Дальше направился к путям. К счастью, вблизи штабелями были сложены пахнущие дегтем шпалы, позволившие мне сблизиться и прыжком уйти к проходившему мимо составу. Это был грузовой военный состав. На площадках маячили часовые. Перекатившись между колесами под состав, улегся между рельсами. Немного мешал мешок, сбившийся на затылок. Я приметил приближающуюся скобу и, ухватившись, подтянулся. Ноги еще немного волочились по гравию и шпалам, но чуть позже я ногами уцепился и, перебирая руками и ногами, ушел чуть в сторону, закрепившись на балке. Можно было и по-другому покинуть город, но это был самый действенный способ, к тому же поезд шел в нужную мне сторону — в сторону Новоград-Волынского.
Через десять минут, когда мы уже покинули окрестности Ровно и, набирая скорость, уходили все дальше, где-то далеко полыхнуло, и едва слышно донесся грохот взрыва. Сработала, значит, закладочка, ох не зря я эти шашки таскал с собой. Надеюсь, разрушений им там достаточно нанесено. Люблю подгадить ближнему своему, а уж с тем, с кем воюю, и подавно.
Уцепился я хорошо, держался руками и ногами, чувствуя, как сводит со временем то одну, то другую мышцу, и попеременно играл ими, чтобы тело не затекло, а то внизу быстро мелькали шпалы да рельсы, еще колеса стучат на стыках, моментально в винегрет превратят, если не удержусь. В общем, через полчаса, когда мы преодолели треть расстояния, я понял, что еще немного, и свалюсь, сил уже не было, и так усталость накапливалась в последнее время.
Состав шел с довольно приличной скоростью, и просто отцепиться и упасть между рельсами очень сложная задача, сто процентов закрутит и бросит под колеса. Поэтому я анализировал возможности, как покинуть состав. Тут только один выход: спуститься немного ниже и уйти в сторону к краю вагона, а там, оттолкнувшись перекатом, скатиться с насыпи. Это первое, что пришло мне в голову, выбора особого не было, поэтому я покинул насиженное место и, цепляясь за все возможные выступы, стал уходить вниз по вагону, к задним колесам, там было удобное место для броска. Добрался, хотя два раза чуть не сорвался, перебрался к колесам и, наблюдая, как они крутятся в метре от моих ног — висел я точно над рельсом, мешок на спине терся об него, — оттолкнувшись, полетел под откос.
Да-а-а, если бы не навыки прыжков, убился бы нафиг. А так десяток кульбитов, и замер на траве, хохоча. Смог.
Как я попал в эшелон, никто так и не заметил, а вот как покидал, да, один из часовых засек, и даже сорвал с плеча карабин, но выстрелить не смог, ну или не стал, удалился он уже метров на триста. Вот это было плохо, информация может дойти, до кого нужно, поэтому с кряхтением встав, я снял мешок, осмотрел его — потертости были, но в принципе цел, — попил воды и, снова закинув его за спину, перебрался через насыпь и побежал в поле. Где-то тут должна быть полевая дорога, не может ее не быть, нужно найти и уходить в сторону Шепетовки. Да-да, тайная разведшкола абвера находилась именно там, ну и площадка для транспортника рядом.
Дорога нашлась, но дальше, чем я думал. Выйдя на нее, я оправил одежду, отряхнул пыль и энергичным шагом отправился дальше. В полях работали крестьяне, я шел мимо убранных полей, тех, где еще не приступали к уборке, и тех, где она шла, кивал крестьянам, желал им «бог в помощь» в работе и шел дальше. Один раз даже проехал попутной телегой километров шесть, на ней зерно везли на ток, десяток мешков. Под вечер, уйдя в небольшую рощу, остановился на ужин, сварил похлебки сытной, поел, после чего собрался и, как стемнело, рванул дальше. Если я не ошибаюсь, скоро ищейки встанут на мой след и перекроют дорогу, поэтому, когда стемнело, я побежал, пять километров бега — два спокойного ходу для отдыха. Снова пять километров, и снова два, и так далее.
Мелькнула под утро левее Шепетовка, но я не сбавлял ход, плотный ужин помогал, силы еще были, да и остатками галет подкармливался.
Когда совсем рассвело, я с тыла вошел в нужную рощу, где на опушке под маскировочной сеткой должен был находиться самолет. Кстати, стоянка была, но пустая. Похоже, самолет или перегнали, или он на задании. Я бы поставил на второй вариант, на это намекало поведение нервничающих механиков, которые то и дело выходили на открытую местность и прислушивались.
Похоже, угадал я. Когда заканчивал разведку стоянки, послышался шум моторов, и после второго круга на посадку пошел типичный транспортный «Юнкерс».
Лежал я неподалеку от маскировочной сети и поглядывал на жизнь на этом крохотном аэродроме. Тут была всего пара механиков, солдат, видимо водитель грузовика, радист в палатке да отделение охраны, причем полицаев. Визуально наблюдал трех. Зениток не было, лишь один пулемет в дзоте из мешков. Из него контролировали дорогу.
Когда самолет был загнан под маскировочную сеть, от опушки отъехал грузовичок с бочками топлива в кузове, да механики помогали летунам снять парашюты, расспрашивая их. Из-за грузовичка слышно было плохо, но когда мотор стих, я смог разобрать некоторые слова. Это позволило понять, почему транспортник задержался с возвращением. Оказалось, они попали под разрыв зенитного снаряда при возвращении. Повреждения не сильные, но был перебит бензопровод, и им пришлось совершить посадку для ремонта на одном из фронтовых аэродромов. Агентов, что они забрали с советской стороны, посадили на другой самолет и отправили дальше, штаб срочно ждал новые разведданные. Починившись, эти прилетели с трехчасовым опозданием.
Пока они общались с механиками, подлетела легковушка с каким-то офицером-майором, и я вместе с ним выслушал доклад. Командир борта докладывал громко и четко, что позволило мне расслышать каждое слово. Теперь было понято, почему именно этот самолет надо было гонять за агентами. Они были просто попутным бортом. Сегодня ночью этот транспорт ник совершил заброску шести парашютистов-диверсантов, и на обратном пути, совершив посадку и взлет, подобрал агентов. Хорошо работают.
Майор выслушал о причинах задержки, поинтересовался, как самолет, озаботился его состоянием и дал механикам ЦУ подготовить самолет к ночной работе. Этой ночью нужно сделать еще одну заброску. Активно, сволочи, работают.
Узнав все, что мне было нужно, я дождался, когда все действующие лица разбредутся кто куда, задом отполз в кусты и, развернувшись, ушел на другую сторону рощи, подобрав по пути спрятанный мешок, а там укрылся в выворотне от упавшего дерева. Накрывшись пиджаком, я нагреб на себя листвы — маскировка неплохая — и спокойно уснул. До вечера времени много, успею выспаться, к тому же транспортник наверняка взлетит еще засветло, чтобы пересечь линию фронта с наступлением темноты.
Проснулся я вовремя и поежился. Очень хотелось есть, о чем намекал желудок, но, к сожалению, сухпай у меня закончился, так что будем варить пустой супчик. Очистив яму, в которой спал, от листвы, достал кружку. Вылив в нее остатки воды из фляги, было где-то полкружки, и разведя костерок из тонких веточек, постоянно подкладывал новые. Как только вода закипела, бросил крупы и соли, размешал. Через двадцать минут я уже ел действительно пустой суп, но зато желудок обманул — и сытно и горячо.
Поев, я убрал все следы своего пребывания и, забросив мешок за спину, направился к взлетной площадке. Судя по стрелкам на часах, был седьмой час, скоро последует команда на взлет, а мне к этому моменту нужно быть у самолета.
Все же я немного поторопился. Самолет стоял с зачехленными моторами, видимо все работы уже были закончены, пара часовых маячили в прямой видимости, у палатки курил радист, вот и все. Хотя нет, в кабине машины спал водитель, из-за открытой дверцы ноги свешивались. Грузовик с бочками и спавшим водилой стоял в стороне, рядом со штабелями, там еще бочки и какие-то ящики были. Это был небольшой склад ГСМ, я так понимаю.
Механики и летчики обнаружились чуть позже, летчики шли от речки мокрые и посвежевшие, видать купались, один из механиков шел с ними и имел тот же вид, а вот второй шел от деревни, где они все квартировали.
— Юзеф, ну что там? — крикнул один из летчиков радиста.
— Только что сообщили, что машина выехала. Минут через пять тут будет.
— Рано они сегодня, — хмыкнул другой летун, командир борта. — Ладно, мы пока машину проверим.
— Пять мину-ут, пять мину-ут — это много или мало… — напевал я себе под нос и шустро перемещался по опушке. Это было нетрудно. Три палатки, штабеля, навес, маскировочные сети, часовой… был. Так что нормально добрался до пулеметного гнезда и отработал двух полицаев, что там сидели. Кстати, пулемет — типичный «максим», только без щитка, а я его за МГ-08 со стороны принял. Больше охраны не было: часовой у склада и эти двое в гнезде. Остальные, видимо, в деревне, до них смена не дошла.
Потом я отработал водителя в машине и радиста, тут использовал нож, и, наконец, взял на прицел летунов и механиков.
Потом я отработал водителя в машине и радиста, тут использовал нож, и, наконец, взял на прицел летунов и механиков.
— Руки вверх! — скомандовал я.
Командир машины аж подскочил, когда я появился перед ними как черт из табакерки, быстро стрельнул глазами туда-сюда, убедился, что никого в прямой видимости нет, и поднял руки:
— Кто вы такой?
— Леший.
— Кто? — не понял летун.
— Слава моя, я вижу, до вас еще не дошла, — пробормотал я и, заглянув в салон самолета, погрозил пистолетом двум летунам, что находились внутри, один как раз брался за рукоятки пулемета борт-стрелка, а второй расстегивал кобуру. — На выход, и без глупостей.
Как только все выжившие немцы были построены — шеренга ровненькая получилось, умеют, когда захотят, — я ткнул стволом пистолета в сторону старшего механика. Он отдавал команды второму, так что не думаю, что ошибся. Однако тот от моего движения вдруг закатил глаза и грохнулся в обморок.
— Чего это с ним? — удивленно спросил я вто рого.
— Испугался, — несмело ответил тот. — Слышал от охраны о Лешем.
— Да я спросить только хотел, — поморщился я. — Горючего в бочках у вас сколько?
— Двенадцать тонн, недавно пополнили запасы. Площадка для срочных вылетов, всегда запас должен быть.
— Да-а? — обрадовался я. — Это хорошо. Значит, так, снимаем пояса с оружием и складываем их под левое крыло, потом идем к складу, перетаскиваем, а лучше перекатываем бочки к самолету и грузим в него. Десять бочек и четыре канистры с моторным маслом. Вроде эта машинка такой вес упрет. Продовольствие есть?
— Летные пайки в запасе, — ответил механик. — НЗ.
— Их тоже грузите. Все, что есть. Всем все ясно?
— Так точно, — ответил за всех командир борта.
— Тогда выполнять, а я прослежу и проконтролирую. Погрузка должна пройти как можно быстрее. Бегом!
Немцы работали просто на загляденье, я правда не забыл разрядить вооружение стрелков на борту, мало ли. Бочки расположились точно по центру самолета, чтобы не было перевеса ни в одну сторону, это важно. Когда уже ставили канистры с моторным маслом, послышался далекий звук мотора грузовика. Я как раз подбежал с коробками и мешками с разграбленного мной склада, нашел кое-что интересное, и тоже замер, прислушиваясь.
— На три минуты опаздывают, — пробормотал я, мельком посмотрев на часы. С момента ликвидации охраны прошло восемь минут, погрузка заняла пять.
Посмотрев на немцев, те пристально следили за каждым моим движением, я сказал:
— Я воюю только с теми подонками, что издеваются над мирным населением и над военнопленными. Если кто-то из вас запятнал свою честь, я приду, с простыми армейцами я не воюю, им бояться нечего. Все, уходите.
Те сперва не поверили, что я их отпускаю, но потом несмело потянулись к опушке, пока не рванули со всех ног и не скрылись среди деревьев. Хмуро посмотрев им вслед, я цыкнул зубом и, побросав все находки в салон, рванул к пулеметному гнезду. Машина была уже в двухстах метрах, когда я взвел затвор и, прищурив один глаз, открыл просто убийственный огонь практически в упор по не бронированной цели. Длинная очередь пронзила кабину грузовика французского производства, водителя и сопровождающего, доски переднего борта и тента, и начала нашпиговывать всех, кто находился в кузове. Естественно, выжившие были, и заметив, что трое вывалились из кузова, я зарычал в злобной радости:
— А, суки, уже форму нашу надели?! Нате, твари, получите!
Когда двухсотпатронная лента закончилась, ни в грузовике, ни рядом с ним живых не было, только один успел отбежать на десяток метров, да так и лежал непонятной зеленой кучкой в траве. О случайностях и превратностях войны я помнил, поэтому, выкатив пулемет на колесиках из гнезда, откатил его в крылатой машине и с трудом, кряхтя, поднял на борт самолета, потом собрал под крылом пояса с кобурами летунов, забросил следом и уж потом сбегал за боезапасом и убрал туда же. Карман запас не тянет. Лишь после этого сбегал к грузовику и, осмотрев, добил-таки одного подранка, был там один в кузове, собрал часть документов, снял с сопровождающего в кабине планшет и, бегом вернувшись к самолету, бросил все трофеи на пол, где уже лежал мой мешок. Закрыв дверцу, я направился в кабину. Все стопоры я уже убрал, так что можно взлетать. Моторы легко запустились, и после небольшого прогона тяжелогруженая машина начала разгоняться. Подняв ее в воздух, я набрал стометровую высоту и полетел от заходящего солнца, в сторону фронта. Как стемнеет, развернусь и направлюсь по нужному мне маршруту.
Весело напевая, я управлял самолетом и, как только солнце начало заходить, длинной дугой развернул машину — резко не получится, груз так себе закреплен, быстро работали, и направился к своему лесу.
Уже совсем стемнело, когда я был на месте и, сделав несколько кругов, пошел на посадку. На подлете специально сделал на бреющем заход на базу. Намек был жирным. А сел, конечно, на единственной тут нормальной площадке, что была недалеко от базы. На той самой поляне у озера.
Потрясло, конечно, прилично, но в принципе поляна ровная. В конце поляны я развернул машину и заглушил двигатели. Как только наступила тишина, отключил все приборы и выбрался в салон, подхватив мешок и коробку с летными пайками в одну руку, открыл дверцу и, прислушавшись, побежал к базе. Нужно торопиться, минимум через четыре часа самолет должен взлететь, до восхода добраться до линии фронта и пересечь ее. Сообщение, что тут где-то сел самолет, думаю, уже пошло по инструкциям, и сейчас наверняка поднимают все истребительные части в округе, чтобы перерезать путь, так что следует поторопиться.
Бежал я легко, хотя ночью это и сложное дело, тем более с грузом в руках, а он довольно тяжел, но все же через час был на месте. Меня тут слышали, поэтому были на ушах и не спали. Опознавшись с часовым, прошел на территорию базы и спустился в выкопанную штабную землянку, где уже была установлена буржуйка, стол с лавкой и за занавешенным брезентом скрывался угол Середы.
Осмотрев всех командиров, что собрались в землянке, я покосился на лучину — надо было керосинку купить, и сообщил:
— Немцы знают обо мне и о том, что тут остались выжившие. По примерным прикидкам, вокруг леса собрано до двух корпусов, несколько десятков команд егерей прочесывают лес. Я их на время увел в сторону, проведя акцию в Ровно, но снова они скоро будут тут. У немцев я угнал самолет, транспортный «Юнкерс», ваша задача — забрать всех раненых, сесть в самолет и немедленно отправиться к нашим. Тут шансов высидеть у вас нет, найдут и уничтожат. Гитлер отдал прямой приказ доставить меня пред его очи, и немцы все жилы рвут, чтобы взять меня. Собирайтесь, выходим немедленно… Орлов, задержитесь. — Как только старлей остался, я велел ему: — Все канистры пустые, что есть, несем к «Юнкерсу», будем заправляться.
— Ясно, — кивнул тот. — Разрешите идти?
— Идите.
Отозвав в сторону однофамильца, я узнал у него насчет «Шторьха». Тот меня порадовал, движок успели поменять и даже опробовать, пары литров хватало погонять его на разных оборотах, пока не закончилось топливо. Нормально тот работал, штатно.
За один заход всех раненых мы перенести не смогли, радовало, что были готовые носилки, на них переносили раненых к самолету, который уже осваивали летуны, обратно канистры с топливом. Из одной бочки были пополнены баки транспортника, я там прилично пожег, триста километров пролетел как-никак, остальные были извлечены и убраны. Семь бочек спрятаны в кустах, туда же отнесли коробки с летными пайками и канистры с моторным маслом и «максим» с боезапасом. Две пустые бочки просто откатили в сторону, чтобы не мешали. Вторым заходом принесли оставшихся раненых, все погрузились в самолет. Короткое прощание, и тяжелая транспортная трехмоторная машина пошла на взлет. Время действительно утекало сквозь пальцы, и терять его было нельзя. Летунов о том, что их наверняка будут ждать даже фронтовые истребители, я предупредил. Они кивнули, принимая информацию, лететь они решили не напрямую, а дав крюк, так больше шансов добраться до своих, да и лететь собирались на бреющем. Метрах в двухстах от поверхности. Середе я тоже дал задание: передать документы диверсантов и показания Яцко и Стецько контрразведке, пусть изучаю все, что я накопал. Эх, жаль, Мельника допросить не успел, просто времени не было. Так что, повесив на плечо два тяжелых, плотно набитых планшета, он кивнул, пообещав все выполнить в точности.
Потрепав лежавшего на сгибе локтя щенка — Ира мне его вернула со слезами на глазах, — я дождался, когда самолет поднимется в воздух и, вздохнув, пробормотал:
— Ну что, Смелый, пора прибраться тут, и можно вылетать в Швейцарию.
Подойдя к небольшому складу на опушке, я спустил щенка на землю и, взяв в одну руку канистру с маслом, а в другую коробку с пайками, направился на базу. Мне за пару дней нужно перетаскать все горючее на базу. Сделать пару-тройку тайников в стороне, вернее воспользоваться старыми, но пустыми, и, замаскировав все свои запасы до следующего лета, вылететь в Швейцарию.