Оставшиеся на свободе члены «Террористической фракции» перебрались в Цюрих, где образовали революционный кружок, посвятив себя главным образом изучению взрывчатых веществ.
22 февраля 1889 г. руководители кружка Исаак Дембо[145] и Александр Дембовский[146], производя в окрестностях Цюриха опыты с изобретенными первыми бомбами, были ранены упавшим к ногам снарядом. У Дембо были оторваны ноги, Дембовский же, хотя и раненый, добрался до города и послал нескольких товарищей перенести в госпиталь Дембо. Последний прожил еще несколько часов и перед смертью рассказал следователю, что он русский революционер, занимавшийся изготовлением снарядов с целью политических убийств. Происшествие заставило швейцарские власти произвести расследование, в результате которого 19 человек – политэмигрантов из России – были высланы из Швейцарии. Кружок перебрался в Париж, где вновь сорганизовался и принялся опять за старое дело.
Одним из наиболее деятельных членов кружка был Авраам Геккельман (Михаил Ландензен, Аркадий Гартинг) – секретный сотрудник Заграничной агентуры Департамента полиции, пользовавшийся большим доверием своих товарищей. Геккельман прибыл в Париж после цюрихских событий, где он играл какую-то темную роль. В кружке Геккельман познакомился с Бурцевым. Также нужно отметить другой важный факт: именно Геккельман выступил инициатором организации покушения на российского императора во время посещения последним Парижа.
Советские историки справедливо назвали эту идею провокацией, но при этом стыдливо умалчивали тот факт, что группа политэмигрантов не только поддалась на нее, но и начала активно участвовать в процессе изготовления самодельных взрывчатых веществ. Они идею секретного сотрудника Заграничной агентуры восприняли всерьез и были готовы реализовать ее на практике. Кто знает, как бы развивались события, если бы на месте Геккельмана оказался другой человек, не связанный с правоохранительными органами. О серьезности намерений революционеров и их способности изготовить самодельную бомбу свидетельствуют как минимум два несчастных случая. Один описан выше, о другом чуть ниже. Поэтому неудивительно, что в Санкт-Петербурге этих людей воспринимали как особо опасных преступников.
В Париже одновременно существовал и второй кружок, члены которого также занимались экспериментами с взрывчатыми веществами. При одном таком опыте близ местечка Raincy был тяжело ранен революционер А. Л. Теплов[147]. В своих мемуарах Бурцев рассказывает, каким образом сведения о существовании второго кружка дошли до первого:
«Один друг Теплова состоял одновременно членом обоих кружков. Я ясно помню, как одним вечером он пришел к нам чрезвычайно встревоженный и приказал нам немедленно спрятать компрометирующие бумаги. По его встревоженному виду мы поняли, что случилось нечто серьезное, о чем он нам рассказать не мог. Более всех встревожился Ландензен. Он выказал живейший интерес и закидал вновь прибывшего вопросами. Из разговора мы поняли, что в Париже существует второй террористический кружок. Вскоре Ландензен удалился. Впоследствии я понял причину его ухода.
Путем энергичных уговоров и усилий Ландензену удалось соединить оба кружка в один. Опираясь на свое все увеличивающееся влияние, Ландензен теперь принял живейшее участие во всех работах. Между прочим, он настаивал на новом покушении на царя, чтобы тем самым способствовать освободительному движению в России и дать ему новую силу. 28 мая 1890 г. он распределил несколько бомб между товарищами, и, убедившись, что они достаточно скомпрометированы, он подал сигнал. Утром 29 мая полиция ворвалась в квартиры русских эмигрантов и арестовала 27 человек, но за недостатком обвинения большинство было отпущено, и только 9 человек привлечены к суду. Имена арестованных следующие: Рейнштейн[148] с женою Анной, князь Георгиев-Накашидзе, Львов (под псевдонимом Теплова), Левренус, Степанов, Кашинцев, молодая девушка по имени Бромберг и, наконец, Ландензен-Геккельман. Но этот последний не предстал пред судом. На предварительном следствии, производимом следователем Аталиным, один из обвиняемых, Рейнштейн, заявил, что он и его товарищи пали жертвами гнусного провокатора – Ландензена. Через два дня адвокат одного из обвиняемых, Мильеран, подтвердил заявление Рейнштейна. Лишь 18 июня следователь подписал приказ об аресте Геккельмана, который, таким образом, имел достаточно времени для того, чтобы скрыться».
В изложенной выше истории странным звучит заявление подсудимых о том, что они «пали жертвами гнусного провокатора». Когда они принимали от Геккельмана бомбы, то должны были осознавать, что они делают, и «адские машины» они получили для вполне конкретной цели – участия в покушении на российского императора.
В апреле 1890 г. Владимир Бурцев вместе с Юрием Раппопортом[149] решили совершить нелегальное путешествие в Российскую империю. Первый планировал отправиться в Поволжье, а второй – в Санкт-Петербург. По мнению руководства Департамента полиции, а также отдельных историков, основная цель этой миссии – активизация террористической деятельности в России. Правда, в правоохранительных органах считали, что главная миссия визита – подготовка покушения на императора. Сам Владимир Бурцев не планировал заниматься организацией убийства царя. В силу своего характера он был скорее теоретик, чем практик. Другое дело, что для полиции он был активным участником группы, которая готовила убийство императора в Париже. Поэтому появление Бурцева в России могло быть объяснено лишь одной причиной – он готовил покушение на родине жертвы. Понятно, что главная задача Департамента полиции в такой ситуации – контролировать каждый шаг этих двоих и при первой же возможности арестовать.
Хотя была и другая веская причина, заставившая полицию с нетерпением ждать появление этих двух лиц на территории Российской империи. С помощью них руководство Департамента полиции надеялось обнаружить и задержать находящихся в розыске революционеров. Поэтому всем региональным подразделениям (полиция и жандармы) было приказано арестовывать Бурцева и Раппопорта лишь в крайнем случае. Жизнь внесла свои коррективы.
На пути из Франции в Румынию революционеры обнаружили за собой слежку. Ее осуществляли агенты Заграничной агентуры Департамента полиции. Более того, в какой-то момент им удалось оторваться от преследователей. В течение нескольких дней в Департаменте полиции ничего не знали об их местоположении. Затем их пути разделились. Юрий Раппопорт все же решил ехать в Россию, а его спутник – остаться в Европе. В тот день, когда он отдал свой фальшивый паспорт в российское консульство для оформления визы, все европейские газеты сообщили об аресте в Париже группы террористов – эмигрантов из России. Владимир Бурцев решил сначала выяснить причины провала, а только затем продолжить свой путь в Поволжье.
Владимир Раппопорт был задержан, как только ступил на российскую землю. Согласно официальной версии, у жандармского подполковника не выдержали нервы, и он решил не рисковать и сразу задержать объявленного в розыск революционера.
В Департаменте полиции начали срочно готовить операцию по захвату и доставке в Россию Владимира Бурцева, т.к. он сам передумал посещать родину и на несколько месяцев поселился в Болгарии. В то время взаимоотношения между Софией и Санкт-Петербургом были напряженными, поэтому проводить операцию по его насильственному захвату на болгарской территории в Департаменте полиции не решились. Вот если бы заманить жертву на территорию Турции и там ее арестовать. Местное правительство не возражало против этого.
Для этого Владимиру Бурцеву была послана телеграмма из Константинополя от имени его приятеля Н. Волянского («Белова»), где последний приглашал его в Турцию. Может быть, этот план сработал бы, если бы не одно досадное обстоятельство. В тот же день жертва получила вторую телеграмму от самого «Белова», но отправленную из Рущука (старое название болгарского города Руса). Владимир Бурцев сообразил, что в Турции ему лучше не появляться. В сентябре 1890 г. он перебрался в Румынию, где от местных социалистов узнал, что Департамент полиции объявил на него охоту.
В ноябре 1890 г. Владимир Бурцев на грузовом пароходе «Ашланд» (плыл под британским флагом из Галаца в Лондон) отправился в Великобританию. В Департаменте полиции рассчитывали арестовать его в тот момент, когда он во время стоянки корабля в Константинополе сойдет на берег, чтобы забрать оставленные в Турции вещи. Заведующий Балканской агентурой Департамента полиции подполковник Отдельного корпуса жандармов Александр Будзилович получил разрешение на проведение «силовой» акции у султана, а глава Тайной полиции Ахмет Джелаладин-паша выделил своих сотрудников.
Владимир Бурцев предпочел остаться на борту корабля, прислав записку с просьбой доставить все его вещи на пароход. Будзилович предложил 5 тысяч франков капитану за то, что тот позволит арестовать пассажира, но британец отказался. Тогда полковник нанял некого грека, который согласился за 1000 франков проникнуть на судно, схватить жертву и вместе с ней прыгнуть за борт в воды Босфора. Там их должна была подобрать одна из четырех дежуривших около «Ашланда» лодок. Против этого плана выступил министр полиции Назим-бей, который боялся, что грек может утонуть. Именно так сообщил своему начальству о причинах отмены операции полковник. Владимиру Бурцеву удалось благополучно добраться до берегов туманного Альбиона, но это не дало ему полной безопасности и покоя. Департамент полиции сделал все, чтобы упрятать жертву за решетку, сначала на территории России, а когда это не получилось – в одной из западноевропейских стран.
В марте – апреле 1893 г. некая Шарлотта Бюлье пыталась заманить Владимира Бурцева на территорию Австрии. Российское правительство договорилось с австрийскими и прусскими коллегами о выдаче эмигранта. В силу ряда причин жертва проигнорировала предложение подруги и в Австрию не поехала.
Летом того же года дама попыталась заманить его на борт паровой яхты и в открытом море передать на борт российского судна. Операция сорвалась из-за того, что в окрестностях Марселя в тот момент не было подходящего корабля, а посылать специально пароход из России руководство Департамента полиции отказалось.
Услуги Шарлотты Бюлье обошлись российской казне в 4100 франков (не считая 300 франков, которые она получала каждый месяц за освещение деятельности российских политэмигрантов).
В 1897 г. за издание трех номеров журнала «Народоволец» Владимир Бурцев был приговорен лондонским судом присяжных к 18 месяцам каторги. Инициатором судебного процесса выступила Россия. В Санкт-Петербурге торжествовали. Потенциального «цареубийцу» удалось наказать.
В ноябре 1903 г. Владимир Бурцев был арестован в Швейцарии. Через месяц его выслали из страны.
В Россию «цареубийца» все же приехал, причем по собственной воле, в октябре 1905 г., когда были объявлены политические свободы[150].
Разведчики из МВДВ 1900 г. директор Департамента духовных иностранных исповеданий МВД Российской империи командировал в Рим своего сотрудника Ивана Манасевича-Мануйлова. Перед ним стояло две задачи: следить за жившими в эмиграции российскими революционерами и заниматься политическим шпионажем в Ватикане. Он занимал должность посланника и вел жизнь богатого аристократа и талантливого журналиста.
С первым заданием он справился блестяще. Представители католической церкви, которые считаются мастерами «тайной войны», не смогли распознать в нем российского разведчика.
А вот второе задание – следить за эмигрантами – Иван Манасевич-Мануйлов «провалил». Уже осенью 1901 г. русские и польские социал-демократы начали кампанию по разоблачению в западноевропейских СМИ «дипломатического агента при римской курии, шпиона и начальника заграничной полицейской агентуры». Хотя необходимого результата она достигла.
Осенью 1902 г. он был вынужден спешно покинуть Италию по другой причине. В качестве помощников у него служили двое российских подданных – отставной поручик Казимир Дроецкий и его юная двоюродная сестра Зося. Отставной военный был влюблен в свою родственницу, она ему тоже отвечала взаимностью. Однажды поручик узнал, что возлюбленная регулярно изменяет ему с их шефом. В порыве ревности он застрелил девушку, а затем сдался полиции. Из-за этого бытового происшествия Иван Манасевич-Мануйлов уехал из Италии[151].
В Российской империи он находился недолго. Началась Русско-японская война, и чиновник из МВД снова отправился в Западную Европу. О том, чем он там занимался, можно узнать из сообщения начальника Особого отдела директору Департамента полиции, которое датировано 3 августа 1903 г.:
«Во исполнение приказания вашего превосходительства имею честь доложить, что вскоре по открытии военных действий на Дальнем Востоке департамент полиции, при посредстве чиновника особых поручений при министре внутренних дел Мануйлова, стал пытаться организовать правильное наблюдение за представителями японского правительства в западноевропейских государствах, и уже в феврале месяце, благодаря полному содействию начальника Французской секретной полиции Кавара и начальника Разведочного бюро при Министерстве внутренних дел Моро, удалось получать копии всех телеграмм японской миссии в Париже, а также, ввиду существующей во Французском бюро секретной агентуры в японской миссии, г-н Мануйлов регулярно стал получать значительное количество документов из Парижской миссии. Затем, по предложению французской полиции, г-н Мануйлов расширил свою деятельность и установил правильное наблюдение при посредстве домашней прислуги в японских миссиях в Лондоне и Гааге, и кроме того, в настоящее время происходят переговоры об учреждении нашей секретной агентуры в японских миссиях в Стокгольме и Вене»[152].
В Справке Департамента полиции от 2 декабря 1904 г. сообщаются новые подробности его деятельности:
«С началом военных действий против нашего отечества Мануйловым была учреждена непосредственно внутренняя агентура при японских миссиях в Гааге, Лондоне и Париже с отпуском на сие 15 820 руб.; благодаря сему представилось возможным, наблюдая за корреспонденцией миссий, получать должное освещение настроений и намерений нашего врага; кроме того, Мануйлову удалось получить часть японского дипломатического шифра и осведомляться таким образом о содержании всех дипломатических сношений. Этим путем были получены указания на замыслы Японии причинить повреждения судам Второй эскадры по пути следования на Восток. По возвращении в столицу Мануйлов от департамента полиции организовал специальное отделение разведки по международному шпионству и по наблюдению за прибывавшими в столицу представителями некоторых держав, сочувствующих Японии. Энергичная деятельность Мануйлова дала вскоре осведомленность в отношении английского, китайского и шведского представителей, причем Мануйлов даже сумел проникнуть в тайну их дипломатических сношений, а равно организовать агентуру при турецком посольстве.
В октябре 1904 г., ввиду полученных указаний, что Вена, Стокгольм и Антверпен являются центрами военно-разведывательной организации, департаментом было приказано учредить через посредство Мануйлова в этих городах наблюдение, на что Мануйлову и было отпущено первоначально 770 франков, а затем 800 франков и, наконец, ежемесячно по 5500 франков»[153].
Вот пример одного из сообщений Ивана Мануйлова, которое он отправил из Парижа 26 июня 1904 г. директору Департамента полиции:
«Согласно приказанию вашего превосходительства я сообщил в Париж по вопросу об учреждении секретной агентуры в японской миссии и Лондоне, с платой агенту по 500 франков в месяц.
Сегодня мною получено от помощника начальника Французского разведочного бюро письмо, в котором мне сообщают, что наши условия агентом приняты, а также, что на сих днях мы получим непосредственные указания из японской миссии в Лондоне.
Докладывая о вышеизложенном, позволяю себе просить ваше превосходительство сделать распоряжение о ежемесячном отпуске 500 франков»[154].
Отдельно следует отметить его вклад в добычу японских шифров. В делах Департамента полиции, которые хранятся в Государственном архиве РФ (ГАРФ), содержится не менее 350 японских телеграмм за 1904–1905 гг. 70% из них – переписка японского посольства во Франции с Токио, остальные представляют собой корреспонденцию японских миссий в других западноевропейских странах. Кроме того, здесь широко представлена телеграфная переписка военных и морских атташе Японии в Западной Европе с Генеральным и Морским штабами[155]. Нужно учесть, что в начале прошлого века их было значительно больше. Часть из них была уничтожена во время революции 1917 г. Другой важный факт – Токио уделяло повышенное внимание защите своих секретов, во время Русско-японской войны Япония отказалась от использования международных линий связи, которые проходили через территорию Российской империи, из-за боязни перехвата противником передаваемых сообщений. А все телеграммы, даже отправляемые из стран-союзниц (Великобритания и Германия), шифровались.
В Париже тексты японских телеграмм добывали агенты Мануйлова, которые работали на международном телеграфе или были сотрудниками французской полиции, действовавшие в частном порядке. В архиве французской полиции не сохранилось текстов добытых телеграмм. Иначе обстояло дело с материалами японской миссии в Гааге. Агент Мануйлова работал непосредственно в стенах посольства и доставлял своему шефу черновики подлинных документов. Этот же агент передал Мануйлову и ключ к расшифровке корреспонденции. Наконец, часть расшифрованных японских телеграмм попадала в руки Мануйлова из французского МИДа, который также занимался дешифровкой японской корреспонденции. Облегчало задачу Мануйлова и то обстоятельство, что японское дипломатическое ведомство свою секретную переписку вело не на японском, а на английском языке, используя кодовые книги, полученные в Великобритании.