При этом у него был такой серьезный вид, что я не выдержала и расхохоталась еще громче. Наверное, он решил меня развлечь и изолентой примотал к башке рога. Какая глупость.
– Настя, с вами все в порядке?
– Со мной… – Я попробовала встать, но тело меня не слушалось. И, вместо того чтобы подняться с лавочки, я скатилась на землю, что вызвало у меня новый приступ смеха.
– Я вам помогу. – Он протянул мне руку, и я вдруг с нарастающим ужасом заметила, что его ладони испачканы в липкой густой крови.
– Это уже не смешно, – закричала я, – чья это кровь? Чья это кровь?!
– Настя, успокойся! Иди ко мне.
– Нет! Нет! – Я попробовала отползти в сторону, но ничего не получалось. Я словно по беговой дорожке ползла – несмотря на все усилия, оставалась на том же месте.
Когда его мокрая ладонь опустилась на мое плечо, я закричала так пронзительно, что с ближайшего дерева испуганно поднялась в воздух переругивающаяся стая ворон. Почему-то мне было страшно оборачиваться назад. В тот момент я была уверена: стоит мне обернуться, и я умру.
«Глупости все это, – подумала я, – так не бывает!»
И обернулась. И умерла.
Во всяком случае, сама я была на все сто процентов уверена в собственной же кончине.
– Настена! Просыпайся, милая! – Кто-то нежно похлопывал меня по щекам.
Веки были такими тяжелыми, словно коварный невидимый некто придерживал их ладонями. Но я все же умудрилась приоткрыть глаза.
Я не сразу поняла, где нахожусь. Комната была просторной, потолки высокими, как в каком-нибудь дворце. Прямо надо мной располагалась незнакомая люстра в стиле ар-деко, невесть зачем украшенная какими-то подозрительными линялыми тряпками. «Зачем было вешать позорное тряпье на такую шикарную дорогую люстру?» – недоуменно подумала я.
Зато мне без труда удалось идентифицировать персону, вырвавшую меня из сладких рассветных объятий Морфея, – это была Николь.
Она выглядела оскорбительно свежей в белом махровом халате и с мокрыми волосами, зачесанными назад. Словно девушка, вышедшая из рекламного ролика зубной пасты.
– Спящая красавица, – улыбнулась она, протягивая мне большое красное блестящее яблоко.
Я отстранила ее руку и рывком села на кровати. Голова трещала так, что мне пришлось сжать ладонями виски.
– Где мы? – прохрипела я. – Сколько времени?
– Еще спроси, как тебя зовут и какой на дворе год, – рассмеялась Николь. – Мы в гостях у Ра. Помнишь такого?
Я ничего не ответила. Задумалась.
Ну да, все правильно.
Нахмурившись, я спустила босые ноги на пол. Он был теплым. И почему же я все-таки ничего не помню? Ни остаток вечера, ни процедуру отхода ко сну, ни эту комнату…
Сначала Ратмир потчевал нас коктейлями. Потом я ушла в сад, где меня и разыскал заскучавший в одиночестве Володя. Потом… Нет, вот про еще одно «потом» я уже не знаю решительно ничего.
Кажется, я видела розовое небо… Стоп! А разве небо вообще бывает розовым, учитывая, что я не Барби?! И аистов. Или журавлей. И мужскую грудь, всю в жестких рыжих завитках, а ниже – тугой пивной животик.
Мамочки, но при чем здесь чья-то волосатая грудь?!
Ох, кажется, меня сейчас стошнит.
– У тебя такой глупый вид, – рассмеялась Николь, – видела бы ты себя. Ладно, одевайся. Пойдем вниз кофе пить. Ра и Володя уже уехали, нам придется вызвать такси.
Только когда Николь насмешливо скомандовала: «Одевайся!» – я вдруг обнаружила, что стою посреди этой незнакомой комнаты совершенно голая.
«Лучше бы я вообще не просыпалась, – подумалось мне, – какие еще меня ждут сюрпризы?»
– Ты точно ничего не помнишь? – сочувственно спросила Николь.
– Точнее некуда. – Я растерянно огляделась и вдруг обнаружила на краю кровати собственную одежду, сложенную аккуратной стопочкой. – А где же нижнее белье? – спросила я, прекрасно понимая, что вопрос этот скорее даже философский, нежели риторический.
Николь подняла глаза вверх в немом желании переадресовать мой вопрос высшим силам. Но, проследив направление ее взгляда, я обнаружила, что моя подруга взирает не на божественные абстракции, а на люстру. С которой кокетливо свешивается… мама дорогая!.. свешивается мой лифчик!
Старенький и удобный, самый любимый, который я надеваю только тогда, когда точно знаю, что у процесса раздевания не будет свидетелей. Кое-где залатанный и сильно застиранный. Значит, именно его я спросонья окрестила «позорными тряпками».
– Николь, – в ужасе воскликнула я, – немедленно расскажи, что вчера случилось!!!
– Одевайся, – мягко улыбнулась она, – за завтраком все расскажу.
– Не хочу завтракать. И с места не сдвинусь, пока все не расскажешь!
– Ну ладно, – тяжело вздохнула она, – что именно ты хочешь услышать? У кого-то была веселая ночь.
– У кого-то?! Ты имеешь в виду, что я веселилась, бегая по комнате и разбрасывая по углам шмотки?
– Только вот не надо на меня кричать, – болезненно поморщилась она, – я вообще была с Ра, в его спальне. Я думала, что ты пошла спать. А потом к нам вдруг врывается этот Володя и начинает рассказывать, какая ты страстная.
– Ты хочешь сказать, что… – Я замолчала и обессиленно опустилась на кровать.
– Может, и к лучшему, что ты ничего не помнишь… Он такой толстый, – пробормотала она, – ой, прости!
Я закрыла лицо ладонями. Перед глазами встал образ Володи, хотя по возрасту он больше тянул на Владимира Такойтовича. Двойной, нет, тройной подбородок, свисающий над дорогими брюками живот…
Как я могла?
Как?!?! Я!!!!! Могла?!?!
– Как я могла? – звенящим голосом воскликнула я. – Я же никогда раньше так не напивалась! Ума не приложу, почему меня так повело с одного-единственного коктейля?
– Да не кляни себя, – тихо сказала Николь, – все дело в том, что… Как бы тебе сказать… В общем, когда я в первый раз попробовала этот коктейль, со мной было то же самое.
– Что именно? – немного оживилась я. – Ты тоже переспала с Володей?
– Да нет, дурочка! У меня тоже было… сильное возбуждение, а потом я ничего не помнила. Просто Ра добавил туда каких-то трав и немного… грибов. Ну ты понимаешь, галлюциногенных. – К концу короткого монолога ее голос потух, как уголек в остывающем камине.
– Что? – взревела я. – Так ты обо всем знала?! И позволила им напоить меня этой дрянью?! И даже меня не предупредила?! Да я сейчас тебя придушу!
Я бросилась на нее, но Николь оказалась проворнее. Наверное, моя внезапная вспышка агрессии материализовалась бы в, говоря языком протокольным, убийство в состоянии аффекта. Но Николь одним прыжком отскочила к двери, тем самым сохранив свою жизнь и мою свободу.
Может быть, у меня и получилось бы ее догнать, если бы так не заплетались ноги.
– Угомонись, Настя! Прекрати этот скандал в стиле итальянской мелодрамы. Лучше смотри, что у меня для тебя есть. Володя кое-что просил тебе передать.
– И что же? – мрачно уточнила я. – Что же он передал? Привет?
Она запустила руку в карман халата и извлекла оттуда конверт. Опасаясь ко мне приближаться, положила его на краешек кровати и тут же отошла обратно к двери.
Я без особенного интереса разорвала плотную бумагу. Неужели кабанистый Володя решил написать мне письмо? Как трогательно. И это после того, как он накормил меня «волшебными» грибами, а потом воспользовался моей беспомощностью. Какая сентиментальность, какой похвальный романтический порыв!
Но то, что находилось в конверте, не имело ничего общего с романтикой.
Там были деньги. Веер зеленых бумажек высыпался мне на ладонь. Машинально я их пересчитала – сто, двести, триста – ого, целых полторы тысячи. Полторы тысячи долларов.
– Вот видишь, сколько мы реально можем зарабатывать! – Николь истолковала мое изумление по-своему. – Вот видишь, чего мы достойны.
– Да ты… – Я не могла подобрать нужных слов. – Да я тебя… как же ты могла?!
– Скажи спасибо, что отдала, – усмехнулась она, – а ведь могла и присвоить.
– Какая же ты… Да ты просто… Дрянь! – Наскоро натянув джинсы и свитер (я чуть не грохнулась на пол, запутавшись в штанинах), я наутек бросилась из комнаты. Может быть, зря так торопилась, потому что Николь и не думала меня возвращать. Снежная королева всегда избегала резкости движений.
Не так-то просто было выбраться из коттеджа Ра, ведь планировка его была такой же небанальной, как и сам хозяин. Снаружи домик казался не то чтобы очень большим, но внутри был настоящий лабиринт – темные узкие коридоры со стенами из стилизованных булыжников, проходные комнаты, тупики. В какой-то момент я вдруг поняла, что двигаюсь по кругу и никак не могу обнаружить лестницу, ведущую вниз. Зато я обнаружила каминный зал в стиле персидского гарема, кабинет с последними новинками компьютерных технологий, гардеробную (даже у меня нет столько одежды, сколько у этого Ра), жемчужно-розовую ванную такой величины, что в ней можно было бы устраивать мастер-классы по аргентинскому танго… И кое-что еще.
Фотостудию.
Я и подумать не могла, что Ра интересуется фотографией, в противном случае наш с ним диалог не был бы настолько вялотекущим. По размеру и технической оснащенности его домашняя фотолаборатория могла бы посоперничать с подобными помещениями ведущих модельных агентств. Имелся здесь и полукруглый подиум, на который были направлены мощные осветительные приборы, и фотоаппарат на высокой треноге, и «Макинтош» для цифровой обработки фотографий, и принтер, и подвешенные к потолку сменные фоновые панели – хочешь, на красном фоне моделей снимай, хочешь – на космически-серебристом. Может быть, Ра фотографирует здесь своих любовниц, чтобы потом хвастаться друзьям смазливыми подружками? Своеобразный такой сексуальный дневник. Интересно, а Николь здесь уже побывала?
Вытерев тыльной стороной ладони слезы, я плотно прикрыла за собою дверь. Может быть, я ненормальная, но рабочая студийная атмосфера всегда расслабляла меня и успокаивала. Этому меня еще Лена Штиль в незапамятные времена научила. Как только заходишь в студию, говорила она, оставь все эмоции у входа, как зимнее пальто. Ты должна быть чистой и бесформенной, как глина, в которую талантливый мастер вдохнет содержание. Ты больше не Настя Николаева, ты модель, совершенный божественный материал для скульптурной лепки.
Я не удержалась и включила один из осветительных приборов. Это моя любимая часть работы модели – когда ты входишь в залитый светом круг и остаешься наедине с фотообъективом. Это похоже на романтические отношения – на целом свете нет больше никого, кроме тебя и бесстрастного темного «глазка»; то ты с ним кокетничаешь, то злишься, то горько плачешь искусственными слезами (ассистентка с брызгалкой остается за кадром), то соблазняешь, а то и наоборот – невинно отвергаешь беспринципного соблазнителя.
К сожалению, не все наивные обладательницы подходящих для модельного бизнеса данных подозревают, что это таинство – всего лишь малая толика будней манекенщицы. Основная же часть – это бег с препятствиями: с кастинга на кастинг, от маникюрши к массажистке, с одной вечеринки на другую в надежде, что тебя заметят, пригласят, продвинут. В конце дистанции тебя ждет либо вожделенный главный приз, либо – пшик! – ничего. Вот я, например: сколько лет бьюсь как рыба об лед, и в результате ни одной заметной фотосессии. А ведь мои данные идеальны: и рост, и вес, и лицо как чистый холст – что хочешь, то и рисуй на нем. В то же время в чертах моих есть некая индивидуальность, и взгляд у меня гипнотический. Нет, это я не сама придумала, это мне один фотограф сказал. Мне это выражение очень понравилось, хотя фотограф тот был малоизвестным и потихоньку спивающимся.
Поднявшись на подиум и исподлобья взглянув в фотообъектив, я представила, что в один прекрасный день в похожей студии буду позировать для британского издания «Вог». «Подбородок выше!» – скомандует мне улыбчивый фотограф. А секретарь услужливо принесет поднос, на котором будет выситься запотевший бокал с французским шампанским – для блеска в глазах. Ну а в шампанском… м-м-м, в шампанском будет плавать замороженная клубничка! Да, еще желателен листик свежей мяты на стенке бокала.
Так, по-моему, кому-то срочно требуется губозакаточная машинка. Но – черт возьми – как же приятно помечтать иногда о желанном будущем. Тем более когда глаза на мокром месте.
Наконец мне надоело позировать воображаемому восхищенному фотографу и я спустилась с подиума и подошла к компьютеру. Раз уж они так со мной поступили, то и я имею право немножко похозяйничать. Я включила компьютер, но, к своему разочарованию, на «рабочем столе» не нашлось ни одной папки. Зато на верхней полочке компьютерного стола я углядела большой белый конверт. В таких конвертах мне обычно выдавали пробные снимки.
Что ж, посмотрим, что он там нафотографировал. Кстати, ведь и я, я тоже вполне могу оказаться в архивах этого так называемого творца. Всю ночь я провела в бессознательном состоянии.
Я нетерпеливо разорвала конверт (гулять так гулять) и вытряхнула содержимое себе на колени. Но там были не фотографии, а… деньги. Доллары.
Надо же, какое утро, второй денежный конверт за последний час. Всегда бы так, усмехнулась я. Машинально я пересчитала купюры. Не много, но и не мало – почти три тысячи.
«Видишь, сколько мы стоим? – всплыли в памяти слова раскрасневшейся от волнения Николь. – Видишь, сколько мы можем реально зарабатывать?!»
Я оглянулась на дверь. Никто меня не видит. Никто не знает, что я здесь. Имею ли я право… Да нет, об этом даже думать нельзя. Я же не воровка, не проститутка-клофелинщица какая-нибудь. Надо запечатать конверт, положить его обратно и тихонько покинуть помещение. Тем более что у меня и так есть деньги – полторы тысячи долларов. Такие гонорары мне и не снились. Сначала, когда Николь вручила мне плату за пьяную неосознанную «любовь», я испытала лишь отвращение с легкой примесью паники. Ведь для модели так важна репутация, и я всегда умудрялась талантливо избегать сомнительных историй, а тут вляпалась по самые уши. С другой стороны… Я же не помню ничего, вообще ничего. А раз так, значит, можно считать, что ничего и не было.
Но сейчас, когда я немножко успокоилась, полторы тысячи долларов, покоящиеся в моей сумочке, больше не казались пудовыми сребрениками.
Я положила конверт на полку, но потом, подумав, взяла его обратно и задумчиво повертела в руках. Что я, совсем с ума сошла, что ли? Да, меня купили, но я-то не горела желанием себя продать! Мною воспользовались без моего ведома и заплатили цену, которую я не назначала. Полторы тысячи!
Смешно.
Так имею ли я право взять эти деньги, с такой нарочитой небрежностью валяющиеся на столе?
Ха, а пусть попробуют меня остановить!
Я сложила конверт пополам и спрятала его в потайной кармашек своей дешевой соломенной сумочки. Настроение мое немного улучшилось, но все равно я знала, что еще не скоро смогу избавиться от тоски, которая со страстью пылкого влюбленного сжимала мои внутренности в стальных ледяных объятиях.
…Без взбалмошной Николь моя жизнь немного опустела. Нет, ее содержание оставалось неизменным – я продолжала бегать на какие-то кастинги, участвовала в показах. Меня даже выбрали для съемок телеролика о краске для волос. Но мне отчаянно не хватало общества единственной подруги, наших длинных телефонных бесед в жанре сплетни, совместных прогулок по магазинам и несмелых мечтательных зарисовок на тему общего топ-модельного будущего.
Из загородного дома Ра мы уезжали в разных такси. Почему-то я была уверена, что вечером Николь позвонит. И я ждала телефонной трели, как некоторые романтичные девушки ждут звонка любимого. Я даже приготовила несколько хлестких фраз, которыми собиралась отшвырнуть ее суетливые извинения.
Но телефон безмолвствовал.
Я ее прогнала, и она покорно исчезла.
Зато впервые в жизни у меня, вечно экономящей, бегающей по распродажам, появились шальные легкие деньги. Четыре с половиной тысячи долларов – для меня это было целое состояние. Первым делом я отправилась в свой любимый обувной бутик и приобрела две пары потрясающих вечерних туфель на высоченном каблуке. Я давно заметила, что в дорогих туфлях нога устает меньше. Буду в них по кастингам бегать – вдруг умопомрачительные туфельки станут крошечным аргументом в мою пользу?
Еще я накупила целую корзину косметики, хотя меня никак нельзя причислить к особам, злоупотребляющим декоративным макияжем. Но кто бы знал, как весело было носиться по магазину, выбирая тюбики и флакончики, покупая разные оттенки одной и той же губной помады и снисходительно улыбаясь суетящимся продавщицам.
Целую неделю я баловала себя суши в одном из самых дорогих японских баров города. Я знала, что кошелек мой – не бездонный колодец. Но стоило мне вспомнить о призрачности и мимолетности свалившегося на мою дурную голову «богатства», как тратить деньги становилось еще веселее.
И только когда я в очередной раз запустила руку в заветный конверт и обнаружила, что денежная пачка похудела, как кинозвезда, сидящая на диете Аткинса, я призадумалась. У меня осталось всего пятьсот долларов. С ума сойти, я не заметила, как потратила несколько тысяч, астрономическую для меня сумму! Зато моя квартира обросла приятно гладкими на ощупь коробочками, шуршащими фирменными пакетами и источающими райские ароматы флаконами.
Мысль о том, как можно достойно «спустить» остатки капитала, осенила меня, как всегда, внезапно.
Фотосессия.
Как же я раньше об этом не подумала?
Портфолио любой модели становится в два раза ценнее, если в нем имеются снимки от известных фотографов. И раз мне пока не удалось доказать свою принадлежность к племени счастливиц, которым за фотосессии у Влада Локтева еще и деньги платят, значит, я могу сама заплатить за эту мало кому понятную роскошь.