Что это? Ханна не поверила своим глазам. Все четыре колеса ее черного «Порше Панамера» были спущены! Она вытерла рукой пот со лба и подошла ближе. Одно спущенное колесо еще могло быть случайностью, но не все четыре. Но когда она подошла к машине ближе, то увидела самое худшее. Она оцепенела. Ее сердце бешено заколотилось, колени обмякли, и она почувствовала, как в ее глазах закипели слезы, слезы беспомощной ярости. Кто-то на сверкающем черном лаке капота нацарапал слово. Единственное слово, жестокое и недвусмысленное, большими, неуклюжими буквами. СУКА.
Боденштайн поставил чашку в кофейный автомат и нажал кнопку. Затрещало мельничное устройство, и через несколько секунд крошечная кухня наполнилась восхитительным кофейным ароматом.
Инка привезла его домой чуть за полночь. За пиццей он говорил практически один, но это пришло ему в голову лишь тогда, когда Инка высадила его на парковке перед «домом кучера». После того как они осмотрели дом, Инка стала такой молчаливой, какой бывала редко, и Боденштайн спрашивал себя, не сказал ли он или не сделал ли что-нибудь, что ее могло бы разозлить. Может быть, он не поблагодарил ее должным образом за то, что она встретила его в аэропорту и раздобыла ключи от дома? В своей эйфории от чувства свободы, с которым он вернулся из Потсдама, он действительно весь вечер говорил только о себе и своем душевном состоянии. Хотя это было не в его духе. Боденштайн решил позже позвонить Инке и извиниться за это.
Он выпил кофе и заставил себя пойти в миниатюрную ванную комнату без окон, которую он после ванной почти класса «люкс» в гостинице Потсдама нашел еще более темной и узкой, чем обычно.
Действительно, настало время наконец вновь обрести настоящий дом – собственную мебель, хорошую ванную, кухню с большой плитой, которая бы имела больше двух конфорок. Ему наскучил «дом кучера» с двумя комнатами, низкими потолками, окошками чуть больше бойниц и дверными проемами, в которые мог пройти только гном и о которые он постоянно задевал головой. Ему надоело быть гостем у своих родителей и брата, к тому же он знал, что его невестка с большим удовольствием сдала бы дом и получала за него арендную плату, чем предоставила его родственнику, который платил только за коммунальные услуги. Она постоянно совершенно откровенно спрашивала его, когда он наконец съедет, а в последнее время даже постоянно появлялась с потенциальными арендаторами.
В скудном мерцании света лампочки в сорок ватт, расположенной над зеркалом, Боденштайн небрежно побрился. Ему в самом деле всю ночь снился дом, который он осматривал вчера вечером с Инкой. Сегодня утром, еще до конца не проснувшись, он его мысленно обставлял. София имела бы свою собственную комнату и жила бы совсем близко от него, кроме того, он наконец-то смог бы опять принимать гостей. Дом в Келькхайме был практически уже продан. На следующей неделе нотариус должен встречаться с покупателями. За половину суммы он определенно мог приобрести квартиру в двухквартирном доме в Руппертсхайне.
На улице стоял какой-то шум, он слышал голоса. Вторая чашка кофе вернула ему жизненные силы. Он поставил чашку в мойку, надел пиджак, снял с панели у входной двери ключи от машины. На парковочной площадке рабочие из Келькхайма сгружали с оранжевого грузовика оградительную решетку, и он вспомнил, что сегодня вечером в поместье должен состояться джазовый концерт. Регулярно город арендовал историческую усадьбу для проведения культурных мероприятий, что приносило родителям Боденштайна дополнительные деньги. Боденштайн запер дверь и по дороге к автомобилю кивнул рабочим. Сзади раздался сигнал клаксона, и он обернулся. Рядом с ним остановилась машина его деловой невестки.
– Доброе утро! – бойко крикнула она. – Все утро тебе звоню. Розали получила приглашение на конкурс молодых шеф-поваров во Франкфурте! Собственно говоря, она хотела сама тебе об этом рассказать, но до тебя невозможно дозвониться. Что с твоим мобильником?
Розали, старшая дочь Боденштайна, после выпускных экзаменов на аттестат зрелости решила не поступать в университет, а пойти учиться на повара. Сначала Козима и он подумали, что причиной такого решения был звездный повар, в которого Розали была тайно влюблена, и они рассчитывали на то, что через пару месяцев под строгим надзором француза она оставит эту затею, но у Розали открылся талант, и она с восторгом занималась новым делом. Она завершила обучение с отличием. Приглашение на кулинарный конкурс Французской гильдии гастрономов и рестораторов было наивысшей оценкой и признанием ее достижений.
– У меня все утро нет приема, – Боденштайн поднял свой смартфон и развел руками. – Странно.
– Да, я в этих вещах тоже не разбираюсь, – сказала Мари-Луиза.
– А я разбираюсь! – Ее восьмилетний сын, сидящий на заднем сиденье, наклонился вперед и высунул руку из окна. – Покажи-ка!
Боденштайн со снисходительной улыбкой передал своему младшему племяннику мобильник, но через пять секунд улыбка исчезла с его лица.
– Приема и не могло быть. Ты же включил режим полета, дядя Оли, – объявил умный не по годам ребенок и заскользил пальцами по сенсорной панели. – Это ведь видно по значку самолета. Вот, теперь все нормально.
– О… спасибо, Йонас, – пробормотал Боденштайн. Мальчик благосклонно кивнул ему с заднего сиденья, и Мари-Луиза с ехидцей засмеялась.
– Позвони Розали! – крикнула она и нажала на педаль газа.
Боденштайн чувствовал себя в дурацком положении. Он летал не так часто и вчера вообще впервые включил на своем айфоне режим полета, и то лишь потому, что сосед в самолете показал ему, как это делается. А во время полета в Потсдам он просто выключил телефон.
Пока он шел к своему автомобилю, его телефон производил настоящую какофонию звуков: поступили десятки эсэмэс, просьбы перезвонить, ссылки на пропущенные звонки, и в довершение ко всему раздался звонок.
Пия Кирххоф! Он нажал кнопку приема.
– Доброе утро, Пия, – сказал он. – Я только сейчас увидел, что ты пыталась вчера мне дозвониться. Что…
– Ты еще не читал сегодня газету? – прервала она его не очень вежливо, что было явным признаком беспокойства. – Вчера вечером у гидроузла в районе Эддерсхайма мы изъяли из Майна труп девушки. Ты приедешь сегодня в контору?
– Да, разумеется, я уже еду, – ответил он и сел в автомобиль. Сначала он хотел позвонить Инке из машины, но потом решил вечером завезти ей букет цветов и поблагодарить лично.
Езда в автомобиле день ото дня становилась для нее все более затруднительной. Если так будет продолжаться и далее, то через короткое время она со своим большим животом вообще не сможет сидеть за рулем или не достанет ногами до педали газа и тормоза. Эмма свернула налево на Висбаденерштрассе и бросила взгляд в зеркало заднего вида. Луиза смотрела в окно. За всю поездку она не проронила ни единого слова.
– У тебя все еще болит живот? – спросила Эмма озабоченно.
Малышка покачала головой. Обычно она тараторила без умолку. Что-то с ней не так. Может быть, у нее проблемы в детском саду? Ссора с другими детьми?
Через пару минут она остановилась перед детским садом и вышла из машины. Луиза умела сама отстегиваться и выходить, и Эмма придавала большое значение этой ее самостоятельности. В своем положении она была рада, что не должна поднимать ребенка, чтобы вынести его из автомобиля.
– Что случилось? – перед дверью детского сада Эмма остановилась, присела на корточки и испытующе посмотрела на Луизу. Сегодня утром она ела без аппетита и без сопротивления надела зеленую футболку, хотя не любила ее, так как та якобы царапалась.
– Ничего, – ответила девочка и отвела взгляд.
Не было смысла пытать ребенка. Эмма решила позже созвониться с воспитательницей и попросить ее последить за Луизой.
– Тогда приятного дня тебе, моя сладкая, – сказала она и поцеловала дочку в щеку. Та без эмоций ответила на поцелуй и без обычного восторга побежала через открытую дверь к своей группе.
Эмма в задумчивости поехала назад в Фалькенштейн, поставила машину и решила совершить прогулку через большой квартал, где повсюду были разбросаны здания, принадлежащие «Обществу солнечных детей». Поблизости от виллы родителей ее мужа находился центр всей организации – административное здание с помещениями для проведения семинаров, родильным домом, детскими яслями, приютом для маленьких детей и учреждением бытового обслуживания для детей старшего возраста, матери которых работали. Чуть подальше располагался дом матери и ребенка, бывший дом престарелых. Кроме этого, были еще различные здания, огород, мастерская, здание для бытовой техники. Три бунгало на самом краю парка составляли внешнюю границу гигантского владения.
Ранним утром воздух был еще прохладным и свежим, и Эмме хотелось немного прогуляться. Она брела к административному зданию через парк вдоль дороги, пролегавшей в тени древних дубов, буков и кедров, среди тщательно скошенных зеленых газонов и цветущих рододендронов. Она любила буйную природу, запах, который источал близлежащий лес теплыми летними вечерами. И хотя Эмма жила здесь уже полгода, она еще всем своим существом наслаждалась обилием зелени – отрада для глаз в сравнении со скупыми, сухими ландшафтами, в окружении которых она жила и работала последние двадцать лет. Флориана, напротив, пугало буйное плодородие природы. Совсем недавно он напрямик упрекал своего отца в расточительном пользовании водой. Йозефа расстраивали нарекания сына, и он пытался оправдаться тем, что вода для полива газонов берется из цистерн для дождевой воды.
– Ничего, – ответила девочка и отвела взгляд.
Не было смысла пытать ребенка. Эмма решила позже созвониться с воспитательницей и попросить ее последить за Луизой.
– Тогда приятного дня тебе, моя сладкая, – сказала она и поцеловала дочку в щеку. Та без эмоций ответила на поцелуй и без обычного восторга побежала через открытую дверь к своей группе.
Эмма в задумчивости поехала назад в Фалькенштейн, поставила машину и решила совершить прогулку через большой квартал, где повсюду были разбросаны здания, принадлежащие «Обществу солнечных детей». Поблизости от виллы родителей ее мужа находился центр всей организации – административное здание с помещениями для проведения семинаров, родильным домом, детскими яслями, приютом для маленьких детей и учреждением бытового обслуживания для детей старшего возраста, матери которых работали. Чуть подальше располагался дом матери и ребенка, бывший дом престарелых. Кроме этого, были еще различные здания, огород, мастерская, здание для бытовой техники. Три бунгало на самом краю парка составляли внешнюю границу гигантского владения.
Ранним утром воздух был еще прохладным и свежим, и Эмме хотелось немного прогуляться. Она брела к административному зданию через парк вдоль дороги, пролегавшей в тени древних дубов, буков и кедров, среди тщательно скошенных зеленых газонов и цветущих рододендронов. Она любила буйную природу, запах, который источал близлежащий лес теплыми летними вечерами. И хотя Эмма жила здесь уже полгода, она еще всем своим существом наслаждалась обилием зелени – отрада для глаз в сравнении со скупыми, сухими ландшафтами, в окружении которых она жила и работала последние двадцать лет. Флориана, напротив, пугало буйное плодородие природы. Совсем недавно он напрямик упрекал своего отца в расточительном пользовании водой. Йозефа расстраивали нарекания сына, и он пытался оправдаться тем, что вода для полива газонов берется из цистерн для дождевой воды.
Любой разговор между Флорианом и его родителями после нескольких фраз превращался в спор. Из безобидного разговора возникала ненужная дискуссия, которая в большинстве случаев завершалась тем, что он вставал и уходил.
Эмме было неприятно его поведение. Она открыла в характере своего мужа новые черты – несговорчивость и невежество, которые не могла принять. Он не хотел с ней соглашаться, но она замечала, что в доме своих родителей, в мире его детства, он вообще чувствует себя неуютно. Ей хотелось понять, почему это происходит, тем более что родители мужа были дружелюбными, ненавязчивыми людьми, которые никогда не вмешивались в их проблемы и тем более ни в коем случае не появлялись в их квартире без предварительного звонка.
– Доброе утро! – крикнул кто-то позади нее, и она обернулась. Бородатый мужчина с волосами, стянутыми в «конский хвост», ехавший на велосипеде вдоль дороги, остановился возле нее.
– Здравствуйте, господин Грассер! – Эмма приветственно подняла руку.
Родители ее мужа называли Гельмута Грассера управляющим домами, но в действительности у него было гораздо больше обязанностей. Он был настоящим «мастером на все руки», всем помогал и всегда был в хорошем настроении. Если свекру и свекрови нужно было куда-то ехать, он предоставлял им водителя, он ремонтировал шкафы, заменял перегоревшие лампочки, занимался ремонтом домов и осуществлял главный надзор за обслуживанием парков и скверов. Вместе со своей матерью Хельгой, которая работала на кухне, он жил в среднем из трех бунгало.
– Ну как, телевизор работает? – поинтересовался он, и его темные глаза, вокруг которых собирались многочисленные складочки, когда он улыбался, весело заблестели.
– Ах, мне все еще неловко, – Эмма смущенно засмеялась.
Два дня назад она позвонила Грассеру и попросила его посмотреть, что случилось с ее телевизором, который почему-то не работал. Оказалось, что она всего лишь случайно нажала не ту кнопку на пульте. Грассер, наверное, счел ее витающей в облаках.
– Это лучше, чем если бы он действительно вышел из строя. Я хотел сегодня днем заменить у вас на кухне смеситель. Вас устроит, если я приду около двух?
– Да, конечно, – Эмма радостно кивнула.
– Превосходно. Тогда до встречи. – Грассер улыбнулся и нажал на педали своего велосипеда.
Когда Эмма собиралась пройти мимо административного здания и свернуть к вилле, из стеклянной двери с мобильником у уха вышла Корина Визнер, управляющая «Общества солнечных детей», и быстрыми шагами пошла ей навстречу. У нее был сосредоточенный взгляд, но, увидев Эмму, она улыбнулась и закончила разговор.
– Этот праздник меня доконает! – радостно воскликнула она и убрала мобильник. – Доброе утро! Как твои дела? У тебя немного усталый вид.
– Доброе утро, Корина, – ответила Эмма. – Я прошлой ночью мало спала. У нас была встреча одноклассников.
– Ах да, верно. И как? Все прошло хорошо?
– Да, было замечательно.
Корина была сгустком энергии, обладала непоколебимым хладнокровием, великолепной, словно у компьютера, памятью и всегда была в хорошем настроении. Ее должность управляющей предполагала отсутствие выходных: она занималась кадрами, закупками, организацией, сотрудничеством с ведомствами по социальным вопросам и делам молодежи, но при этом знала каждого обитателя дома матери и каждого ребенка в приюте. Корина находила время для всего и всех. Кроме того, у нее было четверо детей, и младший был на два года старше Луизы. Эмма изо дня в день удивлялась, как она справляется с таким объемом работы, оставаясь совершенно спокойной. Она и ее муж Ральф сами были воспитанниками «солнечных детей». Ральф был приемным ребенком родителей мужа Эммы, а Корина была удочерена ими еще в младенчестве. Оба были старшими и лучшими друзьями Флориана.
– Не похоже, что у тебя был веселый вечер, – Корина дружески положила руку на плечи Эммы. – Что случилось?
– Я немного беспокоюсь за Луизу, – призналась Эмма. – Она вот уже два дня ведет себя как-то странно: якобы у нее болит живот, и вообще она какая-то невеселая.
– Гм. Ты была с ней у педиатра?
– Флориан ее осматривал и ничего не нашел.
Корина наморщила лоб.
– Тебе нужно за ней понаблюдать, – посоветовала она. – А с тобой все в порядке?
– Да, мне бы хотелось, чтобы ребенок родился поскорее, – ответила Эмма. – Эта жара меня достала. По крайней мере, Флориан, кажется, чувствует себя чуть получше. Последние недели были довольно тяжелыми.
Некоторое время назад она говорила с Кориной об изменившемся поведении Флориана, и Корина посоветовала ей набраться терпения. «Для взрослого мужчины всегда нелегко возвращаться в дом своих родителей, – сказала она, – а тем более для того, кто в течение многих лет находился в кризисных областях, испытывая колоссальный стресс, и вдруг оказался в мире изобилия».
– Я рада, – Корина улыбнулась. – Может быть, мы как-нибудь устроим пикник с грилем, пока не родился ребенок. Я уже целую вечность не видела Флори, хотя он живет всего в двухстах метрах от меня.
Зазвонил ее мобильник, и она посмотрела на дисплей.
– Ой, извини, я должна ответить. Увидимся позже у Йозефа и Ренаты по поводу списка гостей на прием и праздничное шоу.
Эмма растерянно посмотрела ей вслед. Корина энергичными шагами направлялась к Дому матери. Почему она не видела Флориана целую вечность? Ведь он вчера вечером был у нее и Ральфа дома.
В таких отношениях, как у них, когда супругам приходится часто и надолго расставаться, наивысшим приоритетом является доверие. Эмма всегда доверяла своему мужу, ревность была ей несвойственна. Она ни разу не усомнилась в том, что он ей рассказывал. Но теперь у нее внутри вспыхнул крохотный огонек недоверия и прочно засел в ее голове. Чистое подозрение, что он мог ей солгать, пробудило в ней странное чувство пустоты.
Эмма шла все быстрее.
Конечно, то, что Корина накануне не видела Флориана, можно было объяснить совсем просто. Было уже очень поздно, когда Флориан ушел из дома. Возможно, Корина, у которой был тяжелый день, уже ушла спать.
Да, наверняка так оно и было. С какой стати Флориан будет ей лгать?
Он закончил говорить по телефону и приник к экрану телевизора. Красно-белые заградительные ленты, перед ними свирепого вида полицейские, охраняющие место преступления от падких на зрелища зевак. Сотрудники службы по обеспечению сохранности следов все еще были заняты работой. Они искали имеющие отношение к преступлению следы, которые они там никогда не найдут. По крайней мере, не в Эддерсхайме. Шлюз находился в паре километров от этого места вниз по течению. Он знает, где это было.
Смена картинки.
Здание франкфуртского Института судебной медицины на Кеннедиаллее. Перед ним – девушка-корреспондент, которая с серьезным лицом говорит в камеру. Показали фотографию погибшей девушки, и он сглотнул. Такая симпатичная, такая светловолосая и такая… мертвая. Молодое нежное лицо с высокими скулами и полными губами, на которых больше никогда не появится улыбка. Судебная медицина, видно, как следует, постаралась. Погибшая совсем не выглядит мертвой, а кажется просто спящей. Несколько секунд спустя она будто с упреком посмотрела на него своими большими глазами, и его сердце испуганно заколотилось, пока он не понял, что это всего лишь реконструкция лица, компьютерная анимация, но эффект был невероятно реалистичным.