На другой день он мне позвонил и сказал, что предупредил Сему — так он называл своего нового приятеля, преемника Принца, которого на самом деле звали Самуэль.
Принц позвонил мне через три дня. Наверное, дипломатическая оказия случилась быстро. Голос у него был взволнованный, если не сказать испуганный. Мы говорили с ним на эзоповом языке.
Он сказал, что, узнав от знакомых о том, что я нездорова, очень переволновался за меня. Спросил, не опасная ли у меня болезнь и точно ли мне помогут те лекарства, которые я собираюсь применить?
Я его без лишней бодрости, чтобы не вызвать обратной реакции, заверила, что лекарство опробованное многими людьми, что все, кто принимал его, вылечились окончательно и другого способа справиться с этой болезнью нет.
Он сказал, что опасался только за то, чтобы мне не стало хуже от этого лекарства… Это единственное, что его смущало, а так он очень рад и просто счастлив, что я скоро избавлюсь от своей, конечно же, не смертельной, но не приятной болезни, и на радостях купил мне замечательный браслет. Что браслет золотой в виде змейки с изумрудными глазами и замечательным рисунком на коже, потому что она сплетена из разных сортов золота: красного, белого и зеленого.
Тут до меня дошло, что он не просто выражает согласие с моим планом. Похоже, что он описывает реально существующий браслет.
— Ты что — действительно купил мне этот браслет? — как дура переспросила я.
— Я бы никогда не решился тебе сказать о нем просто так, для красного словца, — очень серьезно объяснил он. — Он ждет тебя. Как только мы увидимся, я надену его тебе на руку. Я очень надеюсь, что эти девять месяцев пролетят незаметно… Как одна неделя…
— Как две, — сказала я. — Ты знаешь, а мне обещали достать билеты в Большой театр… На самое ближайшее время…
— Еще не известно, на какое число?
— Будет известно дня через два-три… — сказала я.
— Не забудь мне сообщить, — весело сказал он. — А то я позвоню тебе в этот вечер, а тебя не будет. Я буду волноваться и думать, что ты где-то гуляешь в ресторане с красивым кавалером.
— Даже и не мечтай об этом! — сказала я.
44Все сработало как швейцарские часы. Конспирация была безупречной. Я позвонила Толяну и сказала, что достала книжку, которую обещала ему. Мы с ним встретились на бульваре. Предполагая его вкус, я для пущей достоверности действительно захватила два тома «Графа Монте-Кристо» Александра Дюма. Он просто обалдел от счастья. Оказывается, он давно мечтал об этой книге. Я сказала, что получила подтверждение по телефону на полное согласие с нашим планом. Что деньги гарантированы, потому что я расписала Принцу, что будет со мной, если при нем не окажется необходимой суммы. В те годы это были очень приличные деньги.
Через два дня Толян позвонил и сказал, что прочитал книгу. Когда мы снова встретились на Тверском бульваре, он назвал мне дату моего появления в маленьком шведском городке Эвертурнео. И передал мне двухтомник.
— Прочитал? — из вежливости, машинально спросила я думая совершенно о другом.
— Честно говоря, нет… — он смущенно улыбнулся. — А не могли бы вы мне ее еще дней на пять дать. Очень интересная вещь, а в библиотеке нет…
Принц позвонил в тот же вечер. Я сказала, что билеты в Большой театр мне достали на 5 октября. Он сказал, что постарается не забыть эту торжественную дату и в этот вечер тоже пойдет в оперный театр, чтобы душою быть рядом со мной…
Через две недели, 3 октября, в легком демисезонном пальто табачного цвета, с небольшим кожаным чемоданчиком, купленным специально для этого путешествия, я села в поезд «Москва — Таллин». Билет у меня был в двухместное купе спального вагона, и на мое счастье соседкой оказалась тщедушная бесцветная женщина в очках.
Мы разговорились. Выяснилось, что она актриса Таллинского русского драматического театра и приезжала в Москву на двухдневные съемки. Я сказала, что еду к тетке в город Хаапсалу. Она сказала, что бывала там со спектаклями.
Впрочем, разговор у нас получился короткий. Вскоре она извинилась, сказала, что ей необходимо учить роль, и углубилась в потрепанные машинописные страницы.
Я была рада, что никто мне не мешает упиваться моими переживаниями. Однако несмотря на переживания, я вскоре заснула под еле слышный шепот артистки. Должно быть, сказалась лошадиная доза валерьянки. Я ее проглотила тайком в туалете, чтобы избежать ненужных вопросов о моем здоровье.
Артистка меня разбудила за полчаса до прибытия. Она была уже одета, причесана и накрашена. Я с трудом ее узнала. Теперь это была красивая женщина с ярко-голубыми сияющими глазами и без очков. Заметив мою реакцию, она, улыбнувшись, сказала:
— Меня встречает жених…
«Меня тоже» — чуть ни крикнула я, но сдержалась и только понимающе улыбнулась ей в ответ.
Местный поезд на Хаапсалу отходил через час пятнадцать минут. Купив билет, я неторопливо позавтракала в кафе-молочном на соседней с вокзалом улице. Приветливая официантка обратилась ко мне по-эстонски и очень удивилась, услышав мою русскую речь.
— Я была уверена, что вы эстонка, — сказала она с таким видом, будто быть эстонкой большое счастье.
Тем не менее она принесла мне замечательной сметаны, сочный и пышный, еще вздыхающий омлет с ветчиной и зеленым горошком и большую чашку кофе со сливками. Все это было очень вкусно.
Прощаясь со мной, официантка в сомнении покачала головой и сказала:
— Все-таки вы очень похожи на эстонку.
— Ну и хорошо, — вздохнула я.
До Хаапсалу короткий, всего из шести голубых вагонов поезд, влекомый закопченным тепловозом, плелся около трех часов. В вагонах с сидячими местами, как в подмосковных электричках, было малолюдно.
Все эти три часа я ерзала в нетерпении на скользком деревянном сиденье. Ведь если меня не встретят на вокзале, то я так и останусь стоять, как фонарный столб посреди перрона. Никаких адресов, явок и паролей мне не дали. Кроме того, я и сама не знала даже приблизительно, кто меня будет встречать.
Это был высоченный рыжеволосый парень в брезентовой туристской куртке с капюшоном. Он стоял прямо у двери моего второго вагона и безошибочно протянул мне руку, помогая сойти с поезда, так как платформа в Хаапсалу была очень низкой. Вернее, ее совсем не было.
— Здравствуйте, Мария Львовна, — произнес он при этом с сильным акцентом без тени улыбки на лице. — Давайте ваш чемодан.
— Здравствуйте, — сказала я, облегченно вздохнув и без колебаний вручая ему свой легкий багаж. — Как вы меня так быстро угадали?
— Мне сказали, в каком вы вагоне едете, и очень хорошо описали.
— Славно у вас поставлено дело, — сказала я. Он промолчал.
Мы пошли каким-то тесным переулком между приземистыми одноэтажными домиками, которые изо всех сил изображали из себя особняки. Их стены темно-красного кирпича и черепичные крыши были мокры.
— У вас дожди? — спросила я.
— Туманы, — ответил он.
Мы подошли к одному из таких домиков, и он открыл аккуратно покрашенные железные ворота. В игрушечном дворике, занимая все его пространство, стояла серая «Победа».
— Вам ничего не нужно? — спросил он.
— Если можно, я хотела бы зайти в туалет, — сказала я.
— Пойдемте — это в помещении.
Мы прошли в дом. Похоже, что кроме нас там никого не было. Я сняла свое пальто и мимоходом заглянула в комнату. Меня поразил какой-то не московский порядок и обилие цветов. В доме была и ванная с расписной фаянсовой раковиной. Я помыла руки. Он, все с тем же серьезно-сосредоточенным видом, подал мне чистое полотенце.
— Может быть, выпьете кофе? — спросил он. — У нас в запасе есть минут двадцать.
— Спасибо, я уже завтракала и пила кофе в Таллине, — сказала я. — Я смотрю, у вас строгий график?.
— Тогда нам лучше ехать.
Подведя меня к «Победе», он открыл заднюю дверцу и сказал:
— Не выглядывайте в окошко, пожалуйста. Лучше, чтобы вас меньше видели…
— Я сама в этом заинтересована, — сказала я.
Какими-то унылыми улицами мы приехали в порт. Долго плутали там между штабелями леса, пирамидами бочек, воняющих ржавой селедкой. Наконец он подвел машину вплотную к какому-то высокому дощатому сараю. Отпер большой висячий замок, открыл дверь и только после этого распахнул дверцу машины.
— Выходите, — сказал он.
Сарай был увешан сетями, которые висели по всем стенам и живописно спускались из-под самой крыши до земляного пола. Кое-где в мелких ячейках поблескивали засохшие серебряные рыбки. Только один уголок был свободен от сетей. Там стоял бачок с водой, деревянный сундук, грубо сколоченный стол и три табуретки. По стенам висела пропахшая водорослями и рыбой одежда.
Рыжий рыбак протянул мне необъятный брезентовый плащ с капюшоном.
Рыжий рыбак протянул мне необъятный брезентовый плащ с капюшоном.
— Вот, наденьте…
Я попыталась снять пальто, но он остановил меня.
— Наденьте сверху. В море будет не жарко.
Плащ оказался мне велик и на пальто. Рыжий посмотрел на мои ноги в довольно изящных осенних туфлях на среднем каблуке, покачал головой и поставил передо мной высокие резиновые сапоги. Открыл деревянный сундук. Внутренняя сторона его крышки была оклеена голыми женщинами явно из западных журналов. Из сундука он достал мне белые толстые носки, связанные из домашней пряжи. Я их надела прямо поверх капроновых чулок. Они были приятно колючими. В этих носках сапоги мне оказались почти впору — к тому времени у меня был сороковой размер.
Туфли я завернула в обрывок старой эстонской газеты и положила в свой не слишком полный чемодан. Рыбак положил его в старый мешок, оглядел меня со всех сторон, накрыл мне голову капюшоном, надвинув его поглубже на глаза и, удовлетворенно пробормотав что-то на эстонском языке, сказал по-русски:
— Порядок в танковых войсках. Пойдемте, Мария Львовна.
— Как вас зовут? — спросила я.
— А зачем вам? — спросил он.
«A действительно, зачем? — подумала я. — Ведь мы с ним больше не увидимся. При любом исходе предприятия…»
На причале мы погрузились на одну из больших рыбацких лодок, стоящих в ряд. Было пасмурно, сыро. Дул несильный, но сырой, пронизывающий до костей ветер.
На лодке была закрытая каюта с двумя лежаками, обитыми дерматином, и столиком посередине. Под потолком висела керосиновая лампа «летучая мышь».
Рыбак достал из настенного шкафчика какую-то толстую тетрадку в черном коленкоре и, сказав, что вернется через десять минут, ушел.
Я присела на лежак и задумалась о своей горемычной жизни. Надо сказать, что, совершая этот безумный по своей сути поступок, я никакой храбрости в себе не ощущала. Напротив — я испытывала постоянный страх до слабости в ногах и ощущения неуверенности в желудке. Ко всему прочему, я постоянно боялась, что желудок меня в самый ответственный момент подведет. Я молила Бога, чтобы это произошло не на лодке…
Рыбак вернулся, как и обещал, через десять минут, завел мотор, и мы отчалили. Когда мы отошли от причала метров на сто, он заглянул в каюту и поманил меня пальцем:
— Лучше, если вы будете сверху, — крикнул он.
— Почему? — крикнула я.
— В судовой роли два человека.
Я вышла, и меня сразу до костей прохватило встречным ветром. Я повернулась спиной к носу.
— Лучше, если вы повернетесь, — крикнул он.
— Почему? — возмутилась я.
— Пограничники! — крикнул он. — Возможно, они смотрят в трубу.
Я повернулась спиной к пограничникам и лицом к морю.
Ветер тут же попытался скинуть с моей головы капюшон. Я зажала его рукой под горлом. Рыбак улыбнулся первый раз за все это время.
— Завяжите шнурок, — крикнул он. — Хотите быть рыбаком?
— Ни за какие деньги, — улыбнулась я ему в ответ.
— Ничего, — крикнул он. — Сейчас отойдем, и вы спрячетесь в каюте.
— А вы?
— У меня другой жизни нет… Хотите, я вместо вас пойду через границу? — И он засмеялся, обнажая испорченные зубы.
Мы бесконечно долго плыли. Меня несколько раз стошнило. Под конец я, обессилев, валялась на одном из лежаков.
Рыбак пристегнул меня специальным ремнем, сделанным из брезентового пожарного шланга, иначе бы я скатилась при очередном крене, когда здоровенная волна била лодку в крутую скулу.
— Мы бы скорее дошли, — извиняющимся тоном крикнул рыбак, — но сегодня все четыре балла, и мы теряем скорость от бокового волнения.
Часа через три с половиной мы вошли в уютную бухточку острова Хийумаа. Ветер сразу стих. Волны улеглись, и вскоре мы мягко коснулись боком упругих автомобильных покрышек, которыми была увешана деревянная пристань рыбацкого поселка Кяйна.
Когда я вышла на берег, земля под моими ногами поплыла, и я невольно уцепилась за рукав моего спутника.
— Хотите быть рыбаком? — повторил он свою шутку.
В ответ я только помотала головой. Не было сил открыть рот.
Мы зашли в сарай — родной брат того, в котором уже были. Рыбак велел мне подождать.
— Уборная за углом, — сказал он уходя.
— Спасибо, уже не нужно, — проворчала я, стуча зубами.
Мне вдруг стало холодно в этом продуваемом темном сарае и так остро захотелось домой, в свое любимое кресло… Или на кухоньку, где так уютно поет чайник на газу и пахнет вишневым вареньем из только что открытой банки… Я усилием воли отогнала это видение и сосредоточилась на оставшемся пути.
Как мне объяснил по дороге рыбак, нам с ним осталось преодолеть на мотоцикле с коляской около тридцати километров до поселка Кардла, а оттуда семь километров до хутора, расположенного на самом конце мыса Тахкуна.
На берег моря к лодке, которая повезет меня в Финляндию, мы должны будем выйти ровно в девять часов вечера. Не раньше и не позже, потому что с восьми до половины девятого по берегу обычно проходит пограничный патруль.
Лодка еще затемно, часам к пяти утра, должна была до ставить меня в окрестности финского портового городка Ханко. Оттуда, как я знала, мне предстояло путешествие в машине по шоссе, идущему вдоль границы. Как меня собирались переправлять через финско-шведскую границу, я и сама еще не знала.
За стеной сарая раздался шум мотоциклетного мотора.
Мой рыбак оказался не один. С ним был такой же рыжий и чем-то похожий на него мужчина, одетый так же по-рыбацки. Только он был старше, и на голове у него была маленькая эстонская фуражка с лакированным козырьком и с якорьком на тулье.
— Здравствуйте, — сказал он с еще большим акцентом, чем первый. — Поехали, пожалуйста.
Он протянул мне клетчатый шерстяной платок.
— Повяжите, пожалуйста, пониже… — И он приставил к бровям ладонь, показывая как низко нужно повязать платок. Я повязала платок по-монашески, по самые брови.
— Теперь это, пожалуйста, — сказал он, протягивая мне авиационные очки-консервы.
Я послушно надела. Он надвинул на мою закутанную голову капюшон, посмотрел, одобрительно покачал головой и сказал:
— Очень хорошо, — посмотрел на первого рыбака и что то спросил у него по-эстонски. Тот кивнул ему и засмеялся.
Это был мощный мотоцикл «Урал» с широкой коляской, затянутой прорезиненным пологом, с запасным колесом на задней части. Меня посадили в коляску, укрыв до подбородка пологом. Мой рыбак сел на заднее сиденье. Рыбак постарше уселся на водительское место. Чемодан я пристроила между коленями.
Дорога была на удивление хорошая — ровный асфальт.
Мы ехали не спеша. Пожилой рыбак приветствовал всех встречных шоферов поднятием руки в широкой кожаной краге. Те отвечали ему кто автомобильным гудком, кто веселым криком. И все улыбались, глядя на меня. В конце концов я догадалась, что меня принимают за кого-то — скорее всего, за жену этого рыбака.
Когда мы, по моим подсчетам, уже почти добрались до места, внезапно впереди показался армейский «козел», притулившийся к обочине. Рядом с ним стоял военный в развевающейся плащ-палатке. Молодой рыбак повернулся ко мне и незаметно прижал палец к губам.
Мотоцикл остановился. Молоденький военный в фуражке с зеленым околышем подбежал и сделал рукой под козырек:
— Привет, Мяги! Опять всем семейством к куму?
— Так точно, товарищ лейтенант.
— Вот передай Анне, пожалуйста, — робко попросил лейтенант, извлекая из-под плаща коробку зефира в шоколаде. — И вот еще записку…
— А чего сам не передашь? — хитро улыбнулся Мяги.
— Ты же знаешь, что твой кум обещал застрелить меня, если увидит ближе чем на сто метров от своего дома.
— У тебя, лейтенант, тоже оружие есть, — сказал Мяги и снова улыбнулся.
— На что ты меня толкаешь, Мяги?! — улыбнулся лейтенант и подмигнул мне. — Такие дела оружием не решаются…
Потом мы свернули и некоторое время ехали по размытой лесной дороге. Несколько раз забирались в такие лужи, что коляска шлепала брюхом по воде.
Уже начало заметно смеркаться, когда впереди показался огонек. Наконец мы добрались до хутора.
Кум Мяги молча поздоровался со всеми за руку и кивнул на стол, возле которого хлопотала молодая веснушчатая девушка с толстой и короткой косой светлых волос. Когда кум вышел из комнаты, Мяги быстро передал девушке коробку с зефиром и записку. Та, спрятав подарок под передником, выскользнула в другую комнату.
Мы ели картошку, политую растопленным салом со шкварками и луком и копченую салаку. Было очень вкусно. Мяги запивал еду яблочной самогонкой, которую он гордо именовал кальвадосом. Поев, он завалился вздремнуть тут же на диване. Широко зевая, он сказал нам:
— Георг, сынок, поторопись, пожалуйста. Вам нельзя опоздать…