– Это родственник Георгия Георгиевича?
– Это его дед, капитан! Его дед втерся в доверие к подпольщикам и вычислил объект Z. Он сдал его нацистам, а потом плакал над его обезображенным трупом, когда фашисты устроили для него показательную казнь в своих застенках. Никто не знал, как погиб этот засекреченный нашими объект. Он просто исчез. Многие даже считали, что он переметнулся на сторону фашистов. А его… его уже давно не было в живых. И знал об этом только Георг второй. Так именовала их всех бабка нынешнего Георга.
– Его отец был Георгом третьим?
– Совершенно верно.
– Как нынешний узнал о преступлениях своего деда?
– Видимо, бабка рассказала перед смертью, а ей – ее муж, – пожал плечами Савельев. – Ведь именно со дня ее смерти наш Жора и заинтересовался старыми домами нашего города. Теми домами, где, по утверждениям архивных документов, когда-то дислоцировались немцы.
– А вы? Вы как узнали об этом?
– Я? Мы давние оппоненты с Жоркой. Очень давние. Несколько раз уводили из-под носа друг у друга интересные вещицы. Это было вполне безобидным соревнованием до некоторых пор. Я узнал о его внезапно вспыхнувшем интересе к старинным постройкам. Начал выяснять, чем именно он интересуется. Потом подолгу говорил с людьми, которые хоть что-то помнили или слышали о тех давних военных временах. Никто и ничего… Пока однажды одна бабуля не сплюнула себе за спину при упоминании фамилии этого благородного семейства. Я в нее вцепился, как питбуль. И она мне рассказала, что ее старший брат-подпольщик, чудом спасшийся во время облавы, подозревал во всех грехах как раз Жоркиного деда. Никто не подозревал его. Все считали его святым. А вот он… Ну и в моей душе зародились сомнения. С чего, думаю, Жорка вдруг стал интересоваться старыми постройками, где во время оккупации дислоцировалось фашистское офицерье? Начал потихоньку искать… У меня ушли годы, капитан. Но то были годы равнодушного, почти созерцательного поиска. Пока однажды эта сволочь не высмеяла меня публично! И тогда я поклялся самому себе, что отомщу! Да так, что Жорке век не отмыться. И у меня получилось. Я нашел! Нашел вперед него!
– Кем был его дед, что ему так доверяли?
– Учителем. Учителем русского языка и литературы. Он выучил кучу детей, которые росли, взрослели и приводили к нему своих детей. Его любили, ему доверяли. А он… предал.
У Макарова пересохло в горле от потрясения.
Честно? Он до последней минуты думал, что все дело в сокровищах, спрятанных начальником царской Тайной канцелярии. Что все дело в золоте, бриллиантах, которые тот срывал с замученных им людей.
А тут все дело, оказывается, в желании одного человека уничтожить другого – и всеми силами сохранить свою репутацию. И ради этого все эти жертвы! Все эти убийства!
– Инстинкт самосохранения, что вы хотите, – отозвался Савельев, когда Макаров возмутился. – Жорка мог бы и еще убивать и убивать, лишь бы сохранить доброе имя свое и своей семьи.
– А как? Каким способом нацисты заставили его деда совершить подлость? Они его пытали?
– Нет. – Савельев удовлетворенно улыбнулся. – Думал, вы уж никогда не спросите. Молодец, капитан!
– И как же?
– У нацистов на руках был документ, подтверждающий участие отца Георга второго в карательных операциях белогвардейцев. Шантаж! Ни грамма крови, банальный шантаж. Если бы этот документ каким-то образом попал в руки НКВД, то после оккупации и сам Георгий, и вся его семья прямиком отправились бы в лагеря. И это в лучшем случае.
– Обалдеть! – выдохнул Макаров и завертел головой: верхняя пуговица форменной рубашки впилась в кадык и мешала дышать. – Вот это след!
– Да, капитан. У нашего уважаемого мецената махровая подлость – фамильная черта. И все это здесь! – Его пухлые ладошки легли на папку, он ее уже закрыл и снова завязал тесемки. – И этим я хотел уничтожить это дерьмо человеческое. Но…
– Но?
– Но теперь мои планы поменялись. И они снова пересеклись с вашими. Теперь я хочу засадить это дерьмо в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Чтобы оно оттуда никогда не вышло, никогда! – Ноздри его крупного носа вздулись.
– За преступления прошлых лет, совершенные предками, у нас не сажают, – возразил Макаров.
– Понимаю. Но вы-то должны посадить его за преступления, которые он совершает теперь! – Щеки Савельева покраснели и гневно затряслись. – Убийство профессора, убийство этой странной бабы-алкоголички. Двойное убийство в доме напротив! Этого мало?!
– Он не совершал этих преступлений, Геннадий Иванович, – возразил со вздохом Макаров. – Не сам лично.
– Но он их спланировал! Ясно как божий день, что исполнителем был его лысый помощник!
– Или ваши люди, мечтающие всеми правдами и неправдами попасть в этот дом и желающие подставить Георгия Георгиевича под подозрение. У них все получилось. Дом стал свободен, поиски завершились удачно.
Макаров хищно прищурился в сторону маленького человечка, обладающего недюжинным умом и годы положившего на то, чтобы найти доказательства чужих преступлений. Станет он морочиться из-за помех в виде каких-то жильцов, вставших на его пути? Трудно сказать.
– Не мелите вздор, юноша, – оскорбился Савельев. – Я редко выбирал средства на пути к достижению своих целей. Современный мир жесток, понятно. Лес рубят – щепки летят. Но я… я никогда не шел по трупам. Эти вот руки не обагрены кровью. В отличие от Жоркиных рук! Как думаете, куда подевалась рыжая девка?
– Ее встретил кто-то возле следственного изолятора и увез.
И Макаров чуть не сказал, что на угнанной машине.
– И будто не знаете кто! – фыркнул недоверчиво Савельев. – Она у Георгия!
– У вас есть доказательства?
Савельев размышлял минуту, потом полез в стол и достал три пачки фотографий, спрятанных в черные пластиковые пакеты.
– Это вот подтверждение того, что он и лысый – сообщники. Там зафиксированы их встречи. И то, как лысый входит и выходит из его дома. – К краю стола полетел первый пакет. – Это вот подтверждение того, что в день убийства в многоэтажке напротив Проклятого дома побывал лысый. Прошу обратить внимание на время, когда он заходит через подземный гараж и когда выходит. Можете потом сравнить со временем, когда было совершено двойное убийство. А это вот последние снимки нашего многоуважаемого коллекционера…
Их Макаров нашел вполне безобидными.
– И что на них? – обратился он к Савельеву с вопросом.
– На них наш Георгий покупает средства личной гигиены для женщин в аптеке на окраине.
– И что?
– А то! Кому он, думаете, их покупает?! Жене, что ли? Дочери? Там штат прислуги, есть кому побеспокоиться. Из их запасов тоже не возьмешь, возникнут вопросы. Все это он покупал рыжей девке. Она у него!
– Может, просто живет?
– Да! Просто живет в его подвале! Сама бы тогда все купила, если бы просто жила у него в гостях. А тут Жора! Сам! Покупает женские прокладки! И лысого не пошлешь, нет его уже! Где-то он его прикопал, наш меценат и коллекционер уважаемый. – Савельев побледнел, его раздражало, что приходилось доказывать очевидные вещи. – Девка ему нужна, потому что покойный профессор что-то ей рассказал. Затем, думаю, и алкашку убили. Чтобы с Рыжей снять подозрения и чтобы ее выпустили. Столько крови! Столько крови! Неужели вас не проняло, капитан?
Макаров помолчал. Снова просмотрел все фотографии. «Да, Георгий Георгиевич в самом деле выглядел достаточно странно на окраине города в крохотной аптеке. К тому же был одет точь-в-точь, как тот человек, который встречал Николаеву у следственного изолятора. Был похож…»
– Моих людей надо выпустить. Они ни в чем не виноваты, – буркнул Савельев, внимательно наблюдая за реакцией капитана. – В свою очередь, готов вам помочь.
– Нам? – Макаров хищно оскалился – наглость этого толстячка его раздражала. Что он вообще о себе возомнил? – Или себе, Геннадий Иванович? Вы с вашими людьми легко можете стать фигурантами дела о массовом убийстве на не безызвестной вам улице!
– Мы никого не убивали!
– Зато наблюдали за тем, как убивают.
– Нет. Сами моменты этих убийств нами не были зафиксированы. В доме напротив, видимо, убили как раз того, кто это видел. Разве я не прав? – И его взгляд снова впился в Макарова.
– Не совсем, – ответил тот туманно.
– А раз так, то ваш глазастый свидетель должен будет подтвердить, что никто из моих людей не причастен к убийствам. Никто. Итак, капитан, что вы решили? Выпустите моих людей или меня к ним доставите? Думайте, думайте, капитан…
По сути, против Георгия не было ничего, кроме фотографий, на которых он был снят вместе со своим помощником, предположительно Никитиным. Но это ведь не преступление. Как и нельзя вменить ему в вину преступления его деда и прадеда. Георгий Георгиевич формально перед законом пока чист. И не вернувшийся с охоты его помощник еще не подтверждает факта его убийства. Никитин мог просто уехать куда-нибудь или сбежать от своего благодетеля. Он ведь странный, очень странный.
Да, Георгию Георгиевичу пока предъявлять было нечего. Тогда как против Савельева не свидетельствовал – трубил тот факт, что его люди попались с рабочим инструментом в подвале Проклятого дома. И архив был найден и даже продемонстрирован Макарову. И можно было бы запросто сейчас вывести из его дома этого толстяка в наручниках. Но…
Но это не помогло бы найти Ольгу. Не заставило бы Савельева или его людей написать признательные показания насчет убийств. К тому же – в этом Макаров был практически уверен – ни у кого из людей Савельева ДНК не совпала бы с ДНК убийцы, оставившего свою сперму в теле убитой девушки Егора Муратова.
– Если мы выпустим ваших людей, что вы готовы предложить взамен?
Макарову никогда не нравилось торговаться с подозреваемыми, но сейчас приходилось. Дело не сдвигалось с мертвой точки. И даже архивные документы, продемонстрированные Савельевым, не помогли бы уличить Георгия в причастности.
– Я готов помочь вам поймать Жорку с поличным, – проговорил Савельев с видом бредущего на эшафот человека.
– Как это? Что значит с поличным?
– Я готов принять удар на себя.
– То есть?
– То есть я готов сидеть вот тут и ждать, когда он придет меня убивать, – закончил плаксиво Савельев.
– Он? Придет? Убивать? Вы в этом уверены?!
– Так же, как в том, что вижу сейчас перед собой именно вас, капитан, – фыркнул Геннадий Иванович и снова сполз с кожаного кресла, пропотев почти до трусов от ужаса, на который сам себя обрекал. – Как только Жорка узнает, что архив у меня, он придет за ним. Больше ему доверять некому. Он придет сам. И он убьет меня и всех в этом доме, потому что должен быть уверен: то, что в документах, никто не знает и не узнает никогда. Он придет… сам…
– Но как он узнает об этом, Геннадий Иванович?
– Вы сообщите ему об этом, капитан, – ухмыльнулся Савельев.
– Но как? Вы сами сказали, что он должен быть уверен, что никто не знает, что в документах, и…
– А вы и не говорите. Просто сообщите ему, что у вас сидят мои люди и что у вас имеются сведения о том, что они что-то нашли.
Савельев дошел до окна, уже совершенно не переживая по поводу того, что сидящий Макаров почти одного с ним роста. Глянул с тоской на сад, укутанный сизым осенним плащом. И вдруг подумал, что все его разоблачения и острое желание краха его врага так ничтожны и мелки в сравнении с тем, что он может скоро стать отцом. И хотел уже было отказаться, отступить, как поймал смутное собственное отражение в оконном стекле.
Нет, он не может быть таким жалким и размытым, как его отражение. Он должен быть сильным. Он победитель! Иначе… иначе чему он может научить своих будущих детей?! А он должен научить их побеждать! Всегда и во всем.
– Все теперь зависит от вас, капитан, – проговорил Савельев на прощание Макарову. – Сработаете грамотно и оперативно, поймаете Жорку в тот момент, когда он придет меня убивать. Нет, станете расследовать еще целую серию убийств, теперь уже в моем доме. Только шансы у вас будут невелики, поверьте. Да, – Савельев многозначительно улыбнулся, – и уж сделайте доброе дело, спасите из его мерзких лап эту бедную Рыжую…
Глава 21
Макаров вернулся в отдел почти к самому концу рабочего дня, и там его ожидало сразу несколько сюрпризов.
– Виталий Сергеевич, вы? – уточнил сотрудник соседнего отдела, когда Макаров позвонил ему по его же просьбе.
– Так точно, Валер. Сказали, ты искал меня. Что-то срочное?
– Да. Тут по вашему фотороботу жмур один обнаружился. Вроде он.
– Ух ты! И где обнаружился?
– В лесополосе, ближе к болотам. Охотничьи собаки нашли.
– Откопали?
– Да нет, останки захоронены не были.
– Состояние останков?
– Жуткое! Животные с трупом поработали конкретно. Брюхо разворотили дай боже. – Валера смачно сплюнул. – Жуть! Задолбало все!
– А как определили, что этот изъеденный животными жмур соответствует фотороботу? – Макаров все еще боялся надеяться, боялся поверить.
– Рожу его мерзкую не тронули даже животные, – хохотнул Валера. – Брюхо разворотили, ноги, руки, а рожа цела. Ну, насколько это вообще возможно, если учесть, что мертв он почти неделю.
– Неделю… – задумчиво повторил Макаров.
Савельев, вручивший ему фотографии, акцентировал внимание на датах. Да, почти неделя тем фотографиям, где Георгий отправляется на охоту с Никитиным. А если быть точным, шесть дней.
– Причина смерти? – встрепенулся он.
– Ой, вот тут сказать не могу. Огнестрела нет, это точно. Асфиксии тоже. А все остальное… После зубов секача разве определишь? Мы списали на несчастный случай на охоте. Оно так вроде и есть.
– Оружие при нем было?
– Нет, только нож охотничий, и все. Нож, бинокль, всякая ерунда там: спички, фонарик, моток веревки. Скорее всего, зверь напал внезапно и покойник не сумел оказать должного сопротивления. Нож так и не достал. А бинокль в руке зажат. Скорее всего, зверь напал внезапно, – снова повторил Валера, и голос его стал беспокойнее: – А что, есть сомнения? Ты пойми, Виталь, если есть сомнения, то это глухарь стопроцентный. Там ведь ни следа. Ничего, кроме клыков животного. Понимаешь?!
– Понимаю. Пальчики удалось откатать?
Валера вздохнул с печалью. Пришла пора изложить самое неприятное, что совершенно не вязалось с их версией о несчастном случае на охоте.
– Откатали.
– И? В базе есть? – Он был уверен, что есть.
– Иван Никитин, – нехотя промямлил Валера. – Отсидел срок за убийство своего соседа в далеком захолустье. Мерзкая история.
– Я в курсе, – перебил его Макаров. – Мне нужен анализ его ДНК. Делался такой?
– О господи! Ну не дураки же, Виталь! – проворчал Валера. – Конечно, делался. Все заключения у экспертов. Можешь позвонить в морг, переговоришь. Пиши номер, продиктую…
Макаров записал номер морга, поблагодарил Валеру и совсем уже было собрался положить трубку, когда тот спросил:
– А что у тебя на него, Виталь?
– Подозревается в убийстве четырех человек.
– Ух ты! Ничего себе! И чего, доказательная база имеется?
– По двум трупам – да. Два других… – Макаров нахмурился: – С теми сложнее.
– В принципе, можешь теперь на покойного все списать, – посоветовал благодетель Валера.
– В принципе, могу. Ладно, спасибо тебе.
– На здоровье, – буркнул Валера и отключился.
Макаров позвонил в морг, долго слушал нудного мужика, зачитывающего ему результаты экспертизы. Потом отослал ему факсы результатов анализов, ждал полчаса, пока тот их изучит. Перезвонил и услышал то, что и хотел услышать:
– Да, Виталий Сергеевич, ошибки быть не может. Это один и тот же человек. Тот, кто насиловал вашу девушку и чей эпителий был обнаружен под ее ногтями, и тот, кого я исследовал сегодня с утра. Официальное заключение, сами понимаете, я сегодня вам сделать не могу. Все бумаги в лучшем случае послезавтра.
– Хорошо, хорошо. – И Макаров спросил через паузу: – Скажите, а вы согласны со следствием, что смерть Никитина наступила в результате несчастного случая на охоте?
– В смысле?
– Ну, что его убил секач?
– А это кто сказал? – В голосе патологоанатома послышалось раздражение. – Наши следователи? Конечно, им бы хотелось все списать на животных, техногенные катастрофы и прочее! Я так не говорил, Виталий Сергеевич. Я сказал, что смерть наступила в результате разрыва сердечной мышцы. Тому есть доказательства. Был ли причиной клык секача, в чем я немного сомневаюсь, или механическое какое повреждение, теперь сказать сложно, тело сильно разложилось. Вообще-то основная масса мышечной ткани была изъедена уже после смерти жертвы. Есть следы на костях, но они тоже могут быть как от клыка, так и от лезвия ножа. Не исключаю и сердечную недостаточность. Не каждое сердце выдержит встречу с громадным зверем. Даже если это сердце и принадлежит убийце, н-да… Если что-то появится у меня еще, я вам непременно сообщу. Я хотел еще немного поработать над этим.
Итак…
Макаров глянул на лист бумаги, расчерченный им на квадраты с именами, он все еще лежал на его столе. Что получается? Получается, что Георгий Георгиевич, совершив четыре убийства руками Никитина, благополучно от него избавился? Избавился, выходит, до того, как встретил Ольгу у следственного изолятора. То есть все прибрал наш чистюля меценат. Доказать теперь его причастность к четырем убийствам будет практически невозможно. Как и невозможным делается доказательство его вины в смерти Никитина.
«Ай да Георгий! Ай да умница!
Что там еще можно ему вменить? Похищение Николаевой? Так она запросто может сейчас млеть в его объятиях, мужчина Георгий красивый. Знает, как обращаться с женщинами. Получается, он чист со всех сторон?»
– Получается так, – сморщил недовольно лицо полковник, выслушав доклад Макарова. – И что делать? Устроить ему публичное разоблачение преступлений его предков, в надежде, что у него сдадут нервы и он начнет стрелять направо и налево? Чушь, Макаров! Такая чушь! К тому же истинную подлинность всех этих архивных документов еще надо проверять. Савельев уже попадался на этом. Выдавал фальшивку за подлинник. Так что…