– Вы же принимаете какое-то участие в этом деле?
– Я? Участие? – Ахатов враз переменился в лице. – Не я, а моя жена. И ее участие ни на бизнес Саранского, ни на лабораторию не распространялось.
– Я не это имел в виду, – поспешно сказал он.
– Ни я, ни моя жена понятия не имеем, на что Иван тратил деньги. На какие такие исследования.
– Я не это имел в виду.
– Я недавно видел фильм. Документальный. В городе Р-ске нашли подпольный цех по производству «паленой» водки. Народ травится, многие попадают в больницу. Случается, что и умирают. Органы ведут расследование, дело на контроле у высокого начальства. Акцизные марки на бутылках были фальшивыми. Нехорошо это.
– Да, пьют всякую дрянь, – пробормотал Ладошкин.
– Ладно. Поможем, – сказал вдруг Ахатов. – Никто тебя не тронет.
– Но…
– Отдай им что просят, и все.
– Но у меня ничего нет!
– Нет так нет. На нет, как говорится, и суда нет. – При слове «суд» Алексей невольно вздрогнул. Что это? Намек? Ахатов, глядя в стену над его головой, сказал: – Упомянули, что хозяин особняка, в котором нашли «паленку», повесился. Он-то и был главный.
– Кто упомянул? Где?
– Да по телевизору. Я ж тебе говорю: фильм смотрел. Случайно. Криминальные новости.
– Выходит, Сидорчук повесился? Уф!
– Фамилию я не помню. Мне дела до этого нет.
– Значит… Уф!
– У тебя все?
– В общем… да.
– Я наслышан, Леша, о твоих талантах, – сказал Ахатов, поднимаясь.
– Талантах? Каких талантах? – пробормотал он.
– Говорят, у тебя в голове калькулятор. Считать ты умеешь хорошо. Одно дело разбавлять водой этиловый спирт, а другое – технический. И третье – спиртосодержащие жидкости. Это я к примеру. Арифметическая задачка. Но иногда это вредно. Иногда нужно считать неправильно. Понятно, что двести процентов прибыли лучше, чем двадцать. А разница куда уходит?
– Но ведь… Взятки…
– Я об этом не слышал. А ты ничего не говорил. Ты бы подумал о применении своих талантов, ну, скажем, в другой области.
– Я не понял… Мне что, сдать дела?
– Кому? И какие такие дела?
– Тогда я не понял.
– Это твои проблемы. – И Ахатов потянулся к телефону на столе, давая понять, что аудиенция окончена.
– Так я пошел?
– Иди.
«Надо все уничтожить. Всю «левую» продукцию. Закрыть склады. Сидорчук повесился. Это хорошо. Кто-то его заставил. А может, и не сам. Помогли. Кто-то там поработал. Знать бы, кто этот человек. Кому я обязан тем, что остался на свободе? Пока остался. Сколько у меня времени?»
Ладошкин машинально посмотрел на часы. И тут же стал рассчитывать дорогу. Правильно говорят: у него в голове калькулятор. Успеет.
…Она вышла из дверей салона и огляделась. Как он сказал? «Тебе не придется ждать»? Выходит, обманул. В этот момент показался джип Ладошкина. Резко затормозил перед ней, дверца открылась:
– Садись.
Едва опустилась Ольга на переднее сиденье, как он пожаловался:
– Три часа проторчал в пробках. В лабораторию так и не попал.
– Это где ж такие пробки? – усмехнулась она.
– Да повсюду! Стоит Москва! Так что в лабораторию поедем вместе. Сейчас.
«Где он был? Встреча? С кем?» Сообразила, что Лешка, не отрываясь, смотрит на ее сумочку. Они стояли на светофоре. Он перевел взгляд на ее волосы и пожал плечами:
– Я что-то не понял… Ты провела там три часа!
– И что?
– Я не вижу никаких изменений. Твои волосы…
– Это и есть великое искусство. Которым владеет Маруся.
– Взять пятьсот баксов за то, чтобы три часа ни фига не делать? Ловко! Чтоб я так жил!
– Разве ты не находишь, что я похорошела?
– Солнышко, ты всегда неотразима.
– Но мне надо купить пластырь, елочка. Я ногу натерла.
– Когда?
– Вчера, пока бродила по этой грязной Горетовке. И теперь у меня болит нога. Сумку не буду брать. Притормози у аптеки. Я заскочу на минутку.
Он тут же забыл о ее волосах. Ольга взяла кошелек и скрылась в аптеке. Пусть проверит содержимое ее сумочки. Да бога ради! А то весь день будет нервничать и злиться. И другим настроение портить.
Купила пластырь, задержалась, рассматривая витрину. Надо дать ему время. Пусть убедится, что у нее ничего нет. Когда вернулась, он заметно повеселел:
– Ну что, солнышко, в лабораторию?
– Ну, раз надо…
– Надо, солнышко, надо!
Она и так знала, что под обломками дома найден Саранский. А кто ж еще? Но им нужно официальное заключение. Что ж… В лабораторию!
В это же время
Когда Саша наконец уехал, Олеся тоже стала собираться. Хватит валяться на диване! Надо что-то предпринять. Пойти в парикмахерскую, забежать на маникюр, записаться к косметологу. Леся не понимала, что происходит, но ей вдруг захотелось это сделать. Словно кто-то подталкивал в спину, когда она шла, нет, летела по улице. Она чувствовала: что-то случилось. Не с ней, но это и ее касается. Механизм запущен. И надо спешить.
Летом в парикмахерских Р-ска мастера откровенно скучают. Клиентки разъехались, а те, кто остался в городе, предпочитали на стрижку и маникюр не тратиться. Солнце, ветер, дачи, грядки… Толку-то? Так что Лесе обрадовались. Ее бывшая одноклассница, которая работала администратором в салоне, сказала:
– Ну, наконец-то! Совсем забыла нас. Что, на Мукаеве свет клином сошелся? Нет его, так и стричься-краситься не надо?
– Ох, не наступай на больную мозоль!
– Не нашли его?
– Нет. Пропал.
– Может, у бабы?
– Может, и у бабы. Откуда мне знать?
– А что Зоя?
– Ты у меня спрашиваешь?
– Замуж тебе надо, – жалостливо посмотрела на нее бывшая одноклассница.
– Сама знаю.
– Ты ж на выпускном первая красавица была! Царица бала! Помнишь?
– Не хочу я об этом вспоминать, – махнула она рукой.
– Дура ты, дура, – ласково попеняла подруга. – Ну, ничего. Сейчас мы из тебя такую красотку сделаем! Закачаешься! Анжелика!
– Чего?
Из дверей выплыла Анжелика, самый известный в городе дамский мастер. Высокая дородная женщина, и такая флегма, что об ее мощную грудь, как о скалы, разбивались вопли обиженных клиенток даже в десятибалльный шторм. Говорили, что ее муж, у которого частенько случаются запои, распускает руки, и хотя он на полголовы ниже и весит в два раза меньше, Анжелика позволяет себя бить, а наутро замазывает синяки тональным кремом, на что сбегается смотреть весь коллектив. И все наперебой дают советы: «разведись», «вмажь ему», «возьми детей – и к маме», «сажать таких надо». По окончании «производственного совещания» все расходятся по местам и, орудуя ножницами, начинают разговор «за жизнь» между собой и с клиентами, а к вечеру появляется муж с потрепанным букетом в руке и бутылкой пива в кармане и, дыша перегаром, извиняется перед дамами:
– Девоньки, простите. Больше это не повторится. Лика! Прости!
И бьет себя кулаком в грудь.
Когда супруги уходят, обнявшись, на «летучке» комментируют ситуацию: «Все-таки двое детей», «квартира у них хорошая», «кто ж не пьет?», «а может, это любовь такая?» И резюме: «бьет – значит любит». Все понимают, что без Анжелики в салоне было бы скучно. И дело свое она знает. А ее семейные баталии обсуждает весь Р-ск, потому что салон, где она работает, самый популярный в городе. А может, потому и популярный?
– Леся к нам. Слышь, Анжелика?
– А… Ну, проходи.
Олеся усаживается в кресло.
– Как будем стричь? – флегматично спрашивает Анжелика.
– Знаешь, вот так, так и так.
Странно, но Анжелика такие вещи понимает. Объяснять ей что-то с картинкой из глянцевого журнала в руке бессмысленно.
– Не. Не пойдет, – флегматично говорит она, глядя на глянцевую диву.
– Ну почему?
– Потому что не пойдет. Надо так, так и так.
И она никогда не ошибается. Потому что картинка – это всего лишь картинка. После Лесиных слов Анжелика берется за дело.
– И еще я хочу покрасить волосы. Осветлить.
– Ага.
– Мне надо помолодеть, слышишь?
– Нюрка слышит. Слышь, Нюрк?
Дверь с табличкой «косметолог» приоткрыта. Там скучают. Анна Сергеевна, уважаемая женщина, прощает фальмильярность только Анжелике. Потому что лаяться с флегмой бесполезно, равно как и указывать на ее вульгарность и бестактность. «Ну и че?» У Анны Сергеевны высшее образование, и она регулярно ездит в Москву на семинары, откуда привозит новинки из самого Парижа. Во всяком случае, Р-ск в это верит безоговорочно. Когда Леся переходит к ней, слышит:
– Тут не обошлось без мужчины. Никак ты замуж собралась?
– Ой, не сглазьте! Тьфу, тьфу, тьфу!
– В Москве, что ли, познакомились?
– Ага.
– Ты приходи ко мне, как отработаешь следующую смену. Тут одним разом не обойдешься. Слышишь?
– Приду.
Из салона Олеся выходит похорошевшей и помолодевшей. И опять не идет – летит! Полегчало. Дома с час крутится перед зеркалом. Теперь их сходство с Ольгой очевидно. Слепой только не заметит. Вот так-то! Ну, держись, так твою так, модель!День шестой
Утро – вечер
Утро – вечер
Дело сделано. Съездила в дом отдыха, договорилась насчет сауны. Все осмотрела и осталась довольна. Лешка, естественно, увязался с ней. Сделал вид, что идея ему нравится. Но спросил подозрительно:
– Откуда у тебя бабки?
По его расчетам, деньги у Ольги уже должны были закончиться. Но Маруся взял с нее гораздо меньше, только за консультацию. Поэтому она оплачивает сауну из своих. То есть из Лешкиных. Три часа отсутствия обошлись ему в пятьсот долларов. Где же все-таки он был? Но всего предусмотреть невозможно. Да и некогда ей. Надо еще позаботиться о транспорте. Ольге нужно, чтобы их всех доставили сюда, в «Лесное». Их тринадцать человек, включая Нахрапьева и эту Олесю. Менеджер по персоналу вчера звонил. Уточнили количество желающих отдохнуть за городом за чужой счет. Значит, маршрутное такси. От супермаркета и до дома отдыха «Лесное». Тринадцать человек. Несчастливое число. Случайность? Или знак судьбы? Но механизм запущен. Она уже ничего не в силах изменить.
А погода радует. Похолодало, накрапывает дождь. Это значит, что народу в «Лесном» будет мало, будни, холодно. А тем, кто сюда приедет, не до прогулок. В «Лесном» бассейн, два бара, бильярд. И сауна в такую погоду – в самый раз. Ей везет.
Домик для отдыха, где находится сауна, стоит на отшибе, в лесу. Вокруг высоченные ели, воздух чист, как горный хрусталь. Не дышится – поется. Она выражает желание осмотреть избу, и черный, как головешка, истопник охотно демонстрирует ей и комнаты отдыха, и обе парилки. Приговаривая: «Ай, хорошо! Ай, нравится!» По-русски он говорит плохо, с сильным акцентом. Но дело свое знает.
Все здесь сработано на славу. Изба бревенчатая, добротная, комнаты отдыха отделаны сосной, парные – осиновой вагонкой, помещение, где находится небольшой бассейн, – кафелем. Саун две, комнат для отдыха тоже две. Двери двойные. Пахнет березовыми вениками.
– Ай, хорошо, – улыбается истопник. И Ольга согласно кивает.
В оконных рамах снаружи торчат березовые ветки, листья давно засохли, стояла жара. В комнате истопника тоже веники. Пучки засушенных трав, связки лука и чеснока. Видимо, здесь он и ночует. Живет при доме отдыха, при сауне. Что ж, их таких немало. Переселенцев. Осели кто где. Некоторые при подмосковных санаториях, домах отдыха. Работают на совесть, потому как деваться некуда. И каждый мечтает перевезти сюда семью.
– Мне все здесь нравится, – говорит она.
– Чему тут нравиться? – морщится Лешка.
– Я не понимаю: ты поссориться хочешь? Все, что мне нравится, тебе противно.
– Ну, завелась! Я париться не люблю, что в этом такого?
– Зачем же тогда едешь?
– У меня отпуск, – бурчит он.
А у нее в сумочке квитанция. С четырнадцати ноль-ноль до двадцати ноль-ноль. Это ее время. Оплаченное. Вечером, в половине девятого, приедет микроавтобус и заберет напарившихся «клиентов». Для тех, кому с ними не по пути, автобусная остановка. Она все рассчитала. Будем надеяться, что правильно.
– Ну все, что ли? – раздраженно спрашивает Лешка.
– На сегодня все. Место хотя бы красивое?
– Что? Да, красивое, – соглашается он.
– О чем ты все время думаешь?
– О тебе, солнышко. О тебе.
– Это приятно. Я рада, что ты уже не находишь мою затею с сауной дурацкой.
– Я не понимаю, зачем надо тащить сюда столько народу?
– В тесноте, да не в обиде, – усмехается она. – И потом: что ты переживаешь? Они сами по себе, мы сами. Саун две. Комнат отдыха тоже. Они к нам не пойдут. А мы к ним.
– Будем надеяться, – кисло говорит он.
По дороге домой они с Лешкой заезжают в супермаркет. Ольга договорилась по телефону о встрече с менеджером по персоналу.
– Это недолго, – говорит она Ладошкину и добавляет: – Можешь присутствовать.
Вызывают Нахрапьева. Тот идет, сияя улыбкой.
– Ольга, здравствуйте! Весь наш коллектив, наша смена выражает вам благодарность…
– Не стоит. Мы с Алексеем Петровичем только что оттуда. Дом отдыха «Лесное».
Ладошкин стоит рядом, лицо у него безразличное. Все трое ломают комедию. У каждого своя цель. Она не знает, какие планы у мужчин и что они думают, но пока оба играют по ее правилам. Потому что они едут. Все-таки едут.
– Александр, вы будете удивлены, но дом отдыха, в котором я заказала сауну, находится в Р-ском районе.
– Вот как? – Он и в самом деле удивлен.
– Места там уж больно живописные. Спросите у Алексея Петровича. Вокруг ели, воздух чистейший, все по высшему разряду, – нахваливает она.
– И далеко от Р-ска? – интересуется Нахрапьев.
– Километров двадцать.
– Я почему спрашиваю… – Он мнется. – Мы с Олесей… Владимировной поедем из Р-ска.
– Ах, вот оно что! – «Выходит, они любовники!»
– Раз это неподалеку, нам нет никакого смысла ехать вместе со всеми от супермаркета.
– Да, конечно. И обратно вы ее отвезете?
– Разумеется.
– Это меняет дело.
Да, для нее это многое меняет. Если они любовники, меньше проблем. Значит, он подвезет свою спутницу прямо к дому. И доведет до дверей квартиры, если она будет, ну, скажем, навеселе. Это многое меняет. Ольга улыбается:
– Я хотела как лучше. Если вы за рулем, значит, пить не будете?
– Если только пиво. Сколько мы там пробудем?
– Шесть часов.
– Ну, вот видите! Шесть часов в сауне! От двух бутылок пива и следа не останется!
– Это вам решать.
В разговор вмешивается Ладошкин:
– Ну? Вы обо всем договорились?
– Почти.
– Что еще?
– Так. Мелочи.
– Оля, у нас дела. В конце концов, есть телефон.
– Не буду вас задерживать, – поспешно говорит Нахрапьев.
Едва он отходит, Лешка начинает ей выговаривать:
– Я не понимаю, чего ты с ним церемонишься?
– Последнее время ты многого не понимаешь. Я слишком часто слышу от тебя эту фразу.
– Потому что я не понимаю. Ты выясняешь, с кем он поедет, на чем поедет, сколько собирается выпить. Он что тебе, родня? Или я чего-то не знаю? Говори прямо: он твой любовник?
– А ты ревнуешь? – усмехается она.
– Я просто пытаюсь понять…
Она тоже пытается понять: что случилось? Почему за кассой не видно знакомых каштановых кудрей? У нее что, выходной? У женщины, на нее похожей?
– Леша, мне надо кое-что купить.
– Но…
Не слушая его возражений, она идет в торговый зал, хватая по пути корзину для покупок. Что происходит? У нее что, вы…
О господи! Не может быть! Женщину, сидящую за кассой, она и узнает, и не узнает. Надо же! Сделала такую же стрижку, как у нее! Точь-в-точь! И стала блондинкой! Зачем? Она не знает, смеяться ей или плакать. Что происходит?
Женщина за кассой смотрит на нее с вызовом:
– Здравствуйте!
– Добрый день.
Ольге хочется спрятаться. Не нужно, чтобы заметили их сходство. Только не сейчас. Зачем это надо кассирше? Как ее? Олесе?
– У вас все? – спрашивает та.
– Да.
Покупок мало, Ольга поспешно сгружает их в сумку. Ладошкин ждет на улице. Кажется, он злится:
– Ну и зачем тебе все это? У нас и так холодильник забит!
– Успокойся: больше мы сюда не поедем. Дней пять.
Вроде бы никто не обратил внимания на стрижку новенькой. Заняты работой. А в сауне она накрутит на волосы полотенце, чтобы не пересушить. Неужели эта Олеся ей позавидовала? Захотела быть похожей на ту, что так щедро, с размахом, тратит деньги? Что ж, ей, Ольге, остается только внести маленькие коррективы в собственную внешность.
– Да, елочка, я записалась на сеанс к Марусе. Дай денег.
– Опять?!
– Мне необходимо кое-что сделать с лицом перед походом в сауну. Маску и массаж. Это не так дорого.
– Сколько времени понадобится?
– Немного. Ну, час. Мы поедем туда накануне.
– Ну, хорошо.
Он думает так же: в последний раз. Осталось потерпеть совсем немного.
Вечером Ольга лезет в сумочку и удивленно говорит:
– Леша, а где ключи от машины?
– От какой машины?
– От «Мерседеса» Ивана.
– А зачем они тебе? Я тебя вожу, туда, куда ты хочешь.
– Но они лежали в моей сумочке!
– Я их взял.
– Зачем?
– Потому что это моя машина.
– Я хотела бы получить их обратно.
– Ты куда-то собралась?
– Нет. Просто хочу посидеть в его машине. Что тут странного?
– Все. Твое поведение в последнее время странное. Я бы решил, что ты спятила, если б…
– Если б что?
Он не отвечает на вопрос, выходит из гостиной, а когда возвращается, на стол перед ней ложатся ключи. Серебряный брелок-дельфин, глаза из изумрудов. Дубль два. Это уже было. Она берет ключи и равнодушно кладет их в сумочку. Ей и в самом деле надо посидеть в Ваниной машине. Поговорить с ним. Что происходит?
Механизм запущен. Она вроде бы контролирует ситуацию. Вроде бы. Но что-то происходит помимо ее воли. Что-то, чего она не понимает. Ночью, во сне, она опять летит на восток, где встает солнце, и самолет ложится на крыло. Перед глазами Земля: бурые сопки, голубые озера… Но теперь Ольга точно знает, что она не садится, а падает…
День седьмой
Утро