Андрей. Затупились немного. Но ничего! (Смотрит на часы.) Пора? Или нет?
Появляется Людмила Васильевна.
Людмила Васильевна. Мог бы еще поспать! (Увидев, что он в спортивной куртке.) А-а, это сегодня?
Андрей. Что?
Людмила Васильевна. Ты первый раз в жизни идешь на каток?
Андрей нетерпеливо смотрит на часы.
Удаляюсь. Но будь осторожен! (Уходит.) Андрей. Наверно, уже пора! (Подходит к телефону. Крутит диск.)
В другом конце сцены раздается звонок. Лиля, продолжая на ходу причесываться, выбегает в прихожую, берет трубку.
Лиля. Я слушаю.
Андрей. Это ты, Лиля?
Лиля. Доброе утро.
Андрей. Это Андрей…
Лиля. Узнала.
Андрей. Я хочу напомнить тебе. Сегодня воскресенье, двадцать девятое февраля… Мы идем на каток!
Лиля. Какое?
Андрей. Двадцать девятое.
Лиля. Ты ошибся… Посмотри на календарь. Сегодня первое марта!
Андрей. Как… первое?
Лиля. Очень просто. Мы с тобой забыли, что год этот обычный. Не високосный!
Андрей (растерянно). Да… забыли.
Лиля. Вот видишь!
Андрей. Ну и что же? Все равно — воскресенье! Какая же разница?
Лиля. Очень большая. Первое марта у меня уже занято. Я обещала…
Андрей. Что обещала?
Лиля. Пойти на каток.
Андрей. Кому?!
Лиля. Не все ли тебе равно? Через час меня ждут.
Андрей. Через час? (Застывает с трубкой в руке.)
Лиля. Где ты там? Куда ты пропал?.. В общем, как хочешь! (Вешает трубку.)
Андрей продолжает стоять с трубкой в руке.
Лилин двор. Появляется Андрей.
Андрей (смотрит на часы). Противно подглядывать. Но я должен знать… Должен! (Прячется за угол и наблюдает.)
Из подъезда выходят Лиля и Валя. Он держит в руках две пары коньков. Им очень весело.
Валя. Поедем на автобусе?
Лиля. Лучше пройдемся! Ты хочешь пройтись?
Валя. С тобой? Если тебе не холодно…
Лиля (сбросив капюшон и поправляя свои пышные волосы). Мне тепло.
Валя (многозначительно). И мне тоже.
Андрей (с тихой иронией). Ну, его-то разогрел я…
Смеясь, Лиля и Валя удаляются. Андрей выходит на авансцену.
Так я и знал. Им тепло… (Снимает ушанку. Вытирает лоб рукавицей.) А мне жарко! (Потом, что-то вспомнив, достает платок, смотрит на него.) Моя дурацкая кровь — на ее платке… (Бросает его.)
Платок летит по ветру и падает в снег. Андрей медленно бредет по авансцене.
Квартира Тараскиных. Андрей в ушанке и спортивной куртке стоит посреди комнаты. Людмила Васильевна недоуменно взирает на него.
Людмила Васильевна. Коньки забыл?
Андрей. Они не нужны.
Людмила Васильевна. Без коньков… на каток?
Андрей. Я не пойду туда.
Людмила Васильевна. Но ведь ты собирался! Почему не пойдешь?
Андрей. Потому что я понял…
Людмила Васильевна. Что именно?
Андрей. Прости, пожалуйста, это тайна.
Людмила Васильевна. Ладно, не говори. Но я могу быть спокойна?
Андрей. А впрочем, скажу. Знаешь, что я понял сегодня?
Людмила Васильевна. Что?!
Андрей. Любить нужно только того человека, который достоин любви…
Людмила Васильевна (после паузы). Ты это хорошо понял? До конца?
Андрей. До конца, мамочка. Но мне от этого почему-то ничуть не легче.
Людмила Васильевна. А ты говоришь, что я могу быть спокойна!
Андрей (будто не слыша ее). По выходным дням уроков не бывает. А это был хороший урок в воскресенье!
Людмила Васильевна. Что же случилось?
Андрей (с грустной иронией). И кровь надо проливать за того, кто…
Людмила Васильевна. Кровь?!
Андрей (спохватившись). Не в буквальном смысле, конечно!
Людмила Васильевна (успокаиваясь). Ах, так? (Заглядывает ему в глаза.) Ты… очень переживаешь?
Андрей. Уже не очень.
Людмила Васильевна. Поверь: в твоем возрасте… все еще впереди.
Андрей. Я знаю. Слыхал!
Людмила Васильевна. Посмотри, сколько книг в шкафу! Тебя ждет Малая энциклопедия. Ты забыл о ней!
Андрей подходит к шкафу. Машинально вытаскивает толстый том. Садится на стул. И так же машинально переворачивает страницы.
Сними ушанку! (Сама стягивает ушанку с его головы, уносит.)
Андрей (продолжает листать; говорит тихо, как бы про себя). Войны, сражения, композиторы… Прямо наскакивают друг на друга!
Возвращается Людмила Васильевна.
Людмила Васильевна. Читаешь? Вот и прекрасно. Книга тебе поможет!
Андрей. Будь спокойна: уже помогает!
Людмила Васильевна (спохватившись). Но ты ведь удрал голодный? (Торопится на кухню.)
Андрей продолжает переворачивать страницы… Вдруг взволнованно приподнимается. У него в руках — какой-то помятый лист, найденный в книге. Разворачивает его. Поспешно откладывает энциклопедию в сторону.
Андрей (кричит). Мама!
Вбегает Людмила Васильевна.
Людмила Васильевна. Что… опять?!
Андрей (протягивает ей лист). Смотри, что я нашел… Это от… него!
Людмила Васильевна. Без очков не вижу. От кого?
Андрей. От него! (Указывает на Володин портрет.) Ты понимаешь?! От него…
Людмила Васильевна выхватывает лист из рук сына. Читает. И потрясенная, опускается в кресло. Где-то вдали возникает и приближается к нам победный марш сорок пятого года, который мы слышали вначале. Он становится все громче, заполняет собой сцену и зрительный зал.
Занавес
Действие второе
Обстановка конца первого действия. Людмила Васильевна надевает очки. В руках у нее — тот самый лист. Андрей рядом.
Людмила Васильевна. Я очень волнуюсь… Ничего не могу разобрать. Прочти, пожалуйста.
Андрей (читает). «Письмо в 1970-й год… (Бросает взгляд на Володин портрет. Продолжает читать.) Дорогая Клава! Анна Евгеньевна опять придумала оригинальное домашнее задание, которое мы с тобой, если не хотим схватить четверку на двоих, обязаны выполнить. Сочинение на тему: «Письмо в 1970-й год». Помнишь, в пятом классе она нам сказала: «Ванька Жуков написал на деревню дедушке. Но, допустим, что письмо его дошло. Что бы дедушка ответил своему внуку?» И мы писали от имени дедушки… Это письмо мы должны сочинить от своего собственного имени. Пусть все адресуют его далекому году, а я напишу тебе, живущей в том самом году. Итак…
Я к вам пишу! Чего же боле!
Я полюбил вас в этой школе! Теперь вновь перехожу на прозу и на «ты». Прошло уже тридцать лет. Ты читаешь мое письмо, а я стою рядом (вот здорово!). Я давно уже понял, Клава, что не зря вертелся на своей первой парте, чтобы лишний раз взглянуть на тебя. Мне не нужны были ни ластики, ни промокашки, ни циркули, за которыми я обращался к сидевшему за моей спиной…»
Людмила Васильевна (перебивая). Это он пишет про папу.
Андрей. Отец сидел… на какой парте?
Людмила Васильевна. За спиной у Володи. Я думала, только для того, чтобы иногда подсказывать ему: Володя был не очень силен в математике. Он любил биологию. Животных, растения… И стихи.
Андрей (тихо). Жизнь, значит, любил?
Людмила Васильевна. Значит, жизнь.
Андрей. Здесь еще несколько строк… (Читает.) «Вспомни, сколько хороших слов я успел наговорить тебе за тридцать лет — с сорокового по семидесятый. Письмо это я сочинил, когда был в девятом — и мне еще ничего не было известно. Ну, а теперь… Главное, что я узнал за эти три десятилетия, Клава, — это то, что ты любишь меня! Теперь ты читаешь мое письмо. Значит, все сбылось. Все сбылось!»
Людмила Васильевна. Сбылось… Только не для него. (После паузы.) Ты все прочитал?
Андрей. Тут, в уголке, еще есть… стихи. Только уже без Пушкина! (Читает.) «Геометрия, алгебра, физика, Пожалейте влюбленного шизика! Ваши формулы, ваши правила Позабыть меня нынче заставила Та коса над раскрытой тетрадкою, О которой мечтаю украдкою…»
Людмила Васильевна. Покажи! (Руки ее дрожат.) Володенька… Милый…
Андрей. Только не волнуйся, пожалуйста.
Людмила Васильевна. «Все сбылось!» У кого-то сбылось…
Андрей. Не волнуйся, прошу тебя.
Людмила Васильевна. С войны он не успел прислать ни одного письма. Ни одного!..
Андрей. А теперь у нас будет его письмо.
Людмила Васильевна (кладет лист на стол. Бережно разглаживает его). Из тетрадки в линеечку… Может быть, на уроке писал.
Андрей. Это было домашнее сочинение. Значит, он писал дома. Наверное, за этим столом.
Андрей. Это было домашнее сочинение. Значит, он писал дома. Наверное, за этим столом.
Людмила Васильевна (дотрагивается до стола). Может, за этим. Или на кухне. Брат мой единственный…
Андрей. Прошу тебя…
Людмила Васильевна. Он доверил свое письмо книге. И она сберегла его! Доставила нам.
Андрей. На год раньше срока!
Людмила Васильевна (встрепенувшись). Нам придется отдать его. Оно адресовано Клаве…
Андрей. Кто это?
Людмила Васильевна. Я не знаю. Из всего класса только твой отец и Георгий… Я говорила тебе.
Андрей. Может быть, у нее уже дети…
Людмила Васильевна. У нее могут быть даже внуки. Что из того? Он хотел, чтобы через тридцать лет она прочитала его письмо. И она должна прочитать!
Андрей. А если у нее муж… и так далее…
Людмила Васильевна. Война обманула его мечты. Война и никто другой!
Андрей (заглядывая в лист).
«Та коса над раскрытой тетрадкою, О которой мечтаю украдкою…»
Людмила Васильевна. Даже я ничего не знала. (Глядит на портрет.) Хоть это успел… Любил. Тайно… Но все же любил! Другие и этого не узнали. (Склоняется над столом.) Любил, а не высказал. Пусть хоть сейчас… Мы должны выполнить его волю, Андрюша.
Андрей (решительно). Я найду эту Клаву!
Людмила Васильевна. Постарайся. Но прочитать должна только она. Только она…
Андрей. Я найду ее!
Звонок.
Людмила Васильевна. Это Георгий Степанович.
Андрей. Можно считать, что Клава сама идет нам навстречу. Он-то уж знает! (Бежит открывать.)
Андрей возвращается с Михалевым.
Георгий Степанович. Я вот тут принес вам кое-что… (Ставит на стул хозяйственную сумку. Остается с пухлым портфелем.)
Людмила Васильевна. Ты и нас решил взять на буксир?
Георгий Степанович. Просто, если я вижу что-нибудь дефицитное… не могу пройти мимо. Мне даже ученики сообщают: «Георгий Степанович, за углом продают апельсины».
Андрей. На уроке говорят или на перемене? (Прячет письмо в том Малой энциклопедии.)
Георгий Степанович. Поскольку апельсины из Грузии или Марокко, это имеет некоторое отношение к географии.
Людмила Васильевна (Михалеву). Садись. (Берет его портфель и ставит на стол.)
Георгий Степанович. Что ты?.. Что ты? Он же тяжелый. И на стол?!
Людмила Васильевна снова берет портфель и растерянно ищет, куда бы его пристроить.
Андрей. Дай-ка я отнесу его в коридор… (А несет в другую сторону и ставит на подоконник.)
Георгий Степанович. У вас что-то произошло? Когда ученик ищет Австралию в Южной Америке, а указку сует к себе в парту, я понимаю, что он не в себе. И двойку ему не ставлю.
Андрей. Я бы с радостью перешел в вашу школу!
Георгий Степанович. А что все-таки произошло? (Людмиле Васильевне.) Вы оба как-то напряжены.
Людмила Васильевна. Ничего… Просто каждый твой приход — это всегда волнение. Я вспоминаю те дни, когда вы собирались втроем и выгоняли меня на улицу, чтобы я не мешала. Поэтому я, наверно, и росла здоровым ребенком. Столько наглоталась кислорода!
Георгий Степанович. Нет, я чувствую: что-то случилось!
Людмила Васильевна. Поверь: ничего плохого.
Георгий Степанович. Я могу быть спокоен?
Людмила Васильевна. Это уже плагиат! Прости… Я должна кое-что посмотреть. (Забирает у Андрея том энциклопедии и уходит в другую комнату.)
Георгий Степанович (то снимая, то вновь надевая очки). Андрей, скажи откровенно… Вы взволнованы потому, что тебя сегодня обидели?
Андрей (изумленно). Вы… знаете?
Георгий Степанович. Не все, я полагаю. Но достаточно, чтобы понять тебя.
Андрей. Вы поэтому и пришли?
Георгий Степанович (тихо). Ты поверь: тот, кто сумел обмануть, уже не может считаться… большой потерей. Рано или поздно это все равно бы произошло. Так пусть уж, я полагаю, случится раньше.
Андрей. Вы пришли, чтобы утешить меня?
Георгий Степанович. Нет… Объяснить, что большой потери сегодня не было. Один известный австрийский поэт сказал: «Подлинно только счастье, отнятое у страданий». А из твоих сегодняшних переживаний, мне кажется, счастье не произрастет. Поэтому можешь…
Андрей (изумленно). Неужели она рассказала? Ведь она обещала мне…
Георгий Степанович. Молчать о победах трудно. Так Лиля считает. (После паузы.) Хотя она не всегда побеждает такими методами. Ты не думай… Прекрасно учится, например!
Андрей. Мама считает, что у меня все еще впереди.
Георгий Степанович. Она, я полагаю, права. И давай… переменим тему.
Андрей. Тем более что тема… есть.
Георгий Степанович. Слушаю тебя.
Андрей. Георгий Степанович, вспомните, если не трудно, у вас в классе была девочка по имени Клава? К которой дядя Володя хорошо относился…
Георгий Степанович. К которой Володя хорошо относился? И вспоминать нечего. Такая была. Отчеств мы тогда не знали, как ты понимаешь. А фамилия ее была — Филимонова.
Андрей. И адрес ее знаете?
Георгий Степанович. За тридцать лет я бы его забыл, как ты понимаешь. Но она живет в моем доме. Только в первом подъезде. По фамилии можно найти квартиру.
Андрей. Филимонова? В вашем доме? Опять совпадение!
Георгий Степанович. Скорее закономерность. До войны школ было гораздо меньше. И почти все ребята моего огромного дома и прилегающих улиц учились в одной школе. Она — возле нас, на другой стороне переулка. Учились в две смены, а то и в три. Это уж теперь вы все расселились. Кто в математической, кто в английской, кто в музыкальной…
Андрей. Один только я — в нормальной. (После паузы, задумчиво.) А она, значит, Клава Филимонова?
Георгий Степанович. Между прочим, как раз преподает в музыкальном училище.
Андрей. Что, из вашего класса вышли одни только учителя?
Георгий Степанович. Всего два: она и я. Опять совпадение, да? А почему ты ею интересуешься?
Андрей. Просто мы нашли короткое упоминание. В тетрадке у дяди…
Георгий Степанович. Когда ты его называешь дядей, я вздрагиваю. Об этом уже не раз писали, но истина от времени не дряхлеет: все они (указывает на портрет) остались мальчишками. Навсегда… Ты хочешь встретиться с Клавой?
Андрей. Сегодня же! (После паузы.) Или завтра… после уроков. Поскольку дядя написал о ней несколько слов.
Георгий Степанович. Володя к ней действительно хорошо относился.
Андрей. Я так почему-то и думал.
Георгий Степанович. Он иногда даже списывал у нее задачки по геометрии с применением тригонометрии. Это был его единственный грех. Других я не знаю.
Андрей. Дядя был не в ладах с математикой? Это традиция нашей семьи!
Георгий Степанович. Поддерживаешь ее?
Андрей. Традиции нельзя не поддерживать!
Георгий Степанович. На помощь ему приходили Клава и твой отец. А в остальном Володя сам… всем и во всем… В общем, я был Георгием-победоносцем, но неизвестно, кого побеждал. А их называли «спасательной командой». И еще — «неотложкой». Володю, твоего отца и Клаву… Мама, я полагаю, рассказывала тебе.
Андрей. Говорила.
Георгий Степанович. Твой отец и Володя были очень похожи. «Спасательная команда»… А сами не спаслись. Почему погибают лучшие, а? Ты задумывался?
Андрей. Дядя погиб в бою. Война есть война. А смерть отца…
Георгий Степанович. Трагическая бессмыслица? Но и Володя должен был жить! (Тихо.) Ты не представляешь, как он мне нужен.
Андрей. До сих пор?
Георгий Степанович. Иногда стою у доски — и вижу за партой, впереди твоего отца. Рядом их не сажали, но и разлучать не решались! Вижу Володю — и замолкаю… Девочка, которая сидит на том самом месте, почти каждый раз вскакивает, бедная: думает, что я хочу задать ей вопрос. А я просто вижу Володю. И на подоконнике вижу. Он любил сидеть на подоконниках. (После паузы.) В этот дом привел меня он. И отца твоего привел. Если бы не Володя, тебя, я полагаю, вообще могло бы не быть…
Андрей. Это было бы грустно!
Комната Клавы Филимоновой. Она — женщина лет сорока шести. Андрей уже снял пальто и стоит посреди комнаты со своим томом. Она смотрит с некоторым недоумением то на энциклопедию, то на Андрея. Негромкие звуки музыки: классика.
Андрей. Георгий Степанович называл вас по имени.
Клавдия Емельяновна. А по отчеству я — Емельяновна.
Андрей (оглядываясь). У вас на стенах — одни композиторы. Моцарт…
Клавдия Емельяновна. Нет, это Лист.
Андрей. И другие… (Встрепенувшись.) А это — мой дядя! Я сразу даже не узнал. Какая странная фотография!
Клавдия Емельяновна. Снимался весь класс: десятый «В». Перед самой войной. А я вырезала и увеличила только Володю. (Вглядываясь.) Ты на дядю совсем не похож. Я бы не догадалась… А то, что ты появился, — это фантастика!