В комнате пахло хвоей. Накануне друзья притащили из леса двухметровую пушистую елочку, густо увешанную светло-коричневыми шишками. Из магазина принесли игрушки, но совсем чуть-чуть и потому еще сделали самодельную гирлянду из стреляных гильз, повесили их на канцелярских скрепках – стоило качнуть одну веточку, как раздавался приятный мелодичный перезвон: гильз на стрельбище много.
Филатов сидел в темноте, глядя с напряженным непониманием на все происходящее на экране телевизора. Потом принесли свечи и поставили на елку, начали накрывать на стол. Ивана никто не беспокоил, думал он о чем-то своем, и только Волошин догадывался, о чем именно. Около десяти стали садиться за стол, и Алексей позвал друга:
– Хватит грустить, давай-ка лучше старый год проводим.
На что Филатов ответил абсолютно невпопад:
– Ну, вот и попали мы с тобой в заповедник.
– Куда? – не поняла Надя номер один.
– В заповедник, где зверей отстреливают.
– Охотятся в заказнике, – поправила его девушка. – А в заповеднике, наоборот, охота и всякая стрельба запрещены.
– Какая разница, – махнул рукой Вампир.
Но за стол сел и, хотя больше не произносил никому не понятных фраз, все же своим печальным видом немного смазал радость торжества. А когда открывали бутылки шампанского, каждый раз вздрагивал. В полночь, после того, как с экрана пробили кремлевские куранты, Иван вместе со всеми заорал «Ура!!», причем истошно, как будто звал на помощь. Потом устроили танцы, но танцевали недолго: вечером девушкам нужно было отправляться в аэропорт. Оттого они притихли, и радости на их лицах не было. Веселая, беззаботная жизнь нравится всем, расставаться с нею не хочется никому.
Остаток ночи оказался коротким и бессонным, под утро Алексей попытался заснуть, но почему-то не смог. Лежал, смотрел в потолок, перебирал волосы Нади, которая хоть и лежала с закрытыми глазами, но тоже не спала. У нее-то бессонница, скорее всего, от счастья и новизны ощущений, а грудь Волошина сдавила тревога, хотя покоилась на ней лишь головка олимпийской надежды и ничего больше. В доме тишина, спят поселок, лесное озерцо и звезды, только ветер над крышей раскачивает сосны, и стволы скрипят.
В аэропорт девушек Алексей повез один. Филатов сослался на недомогание и попрощался с ними в доме, даже на крыльцо не вышел провожать. Дорога была пуста, и город как будто вымер – домчались быстро: почти на два часа раньше приехали. И потому долго сидели в кафетерии и лениво болтали. Сил не было ни веселиться, ни горевать.
– В феврале опять приедем, – обещали подружки. – Будет «Кавголовская лыжня». Попробуем себя на лыжных соревнованиях. Потом прямо отсюда в Финляндию: там этап кубка Европы. Мы заявлены за сборную. Правда, до этого возможно еще этап кубка мира в Оберхофе, если, конечно, в первую сборную попадем. Вообще обещали в этом году. У нас в Германии к тому же спонсор объявился из бывших наших.
Девушки засмеялись. Расставаясь, Алексей поцеловал обеих, Надю номер один, правда, обнимал чуть дольше, а она, прижавшись к нему, что-то шепнула, но Волошин не расслышал, так как включилась трансляция, и скрипучий женский голос объявил: «У стойки номер тринадцать начинается регистрация рейса…»
– Что? – переспросил Алексей.
Но Надя только чмокнула его в щеку, подхватила свою огромную спортивную сумку и отправилась на посадку. Перед тем как скрыться за стеклянной стеной в коридорчике, ведущем на летное поле, она обернулась и помахала Волошину рукой, улыбаясь, но ему вдруг показалось, что олимпийская надежда плачет.
Поздним вечером, укладываясь в постель, еще хранившую запах женских духов, он поднял голову и увидел на стене над высокой деревянной спинкой кровати приклеенную разноцветную бабочку, над которой тонким фломастером, аккуратным, почти детским почерком было выведено: «Я люблю тебя».
Глава 6
Морозный воздух коснулся лица. Словно посыпанная инеем, серебрилась луна, сверкали городские фонари, и снег искрился, отражая свет. Волошин нашел глазами свой автомобиль, нажал кнопку брелока, и «Лексус» отозвался, дважды мигнув фарами. Алексей направился было к машине, но каждый шаг давался с трудом, и не стоило удивляться – ведь все карманы: и пиджака, и брюк – набиты деньгами. Пачки лежали даже под рубашкой, прилипая к животу и груди. Фиолетовая тень скользнула по снегу, Волошин, не останавливаясь, повернул голову и увидел ту девушку в коротеньком пальтишке, из-под которого торчали две ножки-спички в сеточку. Она так же прижимала к себе сумочку, но не пыталась приблизиться. Волошин полез за пазуху и достал пачку. Банкноты по двести евро. Алексей улыбнулся, протянул пачку девушке и сказал:
– Ну!
А девчонка вдруг испугалась и начала пятиться.
– Не бойся, дурочка. Возьми!
Но та, продолжая пятиться, смотрела мимо его лица, растерянно, как будто увидела нечто запретное.
Алексей обернулся, поглядел через улицу и увидел бегущую по заваленному снегом тротуару Надю номер один. Он шла на лыжах своим любимым коньковым ходом, из-за спины виднелся ствол винтовки. Лицо напряженное и сосредоточенное, словно девушка уходила в гонке преследования к своей золотой медали. Она лишь на мгновение повернула лицо к Волошину, коротко улыбнулась и вскинула руку для приветствия, не потеряв ни скорости, ни сосредоточенности.
Летела она стремительно, и у Волошина даже защемило сердце – так хотелось пожелать ей успеха, но он только помахал вслед рукой, а маленькая фигурка уже скрылась в клубах ночной морозной пыли.
Он продолжал махать рукой с зажатой в кулаке пачкой банкнот. Снова обернулся к девчонке, но та за секунду до этого схватила его за плечи и начала трясти. Трясла так сильно, что от этой тряски стала трескаться картина мира: трещины побежали по фасадам домов, хрустнули стекла и задрожали фонари, небо раскололось на несколько черных частей, потом и они посыпались сверху блестящими кусочками смальты. А девушка все не отпускала его, ухватив за плечи цепкими пальцами.
– Проснись, Лешка! Да проснись наконец. Хватит дрыхнуть!
При чем здесь Филатов? Откуда?
Ванька наклонился над Волошиным и попытался заглянуть в глаза:
– Очнулся? Восемь тридцать утра, пойдем к компьютеру.
Судя по всему, Филатов получил какие-то известия и теперь хочет поделиться. Алексей сел на постели. Ноги коснулись холодного ковра на полу, и только после этого он окончательно пришел в себя.
Они прошли в кабинет.
«Странный сон, – подумал Волошин, – к чему он? Может, я люблю Надю?»
– Вот!
Иван показал пальцем на монитор.
«…Поздравляем Скорпиона, Измирского Терминатора, Бароло, Мерлина, Туза Пик, а также птичек: Хоука, Сторка и Колибри с успешным началом игры. К сожалению, вынуждены сообщить, что три игрока – Носферату, Ред Ай и Гарпун – пытались нарушить известные всем договоренности и передать информацию третьим лицам. С прискорбием доводим до общего сведения, что все трое нарушителей исключены из состава участников нашими рейнджерами…»
Волошин закончил читать сообщение, опустился на кресло, не понимая, что это и зачем – ведь никакой игры нет. Скорее всего, очередная уловка мошенников.
– Началось, – прошептал с каким-то восторженным испугом Иван, – одиннадцать человек в течение первого дня. Поверь мне, потом станет еще больше. А главное…
Неожиданно Филатов хлопнул в ладоши и повторил:
– Главное, что мы живы!
Некоторое время посидели в тишине, и Вампир, видя, что его друг не проявляет никакого восторга, сказал негромко и даже вроде как бы извиняясь:
– Леша, я вчера залез в почтовый ящик, а там задание для меня – убрать Сталкера. Ну, я на всякий случай, просто из любопытства, купил подсказки и узнал, кто это. Вот, смотри.
Филатов пощелкал мышью, и вскоре на экране появилась фотография молодого человека и адрес.
– Ты купил две подсказки? – удивился Волошин. – Потратил десять тысяч?
– Нет, всего пять. Запросил имя, а адрес вытащил из Московской адресной базы, которую нашел через Интернет.
С экрана монитора на них смотрел паренек лет семнадцати. Лицо бледное, взгляд напряженный. Длинные волосы зачесаны за уши.
– Совсем молоденький, – сказал Алексей.
– Эти самые страшные, – тоном знатока заявил Филатов. – Для них ничего святого нет. Насмотрелись боевиков и теперь за три рубля кого угодно грохнут, а тут миллиард баксов. Ты погляди на его лицо, какие у него холодные и пустые глаза: именно такие мальчики поджидают у подъездов старушек, чтобы отобрать у них копеечную пенсию. Будь моя воля…
– Пойдем лучше завтракать, – предложил Алексей.
– А меня заказали Незабудке, – скороговоркой произнес Филатов и развел руки в стороны, дескать, что поделаешь – уж такой я любопытный. – А с подсказками организаторы здорово придумали. Шестнадцать тысяч участников, и если каждый потратится на подсказки по пятьдесят тысяч, то всего получается…
Иван задумался.
– Восемьсот миллионов, – подсказал Волошин и покачал головой, – только вряд ли все успеют столько заплатить.
– Согласен. Кто-то успеет десятку бросить или пятерку, как я… – Филатов замолчал, напрягся и все же продолжил: – А кто-то и двести тысяч отдаст, чтобы выжить. Так что насчет миллиарда призовых нас не обманули.
Прошли еще три дня, за которые ничего существенного не произошло. Ничего не случилось, конечно, в коттедже с белыми стенами, а на пяти континентах шли перестрелки. Друзья смотрели зарубежные новости по «CNN», «Euro News», «BBC», «Американ тудей». Иногда там проскакивали репортажи с мест преступлений. Чаще всего жертвами становились молодые преуспевающие бизнесмены. Дикторы, комментирующие события, почти всегда отмечали, что убитые незадолго перед смертью значительно увеличивали штат своей личной охраны.
Каждый из прошедших дней начинался одинаково: Алексей с Иваном просматривали списки игроков, которых поздравляли с успехом, потом проверяли списки выбывших. Однажды Филатов не выдержал, выскочил из комнаты, сказав, что если они будут сидеть на месте, то и их самих скоро вычеркнут из жизни. Дело в том, что пришло задание и для Минтона. Ему поручили ликвидировать Лесного Брата. Тогда Алексей, почти не раздумывая, купил подсказку и получил портрет человека, которого должен был убрать. Улыбающийся блондин, с длинными, до плеч, волосами. Абсолютно непохожий на маньяка. Глядя на его лицо, Волошин испытал какую-то жалость к этому человеку и тут же изумился. Чего это я – ведь убивать его не собираюсь?
Зато Филатов ехидно заметил, что почти наверняка фотография Лесного Брата липовая: ведь посылают снимки посторонних людей – он сам, например, сделал именно так, отправив фотографию нового мужа своей второй жены.
– Ты представляешь: она в свое время мне его рожу по электронке прислала – дескать, какой красавец достался! И вот теперь некто Иван Филатов в базе игры выглядит как самый настоящий грузин с усами и фамилией Цицхоладзе. А ты кого отправил?
Волошин растерянно пожал плечами: он-то оказался полным идиотом, хотя и честным.
– Да, правилам конспирации тебе еще учиться и учиться, – снисходительно заявил Филатов.
И похлопал друга по плечу, чтобы тот не усомнился, у кого надо учиться.
– Кстати, а кому тебя заказали? – вспомнил великий конспиратор. – Давай посмотрим. Если тебе, конечно, пяти тысяч не жалко.
Волошину было жаль пяти тысяч, как и десяти, уже отправленных им. Но он, не говоря ни слова, зашел на страницу банка и перевел пять тысяч.
Почти сразу пришла подсказка. Шумахер оказался из Карелии.
– Адрес наверняка липовый, – уверенно провозгласил Иван.
Волошин поднялся и вышел из кабинета. Поднимаясь по лестнице, он остановился и посмотрел на свою руку, лежащую на перилах. Рука слегка дрожала. Только сейчас Алексей понял, что трясется весь. Его бил мелкий озноб, но не страха – нет, а величайшего возбуждения. «Прав Ванька, – подумал Алексей, – эта игра похлеще рулетки засасывает». Напряжение пришло само, может быть, оно подкрадывалось незаметно с каждым днем; хотя волнения особенного не было, даже когда стало ясно, что игра идет всерьез. «Может, и в самом деле следует получше заботиться о собственной безопасности?» – подумал Волошин.
– А давай ночью дежурства установим? – крикнул снизу Иван. – Разобьем ночь на смены. Или по очереди: одну ночь ты не спишь, а следующую я дежурю.
Алексей даже вздрогнул. Не от его внезапного крика. Странно, что подумали они об одном и том же в один и тот же момент.
– Согласен! – крикнул в ответ Волошин. – Начинаем с тебя. Сегодня ты меня охраняешь.
День тянулся и казался бесконечным. Ничего не менялось вокруг, только кошки на душе становились все злее. Идея о ночных дежурствах и патрулировании помещений дома умерла сама собой, как только Ванька понял, что ему первому придется не спать. Но все равно вечером он расположился в кресле перед телевизором, укрыл ноги пледом, положив на колени карабин, а сверху поставив огромную миску с солеными фисташками. Когда Волошин зашел в комнату, то увидел, что дружок его спит, откинув голову на спинку кресла. Алексей выключил телевизор, взял с коленей Ваньки миску и карабин, из-за кресла достал две пустые банки из-под светлого швейцарского пива.
– Спи уж, Вильгельм Телль, – тихо произнес Волошин.
– Ххр-р-р, – захрапел в ответ Иван.
Алексей поднялся в свою спальню, лег на кровать, не раздеваясь, закрыл глаза. Сон не шел. Вспомнил, как спокойно было, когда рядом лежала Надя.
В ночь перед расставанием она, гладя его плечо, спросила:
– А ты женат?
– Нет, и не был никогда. За меня Ванька отдувался.
– И никогда никого не любил?
– Любил, вероятно. Но не так, чтобы до сих пор вспоминать. С одной даже жил полтора года. Она в модельном агентстве Филатова работала. А потом в Париж укатила за славой. Правда, перед этим мой «мерс» разбила. Что удивительно, въехала в гаишную машину, а у самой ни доверенности, ни водительских прав. Пришлось мчаться туда и разбираться. Представляешь?
– Нет, – прошептала Надя…
Он вспомнил голос Нади и приподнялся в постели. Потом склонился ко второй подушке. Духами уже не пахло. Включил свет и посмотрел на бабочку у изголовья. Увидел надпись. Сердце защемило. Не от любви – это Волошин понимал. Просто вдруг очень захотелось, чтобы рядом кто-то был. Может быть, Надя, потому что она от него не требовала ничего. Именно сейчас, когда так одиноко, и даже больше одиночества гложет единственная мысль: все это может закончиться, оборваться, и уже не будет ничего: ни одиночества, ни мрака за окном, ни Ванькиного храпа в соседней комнате – всего, что так раздражает сейчас, но что он готов терпеть постоянно, лишь бы продлить пребывание на этом свете. Продлить! «Жить охота», – подумал Волошин и удивился голосу внутри себя, произносящему эти слова: голос был дрожащий и затравленный – вроде даже не его собственный. Алексей тряхнул головой, а голос продолжал: «А зачем? Кому ты нужен? Родителям в Оренбурге, которым звонишь раз в месяц, а те даже не обижаются на то, что ты забыл о них? Или Насте, сгинувшей в Париже? Она ведь рыдала в аэропорту, говорила: не сможет жить без тебя, любить будет только тебя. Может, и любила, однако аборт сделала, даже не сказав про ребенка».
Волошин вспомнил о родителях и понял, что у него никого нет, кроме них. И у родителей только он. Пять лет назад, когда отец демобилизовался, он решил жить в Оренбурге по месту призыва, где у него теперь ни родственников, ни близких друзей. Сыну сказал, что на полученные жилищные сертификаты в Питере только комнату в коммуналке купить можно, да и то такую, в которой крысы жить не станут. Алексей тогда мог предложить родителям жить у него, но не предложил, сказал только, что готов купить им квартиру. Отец отказался, мама тоже. За пять лет он ни разу не был у них. Родители приезжали к нему лишь однажды. Выбрались на весь отпуск, а пробыли всего неделю. С неестественной радостью рассказывали, как хорошо им теперь живется, какую хорошую работу нашел отец, какая хорошая у него зарплата – шестнадцать тысяч рублей, да еще военная пенсия… И мама тоже в библиотеке… Алексей слушал и кивал головой, радуясь за родителей. Шестнадцать тысяч! Да у Лешки самый дешевый костюм в пять раз дороже. Перед их отъездом он украдкой засунул в мамину сумочку пятьдесят тысяч. Мог бы и побольше, хотел, но за пару дней до приезда родителей крупно проигрался в казино. Мать позвонила сразу по возвращении в Оренбург, сказала, что они не бедствуют. А потом пришел перевод на пятьдесят тысяч.
Что за жизнь! Тьма в комнате, тьма во всем доме, за окном ничего не светит. Алексей закрыл глаза. Волошин снова прислушался к храпу за стеной, позавидовал другу и почти сразу уснул.
Среди ночи проснулся. Непонятно отчего: ни кошмарного сна, вообще ничего не снилось. В доме тихо.
Алексей встал с постели, спустился на первый этаж, чтобы залезть в компьютер за новостями, и увидел в кабинете закутанного в одеяло друга. Ивана трясло. Но не от холода и не от нервного возбуждения – его колотил озноб страха. Тряслись губы и все лицо. Волошин спустился в подвал, где прятал оставшееся после празднования Нового года спиртное, налил стакан коньяка, отхлебнул сам, а остальное отнес другу. Тот быстро выпил, хотя половину, пожалуй, пролил, после чего показал пальцем на монитор. На экране мигал выскочивший баннер: «Жди меня, Вампир, скоро я вобью осиновый кол в твое сердце. Незабудка».
– Успокойся, – сказал Алексей. – Мы выбрали единственно правильную тактику, только надо ее усовершенствовать. Единственное, что сейчас приходит в голову, – то, что раз игра управляется через Интернет, значит, надо найти приличного хакера, который бы влезал на сервер игры, получал бы для нас информацию, а то мы разоримся на подсказках, а, главное, чтобы мы засылали туда неверную информацию на всех соперников, раскрывали бы их планы и стравливали бы их друг с другом. Если подумать…