Сара молча слушала.
– Кто знает, что он делал и как часто мне изменял, если он неделями один жил в каком-нибудь палаточном лагере! – воскликнула Эмма. – Ах, черт подери, я больше не могу все это выносить!
Она сбросила руки Сары. Перед ее глазами мелькали черные точки, и у нее кружилась голова. Во время жары ее сердечно-сосудистая система давала серьезные сбои. Ребенок проснулся, она чувствовала, как он пинал ее ножками. Разом у нее появилось ощущение, будто она носит в своем животе нежеланное инородное тело.
– Я совершенно одна! – всхлипнула она в отчаянии. – Куда я дену Луизу, когда лягу в роддом? Что мне делать дальше? Куда я пойду с двумя детьми без денег?
Сара погладила Эмму по руке.
– Тебе ведь хорошо у нас, – сказала она сочувственно. – Ты будешь рожать в нашем роддоме. Луиза будет у Ренаты, Корины или у меня и сможет к тебе приходить в любое время. И если все пройдет гладко, ты на следующий день будешь уже дома.
Об этом Эмма даже не подумала. Ее положение, видит бог, не было исключением, «Общество солнечных детей» занималось проблемой таких же несчастных, как она, женщин, которых оставили мужья. Правда, ее это не особенно утешило, даже наоборот. Она в полной мере осознала то критическое положение, в котором оказалась. Одновременно ей в голову закралось чудовищное подозрение: не мог ли Флориан, который не хотел иметь второго ребенка, вполне преднамеренно сбагрить ее своим родителям, чтобы освободиться от ответственности и угрызений совести, если он сбежит куда-нибудь с другой женщиной? Не было ли все это заранее спланированной игрой, элегантным решением, чтобы избавиться от нее?
Она недоверчиво посмотрела на женщину, которую легкомысленно считала своей подругой. Может быть, Сара обо всем знала! И Корина, и ее свекор со свекровью тоже!
– Что с тобой? – Сара, казалось, была искренне обеспокоена, но это могло быть наигранным участием. Неожиданно Эмма поняла, что она никому больше не доверяет. Она открыла портмоне и, положив пять евро на стол, встала.
– Мне… мне надо забрать Луизу, – пробормотала она, запинаясь, и направилась к выходу.
Вместо объявленного междугородного экспресса ICE на 13-й путь главного вокзала Гамбурга въехал обычный междугородный поезд IC, опоздав при этом на четверть часа. Таким образом, предпринятое им заранее бронирование сидячего места, которому он так радовался, глядя на толпу ожидающих на платформе людей, не сработало. Поезд был настолько переполнен, что он не смог найти свободное место и вынужден был стоять в проходе, зажав рюкзак между ногами.
Самой надежной вещью на немецкой железной дороге является ее ненадежность. Конечно, билеты можно приобрести через смартфон и забронировать места через Интернет, но в действительности во всем, что касается движения поездов, ситуация не стала намного лучше по сравнению с тем, что было тридцать лет назад.
Он терпеть не мог ездить в такой давке, поэтому в своей прежней жизни предпочитал летать на самолете или передвигаться автотранспортом. Женщина, стоявшая рядом с ним, источала такой сильный и неприятный запах дешевых духов, что казалось, будто она в них искупалась и выстирала ими свою одежду. Слева ему в нос ударил резкий запах пота, а кто-то из пассажиров съел чеснок.
Его сверхчувствительное обоняние, которым он раньше гордился, в такой ситуации, как эта, оборачивалось мучением.
Короткая поездка на север оказалась по меньшей мере не напрасной. Он получил то, что хотел. Правда, он успел лишь мельком взглянуть на фотографии с флешки, но на них было изображено именно то, на что он втайне надеялся. Тысячи фотографий и несколько видеофайлов превосходного качества, на черном рынке это стоит целое состояние. Если полиция у него это обнаружит, то он может забыть про свой испытательный срок, но риск того стоит.
Он проверил свой мобильник. Никаких звонков, никаких эсэмэс. А он так надеялся, что она как-то даст о себе знать.
Его взгляд блуждал по большому салону. В своем сером костюме от Brioni – осколок его прежней жизни – и в рубашке с галстуком он не выделялся среди многих других деловых людей. Никто не обращал на него внимание, за исключением одной симпатичной темноволосой женщины, которая сидела у окна, по диагонали от него, и не спускала с него глаз, думая, что он этого не замечает. Она улыбалась кокетливо и чуть вызывающе, но он не отвечал на эту улыбку. Меньше всего ему хотелось сейчас вести вынужденную беседу. Вообще-то на обратном пути он хотел почитать или поспать. Ни то ни другое в стоячем положении было невозможно. Вместо этого он предался мечтаниям, погрузился в приятные воспоминания, которые, правда, омрачались нарастающими сомнениями.
Почему она не звонит ему и не присылает сообщение? Сегодня утром он написал ей, что в течение дня будет доступен по телефону или через эсэмэс. С этого времени он постоянно ощущал внутреннее напряжение и ждал ответа. Напрасно. Чем дольше молчал его мобильник, тем большими были его сомнения. В мыслях он прокрутил каждый их диалог, каждую формулировку, пытался вспомнить, не мог ли он ее как-то обидеть, уколоть или разозлить. Эйфория, в которой он отправился утром в Гамбург, уже прошла.
Только за полчаса до прибытия поезда во Франкфурт зажужжал его мобильник, лежавший в кармане брюк. Наконец-то! Правда это была всего лишь эсэмэска, но все же… При чтении сообщения он невольно улыбнулся, а когда поднял глаза, то встретился взглядом с темноволосой. Она слегка подняла брови, повернула голову и стала демонстративно смотреть в окно. Он от нее отделался.
Прожекторы погасли, операторы убрали свои камеры и сняли наушники. Публика в студии аплодировала.
– Это все, народ! – крикнул режиссер. – Спасибо.
Ханна внутренне вздохнула и попыталась расслабить чрезмерно скованные мышцы лица. Полуторачасовая специальная летняя программа на тему «Судьба или случайность» была последней передачей перед уходом на летние каникулы и потребовала от нее максимальной концентрации. Гости не унимались, и Ханне пришлось изрядно поработать, чтобы предоставить им всем достаточно времени для выступления. Режиссер постоянно что-то крякал Ханне в ухо, пока она не накричала на него во время паузы, предложив ему немного помолчать и заявив, что сама знает, что ей делать.
По меньшей мере, ее команда функционирует. Майке и Свен, новый продюсер, заранее сделали прекрасную работу. Ханна поспешила в свою гримерную, пока публика не набросилась на нее с просьбами об автографах. У нее не было большого желания принимать участие в вечеринке, которую организовали по окончании шоу наверху, на плоской крыше, но она должна была это сделать для своей команды и гостей, побыть там хотя бы полчаса. От света прожекторов было очень жарко, и она вся вспотела. Макияж вызывал зуд. Ночью она почти не спала, но, несмотря на то что была совершенно разбита, ее тело гудело от переполнявших ее жизнелюбия и энергии. В течение последних дней она чувствовала себя так, как будто она находится под током высокого напряжения. Те неприятности, за которые она должна была благодарить Нормана, были давно забыты.
Ханна взяла свой мобильник, упала в кресло и сделала пару глотков теплой минеральной воды. Черт, опять нет приема в этом атомном бункере! Студии «Антенне Про» и других каналов, которые относились к холдингу, располагались в отвратительной промышленной зоне в Оберурзеле. На втором этаже размещались кабинеты редакторов, финансистов и других сотрудников. Руководство же, напротив, приобрело себе когда-то престижную недвижимость – важные господа вот уже два года располагались на вилле в стиле модерн у Ботанического сада «Пальменгартен» во франкфуртском Вестэнде.
– Ханна! – В комнату вошла Майке, как обычно, без стука. – Ты идешь? Гости уже спрашивают о тебе.
– Через десять минут, – ответила Ханна.
– Лучше через пять, – сказала Майке и захлопнула за собой дверь.
Переодеваться не было смысла. Там, на крыше, наверняка все еще было градусов тридцать. И если она хочет быстро уйти домой, то лучше пойти наверх сразу сейчас, пока все не выпили и не стали препятствовать ее уходу. Ханна сменила балетки на туфли на высоком каблуке, схватила сумку и вышла из гримерки.
На крыше вечеринка была в полном разгаре. На сей раз ее организовали с куда большим размахом, чем обычно. Летние и рождественские специальные программы для всех сотрудников всегда были большим испытанием. В отличие от обычных программ гости были известными личностями, с которыми было значительно сложнее, чем с простыми гражданами, которые и без того робели, попав на телевидение, и не предъявляли никаких требований.
Уже на лестнице появилась связь, и смартфон Ханны проснулся. Она остановилась на лестничной площадке под крышей-террасой и просмотрела входящие сообщения. Поздравления с успешной программой от Вольфганга, просьба от Винценца перезвонить, прочие эсэмэс-сообщения и мейлы, но среди них не было того, которого она ждала. Ханна почувствовала укол разочарования. Терпение к ее сильным сторонам не относилось.
Уже на лестнице появилась связь, и смартфон Ханны проснулся. Она остановилась на лестничной площадке под крышей-террасой и просмотрела входящие сообщения. Поздравления с успешной программой от Вольфганга, просьба от Винценца перезвонить, прочие эсэмэс-сообщения и мейлы, но среди них не было того, которого она ждала. Ханна почувствовала укол разочарования. Терпение к ее сильным сторонам не относилось.
– Ханна, подожди! – Ян Нимёллер устремился к ней, перепрыгивая сразу через две ступени. – Это было грандиозно! Поздравляю!
– Спасибо.
Он, запыхавшись, остановился около нее и попытался обнять, но Ханна отстранилась.
– Пожалуйста, не надо, – сказала она. – Я вся вспотела.
Улыбка погасла на лице Нимёллера. Она пошла дальше вверх по лестнице, и он последовал за ней.
– Ты уже разговаривала сегодня с Матерном? – спросил он.
– Нет. По какому поводу?
– Он позвонил мне сегодня во второй половине дня и был какой-то странный. Вы поссорились?
– С чего ты взял?
– Ну, он почему-то не хотел говорить по поводу первой передачи после летних каникул.
– Что? – Ханна остановилась и обернулась. Разве она не ясно сказала Вольфгангу, чтобы он никому не говорил об этом ни слова?
– Что случилось? О чем идет речь? – Нимёллер смотрел на нее со смешанным выражением на лице – любопытства и недоверия. – Уже несколько дней тебе невозможно дозвониться.
– Я занимаюсь серьезным делом, – ответила Ханна, почувствовав облегчение от того, что Вольфганг, очевидно, не проболтался. – Это будет настоящая сенсация.
– Еще раз, о чем речь?
– Ты все узнаешь, как только я сама что-то выясню.
– Что за привычка из всего делать тайну? – проворчал ее соуправляющий с ноткой недоверия в голосе. – Мы ведь вместе обычно решаем, что мы делаем. Или что-то происходит за моей спиной?
– Ничего не происходит, – ответила резко Ханна. – И еще слишком рано обсуждать тему в широком кругу.
– Но Матерну ты об этом уже рассказала… – начал Нимёллер, обиженный, как прима-балерина, у которой другая претендентка стащила из-под носа роль Черного лебедя.
Ханна в последний раз посмотрела на смартфон и сунула его в сумку, затем изобразила профессиональную улыбку.
– Пошли, – сказала она примирительно и взяла его под руку. – Давай праздновать. У нас есть на это все причины.
– У меня пропало желание праздновать, – ответил Нимёллер и резко высвободил руку. – Я еду домой.
– Тоже неплохо. – Ханна пожала плечами. – Тогда спокойной ночи.
Если он думал, что она будет умолять его пойти с ней, то он заблуждается. Изо дня в день он все больше и больше действует ей на нервы своим властным поведением. Пожалуй, ей следует подыскать нового сотрудника вместо него, а еще лучше сотрудницу.
Список гостей, собравшихся в парке великолепного дворца бабушки Мирьям в фешенебельном квартале Хольцхаузен, читался как «Who is who»[17] изысканного общества Франкфурта и Переднего Таунуса. Старые имена и новые имена, старые деньги и новые деньги развлекались бок о бок. Царила атмосфера щедрости. Когда Шарлотта Горовиц приглашала гостей, чтобы представить им молодых талантливых музыкантов, приходили все. Сегодня в центре всеобщего интереса был семнадцатилетний пианист. Из-за приключений в «Майн-Таунус-Центре» Пия опоздала и застала лишь последние аккорды действительно виртуозного исполнения.
Но она не слишком сожалела об этом, так как, главным образом, предвкушала удовольствие от великолепной еды, качество которой у бабушки Горовиц всегда было отменным.
На фуршете она встретила Хеннинга.
– А, опять традиционное опоздание? – заметил он язвительно. – Это все сильнее бросается в глаза.
– Только тебе, – ответила Пия. – Кроме тебя, на меня здесь вообще никто не обращает внимания. К тому же я не очень разбираюсь в бренчании на рояле.
– Пия – невежда в области искусства, – констатировала Лилли, демонстрируя не соответствующую возрасту развитость. – Это вчера дедушка сказал.
– Как прав твой дедушка, – ответил Хеннинг и усмехнулся.
– Я согласна, – взгляд Пии скользил по заманчивым деликатесам, и она раздумывала, с чего бы ей начать. Она была невероятно голодна.
Подошла Мирьям, заключила ее в объятия и расцеловала в правую и левую щеку.
– Шикарное платье! – сказала она. – Новое?
– Да, купила сегодня у «Шанель», – пошутила Пия. – Ухватила по акции за две тысячи евро.
– Нет, это неправда, – вмешалась с возмущением Лилли.
– Я пошутила, – сказала Пия. – Расскажи лучше Мирьям о наших приключениях, из-за которых мы опоздали и не услышали этого чудесного пианиста.
Она подмигнула подруге. Мирьям знала, насколько безразличны были ей музыкальные дарования ее бабушки. Лилли рассказала приключенческую историю в торговом центре со всеми подробностями, при этом не забыв и такие детали, как стоимость платья Пии – пятьдесят девять евро девяносто центов. Столько стоили примерно десять квадратных сантиметров платья Мирьям.
– Этот ребенок вгонит меня в могилу раньше времени! – Пия закатила глаза.
– Пия, посмотри-ка на того мальчика, я знаю его по Опель-зоопарку! – Девочка указала на пару, которая стояла с мальчиком лет восьми в группе людей.
– Нельзя показывать пальцем на других людей, – сделала ей замечание Пия.
– А чем можно? – спросила Лилли.
Пия глубоко вздохнула и развела руками.
– Забудь это. Иди поиграй. Но не уходи далеко и каждые четверть часа сообщай, где ты находишься.
Девочка послушно отошла и направилась прямо к мальчику. Слово «стеснение» было ей незнакомо.
– Скажи-ка, Хеннинг, тот мужчина рядом с мальчиком случайно не прокурор Фрей? – спросила Пия, прищурив глаза. – Что это он здесь делает?
– Маркус Фрей входит в попечительский совет Фонда Финкбайнера, – объяснила Мирьям вместо Хеннинга и зачерпнула ложкой из стаканчика охлажденный огуречный суп с карамелизированной корочкой из моллюсков. – Ты его знаешь?
– Как я могу не знать прокуроров Франкфурта? – переспросила Пия. – Недавно он был на месте обнаружения трупа, а на следующий день даже на вскрытии.
– Кстати, вы уже хоть как-то продвинулись в этом деле? – поинтересовался Хеннинг и неожиданно понизил голос: – Идет Шарлотта. Быстро возьми что-нибудь. Я отчетливо вижу с трудом скрываемую жадность в твоих глазах.
Пия бросила на него уничтожающий взгляд. Брать что-то было уже поздно. Бабушка Мирьям заметила их еще издали. По непонятным причинам пожилая дама уже давно испытывала симпатии к Пие, а с тех пор как Пия пару лет назад расследовала убийство ее близкого знакомого, старушка приглашала ее к себе по каждому возможному поводу. Прошло битых полчаса, прежде чем Пия опять наконец оказалась у столов с яствами.
В воздухе ощущалась тяжесть, досаждали назойливые комары. Ночью метеорологическая служба обещала сильную грозу, и Пия хотела добраться домой, прежде чем она начнется. Она быстро заполнила тарелку различными деликатесами и стала искать Мирьям, которую наконец нашла в компании с Хеннингом и несколькими знакомыми в одном из павильонов в саду, под великолепными старыми каштанами. Настроение было радостным, они хорошо были знакомы и то и дело подтрунивали друг над другом. Платье Пии вновь стало предметом колких замечаний Хеннинга, и Пие это наконец надоело.
– Тому, кто ходит в таких очках, лучше помолчать, если речь заходит о моде, – сказала она, и все присутствовавшие засмеялись.
– Это опять говорит о том, что ты совершенно не разбираешься в моде. – Хеннинг вытянул лицо. – Только одна оправа стоит восемьсот евро, не говоря уже о стеклах.
– Где ты их нашел? – усмехнулась Пия. – Купил у Наны Мускури?[18]
Раздался взрыв хохота, а Хеннинг, который не особенно любил шутки в свой адрес, обиделся.
Неожиданно Пия вспомнила о Лилли, которую не видела уже довольно продолжительное время.
Многие гости направились в дом или просто уехали, так как следующий день был рабочим, кроме того, было невежливо оставаться до полуночи среди недели. В парке не было и следа Лилли, и Пия опять стала нервничать. Волнений такого рода в течение дня ей хватило вполне.
– Может быть, мне надо этому ребенку имплантировать под кожу радиомаяк? – сказала Пия Мирьям и Хеннингу, которые помогали ей в поисках. – За один сегодняшний день я постарела на десять лет.
Наконец они нашли Лилли в салоне, выходящем в сад. Она и ее приятель из Опель-зоопарка спали на одном из диванов, и Лилли выбрала себе в качестве подушки бедро главного прокурора Фрея. Положив руку ей на голову, он беседовал с какими-то мужчинами, сидевшими в креслах напротив.
– Красавица и чудовище, – пробормотал Хеннинг с издевкой. – Какая идиллия!