– Настя?! Николаева?! Это ты, что ли?
Вот тогда у меня отпали все сомнения.
Это была Лизка – Елизавета Семчук, – с которой я когда-то (а если точнее, то четыре года назад) познакомилась на конкурсе непрофессиональных моделей в Москве. Которая считалась моей единственной подругой – до того рокового момента, когда ей вздумалось подсыпать в мою пудреницу стекла.
Я отметила, что за прошедшее время Лиза изменилась. Располнела, что ли? Она выглядела гораздо старше меня, несмотря на то что между нами был всего один год разницы.
Но как же это может быть? Как она сюда попала?!
И не успела я озвучить этот животрепещущий вопрос, как Лизка меня опередила.
– Но как это может быть? – растерянно спросила она. – Николаева, как ты сюда попала?!
– Это ты… Это ты как сюда попала? – Я подошла к ней поближе, чтобы как следует ее рассмотреть.
Лизка набрала килограммов как минимум десять, что ее совсем не портило. Она все еще была красивой, но про карьеру модели с такими параметрами можно было забыть. Хотя, похоже, она и сама это знала, иначе с чего бы ей работать секретаршей у Евы?
– Лизка… Но откуда ты знаешь французский? – удивилась я. – Ты так бойко ругалась с этой химчисткой!
– Да я здесь уже почти три года живу. – Она немного смутилась. Наверное, ей было неловко – ведь я-то была при полном параде, накрашенная, одетая в шикарное вечернее платье, а она даже не потрудилась причесаться.
– Вот так встреча. – Я немного пришла в себя. – Но что же ты здесь делаешь? Ты приехала в Париж по работе?
– Нет, я больше не работаю моделью, – уклончиво ответила она, – если честно, я давно завязала, почти сразу после той… истории. А вот ты, как вижу, все-таки добилась своего. – Ее цепкий, почти осязаемый взгляд прощупал меня с головы (укладка в салоне «Жак Дессанж») до ног (босоножки «Миу-Миу», французский педикюр).
– Да, – немного растерянно подтвердила я. Но потом спохватилась. Наверное, это нехорошо – хвалиться своими успехами перед располневшей Лизкой. Хотя, если вспомнить, как она поступила со мной…
– А я всегда знала, что ты свое возьмешь, – вдруг сказала она, – у тебя это на лбу было написано.
Я удивилась – тоже мне проницательная нашлась!
– Вообще-то тогда в Москве я даже не задумывалась о карьере манекенщицы. Все пришло гораздо позже.
– Я знаю, ты говорила. Но я же не слепая. Я видела, как ты быстро все впитывала. И как пялилась на то платье. Помнишь, Лена Штиль принесла нам платья?
– Да. – Я слабо улыбнулась. Не Лизке, а своим воспоминаниям. – Я выбрала лазоревое, а ты – золотое.
– Надо же, помнишь, – удивилась она. А потом прикрыла глаза и мечтательно повторила: – Золотое платье… Черт, и я могла его выиграть, если бы не была такой идиоткой.
– И это помню. И много чего другого, – многозначительно сказала я.
К нам подошла Амалия, вид у нее был удивленный.
– Анастасия, дорогая, мы тебя уже ждем. Надо отрепетировать речь. Ева произнесет информацию о нашем Доме моды на французском, а ты – на английском языке. Сегодня будет много иностранных гостей.
– Анастасия не может пойти, – насмешливо ответила за меня Ева, – она говорит с подружкой. Она успела подружиться с моей секретаршей так тесно, что теперь ее силой не оттащишь. Анастасия, наверное, вам здесь, в Париже, одиноко? Хотите, могу еще познакомить вас со своей педикюршей. Уверена, вы найдете общий язык.
Лизка быстро отошла – она смутилась так, что даже уши покраснели. И на этот раз мне стало ее искренне жаль – я ведь знала, насколько самолюбивой была моя бывшая лучшая подружка.
Стараясь не смотреть ей в лицо (вдруг она решит, что я упиваюсь победой, и расстроится еще больше?), я вслед за Амалией и Евой вышла из комнаты. Пережитый шок мешал мне как следует насладиться продуманным изяществом интерьеров. Коридоры были извилистыми, как в подземном лабиринте, стены – выложены из белого кирпича.
– Между прочим здесь сегодня будет мой близкий друг, – обратилась ко мне Ева.
Я удивленно на нее посмотрела – с чего бы это она решила завязать со мною светский разговор?
– Рада за тебя.
– Ты еще не нашла себе в Париже мужчину? – бестактно поинтересовалась топ-модель.
Со сдержанной улыбкой я ответила, что среди моих интересов прежде всего поиск работы. А все остальное приложится.
– Да? – Она смерила меня недоверчивым взглядом. – Если будет возможность, представлю тебе своего друга. Он бизнесмен, ему принадлежит несколько виноградников. Его зовут Майкл Берсенев, и он говорит по-русски.
У меня перехватило дыхание. И мое смущение не укрылось от Евы, которая наблюдала за мной с насмешливым спокойствием победительницы. Зато теперь мне хотя бы стала понятна природа ее дружелюбия! Вот почему она завязала этот разговор – чтобы заставить меня ревновать!
А Полина все-таки сука – так я и знала, что ей нельзя доверять. Еще и дня не прошло с тех пор, как она покупала за мой счет зонтики и сумки, а уже успела доложить обо всем Еве. Ну конечно, с Евой Сторм дружить выгоднее, чем со мной. Прекрасный стратегический ход. Она – топ-модель, а я кто такая? Очередная многообещающая мордашка, которых в Париже пруд пруди.
– Кажется, он художник, – небрежно бросила я.
– Именно так, – вкрадчиво улыбнулась Ева. – И он будет писать мой портрет. Что ж, увидимся. Мне пора репетировать.
И мы разошлись по разным сторонам зала. Ева разучивала свой текст по бумажке, со мною же занималась лично Амалия Роша – уж не знаю, было ли повышенное внимание начальства к моей персоне хорошим или дурным предзнаменованием. Одно из двух: или она так со мною носится, потому что мне не доверяет, или потому, что считает меня своей ставкой и собирается грызться за меня на совете директоров, когда будут обсуждаться кандидатуры ведущих манекенщиц. Кто бы знал, как хотелось мне поверить во второе!
Однако, несмотря на оптимистичные ожидания, которые я связывала с этим балом, верткий ртутный столбик моего настроения метнулся вниз, стремительно приближаясь к унылой отметке «ноль градусов».
Майкл Берсенев будет писать ее портрет.
Я отказалась ему позировать, и вот, вместо того чтобы хотя бы пригласить меня на ужин для дальнейших переговоров, он предпочел найти более сговорчивую натурщицу. Да какую – саму Еву Сторм.
Машинально повторяя вслед за Амалией пылкую речь о преимуществах вечерних платьев дома «Амалия Роша», я пыталась внушить себе, что моя печаль здесь абсолютно неуместна. Я этого Берсенева-то и видела всего раз в жизни. Правда, и колючий холодок в области солнечного сплетения при одном только взгляде на незнакомого мужчину – этот приятный холод я тоже почувствовала впервые. Но лучше об этом даже и не думать – ни о том, какое странное впечатление производит его тяжеловатый взгляд, ни о том, что руки его, загорелые, с крупными мужественными кистями, притягивают меня как магнит – так и хочется к ним ненароком прикоснуться.
Короче, стоило мне подумать о Берсеневе, как у меня пересохло во рту.
– Анастасия, моя дорогая, что с тобой происходит? – доброжелательно удивилась Амалия.
– А что такое? – Я повторяла за ней текст с усердием прикормленного попугая и была уверена, что не сделала ни одной ошибки, несмотря на то что мысли мои были далеко от кринолинов и платьев, которыми я должна была публично восхищаться.
– В твоем голосе нет огня, – честно сказала она, – и глаза пустые. Ты хорошо себя чувствуешь? Я боюсь, что ты будешь выглядеть бледнее Евы.
Имя удачливой соперницы подстегнуло меня, как удар вымоченного в соленой воде хлыста. Мало того что эта топ-мерзавка отняла мужчину, которого я видела в недвусмысленных снах, так еще не хватало, чтобы из-за нее моя карьера полетела в тартарары.
– Вы влюбились, – вдруг констатировала Амалия.
– Нет, – испугалась я. Неужели на моей глупой роже все мысли написаны? Не верю!
– Да, – умилилась владелица модного дома, – думаете, я ничего о нем не знаю?
– О Майкле Берсеневе? Но откуда?!
– Я имела в виду, о чувстве под названием любовь. А о Майкле Берсеневе, кстати, я тоже наслышана. Так он ваш избранник?
Я огляделась по сторонам – нет ли кого поблизости. В вопросе Амалии мне почудилось нечто большее, чем светское любопытство. Она смотрела на меня с тревогой и отчего-то гордостью – так любящая мать смотрит на двенадцатилетнее чадо, у которого началась первая в жизни менструация.
– Не то чтобы избранник, – призналась я, – но он мне очень нравится. Не думаю, что мне с ним что-то светит.
– И хорошо, – облегченно вздохнула Амалия, – хорошо, что у вас пока ничего с ним нет. Потому что…
Ну вот. Сейчас она расскажет о мужчине моих эротических фантазий что-то ужасное – что он педофил, например, или сидел за изнасилование, или в припадке ярости однажды отрубил голову собственной кошке, или что он ворует в гостях серебряные вилки.
– …потому что, несмотря на мужественную внешность, он бесхребетный и слабый человек.
– …потому что, несмотря на мужественную внешность, он бесхребетный и слабый человек.
Я облегченно вздохнула. Мужская слабость – это, конечно, серьезный недостаток. Но все же хорошо, что он оказался всего лишь бесхребетником, а не каким-нибудь сексуальным маньяком с десятком расчлененных трупов за спиной.
Хотя странно, за последнее время уже вторая женщина предупреждает меня о том, что связываться с ним опасно.
– Кстати, он в списке приглашенных, – добавила Амалия, – так что, если не хотите его разочаровать, советую все же поработать над речью.
Когда она это сказала, моя кровь хлынула от ног к щекам. Щеки вдруг стали горячими, ну а ноги, соответственно, похолодели. Значит, Ева не обманула! И через… я бросила взгляд на недорогие серебряные часики «Картье»… через сорок минут максимум я встречусь с ним лицом к лицу!
– Да, я понимаю! Знаете, Амалия, если вы не против, я вернусь ненадолго в гримерную, порепетирую немного перед зеркалом.
Я развернулась, чтобы действовать согласно озвученному плану. И застыла, как Лотова жена, обращенная в соляной столб. Прямо перед собой я увидела Берсенева – можно сказать, столкнулась с ним лицом к лицу…
– Настия, – ровным голосом без намека на бурную радость поздоровался он и приложился губами к моей руке.
Мои руки затряслись, как будто бы поцелованная им конечность принадлежала не мне, а запойному алкоголику, перед носом которого завлекательно потрясли полуторалитровой бутылкой текилы.
– Вы? – Я округлила глаза в притворном удивлении. Боюсь, моя холодность была совсем неубедительной. – Вот уж не ожидала вас встретить!
– Да ну? – усмехнулся он. – А я почему-то, наоборот, ждал встречи с вами. Вы будете танцевать?
Я пожалела о том, что в мою глупую голову никогда не приходила мысль записаться в студию бальных танцев. Из нас получилась бы такая красивая вальсирующая пара! Все гости прослезились бы, наблюдая за нашим одновременно страстным и целомудренным танцем. Но увы – я не рискнула принять приглашение на вальс. Боюсь, что лучшее, что я могу исполнить на танцевальном паркете, – это сплясать гопака на модных начищенных ботинках своего несчастного партнера.
– Я представляю здесь Дом моды «Амалия Роша», – с достоинством и расстановкой ответила я.
– А, вместе с Евой. – При слове «Ева» его голос подозрительно потеплел, и мне захотелось схватить напольную пепельницу и высыпать за шиворот Берсеневу ее зловонное содержимое.
– Да. Вы, наверное, слышали, что я скоро стану лицом дома вместо нее.
– Она говорила, что у нее слишком много работы и быть лицом «Роша» ей тяжело, – нахмурился он, – но, насколько я понял из ее слов, вопрос еще не решен.
Я прикусила губу. Нельзя было откровенно врать ему, ведь здесь находилась сама Амалия Роша, до которой мог долететь мой пылкий монолог.
– Да, это так, – смиренно подтвердила я, – что ж, была рада с вами увидеться. Но, к сожалению, мне пора. Я ведь здесь вроде как на работе.
Он ничего не ответил, только склонил слегка припорошенную сединой (кстати, брутальных брюнетов с легкой сединой на висках я просто обожаю, по-моему, это самый сексуальный тип мужчины) голову и приложил загорелую ладонь к груди.
«Клоун!» – зло подумала я и отправилась в гримерную.
Мою речь приняли на ура. Не знаю почему, но аплодировали мне раза в три громче, чем Еве Сторм. Хотя и она тоже постаралась на славу – так искренне улыбалась, нахваливая новую коллекцию Амалии, что, не знай я, какая она змея, точно прослезилась бы.
Я решила не брать в пример ее теплый проникновенный тон. Моя интонация была спокойной и даже немного жестковатой. Если Ева смотрелась, как ангел в розовых рюшах, то я приняла облик уверенной в себе фамм-фаталь. Своим видом я давала понять окружающим, что платья Дома «Амалия Роша» создаются для стерв, а вовсе не для девочек-припевочек, которые пьют на ночь шоколадное молоко и носят белое белье из мягких кружев.
Сразу после того, как отгремели овации, приглашенный оркестр заиграл медленный вальс. И гости тут же забыли и про меня, и про Еву. Наша скромная роль на чужом празднике жизни подошла к концу.
Ко мне подбежала радостная Амалия.
– Моя дорогая, я вами очень довольна! – Она пылко расцеловала меня в обе щеки.
Пожалуй, благодарственные поцелуи начальницы были последним хорошим событием за бальный вечер. А дальше… Я слонялась по залу в своем прекрасном желтом платье, пила бесплатное шампанское незнакомой марки, ела креветки, вымоченные в лимонном соке и завернутые в свежий лист шпината. Я была бы не прочь завести развеселое необременительное знакомство – возможно, даже с мужчиной, ведь мое уязвленное холодностью Берсенева самолюбие нуждалось в поддержке. Но никто ко мне не подходил. Я заметила, что многие мужчины бросают в мою сторону быстрые заинтересованные взгляды, и тут же, не напрашиваясь на ответное любопытство, отводят глаза. Все они были здесь со своими спутницами, которым не очень-то понравилось бы наблюдать, как их благоверные весело болтают с красавицами моделями.
Зато чертова кукла Ева пользовалась успехом. Весь вечер от нее ни на шаг не отходил – фу, как это предсказуемо и пошло – мой мужской идеал, Майкл Берсенев. У меня не осталось никаких сомнений в том, что счастливая парочка связана пусть и непрочными, но сладкими постельными узами.
Понаблюдав за ними некоторое время, я мрачно решила: ну и черт с вами! Все равно и ежу понятно, что это ненадолго. Пусть сейчас я чувствую себя опустошенной и вялой, как сдутый праздничный шарик, зато как же весело мне будет через пару недель, когда я прочитаю в газетах о вашем скандальном разрыве! Могу себе представить, какими будут заголовки: «Предприниматель застал свою любовницу, топ-модель, в постели с известным актером!» Или так: «Топ-модель подает в суд на своего любовника, предпринимателя, за то, что во время сексуальных игр он прижег ее правую ягодицу кубинской сигарой».
«Предприниматель душит свою любовницу, топ-модель, резинкой от ее пижамных шортиков!»
«Известного предпринимателя нашли в постели его любовницы обезглавленным!»
Мне становилось все веселее и веселее. Я вспомнила, что в стильной бисерной сумочке от «Амалии Роша» у меня припрятана пачка легких ментоловых сигарет, и решила прогуляться на балкон.
Но насладиться мстительными мыслями о печальной судьбе топ-модели и ее любовника, предпринимателя, мне не удалось. Не успела я, облокотившись на мраморные перила, чиркнуть спичкой, как чья-то ладонь опустилась на мое плечо. Сначала я подумала, что это Берсенев. Каково же было мое разочарование, когда, обернувшись, я увидела всего лишь свою бывшую подружку Лизку.
Надо же, а я ведь успела о ней забыть.
– Ну чего тебе? – спросила я, прикуривая.
– Не хами, Николаева, – тепло попросила она, – сигареткой угостишь?
Я молча протянула ей раскрытую пачку. Зажигалка у нее нашлась. Лизавета глубоко затянулась (в отличие от меня – я и курить-то толком не умела, потому что с ранней юности привыкла беречь цвет лица) и долго меня рассматривала, прежде чем снова заговорить.
– Какая ты стала, – выдала она, – не узнать.
– Ты тоже, – не осталась я в долгу, – поправилась.
– На восемь кэгэ, – вздохнула Лизка, – ну ничего, я скину. Надо только набраться силы воли. Никак не получается сесть на диету.
– Может, тогда не стоит и париться? – равнодушно посоветовала я. – Ты ведь больше не ходишь по подиуму.
– Злая ты, Настя. – Она стряхнула пепел не в сад, а прямо на балкон, на белоснежный мраморный пол.
– Знаешь, подружка, на твоем месте я вообще помолчала бы о доброте, – почти весело ухмыльнулась я.
– Все еще злишься?
– А ты считаешь, что я радоваться должна?
– И тебе даже неинтересно знать, что со мной случилось?
Лизка вдруг согнула колени и уселась по-турецки прямо на пол. Честно говоря, я бы с удовольствием последовала ее примеру. Ноги, обутые в невыносимо узкие туфельки, вспотели и сильно ныли. Но Лизке-то хорошо, она в замызганных джинсах была. А разве могла я позволить себе усесться на грязный пол в шедевре от «Амалии Роша»?
– Скажи честно, Николаева, разве тебе не приелась компания этих вальсирующих индюков? – насмешливо спросила Лиза. – Они ведут себя так важно, как будто бы им принадлежит весь мир. Их жены надувают щеки от сознания собственной значимости. Они смотрят на тебя, хоть ты и сама всего добилась, как на обслуживающий персонал, только потому, что у них есть деньги. Разве тебя это не раздражает? Настька, ты же всегда нормальной девчонкой была!
Но раздражало меня в этой ситуации только то, что располневшей Лизке удалось с такой точностью озвучить мои секретные мысли.
– Я права, – улыбнулась Лизка, – точно вижу, что права.
– А тебе не приходило в голову, что ты бесишься просто потому, что тебя не позвали на эту вечеринку? – ядовито улыбнулась я.