– Так точно! – по-армейски ответил Паша. – Наш человек сказал, что ни чертежей, ни старых книг про этот дом, ничего не было в комнате.
– Во-о-от… Значит, документы и чертежи были похищены. Рыжую закрыли. Но! – Геннадий Иванович внезапно остановился в центре комнаты, задрал голову к потолку, будто из распахнутых хрустальных плафонов люстры на него сейчас должна была посыпаться информация. – Но с документами, думаю, произошла какая-то загвоздка.
– Какая, Геннадий Иванович?
– Не смогли разобраться, Паша. Думаю, там был какой-то шифр или код. И если чертежами завладел тот, на кого я думаю, то он не станет привлекать лишних людей для расшифровки. Во избежание гласности. Он постарается извлечь информацию из других источников. А другой источник – это как раз Рыжая! Ей профессор мог рассказать о чем-то.
– Маловероятно, – покачал головой Паша.
– Маловероятно, но не исключается, – не стал спорить Геннадий Иванович. Вернулся на место, влез на стул, чуть высоковатый для него. Свесил ноги. – И тот человек, на которого я думаю, станет действовать именно так, Паша. Он возьмет себе в помощь эту девку, не известную никому, без роду и племени. А потом спишет, как ненужный материал. Когда ее отпускают?
– Вроде сегодня.
– Точно надо знать, Паша! Точно! – взвизгнул Геннадий Иванович, моментально выходя из себя. – Если ее выпустят сегодня, этот упырь постарается ее забрать. И у него будет только одна ночь, чтобы разговорить ее. И у нас с тобой, Паша, будет только одна ночь, понимаешь?
Паша не понимал и мотнул головой.
– О господи! Паша, за что я плачу тебе деньги?! – Полные щечки хозяина гневно задрожали. – Поясняю для особо одаренных, Паша: в доме сегодня ночью не останется никого. Твой человек доложил, что последние жильцы сегодня съезжают. Рыжей вряд ли этот упырь позволит сделать с десяток шагов от лазарета СИЗО. В доме сегодня ночью никого не будет, Паша! Никого! А если повезет, если Рыжая не разговорится так скоро, то, возможно, и завтрашней ночью тоже. Но я бы особо не надеялся. У этого монстра стены заговорят, так он жесток и страшен. Так что, Паша, одна ночь. Всего одна! Мы должны это найти, Паша, сегодня ночью. Понял?
– Да, – неуверенно проговорил он. – Но как, Геннадий Иванович? Подвал взрывать? Я был в том подвале, там стены – бойницы, их ломом не возьмешь. А перфоратором громко. Одной ночи будет мало, Геннадий Иванович.
– Не ной, Паша. – Геннадий Иванович ухмыльнулся и расправил скомканный лист бумаги. Потом ткнул пухлым пальцем в самую его середину: – Думаешь, я сижу сложа руки? Не-е-ет, Паша. Я действую, но прежде размышляю. И вот, размышляя и действуя, я достал документальное подтверждение своим догадкам.
– Не понял?
– Архив в подвале, Паша! И я точно знаю, в какой части дома нужно его искать!
– А клад? – Помощник почесал макушку. – Про клад-то в ваших документах ничего нет?
– Клад? – Геннадий Иванович скептически вывернул нижнюю губу. – Я не уверен, что он существует, Паша. Или… или под кладом подразумевается то, что ищем мы с тобой. Поверь мне, дружок, эти бумаги… Если мы с тобой до них доберемся первыми… Они способны уничтожить не одно доброе заслуженное имя. Паша, вижу вопрос в твоих глазах, мой дорогой помощник.
– Так точно, Геннадий Иванович. Зачем вам это?
– Знание – сила! А сила – это власть! А власть – это деньги, Паша! – Глаза его сузились, ноздри затрепетали, лицо сделалось бледным от азарта и особенно некрасивым в тот момент. – Поэтому грядущая ночь, Паша, должна в корне изменить нашу с тобой жизнь! Найдешь бумаги – озолочу!..
Глава 15
Макарова отозвали из отпуска. Воронин неожиданно улегся под скальпель на операционный стол с неопределенным диагнозом, касающимся его пищеварительного тракта.
– Жрать всякую ерунду не надо, – пожалел коллегу майор-оперативник. – И злиться по мелочам. Он ведь чуть что, спешит доложиться. А потом локти кусает, что поспешил. Вот Виталя у нас, вот молодец. Тот поспешает медленно, так ведь? И всегда почти в точку!
Макаров неуверенно пожал плечами. Ему некогда было обсуждать причины «острого живота» коллеги. Не любил он и похвалы в свой адрес. Тем более что последние два дня чувствовал какую-то странную неуверенность.
– Дело перестает быть банальным, Макаров, – сказал ему сегодня утром полковник.
– Я его таковым и не считал, товарищ полковник, – возразил Макаров. – Все очень сложно. И такое ощущение, что все развивается по сценарию. По четко выписанному кем-то сценарию.
– Кем?
– Не знаю. Узнаю кем – узнаю, кто убийца.
– Убийцу найти не проблема, Виталий. Ты его найдешь, я уверен. Надо искать заказчика. Если дело в самом деле столь запутано и все в самом деле спланировано, то… то киллер – это лишь звено. Ну чего мнешься, докладывай. Какие у тебя соображения?
И Макаров начал докладывать. И чем дольше он докладывал, тем темнее становился начальствующий лик.
– По-твоему выходит, что профессора убили из-за чертежей? Что в этом Проклятом доме в самом деле что-то спрятано?
– Думаю, да.
– А Николаеву подставили зачем?
– Вот тут мысли разбегаются.
– А ты их собери! Собери, Макаров! И доложи по форме! – Пальцы полковника барабанили по столу. Угрожающе, между прочим, барабанили.
– Первая версия – личная месть. Странный тип с лысым черепом преследовал ее давно. Он засветился возле общежитий, где Николаева проживала до пожара. Он же посещал супермаркет неподалеку от того места, где она проживала в последнее время. Возможно, его видел в окне второго этажа этого дома Муратов.
– И ты полагаешь, что убийца – тот самый лысый тип?
– Полагаю.
– А зачем ему тогда убивать профессора, Макаров?! – кипятился полковник. – Убил бы сразу Николаеву, и дело с концом! А он убивает профессора, крадет его бумаги, подставляет Николаеву. И через несколько дней приходит и убивает старую, никому не нужную пьющую женщину. Зачем?! Ты сам сказал, что свидетель из нее никакой. Зачем ее убивать?!
– Мне кажется… – Виталий тяжело вздохнул, его стройная версия никуда не годилась, она рассыпалась просто на глазах. – Может быть, для того, чтобы Николаеву отпустили?
– Чего мелешь-то, Макаров? – осерчал полковник. – Сначала ее подставляют, чтобы посадить. Теперь кого-то убивают, чтобы ее на волю вызволить? Ты слышишь себя, Виталий Сергеевич?
– Согласен, мало похоже на правду. И логики будто бы никакой. Но вдруг они не разобрались с тем, что украли у профессора? Вдруг там код, шифр?
– Ну! А Николаева при чем?
– Профессор мог ей рассказать обо всем. Они часто общались перед его смертью. И он с упоением ей о чем-то рассказывал. Мог поведать и о загадках этого странного дома.
Макаров глянул на полковника. Кажется, тому версия не особо нравилась. Ну, а больше у Виталия не было никакой. Не видел он смысла в убийстве старой алкоголички. Хоть убей, не видел. Он говорил с ней. Как свидетель она ничего не стоила.
– Мог рассказать, а мог и не рассказать, – отозвался полковник, почесывая затылок. – Но они ведь могли об этом и не знать, так?
– Да, могли не знать.
– Ладно, что предлагаешь, Макаров?
– Предлагаю последить за ней. Они непременно проявят себя. Я уверен, – сказал Макаров не очень убежденно.
– Последить – это неплохо. Были бы люди для этого дела! – возмущенно фыркнул полковник. – Воронин под нож улегся. Нашел тоже время… Ладно, подумаю. Что с фотороботом предполагаемого преступника?
– Сегодня. Встреча назначена на два часа дня. Приглашены бывшие жильцы общежития и Зотова, которая встречала некоего лысого мужчину в супермаркете по соседству с домом.
– Хорошо. Работайте. Только врозь!
– Разумеется. Могу быть свободен?
– Можешь. Ступай, Макаров. Вечером доложишь о результатах. И моли Бога, Виталий Сергеевич, чтобы Николаева не оказалась сообщницей нашей банды. Ох, что-то не нравится мне эта канитель!.. Все как-то запуталось…
Запуталось в самом деле основательно. Макарову тоже приходили мысли в голову о возможном соучастии Николаевой. Но тут же возникал вопрос: а кто тогда выпачкал ей руки и одежду кровью? Свои же? Зачем? И профессора ей было незачем убивать, он и так ей все секреты, возможно, выболтал. Возможно…
Он вдруг решил навестить ее в тюремной больнице. Выпустить ее должны были около пяти часов вечера, сейчас было одиннадцать утра. Он успеет съездить, благо это недалеко.
– Как она? – спросил он у врача, облачившись в белый халат, настоятельно ему рекомендованный.
– Лучше. Много лучше, чем в первые дни, но по-прежнему не желает говорить о том, что случилось. Уходит от разговора о своем прошлом. Замыкается, стоит напомнить о происшествии с животным, которое предшествовало убийству. Очень сильная психологическая травма, Виталий Сергеевич. – Доктор постучал кончиком авторучки по истории болезни. – По-хорошему, ее бы понаблюдать. И пролечить. Да только кто станет этим заниматься? Как я понял, она одинока?
– Как она? – спросил он у врача, облачившись в белый халат, настоятельно ему рекомендованный.
– Лучше. Много лучше, чем в первые дни, но по-прежнему не желает говорить о том, что случилось. Уходит от разговора о своем прошлом. Замыкается, стоит напомнить о происшествии с животным, которое предшествовало убийству. Очень сильная психологическая травма, Виталий Сергеевич. – Доктор постучал кончиком авторучки по истории болезни. – По-хорошему, ее бы понаблюдать. И пролечить. Да только кто станет этим заниматься? Как я понял, она одинока?
– Да.
– Вот… А самой ей, кажется, не до себя. Кстати, ей придется вернуться снова в тот самый дом?
– Только чтобы собрать вещи. После всех этих трагических событий власти выделили семье Зотовых и ей по комнате в общежитии энергетиков в паре кварталов от того места. Третий жилец никак себя пока не проявил, возможно, он уже переехал.
– Это уже неплохо, – кивнул доктор. – Ее будет кто-то сопровождать?
– Не знаю, – растерялся Макаров, вспомнив о собственной просьбе к полковнику проследить за девушкой. – В этом есть необходимость?
Доктор помолчал, рассеянно рассматривая улицу сквозь зарешеченное окно. Потом со вздохом произнес:
– Виталий Сергеевич, сделайте доброе дело, не оставляйте ее одну в этом месте. Просто побудьте с ней, пока она станет свои вещи собирать. А потом… Потом как угодно. Всплеск воспоминаний может повлечь за собой необратимые процессы. Понимаете? Это может спровоцировать что угодно, вплоть до суицида. Она слаба, понимаете? Жаль девушку. Мне она не кажется злодейкой. А я повидал многое. Сделайте доброе дело…
– Хорошо, – кивнул Макаров. – Встречу. Сопровожу. Только вы уж тогда не отпускайте ее до моего приезда. Идет?
– Идет. Может, тогда отложите свой разговор до вечера? В неформальной обстановке, думаю, ей будет проще разговориться.
Макаров согласился, но все же попросил провести его к ее больничной камере и заглянул в глазок.
Оля сидела в углу койки – бледная, растрепанная – и умоляющими глазами смотрела прямо на него. Нет, конечно, она смотрела на дверь, она же не могла знать, кто за ней стоит. Просто так вышло, что, прильнув к смотровому глазку, Макаров напоролся на ее болезненный, умоляющий взгляд. Ему стало не по себе.
– Она все время так сидит? – спросил он у доктора.
– Почти.
– И все время так смотрит?
– Да, почти.
– Ужас… – пробормотал он, отходя от двери.
– Приятного мало, – согласился доктор, провожая его к выходу. – Поэтому я и попросил вас, Виталий Сергеевич, помочь ей. Девочке худо совсем. Сделайте доброе дело…
Может, вот оно, то самое дело доброе, которое способно наполнить его жизнь смыслом? – размышлял Макаров, возвращаясь на машине в отдел. Может, сумев помочь этой девушке, попавшей в сложный жизненный переплет, он поможет и себе?
Если, конечно же, она жертва, а не соучастница, тут же одернул себя сыщик.
– Тебя ждут! – Дежурный в отделе закатил глаза в изнеможении. – Группа громко говорящих женщин. Поторопись, Макаров!
Возле кабинета на скамейках расселись Зотова, напротив Настя в сопровождении двух бывших соседок. Оживленная беседа, которую прервало его появление, шла на повышенных тонах.
Он услышал лишь финал, когда женщина, сидевшая рядом с Настей, фыркнула в сторону Зотовой:
– Чего там ты себе придумала, не знаю, но Оля не могла! Она несчастная одинокая девочка, а не злодейка! Выдумала тоже!
– Добрый день, – поздоровался Макаров, подходя к двери кабинета. – Все в сборе?
– Да! – синхронно кивнули четыре женских головы.
– Готовы?
– Да! – снова дружный кивок.
– Тогда идемте к художнику. Сначала вы, – он указал на Зотову. – Потом остальные. И, как говорится, сверим показания.
Портреты получились идентичными. Просто как под копирку. Художница – Валя Носова – осталась довольна работой.
– Виталь, толковые тетки. Все прямо с чувством, толком, расстановкой. Нос, губы, брови. Все согласованно. Видать, хорошо рассмотрели парня.
Парень и не парень был вовсе на первый взгляд. Лет сорок, никак не меньше. А то и под полтинник, определил навскидку Макаров. Злобное лицо с мелкими, глубоко посаженными глазами. Низкие надбровные дуги, узкий лоб. Лысый череп. Широкие плечи, крепкая шея.
– Он? – поочередно показал он получившийся фоторобот каждой из явившихся.
– Он! – последовал очередной дружный кивок.
Зотова потом кивнула отдельно.
– Он? – показал фоторобот Виталий и Егору Муратову, все еще содержащемуся под стражей.
– Похож, – неуверенно проговорил он. – Расстояние все же приличное. Так детально рассмотреть не было возможности. Но похож.
– Ладно, будем искать…
Он отправил Егора обратно в камеру. У него еще был почти день на право его задержания до выяснения. И поехал в морг.
– Виталичка, что скажешь хорошего? – Молодая лаборантка Ниночка, не упускающая случая потереться о него своей пышной грудкой, встретила его широкой улыбкой.
– Это вы мне должны сказать что-нибудь, девчонки! Это в вашу сторону я смотрю, как на Олимп! Есть что-нибудь?
Он на всякий случай сел поближе к двери, подальше от Ниночки. Сегодняшняя ее широкая улыбка и невозможно глубокое декольте могло иметь для Макарова последствия.
– Что скажем? А ничего не скажем. Орудие убийства – предположительно охотничий нож.
– Как это?! – вытаращился Макаров. – А кухонный как же?
– Это, милый наш Виталик, антураж, не более. Смертельный удар, нанесенный гражданину Леониду Гурину, был стопроцентно сделан охотничьим ножом. Мы сравнили заключения нашего глубокоуважаемого патологоанатома Володи. А насчет ножа, который торчал из спины жертвы, – нет, не то, Виталик! Домашний, кухонный, ножичек воткнули позже.
– А женщину? Женщину как убивали?
– А вот с женщиной все сложнее, милый. – Ниночка сделалась серьезной. – Результаты вскрытия показали, что женщина имела перед смертью половой контакт.
– Опа! Наставил все же друг с невестой нашему подследственному рога, так?
– Нет, не так. Погибший никакого отношения к сексу с погибшей не имеет. Как не имеет никакого отношения к этому делу и твой подследственный. И под ногтями жертвы не их эпителий.
– Она боролась?
– Да. Сопротивлялась из последних сил. Поскольку… – Ниночка глубоко, печально вздохнула: – Секс был в извращенной форме, милый. Кто же будет «за»? Так вот, результат экспертизы показал, что насиловало погибшую третье лицо. Скорее всего, убийца.
– Убили ее?..
– Убили кухонным ножом, без затей. Ты же видел рану.
– Ну да, ну да…
Значит, Муратов не убивал? Значит, не врет? Значит, убийца, совершивший два убийства в Проклятом доме, заметил наблюдение из окна дома напротив и пришел избавляться от свидетеля? А поскольку лица наблюдателя он не видел, то принял погибшего за хозяина квартиры. И убил его, сначала отключив каким-то образом женщину. Или она была где-то и не слышала возни? Нет, но кто-то же дверь открыл. Она? Она! Он зажал ей рот и…
– Нет, он просто отключил ее ударом в шею. Вот сюда. – И Ниночка продемонстрировала, низко к нему наклонившись, участок шеи, куда попал удар убийцы. – Там обширная гематома. Ударил сильно. Она даже пикнуть не успела, как я подозреваю. Потом он убил мужчину и занялся женщиной. Не исключаю, что она была без сознания, когда он над ней измывался. Потом-то, конечно, очнулась и поцарапалась. После он ее одел. Одел и убил.
Ниночка встала с ним одновременно, вызвавшись проводить. Длинным узким коридором они шли, тесно прижавшись друг к другу.
– Виталичка, когда же ты пригласишь меня на ужин, а? – приперла она его к стенке у самого выхода. Полная грудка плотно припечаталась к пуговицам его форменной рубашки. – Я все жду, жду.
– Нинуля, как-нибудь непременно. – Он погладил ее по плечам, осторожно отстранил и пошел, чувствуя спиной ее жадный взгляд.
Вообще-то она была хорошей, Ниночка. И мудрой, и доброй, и порядочной. Просто однажды Макарову приспичило ее проводить, а потом потискать в темном прохладном парадном. Выпивши был потому что. Наутро почти и не помнил ничего. А вот Ниночка помнила. И руки его алчные, и рот жадный, и острое колено, которое он все норовил втиснуть ей между ног. Так потом и писала ему в сообщениях на телефон. Макаров не знал, куда деваться. Полгода почти в морг не заглядывал, посылая вместо себя кого-нибудь. Сегодня послать было некого, пришлось самому ехать. Угораздило еще Воронина под нож попасть! Он-то до Ниночкиных форм был охоч.
– Товарищ полковник, есть новости, – сунулся к шефу за полчаса до пяти вечера Макаров.
– Докладывай, – пригласил его полковник.
– Результаты экспертизы показали, что наш подследственный, скорее всего, не имеет никакого отношения к убийству. Если, конечно же, не озверел совершенно от измены своей девушки и предательства друга и не нанял убийцу.
– А потом сидел в квартире почти три часа и ждал, пока трупы остынут? – недоверчиво скривил лицо полковник. – Так что там эксперты нарыли?