Лязг гусениц стих, но мотор бронетранспортера продолжал работать. Стало быть, они добрались до берега. Худо будет, если у них есть рация, они свяжутся с другими частями и успеют пустить навстречу ему облаву.
И Саша бежал, петляя между деревьями и кустами.
Вскоре звук мотора бронетранспортера затих. Продолжают ли преследовать его немцы или оставили эту затею? Саша пробежал еще километр и свалился без сил.
Глава 4. Взводный
Он лежал на траве и жадно, как вытащенная из воды рыба, хватал ртом воздух. Немного придя в себя, вслушался в окружающую его тишину.
Похоже, его никто не преследовал. Не слышно треска веток, разговоров. Он вдруг с неожиданной теплотой вспомнил Шумилина. Молодец, политрук, не сдрейфил. Настоящий мужик, хоть и фанатик сталинский. Жалко только, что похоронить его не получилось, хоть он это по праву заслужил. И лопата к коляске мотоцикла приторочена была, да преследователи помешали, времени на это не дали. Надо было самому спасаться.
Саша поднялся, отряхнул одежду от приставшего к ней мусора и пошел на восток. Время от времени он видел, как справа, между деревьями и кустарником, мелькала река.
Где он сейчас? Хоть бы определиться! Карта была, но где она? В вещмешке или в ранце? Что-то у него многовато поклажи. От лишнего надо избавляться. И Саша устроил привал.
Сначала он открыл ранец. Вот свернутая, измятая и грязная форма политрука. В кармане гимнастерки – его документы. Здесь же – Сашина гражданская одежда. Только вот карты нет. Саша перерыл вещмешок сверху донизу. Колбаса, хлеб, банки с тушенкой, индивидуальные немецкие перевязочные пакеты. А карты – той, трофейной, которую он забрал у убитых немецких связистов, – карты нет. Куда же она делась? Ведь без нее – как без рук!
Саша доел круг колбасы с хлебом. Лето, жарко, она хоть и полукопченая, но испортиться быстро может. Не спеша допил вино. Прихлебывая из бутылки, размышлял – переодеваться ему в свою одежду или пока идти в немецкой? Пришел к выводу, что, пожалуй, в немецкой пока безопаснее и в сапогах немецких по лесу идти куда удобнее, чем в своих туфлях. Да и на спине ранец должен быть, а не сидор отечественный. Вот только как будет выглядеть немецкий пехотинец, в одиночку бродящий по лесу? Однозначно: подозрительно как для самих немцев, так и для местных жителей. Зато потом немецкая форма поможет, когда через немецкие позиции в прифронтовой полосе пробираться придется.
Поразмышляв так, Саша закопал форму политрука, предварительно достав из нагрудного кармана гимнастерки и переложив к своим документам удостоверение Шумилина. Плотненько утолкал свою одежду и продукты в ранец и забросил ранец за спину. Немецкий же автомат повесил через плечо – так удобнее. Сами немцы носили его на шее, стволом вправо, что для Саши было непривычно. Он попробовал развернуть его стволом влево, но рукоятка затвора при каждом шаге била его в живот, и идти было неудобно. Он по привычке попрыгал на месте – не стучит ли чего, и – в дорогу.
Шел осторожно, прислушиваясь – не кричат ли тревожно птицы, не шумит ли поблизости мотор. Здесь мотор – это всегда немцы. У жителей сроду ничего, кроме велосипедов, не было, да и они в редкость.
К вечеру Александр добрался до какой-то деревни. Он постоял на опушке, пытаясь определиться, нет ли в ней немцев. Вроде было тихо. Мирно кудахтали куры, взвизгивали собаки. Если бы в деревне побывали немцы, то кур они бы постреляли и съели.
Саша встал, оправил форму и спокойным, уверенным шагом направился в деревню.
Была она невелика – единственная короткая улица по десятку деревянных изб с каждой стороны.
Саша остановился посередине улицы в недоумении. Деревня как вымерла. Возле изб – ни одного жителя. Хотя Саша чувствовал, что из окон за ним наблюдают. Он решил, что надо вести себя нагло, как завоевателю.
Подойдя к ближайшей калитке, Саша пнул ее сапогом. Остановившись посередине двора, громко крикнул:
– Рус, выходи!
За оконной занавеской мелькнуло испуганное женское лицо, потом загремел запор. Во двор вышел, опираясь на костыль, мужик лет сорока – без одной ноги.
Намеренно коверкая слова на немецкий манер, Саша спросил:
– Эта деревня как имя?
– Малиновка, пан офицер.
– Их бин зольдат. Я найн офицер! Где есть Гомель?
– Так вон там, пан солдат, – мужик махнул рукой, указывая куда-то за Сашину спину.
– Как далеко?
– Километров пятьдесят будет, – для убедительности мужик показал Саше пятерню с растопыренными пальцами.
– Днепр?
– Совсем недалеко, пан солдат. Часа три пешком.
– Дойче зольдатен тут марширойн? (Германские войска здесь были?)
– Бог миловал. Вы – первый.
– Партизанен? Пуф-пуф?
– Откуда, пан солдат?
– Смотри! Если ты меня обманывать, я делать пиф-паф! – Для убедительности Саша сложил пальцы правой руки в воображаемый пистолет.
Мужик перекрестился, не отводя глаз от Сашиной руки.
– Ком! Идти домой! – Саша махнул рукой в направлении избы. Мужик, часто оглядываясь, заковылял к дому и скрылся за дверью.
Основное Саша узнал и задерживаться в деревне не стал. Скоро начнет смеркаться, а ему надо еще ночлег отыскать.
Он вышел из Малиновки, спиной ощущая испуганные взгляды селян, и бодрым шагом направился на восток, время от времени переходя на легкий бег.
Когда стало темнеть, впереди открылось поле, а за ним – Днепр. Был он не так широк, как у Киева, где проезжал прошлым летом Саша.
Пересекать поле в темноте Саша не рискнул. Немцы могли поставить мины – хотя здесь-то зачем? Но рисковать он не стал и улегся спать на опушке леса, подложив под голову ранец и сняв автомат с предохранителя.
Хоть и спал он вполуха, но проснулся ранним утром бодрым. Берег реки был скрыт от него плотной пеленой утреннего тумана, и сейчас это было ему только на руку. Он осторожно направился к реке, глядя под ноги – не видно ли где проволочки или свежего бугорка земли. Встречались такие холмики, но, скорее всего, их понаделали кроты. На всякий случай Саша их обходил.
Вот и Днепр. Как там у Гоголя? «Чуден Днепр при тихой погоде…» Однако Саше было не до красот природы. Он раздумывал – как перебраться вплавь, не замочив оружие? Форму немецкую Саша снял и отбросил в сторону – не пригодится она ему больше. Автомат оружейным ремнем притянул к ранцу. Ранец же водрузил на загривок, ремни плечевые зажал зубами. Даже если плеснет водой на него – кожа ранца добротная, сразу не промокнет. Завершив таким образом все приготовления, Саша осторожно вошел в воду и поплыл.
Течением его сносило в сторону, но Саша не сопротивлялся. Какая разница, на каком месте он выберется на том берегу?
Он уже преодолел больше половины пути, как почувствовал, что стал уставать. Ноги и руки отказывались повиноваться, ранец давил на плечи чугунной плитой. Нет, не зря он недолюбливал воду.
Добравшись из последних сил до берега, Саша вцепился в кусты и довольно долго пролежал так, тяжело дыша. И только выбрался на крутой склон, как услышал позади себя:
– Руки вверх, фашист!
– Да какой же я фашист? – не поворачиваясь, изумился Саша. – Свой я, сержант Савельев!
– Руки вверх подними, а то стрельну! – Из-за кустов вышел красноармеец с трехлинейкой в руках. Он повел стволом винтовки, указывая Саше направление: – Иди вперед, и пусть командир роты решит, наш ты или немец!
Боец был совсем молоденький, от волнения голос его периодически срывался. Но Саша рад был, что попал на часового Красной армии, а не на немецкий дозор. Всякое ведь могло случиться.
Часовой довел его до брезентовой палатки, крикнув у входа:
– Товарищ младший лейтенант!
Из палатки вышел младший лейтенант с «кубарем» в петлице. Саша про себя невольно отметил, что староват он для младшего, скорее всего – из запаса призван. Лицо у лейтенанта было хмурое и утомленное.
– Чего у тебя случилось, Дудкин?
– Вот, товарищ младший лейтенант, перебежчика с той стороны задержал. Из воды на наш берег выбрался.
– Разберемся! Возвращайся в дозор.
– Есть! – на ходу козырнув, рядовой Дудкин убежал.
– Кто ты такой и что у тебя в ранце? – обратился младший лейтенант к Саше.
– Сержант Савельев, сто седьмой стрелковый полк, выхожу из окружения, – встав по стойке «смирно», представился Саша.
– Опять окруженец! Документы есть?
Саша опустил ранец на землю, развернул одежду, достал солдатскую книжку и протянул ее младшему лейтенанту. Тот бегло просмотрел, зевнул.
– Почему не в форме?
– В негодность пришла, в деревне цивильное выпросил.
– Хм! В Особый отдел тебя отправить?
– Лучше оставить в части.
– Гляди, какой умный! Автомат немецкий где взял?
– У немца отобрал.
– Молодец! Воинская специальность?
– Разведчик.
– О! Такие мне нужны. Считай – зачислен. У меня в роте – едва половина состава, да и то все зеленые, только призваны. Даже стрелять толком не умеют. На том берегу немцев видел?
– Нет. Разрешите одеться?
Саша стоял перед командиром раздетым – в том виде, в каком вылез из воды, и чувствовал себя неуютно.
– Разрешаю. В форму бы тебя одеть, да где тылы наши – не знаю.
Саша достал командирское удостоверение Шумилина и протянул младшему лейтенанту.
– Со мной вместе политрук выходил, погиб геройской смертью. Вот его документы.
– Это же сколько наших на той стороне осталось? Почти каждый день выходят. Мне приказано их на сборный пункт отправлять. Только ты не надейся! У меня в роте сержантов нет, из командиров только я. Вот и примешь взвод.
– Так я же только отделением командовал.
– Я срочную еще в тридцать втором проходил, а потом учительствовал. Опыта тоже нет, однако приказали – исполняю. Пойдем в палатку, она у меня вроде штаба. Запишу все, как положено. Я потом в полк данные передам. Тебя же на все виды довольствия ставить надо.
Командир роты переписал данные с солдатской книжки на лист бумаги и вложил его в планшет.
– Пойдем, представлю тебя взводу. Да, забыл совсем. Служить ты, сержант, будешь теперь в сорок четвертом стрелковом полку сорок второй стрелковой дивизии. Меня зовут Иван Анатольевич Звягин, я – командир роты.
Они шли около получаса, пока не добрались до отрытых не в полный профиль окопов.
– Принимай, сержант, взвод – все восемь человек.
– Как восемь? Это же меньше половины!
– Сколько есть! Будет пополнение – укомплектуем по штату.
Звягин собрал всех бойцов, представил им нового командира, пожелал удачи и ушел. Конечно, хлеб-соль при встрече Саша не ожидал, но и такого… Одежда гражданская, автомат немецкий, обоймы к нему только две, и взвод – как неполное подразделение. Как можно воевать с немцами? Уж Саша-то знает, видел, как хорошо вооружены и экипированы гитлеровцы и как много у них техники.
Он обвел взглядом бойцов. Почти все молодые, у всех трехлинейки. Только один – лет тридцати пяти, с усами – без оружия.
– Фамилия? – Саша остановился против него.
– Рядовой Федотов.
– Почему без оружия?
– Неудобно в строю с противотанковым ружьем стоять, – степенно ответил боец.
«Ага, – мгновенно сообразил Саша, – во взводе ПТР есть, – это хорошо». Он оглядел бойцов.
– Красивых слов говорить не буду. Надо держать позиции столько, сколько прикажут. Вопросы есть?
– Есть, – подал голос совсем молоденький боец.
– Представляться надо.
– Виноват, красноармеец Безменко.
– Слушаю вас, красноармеец Безменко.
– Почему у вас одежда гражданская, а автомат немецкий?
– Вопрос не по существу. Но коли всем интересно, скажу. Из окружения выходил. Форма обгорела при бомбежке, а оружие я у немца забрал.
– Так вы и немцев видели? – глаза бойца округлились. В строю хихикнули.
– А ты думаешь, немец мне свой автомат подарил? Убил я его, а оружие забрал. Все, разговоры окончены, занять свои места.
Бойцы разбежались по окопам. Вырыты они были неправильной дугой, обращенной к Днепру. Но немцы не дураки форсировать Днепр. Скорее всего, они прорвутся по шоссе севернее и попрут вдоль дорог. А сюда если и ударят – так справа, со стороны шоссе.
Саша обошел позиции и спрыгнул в окоп к бронебойщику. У него единственного окоп был отрыт в полный рост.
– Это ты молодец, Федотов, что окоп полного профиля вырыл.
– Финскую прошел, знаю. Это молодняку лень лопатой поработать. Так после первого боя ума добавится.
– Думаю, окопы надо снова рыть. Немцы через Днепр не полезут, они с севера придут. Там шоссе, там они и прорываться будут. У них – танки, бронетранспортеры, грузовики. Здесь же понтонную переправу наводить надо, чтобы технику переправить. Как полагаешь?
– Точно так же.
– Тогда бруствер с северной стороны насыпь. Место для окопа сам подобрал?
– Сам.
– Молодец, удачное местечко.
Саша показал бойцам, где надо рыть окопы. Бойцы были недовольны, но перечить не посмели, взялись за лопаты.
Далеко на севере были слышны глухие раскаты, напоминающие раскаты грома. Один из солдат оглядел небо.
– Странно… Туч нет, дождя не предвидится – а громыхает.
– Это пушки бьют, там сейчас сражение идет. Немцы если прорвутся – с той стороны покажутся.
Едва бойцы успели отрыть окопчики по колено, как в небе показались черные точки. Они быстро увеличивались в размерах и превратились в самолеты.
– Воздух! – закричал Саша. – Ложись!
Все попадали в незаконченные окопы, смотрели вверх. Саша спрыгнул в пустой окоп недалеко от бронебойщика.
Самолеты оказались пикировщиками, «Юнкерсами-87» – с неубирающимися шасси. Один за другим они сваливались в пике, сбрасывали бомбы и с разворотом набирали высоту.
Саша попал под бомбежку в первый раз. Нарастающий вой бомб, потом разрывы, мучительное содрогание земли… Пыль, запах тола, бьющие по голове и телу комья земли.
Сделав два захода, пикировщики сместились дальше и стали бомбить другую цель, за лесом.
Саша поднялся из окопа, стряхнул землю с одежды, руками стер, скорее – размазал по лицу пыль, крикнул:
– Эй, все живы?
Из окопов поднимались бойцы. Один, второй – все восемь.
– Продолжаем рыть окопы! – распорядился Александр.
Только что пережившие бомбардировку бойцы стали остервенело копать землю. Еще несколько минут назад над их головами свистели осколки, и только окопчики помогли выжить. Бойцы на своей шкуре поняли, что окоп – это сохраненная жизнь.
Около шестнадцати часов на позицию пришли подносчики, доставившие бойцам термосы. Один – с пустой перловой кашей, другой – с жидким чаем. В вещмешке принесли хлеб и две бутылки водки.
Бойцы сели обедать.
– А супчика не будет? – спросил Безменко.
– Не будет, – хмуро ответил подносчик, – осколками одну кухню начисто разбило. Только котел с кашей и остался.
Они съели все, что было, выпили по сто грамм водки.
Издалека донесся едва уловимый пока звук моторов.
– По местам! Приготовиться к бою! – скомандовал Саша. Пробежав вдоль линии окопов, он предупредил: – Патроны экономить, стрелять только по моей команде!
Ждать немцев пришлось больше часа. Сначала появились несколько мотоциклов, за ними двигались полугусеничные бронетранспортеры – спереди колеса, под бронированным кузовом, больше похожим на гроб, – гусеницы.
Немцы рассыпались в боевой порядок. Пехота, покинув бронетранспортеры, бежала цепью. «Эх, сейчас бы пулемет сюда – хотя бы ДП или «Максим»!» – подосадовал Саша. Когда до немцев осталось метров триста, он крикнул бронебойщику:
– Федотов, по броникам – огонь!
Почти тут же по ушам ударил выстрел. Длинноствольное ружьецо стреляло просто оглушительно. На фронте его потом прозвали «ствол длинный – жизнь короткая».
Шедший в центре бронетранспортер остановился. Чего же он не горит? Может, пуля в двигатель попала?
Федотов зарядил ПТР, снова прицелился и снова выстрелил. На этот раз получилось удачнее – бронетранспортер сразу вспыхнул. Но и бронебойщика засекли по пламени и вздымаемой пыли.
Для уменьшения чудовищной отдачи на конце ствола стоял дульный тормоз. Отдачу он гасил, но пороховые газы шли в стороны и вниз, поднимая пыль и демаскируя стрелка.
Александр увидел, что из двух оставшихся бронетранспортеров открыли огонь пулеметчики. И бить они старались по позиции бронебойщика.
– Огонь! – крикнул Саша.
По пехотинцам открыли огонь из винтовок бойцы взвода. Немцы не прицельно, от живота поливали окопы советских бойцов огнем из автоматов.
Но автомат хорош в ближнем бою, уличном бою, когда стрельба идет почти в упор, когда просто незаменимы высокий темп стрельбы и компактность. А вот на дистанции больше двухсот метров автомат – просто хлопушка. Как говорится, много шума из ничего. Для автоматов, или, если правильно – пистолетов-пулеметов, используют пистолетные патроны. Для советских ППД, ППШ или Судаева – от пистолета ТТ, для немецких МП-40 – от пистолета «парабеллум». Эффективны они метров на семьдесят-сто.
Винтовка же скорострельностью не обладает, в траншее с ней не развернешься, зато на расстоянии в триста метров в цель попасть, если стрелок имеет навык, вполне реально.
Звонко хлопали выстрелы трехлинеек, и немцы стали нести потери. Солидно громыхнул выстрел из ПТР – это Федотов улучил момент. Еще один бронетранспортер получил повреждение и встал. Но машина не загорелась, и этим воспользовался ее пулеметчик – он продолжал стрелять. Пользуясь огневой поддержкой, немецкая пехота упрямо шла вперед.
Саша откинул складной приклад и короткими – на два-три патрона – очередями стал стрелять по набегающим фигурам. Он отчетливо понимал, что, если так и дальше пойдет, сомнут их немцы.
– Федотов, по транспортеру бей! – крикнул Саша бронебойщику.
В треске выстрелов услышал его бронебойщик или сам догадался, но он прицелился и выстрелил в пулеметчика. Даже издалека было видно, как крупнокалиберная пуля снесла немцу голову.