С гигантских перекладин свисали они нитями и фестонами – шары и кубы усажены пирамидами так густо, что напоминают колючие булавы титанов. Одна причудливая группа за другой – они свисали, как маятники. А навстречу им поднимались рощи стройных колонн.
Между балками свисали длинные гирлянды металлических существ, собранные грандиозным калейдоскопическим узором.
Они собирались вокруг башенки, в которой мы находились.
Фантастической шпалерой висели они перед нами – и все время быстро двигались, то скрывая, то снова открывая конусы.
А снизу постоянный поток металлических существ все увеличивал их количество; существа поднимались по столбам и балкам; строили все новые живые гирлянды, подвешивались живыми узорами, меняли рисунок.
Быстро сплетались меняющиеся арабески, кружевные узоры, невероятно странные, немыслимо прекрасные – всегда геометрические, кристаллические.
Неожиданно их движение прекратилось – так неожиданно, что это действовало, как наступление полной тишины.
Невообразимым ковром, украшенным невероятной вышивкой, металлические существа покрыли обширную чашу.
Выстлали ее, как храм.
Убрали своими телами, как святилище.
По дну к конусам двинулся бледно светящийся шар. По форме он не отличался от остальных шаров, но от него исходила сила; он излучал власть, как звезда – свет; был одет в невидимые одежды небесной мощи. За ним двигались две большие пирамиды, а дальше – еще десять шаров, чуть меньших первого.
– Металлический император! – выдохнул Дрейк.
Они двигались, пока не достигли основания конуса. У хрустального парапета остановились. Повернулись.
Последовало множество метеорных вспышек. Шар раскрылся, превратившись в тот же великолепный набор огней, что пылал перед Норалой и Руфью.
Я увидел светящийся сапфировый овал, окруженный золотой полоской, загадочные лепестки пульсирующего пламени, неподвижный блестящий центр этого загадочного цветка.
И почувствовал, что сердце мое стремится к этому – существу, преклоняется перед его красотой и силой, почти обожествляет его!
Дрожь отвращения охватила меня. Я украдкой бросил взгляд на Дрейка. Он прижался опасно близко к краю карниза, сжав кулаки до белизны, глаза смотрят восхищенно – он испытывает те же чувства, что и я.
– Дрейк! – я резко ударил его локтем. – Ничего подобного! Помните, что вы человек! Следите за собой, боритесь!
– Что? – недоумевающе спросил он. Потом резко: – Откуда вы знаете?
– Я сам это почувствовал, – ответил я. – Ради Бога, Дик, держитесь! Вспомните Руфь!
Он энергично покачал головой, будто избавляясь от чего–то прилипшего.
– Больше не забуду, – сказал он.
Снова присел на краю карниза; всмотрелся. Ни одно металлическое существо не двинулось; тишина, неподвижность не нарушались.
Пирамиды, шедшие за шаром, развернулись в две сверкающие звезды. А десять меньших шаров стали огненными; они были прекрасны, но менее величественны, чем центральный шар. Это его советники?
А все остальные существа, собравшись рядами, гирляндами, фестонами, не двигались.
Послышался словно негромкий плач, откуда–то издалека. Он приближался. Какая–то дрожь пробежала по переполненному кратеру. Пульс ожидания?
– Голодны! – прошептал Дрейк. – Они голодны!
Плач слышался ближе; снова слабая дрожь пробежала по всему кратеру. Я уловил его, быстрое живое пульсирование.
– Голодны, – снова прошептал Дрейк. – Как львы, увидевшие надзирателя с мясом.
Плач теперь слышался снизу под нами. Я чувствовал, что на этот раз не мелкая дрожь, а настоящий шок охватил всю орду. Бился, потом миновал.
В поле нашего зрения к пламенному диску двинулся огромный куб.
Втрое выше рослого человека было то пламенеющее существо, которое Дрейк назвал металлическим императором.
Но куб превосходил его. Черный, упрямый, грубый, он заслонил сияние диска, затмил его. И, казалось, его тень упала на весь кратер. Фиолетовые огни звезд по сторонам пульсировали бдительно, угрожающе.
На мгновение темный куб заслонил диск, затмил его.
Снова метеоритная вспышка света. На месте куба возвышался огромный огненный крест, перевернутый крест.
Основанием служил куб, вертикальная перекладина вдвое превышала по длине горизонтальную. Раскрываясь, он, должно быть, повернулся, потому что его – лицо – было обращено к нам и прочь от конусов, тело его закрыло диск и почти перекрыло поверхности двух бдительных звезд.
Крестообразная фигура возвышалась не менее чем на восемьдесят футов. Она пламенела гневным дымчато–алым сиянием; мрачным оранжевым блеском, прорезанным вспышками сернисто–желтого. В этих огнях не было торжественного многоцветного великолепия, как у металлического императора, не был сапфировых, пурпурных цветов, цвета милосердной зелени. И ничего похожего на фиолетовый цвет звезд. Крест, гневный, дымчато–красный, двинулся вперед, и в его гладком скольжении было что–то зловещее, реальное, грубое – что–то более близкое к человеку, понятное ему.
– Хранитель конусов и металлический император! – прошептал Дрейк. – Я начинаю понимать Вентнора!
Снова быстрый пульс, живое биение пронеслось по кратеру. И снова неподвижность, тишина.
Хранитель повернулся, я увидел его слабо светящуюся голубую металлическую спину. Достал бинокль, отрегулировал его.
Крест скользнул мимо диска, мимо его придворных и звездчатой стражи. А они поворачивались лицом к нему, все время смотрели на него.
Теперь разъяснилось одно обстоятельство, которое меня удивляло: механизм, благодаря которому шар становился овальным диском, пирамида – четырехлучевой звездой и куб – я видел это в игре маленьких существ вокруг Норалы, а сейчас видел перед собой в Хранителе – куб превращался в крест.
Металлические существа полые внутри!
Полые металлические – ящики!
В сторонах вся их сила, вся жизнь, это и есть они сами.
Эта их оболочка – вся их суть.
Складываясь, овальный диск становился шаром; в четырехлучевой звезде все четыре луча отходят от квадратного основания; складываясь, такая звезда превращается в пирамиду; шесть поверхностей куба превращаются в перевернутый крест.
И эти подвижные гибкие оболочки не массивны. Учитывая общую массу этих металлических существ, они поразительно тонкие. Стенки Хранителя, несмотря на его восьмидесятифутовый рост, не более ярда в толщину. Мне показалось, что по краям я вижу бороздки; то же самое по краям поверхностей звезд. Сбоку тело металлического императора казалось вогнутым, поверхность его гладкая, полупрозрачная.
Хранитель наклонялся, его верхняя продолговатая часть сгибалась, как на петлях. Все ниже и ниже нагибалась она – гротескное выражение покорности, пародия на реверанс.
Может, эта гора конусов – действительно святилище, идол металлического народа, его бог?
Теперь длинная часть креста находилась под прямым углом к горизонтальной перекладине. Вся фигура напоминала букву Т, висящую в двадцати футах над поверхностью.
Вниз от тела Хранителя устремился клубок щупалец, подобных змеям или хлыстам. Серебристо–белые, они окрашивались алым и оранжевым пламенем поверхности, которая теперь была скрыта от моих глаз; они отражали мрачное гневное сверкание. Червеобразные, извивающиеся, они, казалось, покрывают всю обращенную книзу плоскость.
Под ними что–то находилось, что–то похожее на огромную светящуюся клавиатуру. Щупальца касались ее, нажимали тут и там, поворачивали, толкали, действовали…
Дрожь пробежала по столпившимся конусам. Я видел, как раскачивались их вершины, вздрогнули большие диски.
Дрожь усиливалась; вибрация каждого отдельного конуса становилась все более быстрой. Послышалось низкое угнетающее гудение – как отдаленное эхо грандиозного урагана.
Все быстрее и быстрее становилась вибрация. Резкие очертания конусов растворялись.
И вдруг – исчезли.
Гора конусов превратилась в мощную пирамиду бледно–зеленого свечения – один огромный бледный столб пламени, на вершине его большой язык. Из дискообразного колеса полился поток света, этот свет собирал в себя все сияние снизу.
Щупальца Хранителя еще быстрее задвигались над загадочной пластиной; превратились в облако извивов. Фасеточные диски дрогнули, повернулись вверх, колесо начало вращаться, быстрее, все быстрее…
И от пламенеющего круга вверх, в небо, устремился толстый столб напряженного света.
С огромной скоростью, плотный, как вода, концентрированный, он улетел к солнцу.
Улетел со скоростью света – со скоростью света? Мне в голову пришла мысль; невероятная мысль, но я тут же поверил в нее. Мой пульс обычно семьдесят в минуту. Я взглянул на часы, отыскал артерию, внес поправку на возможное учащение, начал считать.
– В чем дело? – спросил Дрейк.
– Возьмите мой бинокль, – я говорил, продолжая считать. – Спички в моем кармане. Закоптите стекла. Я хочу взглянуть на солнце.
С видом крайнего изумления, которое в других условиях я нашел бы очень смешным, он повиновался.
– Держите у меня перед глазами, – приказал я.
Прошли три минуты.
Вот то, что я искал. Сквозь затемненные линзы я отчетливо видел солнечное пятно, близко к северному краю солнца. Невообразимый циклон раскаленного газа; немыслимо огромное динамо, посылающее потоки электромагнитного излучения на все окружающие планеты; солнечный кратер, который, как мы теперь знаем, достигает ста пятидесяти тысяч миль в поперечнике; большое солнечное пятно лета 1919 года – самое большое из зафиксированных астрономами.
Прошло пять минут.
Начал протестовать здравый смысл. Бесполезно прижимать к глазам бинокль. Даже если моя мысль верна, даже если этот светящийся столб действительно посланец, снаряд, запущенный с Земли, пробивший атмосферу и летящий в космическом пространстве со скоростью света, если его запустили эти существа, все равно должно пройти от восьми до девяти минут, пока он достигнет солнца; и столько же минут пройдет, пока изображение происшедшего на солнце сможет преодолеть пространство в девяносто миллионов миль между нами и солнцем.
И разве моя гипотеза не является абсолютно невероятной? И чего собираются достичь металлические существа? Этот колоссальный столб, несмотря на свой размер, ничтожно мал в сравнении с целью.
Как может это копье подействовать на энергию солнца?
И все же… все же… укус комара может довести слона до безумия. В природе очень тонкое равновесие. И у незначительного повода могут быть самые серьезные последствия, если это тонкое равновесие нарушено. Может быть… может быть…
Прошло восемь минут.
– Возьмите бинокль, – попросил я Дрейка. – Посмотрите на солнечное пятно, на большое.
Он послушался.
– Вижу. Ну и что?
Девять минут.
Если я прав, копье долетело до солнца. Что будет дальше?
– Я вас не понимаю, – сказал Дрейк, опуская бинокль.
Десять минут.
– Что происходит? Посмотрите на конусы! На императора! – удивленно произнес Дрейк.
Я всмотрелся, почти забыв о своем счете.
Пирамидальное основание конусов сморщилось. Столб света не ослаб, но механизм, производивший его, на несколько ярдов погрузился в хрустальное основание.
А император металла! Тусклыми и слабыми стали его огни, потускнело их великолепие; слабее стали фиолетовые вспышки звезд, его придворных.
Хранитель конусов! Его вытянутые плоскости склонялись все ниже и ниже, щупальца начали двигаться бесцельно, слабо – устало.
Я чувствовал, как отовсюду вокруг меня извлекается энергия. Жизнь будто уходила из Города, уходила на корм этой сверкающей пирамиде, поддерживая светящийся столб, мчащийся к солнцу.
Металлические существа стали вялыми, малоподвижными; живые гирлянды провисли, живые колонны прогнулись, начали раскачиваться.
Двенадцать минут.
С грохотом обрушилась одна увешанная балка и потащила за собой другие; разбившись, упала она в самую гущу ощетинившихся отростками колонн. Под нами сверкающие глаза стены тускнели, умирали. И ужасное чувство одиночества, отчаянное желание быть принесенным в жертву – то, что я испытал уже в развалинах, снова надвинулось на меня.
Кратер терял сознание. Жизнь уходила из города, его магнитная жизнь устремлялась в сверкающий столб.
Огни металлического императора становились все тусклее.
Четырнадцать минут.
– Гудвин, – воскликнул Дрейк, – жизнь уходит из этих существ! Уходит с лучом, который они посылают.
Пятнадцать минут.
Я видел, как щупальца Хранителя бесцельно извивались на клавиатуре. Неожиданно пламенная пирамида потемнела, погасла.
Сверкающий столб метнулся в небо и исчез в пространстве.
Перед нами съежившиеся конусы, достигавшие едва шестой части своего прежнего размера.
Шестнадцать минут.
По всей окружности кратера наклонились щиты, приподнялись, будто каждый держала ждущая рука. Под ними другие диски развернулись, образовав обширные венцы.
Семнадцать минут.
Я перестал считать; выхватил бинокль у Дрейка, направил его на солнце. Вначале ничего не увидел; потом в нижней части большого солнечного пятна возникла ослепительная точка. Ее свет ослеплял даже сквозь закопченное стекло.
Я протер глаза, посмотрел снова. Точка на месте, только стала больше, сверкает еще ярче, еще невыносимей.
Я молча протянул Дрейку бинокль.
– Вижу! – прошептал он. – Вижу! Они это сделали, Гудвин! – В голосе его звучала паника. – Гудвин! Пятно! Оно расширяется! Расширяется!
Я выхватил у него бинокль. Снова увидел ослепительную точку. Но так до сегодня и не знаю, действительно ли Дрейк видел расширяющееся пятно.
Мне оно показалось неизменным. А может, и нет. Может быть, под воздействием этого столба энергии пятно углубилось.
Солнце подмигнуло!
Так до сегодня и не знаю. Но так или иначе, нижняя часть пятна продолжала невыносимо ярко сиять. А для меня и это было необыкновенным чудом.
Двадцать минут – подсознательно я продолжал считать – двадцать минут.
Вокруг приподнятых на краю кратера дисков появилась мерцающая дымка. Прозрачный туман, очень светлый и чистый. В мгновение он сгустился, превратился в обширное кольцо, и в каждом диске засверкало отражение солнца, словно видимое сквозь густые облака частиц аквамарина.
Снова шевельнулись щупальца Хранителя – слабо. Как один, приподнятые щиты наклонились, нацелились вниз. Все ярче светился окружающий их туман, он все сгущался.
И вдруг, опять как один, диски начали вращаться. В каждой вогнутой поверхности, в каждом кольце под дисками вспыхнуло зеленое пламя, зеленое, как свежая растительность. Бесконечное число ослепительных частиц, собранных в лучи, ударило в тысячефутовое колесо, увенчивавшее конусы, заставило его вращаться.
Над ним образовалось яркое облако светящегося тумана. Откуда возникали эти горящие туманности, этот светящийся туман? Как будто многочисленные вращающиеся диски высасывали из воздуха невидимую энергию и трансформировали ее в видимую, туманную форму.
Теперь это уже было наводнение. От вертящегося колеса вниз устремился водопад зеленых огней. Они текли по поверхности конусов, затопляли их, поглощали.
И в этом световом наводнении конусы начали расти. Их объем заметно увеличивался. Они как будто поглощали свет. Нет, светящиеся частицы прилипали к ним, встраивались в их тело.
Все шире и шире разливался сверкающий поток. И все выше становились конусы, они тянули вверх свои вершины – к вращающемуся колесу, которое кормило их.
С плоскостей Хранителя свисала туча щупалец, теперь они энергично разворачивались, устремлялись к загадочному механизму управления. Диски в верху кратера наклонились еще больше. Потоки зеленого огня лились в кратер, затопляя металлические существа, плещась о полированные стены, когда металлические существа от них отходили.
Все вокруг нас дрожало во все учащающемся жизненном пульсе.
– Кормятся! – прошептал Дрейк. – Кормятся! Питаются солнцем!
Все быстрее двигались лучи. Кратер превратился в котел, полный зеленого пламени, и в этом котле сплетались, пересекались, смешивались лучи. И там, где они пересекались, скрещивались, внезапно вспыхивали ослепительные лишенные лучей огненные шары, мгновение пульсировали и распадались, разлетались спиралевидными пушистыми сверкающими брызгами бледного изумруда.
Все сильнее и сильнее бился пульс вернувшейся жизни.
Луч ударил прямо в металлического императора. И тот торжествующе расцвел, вспыхнул. Его золотой пояс, больше не тусклый и мрачный, сверкал солнечным пламенем, удивительная роза стала светящимся чудом.
Хранитель распрямился; он возвышался над императором, весь алый и ярко–желтый, более не мрачный и грозный.
Весь кратер наполнился светом.
Нас тоже окутал светящийся туман.
Я ощутил дикое возбуждение, пульс заметно участился, дыхание стало быстрым и порывистым. Я наклонился, хотел коснуться Дрейка. С моих протянутых пальцев с треском отделились искры, большие зеленые искры устремились к нему. Дрейк не обратил на это внимание; он, как околдованный, смотрел на кратер.
Вокруг разразилась буря жемчужных огней. На всех столбах и колоннах, на всех балках, подвесках, гирляндах повисли сверкающие бриллианты, горящие рубины, расплавленные изумруды и сапфиры, вспыхивающие аметисты и опалы, метеоритная радуга, ослепляющий спектр.
Кратер превратился в сокровищницу титанического Аладдина, полную драгоценностей. В этих драгоценностях была заключена душа джина света, она билась в них, стремясь вырваться на свободу.