. Приехала на помощь Лотта.
— Сейчас я не могу этого сделать, — говорила Пернилле в очередной раз. — Я вам перезвоню. Обязательно. Обещаю.
Лотта дождалась, когда Пернилле положит трубку, и спросила:
— В чем его обвиняют?
Снова звонок.
— Перевозки Бирк-Ларсена. Одну минуту, пожалуйста. — Закрыла рукой трубку. — Пока не знаю. Ты не присмотришь за мальчиками?
— Конечно. А что он сделал?
Пернилле еще раз извинилась в телефонную трубку. Лотта не уходила, сердилась, что не получала ответа.
— Тайс что-то сделал учителю?
— Это я виновата. Я его толкнула на это.
Она провела рукой по спутанным волосам. Выглядела она ужасно, и ей было все равно.
Она смотрела на список заказов, не зная, за что хвататься. Один из работников вошел с вопросами, она отправилась в гараж разбираться на месте. Зазвонил телефон, трубку пришлось снять Лотте.
— Но сначала займитесь заказом в Эстербро. — Вернулась Пернилле, заканчивая разговор с водителем. — Все делайте так, как всегда делали с Тайсом. Если что, спросите у Вагна.
Он многозначительно посмотрел на нее.
— Что? Где Вагн? — спросила она.
— Не знаю…
— Ну, тогда… — Она бессильно махнула рукой. — Тогда делайте как знаете.
— Пернилле?
Лотта все еще была в конторе, дожидаясь, когда сестра освободится и останется одна.
— Что?
— Тебе звонили из банка. Сказали, что хотят поговорить.
Букард надел свою лучшую, свежевыглаженную рубашку, лучший костюм. Такой была его форма для выслушивания лекций от комиссара полиции. Он только что вышел из кабинета начальника и пребывал в ужасном настроении. Нагнувшись над столом, он перелистывал утреннюю газету в сером свете утра за окном кабинета Лунд. Скорбно опущенные уголки рта, сведенные брови — он был красноречив, не говоря ни слова.
Лунд и Майер сидели бок о бок и переглядывались, как нашалившие ученики в ожидании выволочки от учителя.
Нарушил тишину Майер:
— Мы понимаем, что все пошло не совсем так, как следовало.
Букард ничего не ответил, только показал им газетный разворот с крупным заголовком: «С ролевой модели Хартманна сняты все подозрения».
— Если бы Кемаль сразу рассказал нам правду… — начала Лунд и умолкла, остановленная язвительной усмешкой Букарда.
— Как я уже говорил вам, у нас с самого начала не сложились рабочие отношения… — добавил Майер. — Я, конечно, не хочу никого обвинять.
— Кемаль лгал нам! — повторила Лунд. — Он мог в любой момент предоставить нам свое алиби, но не сделал этого. Если бы он…
Букард снова ткнул пальцем в газету.
— Люди знают только вот это, — буркнул он. — Ваши оправдания никому не интересны. — Пауза. — Комиссар требует отстранить вас от дела. Нам не нужна вся эта шумиха в прессе. И по вашей вине мы оказались замешаны в предвыборной гонке, что вообще недопустимо. В довершение всего отца жертвы обвиняют в покушении на убийство.
— Кемаль не хочет выдвигать обвинение! — воскликнул Майер. — Разве это ничего не значит?
— Это будут решать юристы, не он. Как бы то ни было, вы оба провалили дело.
Они опустили головы.
— А теперь назовите мне хоть одну причину оставить вас для продолжения расследования.
— Одну? — немного воспрянула духом Лунд. — Я могу назвать…
— Тогда начинай.
— Мы знаем об этом деле больше, чем кто-либо другой. У новой команды уйдет не меньше недели на то, чтобы ознакомиться со всеми материалами.
— Я лучше подожду одну неделю и получу результат. От вас же пока были одни проблемы и неприятности.
— Мы знаем больше, чем знали вчера.
— Сегодня я еду в гимназию, — добавил Майер. — Смогу прояснить там кое-какие вопросы. Мы держим ситуацию под контролем. Лунд права: приведите других людей, и им придется начинать с нуля.
Букард надолго замолчал, погрузившись в размышления.
— Если завтра дело не сдвинется с мертвой точки, я вас отстраню. Обоих.
Он поднялся, направился к двери.
— И держитесь подальше от ратуши и Троэльса Хартманна. Не желаю больше получать из-за вас головомойки. Ясно?
— Конечно, — сказал Майер.
Букард ушел. Лунд сидела молча, сложив руки на груди, а Майер вышел в коридор раздать задания дневной смене.
— Мы должны сегодня как следует поработать, — сказал он. — Для начала возвращаемся в гимназию. Допросим всех до единого, включая уборщиц.
Лунд встала и подошла к шкафу, где хранились вещественные доказательства, стала перебирать пакеты в поисках нужного.
— Покажите фотографию Нанны всем водителям такси, — продолжал Майер.
— Уже показывали, — недовольно протянул Свендсен.
Майер накинулся на него:
— Всем водителям? В целом Копенгагене? Сомневаюсь. Особое внимание уделите тем, кто работал в районе квартиры Кемаля. Может, оттуда она поймала такси. Узнайте хоть что-нибудь! За работу!
Он вернулся в кабинет, бурча себе под нос:
— Неужели это так сложно?
Лунд сидела перед раскрытым журналом регистрации автотранспорта, полученным из мэрии.
— Нужно разослать фотографию машины на все заправки в городе, — сказала она, — уточнить, не заправляли ли ее вечером тридцать первого октября.
— Зачем?
— Мы кое-что упустили. — Она передала ему журнал. — Если верить этой записи, в баке уже не должно было оставаться бензина, а он почти полный. Значит, преступник заезжал на заправку, и в таком случае…
— В таком случае его должны были зафиксировать камеры слежения, я понял, не дурак.
— Хорошо! Давайте начнем с заправок возле гимназии Нанны.
— Лунд. Если бы вы были за рулем украденной машины с похищенной девушкой в багажнике, стали бы вы сами заправлять бак? И потом, в журнале может быть ошибка.
Она кивнула:
— Верно. Тогда проверьте этот вопрос со службой безопасности ратуши.
Майер засмеялся:
— Ага. Вы слышали, что сказал Бремер? Он оторвет мне яйца, если я туда сунусь.
Поставив руки на бедра, склонив голову, она смотрела на него не мигая большими яркими глазами — выжидательно, упрямо.
— Лунд. Если бы вы были за рулем украденной машины с похищенной девушкой в багажнике, стали бы вы сами заправлять бак? И потом, в журнале может быть ошибка.
Она кивнула:
— Верно. Тогда проверьте этот вопрос со службой безопасности ратуши.
Майер засмеялся:
— Ага. Вы слышали, что сказал Бремер? Он оторвет мне яйца, если я туда сунусь.
Поставив руки на бедра, склонив голову, она смотрела на него не мигая большими яркими глазами — выжидательно, упрямо.
— Не надо на меня так смотреть, мне это не нравится, — пожаловался Майер.
Она не шевельнулась.
— Я в ратушу не поеду, Лунд. И точка. Вы делайте что угодно. А я туда не поеду.
Он двинулся к двери.
— Майер! Вы обещали отцу Нанны, что найдете того, кто это сделал.
Он остановился, обернулся, хмуро посмотрел на нее.
— Или это были просто слова?
— А еще я обещал жене, что продержусь на этой работе не меньше трех недель. И что важнее, как вам кажется?
Она открыла рот, чтобы ответить, но он не дал ей:
— Все, не надо ничего мне говорить. Я сам знаю ответ.
Те же люди, то же место. И тем не менее все было иначе. Собрание группы началось в спокойной атмосфере, напряжения прошлого вечера как не бывало. Все шутили, смеялись, вели себя так, словно вчера ничего не произошло, и ждали продолжения. Шире всех улыбался Кнуд Падде. Он уже созванивался с Риэ Скоугор, интересовался свободными местами в комитете, метя на повышение.
Во главе стола сидел Троэльс Хартманн, рядом с Элизабет Хедегор. Присутствующие с удовольствием угощались булочками и пирожными. Он лишь изредка подносил ко рту чашку с кофе.
— Доброе утро всем, — сказал Хартманн и быстро покончил с вежливым вступлением: благодарю за то, что пришли, извините, что созвали в срочном порядке.
Бигум сидел в самом конце стола, сгорбившись на стуле, но пытался улыбаться.
— Уверен, мы быстро со всем разберемся… — приступил к делу Хартманн.
— Троэльс.
Это был Бигум, с улыбкой даже более вымученной, чем обычно.
— Прошу вашего внимания. Я хотел бы сказать несколько слов.
Хартманн изобразил удивление:
— Конечно, Хенрик, как пожелаете.
Бигум глубоко вздохнул:
— Я должен перед вами извиниться. За недавние неприятные события. — Он оглядел стол, все молчали. — Нам всем пришлось нелегко.
Падде сумел занять место рядом с Элизабет Хедегор, которая смотрела сейчас на Бигума, подперев подбородок ладонью.
— Надеюсь, все понимают, что наши разногласия были вызваны исключительно тревогой за благополучие партии. — Хенрик Бигум глянул на Хартманна. — Да, ничем иным, Троэльс. Ничего личного. Так что… — Деланый смех, вскинутые руки. — Предлагаю зарыть топор войны и двигаться вперед.
— Благодарю, Хенрик, — любезно произнес Хартманн.
— Не за…
— Но я согласен с тем, что вы вчера сказали. Так больше продолжаться не может.
Бигум заерзал на стуле:
— Троэльс, теперь у вас нет причин отзывать свою кандидатуру. Вас поддерживают и члены группы, и избиратели. Ваша позиция в отношении ролевых моделей…
— Да, да, да. — Взмахом руки Троэльс попросил его замолчать. — Не волнуйтесь, я вовсе не собираюсь отзывать свою кандидатуру. — Он посмотрел на каждого из присутствующих по очереди, скромно улыбаясь. — Не паникуйте. Наша общая цель — изменить систему в ратуше.
Все закивали, и Бигум энергичнее всех. Хартманн постучал пальцем по столу:
— Но мы не сможем этого сделать, если будем ссориться между собой.
Одобрительное бормотание. Словно шоумен, разогревающий публику, Хартманн воскликнул, смеясь:
— Я вас не слышу! Я прав?
Отклик был громче на этот раз, и Хенрик Бигум тоже засмеялся:
— Вы правы, Троэльс, и были правы с самого начала.
Хартманн направил на него долгий взгляд через весь стол:
— Я знаю, Хенрик. И вот теперь я хочу предоставить вам тот же выбор, перед которым вчера вы поставили меня.
Улыбка застыла на лице Бигума.
— То есть?
Выражение лица Хартманна тоже переменилось. С таким серьезным видом он обычно говорил с Бремером.
— Или вы уйдете добровольно… — Он помолчал. — Или мы решим это за вас голосованием.
Бигум затряс головой:
— Что?
За столом стало тихо. Помня нелюбовь Вебера к конфликтам, Хартманн не просил его присутствовать на собрании. А Риэ Скоугор стояла недалеко от стола, улыбаясь и ожидая развязки. Она с шести утра сидела на телефоне, так что они точно знали, каковы шансы Хартманна.
Бигум начинал злиться.
— Это немыслимо. Я работаю в этой партии уже двадцать лет — столько же, сколько и ты, Троэльс. Во всем, что я делал, я руководствовался только нашими общими интересами.
— Вы были у Бремера, Хенрик. Вы предложили ему сделку.
Костистое, аскетичное лицо университетского преподавателя вспыхнуло.
— Я только хотел узнать его мнение. Ничего больше. Наша победа совсем не гарантирована. Надо думать о возможных компромиссах…
— Так что вы выбираете, Хенрик? Добровольный отзыв или голосование?
Бигум посмотрел на каждого в комнате. Никто не смотрел ему в глаза, даже Падде.
— Понятно.
Он поднялся и, не спуская ненавидящего взора с Хартманна, выпалил:
— Пошел ты к черту, Троэльс. Тебе никогда не стать мэром. Ты… у тебя…
— Кишка тонка? — подсказал Хартманн.
Риэ Скоугор с лучезарной улыбкой открыла ему дверь.
— Чтоб вас всех… — пробормотал Бигум, уходя прочь.
Хартманн сложил на груди руки и откинулся по своей привычке на спинку стула. Падде встрепенулся и сказал:
— Ну. Вот и все. Как председатель я передаю слово Троэльсу.
Хартманн дотянулся до термоса, налил себе в чашку кофе.
— К вам это тоже относится, Кнуд. Дверь там.
Падде издал нервный смешок:
— Да бросьте, Троэльс. Я знаю, что ошибся. Но я много трудился на благо партии. Я ее преданный…
Хартманн глотнул кофе.
— Вы свободны, — только и сказал он.
Никто не смотрел в сторону Падде, никто не произнес ни слова, только улыбающаяся Скоугор снова открыла дверь.
— Так вот зачем вы притащили меня сюда? — воскликнул Падде. — Чтобы унизить?
— Кнуд, — позвала его Скоугор, постукивая костяшками пальцев по двери. — Нам нужно продолжать собрание. Прошу вас…
Он выругался — впервые на памяти Хартманна — и тоже исчез за дверью.
— Отлично, — провозгласил Хартманн удовлетворенно. — Давайте продолжим. — Он с улыбкой оглядел лица сидящих за столом. Теперь они принадлежат ему, и никому больше. — Элизабет, прошу вас занять пост председателя взамен покинувшего нас Падде, вы не возражаете?
Она кивнула с улыбкой.
— А теперь я хочу представить вам двух наших новых товарищей.
Скоугор выглянула в соседнее помещение:
— Саньджей? Дипика? Зайдите, пожалуйста.
Молодой человек и девушка азиатской внешности, хорошо одетые, профессионалы с хорошим образованием — результат программы интеграции.
— Это Саньджей и Дипика, вы с ними уже знакомы по работе с нашей молодежной организацией, они займут освободившиеся места в комитете, — представил вновь прибывших Хартманн. — Прошу вас, садитесь. Добро пожаловать.
Когда приветствия и небольшая суматоха с рассаживанием стихли, Хартманн спросил:
— Есть вопросы? Нет? Тогда за работу.
Когда собрание уже шло полным ходом, Хартманн выскочил из кабинета, чтобы попросить сделать несколько копий. У ксерокса препирались Риэ Скоугор и Мортен Вебер.
— Почему мне никто не сказал о том, что будут такие перестановки? — жаловался Вебер.
— Ты бы стал возражать.
— Да, потому что сейчас не лучшее время менять коней.
— Они сами напросились, Мортен, — сказала Скоугор. — И как можно терпеть среди нас такую змею, как Бигум?
— А Кнуд? — спросил Вебер. — Он-то что сделал? Всего лишь вел себя так, как всегда. Куда ветер клонит, туда ветка и гнется.
— Кнуд послужит уроком, — сказал подошедший Хартманн.
Вебер открыл рот в притворном изумлении:
— Уроком? И от кого я это слышу, не от святого ли Троэльса? С каких это пор ты стал вытаскивать кинжал по ночам?
— С тех пор, как захотел свергнуть Бремера. А Бигума и Падде больше нет, и хватит об этом. — Он шлепнул документы на крышку ксерокса. — Мне нужны копии вот этого и еще кофе.
— Сам ходи за своим кофе! Бигум так просто не сдастся. Он будет копать под тебя и дальше.
— Послушай, Мортен, — сказал ему Хартманн, — мы слишком долго были пай-мальчиками. Только и делали, что отбивались от нападок. Мне пришлось действовать. Я должен был показать свою силу.
— Это у тебя получилось. Я только надеюсь, что ты обговорил все с Кирстен Эллер. Бигум был близок с ней, если ты не в курсе. — Взгляд на Хартманна. — А, ты не в курсе! Что, трудно было спросить…