– Я права, – улыбнулась Лизка, – точно вижу, что права.
– А тебе не приходило в голову, что ты бесишься просто потому, что тебя не позвали на эту вечеринку? – ядовито улыбнулась я.
Но Лиза не вышла из себя, как она поступила бы раньше, если бы кому-то пришло в голову усомниться в ее искренности.
– Ладно тебе, Николаева, посиди лучше со мной. Я тебе сказочку расскажу. Интересную.
Я вздохнула и скинула туфли.
– Посидеть я, увы, не могу. Но, пожалуй, выкурю еще одну сигаретку.
Моя бывшая лучшая подруга Елизавета Семчук была скорее не амбициозна, а деньголюбива. В карьере манекенщицы ее привлекал не манящий свет софитов, не адреналиновый холодок, не сотни устремленных на подиум восторженных взглядов, а возможность получать деньги (и неплохие, если повезет) за то, что другие женщины с превеликим удовольствием делают бесплатно: прихорашиваются, наряжаются, рисуются-красуются.
Карьера Лизки началась в крошечном театре мод города Волгограда. Именно туда заявилась четырнадцатилетняя Лиза с благородной целью впарить торговцам холеной красотой собственные весьма выдающиеся внешние данные. Директор театра Данила Мальцев принял новенькую на ура. Он сразу понял, что в ней есть что-то особенное, что-то гораздо более ценное, чем просто смазливая физиономия. Данила не был воротилой модельного бизнеса, но почему-то ему показалось, что на этой девчонке можно сделать неплохие деньги. Главное – правильно и вовремя ее продать.
Лиза оправдывала самые смелые его ожидания. Почти целый год она трудолюбиво постигала азы модельного мастерства – училась правильно ходить, правильно смотреть и правильно улыбаться. Факультативно добряк Данила также обучил ее «правильно» ладить с мужчинами. Ей едва исполнилось пятнадцать, когда они стали любовниками.
Пятнадцать лет – оптимальный возраст для покорения подиума. Подписав с Елизаветой эксклюзивный контракт на пять лет, Данила привез ее в Москву.
Им сразу же повезло. Лиза попала в финалистки самого престижного конкурса среди непрофессиональных моделей. Данила рассчитывал, что конкурс этот станет отличной стартовой площадкой для будущей звезды. А тут такая история – не буду о ней напоминать, пожалею свои истонченные вечным карабканьем вверх нервы.
– Он меня избил, – тоненько всхлипнула Лиза, – по роже старался не бить, гад. Знал, что ее еще можно кому-то впарить.
Я вздрогнула, мне вспомнилась Николь, озверевший кавалер которой был куда менее предусмотрительным.
– Мне тоже тебя избить хотелось, – призналась я, – нашла кому жаловаться.
– Сама не знаю, что на меня нашло, – у Лизы был столь невинный вид, что я ей почти поверила, – просто ты выглядела такой самодовольной. И все у тебя получалось, и все говорили, что ты выиграешь. А я… Мне так не хотелось возвращаться обратно в Волгоград…
– Твоя изобретательность похвальна. Стекло в пудренице – неплохо для пятнадцати лет, – усмехнулась я.
– Я уже извинилась, – напомнила она, воровато оглядываясь по сторонам, – лучше тебе не кричать об этой истории на каждом углу. А то я и эту работу потеряю.
– Слушай, а как тебе вообще удалось ее получить? Как ты загремела в прислуги к этой Еве? – насмешливо спросила я.
В какой-то степени я даже получала от этого разговора удовольствие. Мы начинали вместе, мы были равны. И вот теперь я стою перед ней в роскошном бальном платье. А Лизка носит джинсы из позапрошлой коллекции «Наф-Наф», и на немного располневших щеках ее нездоровые прыщи. Хотя она по-прежнему хорошенькая.
– Я не прислуга, а ассистентка, – вскинулась она, – думаешь, мне было просто сюда устроиться?
– Думаю, нет, – спокойно ответила я, – и как же тебе удалось?
– После того случая с конкурсом мы с Данилой три месяца не разговаривали. Он остался в Москве, а я вернулась в Волгоград, к родителям. И вот в один прекрасный день вдруг раздается звонок. Явился не запылился, – презрительно фыркнула Лиза и не без гордости добавила: – Цветы принес. Розы. Пора тебе возвращаться в столицу, Елизавета, говорит. Я ни в какую. Но он мне под нос контракт мною же подписанный тычет. Мол, имею на тебя эксклюзивное право на пять лет. А не хочешь работать – плати неустойку.
– Ну ты и дура! – вырвалось у меня. – Кто же такие контракты подписывает?
– А ты много соображала в четырнадцать лет?.. И вот мы едем в Москву. Я волнуюсь, готовлюсь опять по подиуму шагать. И вдруг он мне объявляет: надежд ты моих не оправдала, и ни одно модельное агентство не хочет с тобой, такой истеричкой, связываться. Но есть один мужик, нестрашный, незлой, который готов мне денежки, которые были вложены в тебя, вернуть.
– Все понятно, – вздохнула я, – ты занялась эскортом.
– Не совсем, – с достоинством поправила Лиза. – У меня было всего два любовника. Сначала тот мужик, про которого Данила рассказывал. А потом еще один, француз. Он-то меня сюда и привез.
– И что? Ты не пробовала работать здесь моделью?
– Да кому я здесь нужна? – улыбнулась Лиза. – Тут своих полно. Молодых и борзых. Таких, как ты, например.
– Я всего на год тебя моложе.
– Но если сравнивать наш жизненный опыт, то я рядом с тобой старуха! – выкрикнула Лизка. – У тебя на лбу написано, что все тебе давалось легко.
Я вспомнила толстобокого бизнесмена Володю, но решила промолчать. Пусть думает, что я баловень судьбы, если ей так нравится. Еще мне не хватало хвастливо развешивать на публике грязное белье.
– Я жила с ним два года. И по первому разряду, надо сказать, жила. Одевалась в лучших магазинах, икрой завтракала.
Я покосилась на ее застиранные джинсики. И Лиза это заметила.
– Все пришлось продать, – вздохнула она, – а я-то, дура наивная, думала, что обеспечена до конца жизни. Я была уверена, что если он меня и бросит, то я получу приличные отступные. Он ведь нежадный мужик был, незлой.
Но все вышло по-другому.
Однажды в шикарном доме Лизкиного любовника появилась незнакомая девушка в шелковом халате. Наверное, она была латиноамериканкой – ни по-английски, ни по-французски не разговаривала, зато была ослепительно красивой. Когда Лиза ее впервые увидела, у нее почему-то сразу сердце екнуло. Нет, у ее покровителя и раньше случались одноразовые связи. Но никто никогда не оставался у него на ночь. Кроме, естественно, самой Лизаветы. И этой чертовой пуэрториканочки с непроизносимым тройным именем.
– Он мне сказал, что у меня есть три дня, чтобы собрать вещи, – пожала плечами Лиза. – Я ему говорю: а деньги? А он круглые глаза делает – какие, мол, деньги? Ты здесь за два года хорошо заработала. Была бы умной, не тратила бы все на тряпки, а вложила куда-нибудь. Наверное, он прав…
Лиза замолчала. Я заметила, что на нас косо поглядывает Ева Сторм. Наверное, удивлению ее не было предела – ее личная ассистентка весело треплется с ее же главной конкуренткой.
– А у тебя не будет проблем? – кивнула я в сторону недовольной Сторм.
– Да пошла она! – легкомысленно воскликнула Лизка. – Надоела хуже горькой редьки. Платит гроши, а требует на миллион. Совсем меня в подтирушку превратила.
– Ты не подтирушка, а личная ассистентка, – желчно напомнила я.
– И ты туда же… – Лиза совсем не обиделась. Представляю, как она отреагировала бы на такое раньше. Наверное, я недосчиталась бы доброй половины волос – моя шевелюра стала бы жертвой ее адского темперамента. Видимо, перенесенные несчастья даже такую безбашенную авантюристку, как Лиза, сделали терпимой.
– Ладно, не обижайся. – Мне стало ее жалко.
– На чем я там остановилась? Ах, ну да. Он меня выгнал. Выставил вон. Я ему звонила, жаловалась…
– А он? Трубку не брал? – догадалась я. Мужское поведение иногда бывает таким предсказуемым.
– Да он неплохой мужик, в сущности, – вздохнула Лизка, – в конце концов я его достала. Он согласился со мной встретиться. Я обрадовалась, расфуфырилась. Думала, что он меня обратно позовет. Дура. А он начал меня отчитывать, как будто бы он мой папаша.
– Наверное, по возрасту он и годился в папаши?
– Да какая разница! Хоть в дедушки, – рассердилась Лиза, – любви все возрасты покорны.
– Скорее, половому влечению и жажде наживы, – печально усмехнулась я.
– Очень ты стала умная, – прищурилась Лизка, – короче, он сказал, что мне надо быть самостоятельной. И что он мне поможет стать личностью. И познакомил меня с этой Евой Сторм. Если честно, я сначала не поняла, куда попала. Даже обрадовалась. Она была такая красивая, знаменитая, все время улыбалась. Но потом… Работаю как лошадь. Целыми днями. А этой хоть бы что. Я вообще не понимаю, когда она спит, – Лиза понизила голос и покосилась на свою начальницу, – встает в семь, домой является за полночь. В общем, я хочу от нее свалить.
– Ты уже присмотрела новое место?
– Нет, но есть у меня одна идея…
– Какая? – вежливо поинтересовалась я.
Мое отношение к Лизке было неоднозначным. С одной стороны, меня возмутило, что она даже толком не попыталась извиниться. Как будто бы то, что она сделала, – абсолютно нормально. С другой – мне было ее жаль. Я прекрасно помнила ее пятнадцатилетней, дерзкой, красивой, полной амбиций. Кто знал, что Лизка юная, любившая весело мечтать о миллионных гонорарах, превратится в Лизку сегодняшнюю, располневшую, усталую и понурую. Мне одновременно хотелось и уколоть ее побольнее, и приободрить. И я не могла определиться, какое из этих двух желаний сильнее.
Мое отношение к Лизке было неоднозначным. С одной стороны, меня возмутило, что она даже толком не попыталась извиниться. Как будто бы то, что она сделала, – абсолютно нормально. С другой – мне было ее жаль. Я прекрасно помнила ее пятнадцатилетней, дерзкой, красивой, полной амбиций. Кто знал, что Лизка юная, любившая весело мечтать о миллионных гонорарах, превратится в Лизку сегодняшнюю, располневшую, усталую и понурую. Мне одновременно хотелось и уколоть ее побольнее, и приободрить. И я не могла определиться, какое из этих двух желаний сильнее.
– Пока не могу тебе сказать, – улыбнулась Лиза, – вдруг ведьма подслушает? Если хочешь, можем как-нибудь выпить вместе кофе.
– Уж не решила ли ты, что мы опять подруги? – удивилась я.
– Можем стать и подругами, – как ни в чем не бывало подмигнула Лизавета, – но лично мне больше нравится определение «деловые партнеры».
Но я не успела изумленно поинтересоваться, что она имеет в виду и какие у нас с ней могут быть общие дела. Терпение Евы Сторм наконец лопнуло – она что-то визгливо прочирикала на французском, по всей видимости, ей срочно понадобилась помощь Лизки, и с раздраженным вздохом ассистентка устремилась к ней. Предлог был надуманным – Ева решила срочно рассортировать косметику, которой гримировалась для бала. Этим могла заняться и ее личная гримерша, но почему-то голландка предпочла привлечь к увлекательному процессу упорядочивания тюбиков именно Лизу.
«Интересно, что же она все-таки имела в виду?» – подумала я, глядя, как, нацепив на лицо подобострастную улыбку, Лизавета подбирает с пола оброненные Евой кисточки для румян.
На следующий день после бала мне позвонил генеральный директор агентства «Дженерал» Борис Бажов – в Париже он исполнял роль моего личного агента.
Жила я в небольшой, но стильно обставленной съемной квартирке в самом центре Парижа, и, когда раздался звонок, я еще нежилась в постели.
– Слышал, ты вчера была просто супер, моя красавица, – вместо приветствия сказал он.
– Было дело, – самолюбиво согласилась я.
– Амалия очень довольна, – по его голосу я почувствовала, что он улыбается, – а вот Ева Сторм не очень.
– А нам на нее не наплевать? – лениво хохотнула я.
– Правильно мыслишь, Анастасия.
Несмотря на то что отношения у нас были дружескими, он по-прежнему называл меня полным именем.
– Между прочим, могу тебя еще кое с чем поздравить.
– С чем же? – улыбнулась я.
– Пока Амалия принимает решение, для тебя есть хорошая работа.
– Да ну? – Я не могла скрыть радости и примерно догадывалась, о чем идет речь – несколько недель назад я была на кастинге во французском отделении «Вог». Неужели я появлюсь на обложке? Если так, то я сразу же проснусь звездой. Ох, даже не верится.
От возбуждения я подскочила с кровати и босиком прошлепала в ванную. Огромное зеркало во весь рост в очередной раз засвидетельствовало мою немного примятую сном красоту.
– Предложение может показаться тебе странным, но я бы не советовал отказываться, – продолжил тем временем Борис, – за один сеанс тебе будут платить пять тысяч евро.
– Это фотосъемка? – удивилась я. – Надеюсь, речь не идет о какой-нибудь порнушке?
– За кого ты меня принимаешь? – мягко усмехнулся Борис. – Нет. Просто один художник хочет, чтобы ты позировала ему для портрета.
Телефонная трубка выпала из рук и шмякнулась на кафель. Багровый румянец выступил на моем лице. Так я и знала! Так и знала!
– Анастасия? – недоуменно кричала трубка бажовским голосом. – Анастасия, ты меня слышишь? Тебе не придется делать ничего особенного. Просто сидеть на стуле! А он будет тебя рисовать. На самом деле он даже не художник, так, предприниматель, винодел. Его зовут Майкл Берсенев. Но он и в самом деле готов отвалить пять штук. Вот чудак…
Профессия модели не так элементарна, как это может показаться с первого взгляда. Кроме безупречной внешности, идеальная модель должна быть еще и хорошей актрисой. Холодные, лишенные эмоций лица стоят дешевле – на модные странички попадают счастливые обладательницы богатой мимики и гибкого, тренированного тела. Иногда позы, которые заставляет принимать фотограф, откровенно противоестественны. Например, однажды мне пришлось почти полчаса стоять на одной ноге (причем она была обута в сапожок на двенадцатисантиметровой шпильке) – снимали рекламу итальянской обувной фирмы, и времени было в обрез. Попробуй тут заартачиться или сообщить, что для полного счастья тебе не хватает ежечасных перекуров, – и на твое место тут же выберут другую.
Но есть на свете профессия, которая лично мне показалась еще более трудной. Я имею в виду работу натурщицы.
– Руки к голове, – мягко просил Берсенев, – так, хорошо. Подбородок немного подними. Плечи разверни и не сутулься. Правая нога впереди, и еще выгни побольше спину.
После получасовой совместной работы я стала подозревать в Майкле Берсеневе скрытые садистские наклонности. Изначально подразумевалось, что он будет писать мой портрет. Но потом выяснилось, что он задумал сделать жанровую картину с моим участием. Кажется, я должна была изображать жительницу Древней Греции. Мне была выдана бесформенная хламида из полупрозрачного белого батиста – Майкл лично помог задрапировать ее вокруг моего тела. Признаться честно, когда он, формируя складку, случайно провел пальцем по моему предплечью, у меня вдруг поднялась температура. А он, казалось, ничего не замечал.
Специально приглашенная парикмахерша завила мои волосы в тяжелые крупные волны, на голову мне водрузили лавровый венок. Берсенев настоял, чтобы я была без косметики.
– Косметика портит твое лицо, – безапелляционно высказался он. – Что ж, мы можем приступить к работе.
Не так я представляла себе наш совместный рабочий день. Совсем не так.
Положа руку на сердце, я собиралась к Берсеневу, как на первое свидание. Не помню, когда я в последний раз подходила с такой ответственностью к встрече с мужчиной. Я приняла ванну с лавандовым маслом и прошлась по всему телу кисточкой, испачканной в прозрачной золотой пудре. Я посетила кабинет эпиляции и по-новому накрасила глаза (и все для того, чтобы Майкл попросил меня смыть макияж).
Работа над моим портретом должна была проходить в его просторной квартире-студии. Я думала, что мы будем там наедине. Мне приходилось слышать хрестоматийные истории о художниках и их прекрасных натурщицах, и я ничего не имела против воплощения такой истории в своей собственной жизни.
С самой первой минуты нашего знакомства меня тянуло к Берсеневу – что уж тут скрывать. И если бы меня спросили, чем именно он привлек меня, я не смогла бы дать точный логичный ответ. Думаю, то было влечение на гормональном уровне, хитрая химическая игра.
И еще – мне льстил тот факт, что мне, никому не известной худосочной девчонке из Москвы, удалось обскакать в амурных делах саму топ-модель Еву Сторм! Это было невероятно! Берсенев больше ни слова о ней не говорил, даже имени ее не упоминал. Я догадалась, что предсказанная мною размолвка все-таки случилась, правда, все обошлось без публичного скандала.
Я была уверена, что нравлюсь Берсеневу. Стоило только послушать, как он говорил со мной по телефону, когда объяснял, как добраться до его студии. Он сказал, что я воплощение сексуальной энергии (разве станет говорить такое не заинтересованный в «сексуальной и энергичной» даме мужчина?) и что ему придется сложно – ведь он хочет, чтобы эта энергия прямо-таки била ключом с холста.
Эти слова заставили меня, побегав по «Галери Лафайет», приобрести самые развратные на свете трусы, кружевные и красные.
И вот когда я, в этих красный трусах, с километровыми ресницами, явилась в студию секс-бога, вдруг выяснилось, что он работает не один. Меня встретила настроенная по-деловому компания из пяти человек: сам Берсенев (не могу передать, как шли ему домашние светлые джинсы и простой льняной свитер), его секретарша (невзрачная остроносая девица с идиотским пучком на затылке, зато в сандалиях из последней коллекции «Луи Виттон»), мрачная визажистка (услуги которой понадобились лишь для того, чтобы сделать мне прическу) и два фотографа, которые норовили запечатлеть каждое передвижение Берсенева в пространстве.
– А я-то всегда думала, что художнику нужно для работы вдохновение, – съязвила я.
– Не думаю, что ты много смыслишь в творчестве, – довольно зло ответил «мэтр», из чего я заключила, что художник он, мягко говоря, непопулярный и из-за этого болезненно самолюбивый.
Пока мною занималась визажистка, пока вокруг меня драпировали хламиду, я улыбалась, шутила и думала о том, что в работе натурщицы что-то есть. А уж когда меня еще и угостили красным вином урожая восемьдесят первого года, я вообще решила, что пора завязывать с подиумом и перебираться в художественные мастерские. Но потом, после двухчасового монотонного стояния на одном месте, мне захотелось басовито завыть на луну. Меня начала раздражать даже мужественная красота Майкла Берсенева, даже его тихий многозначительный смех. Так плохо мне не было даже в тренажерном зале, когда тренерша по шейпингу сообщила, что, если я хочу иметь худые красивые руки, мне придется отжаться от пола тридцать раз подряд. К окончанию сеанса я перестала чувствовать свои руки. Зато теперь мне доподлинно известно, что случилось с несчастной Венерой Милосской – да она же просто работала натурщицей, пока у нее не отсохли верхние конечности.