– Проблемы у меня были до того, как я решилась на операцию, – загадочно улыбнулась Ванда. – Знаешь, чью фотографию я ношу в бумажнике? Денег в моем бумажничке нет, зато есть фотография – забавно, правда?
Я без энтузиазма подтвердила, что да, мол, правда. Хотя ничего забавного в этой ситуации не нашла.
Ванда с готовностью выложила на стол передо мной свой весьма дорогой бумажник от «Гуччи». Эх, а плохо все-таки быть такой зависимой от мужчин, невольно подумала я, рассматривая кошелек. Дорогие шмотки, роскошное тело, а наличных нет – наверняка ее только что бросил очередной платежеспособный кавалер.
Жестом она приказала мне открыть кошелек. Что я и сделала. И в отделении для кредиток обнаружила черно-белую фотографию, на которой была запечатлена испуганная девушка с невыразительным, но приятным лицом и мышиным цветом волос. У нее был вздернутый нос и веснушки на щеках.
– Сестра? – вежливо спросила я.
– А вот и нет! – торжествующе сказала Ванда. – Это я! Я! В прошлой жизни!
И отобрала у меня кошелек.
– Теперь понимаешь, на что мой доктор способен? – самодовольно хмыкнула она. – Вот его визитка. На! – Она протянула мне карточку. – Можешь сказать, что ты от меня. Ты прости, Настька. Девка ты хорошая, но мне пора идти. Образовались дела.
Не дождавшись моего прощания, она выкарабкалась из-за стола и пьяной походкой направилась к двум мужчинам, которые так долго строили ей глазки. Через минуту она уже сидела за их столиком и оглушительно над чем-то хохотала.
А я медленно допила свой кофе.
И если честно, мне было немного жаль ту курносую веснушчатую девчонку из Вандиного бумажника. Куда она делась, что с ней стало? Как получилось, что эта милая серая мышка погибла, уступив место наглой, глухо хохочущей бабе в золотом платье, истово пытающейся вновь наполнить свой опустевший Гуччи-кошелек?
Так я попала в клинику доктора Бербекова.
С первого взгляда частная больница мне понравилась. Она была расположена в самом центре Москвы, на Таганке. Свежевыкрашенный особнячок в пастельных тонах, приветливые охранники, тихий садик с фонтаном. Везде стерильная чистота – и в коридорах, и в туалетах, и в приемной врача.
Да и сам доктор Руслан Бербеков сразу мне приглянулся. Это был худощавый мужчина лет пятидесяти, с располагающей улыбкой, красивыми «музыкальными» руками и идеально ровными зубными коронками.
– С чем пожаловала ко мне такая красавица? – Он вдруг взял мое лицо в ладони и повернул его к окну. – Такое хорошее личико.
– Спасибо, – я улыбнулась в ответ, – вас мне рекомендовала Ванда… – Я замялась и вдруг поняла, что даже не знаю фамилии порнозвезды.
– Ах, Вандочка! – оживился он. – Скажите на милость, а как вы умудрились познакомиться с этой безголовой девчонкой? Вы не производите впечатление…
– Да я с ней шапочно знакома, – перебила я. Еще не хватало, чтобы Бербеков подумал, что я тоже порномодель. Такого «черного пиара» мне не надо!
– Ну неважно. И что же вы хотели бы исправить?
Откашлявшись, я разразилась заранее приготовленным монологом об ускользающей свежести и острой необходимости наполнить свою внешность «изюмом». Когда я закончила, Бербеков принялся задавать мне вопросы. Отвечала я немногословно, но честно. Да, я профессиональная фотомодель. Да, моя внешность меня в принципе целиком и полностью устраивает. Пластическая операция нужна мне исключительно для работы. Нет, я не думаю, что модельное агентство будет против. Я знаю нескольких моделей, причем парижских, у которых после пластической операции дела пошли лучше. Да, я немного боюсь, это есть. Нет, мне не хотелось бы измениться кардинально, так, чтобы мама родная не узнала. Просто добавить (или убрать) несколько тонких штрихов, отсутствие или наличие которых мешает мне зваться идеальной роковой красавицей.
– Сложный случай, – причмокнул губами Бербеков.
– Поэтому я к вам и пришла, – развела руками я. – Как выдумаете, что-нибудь получится?
Я напряженно ждала его приговора.
– Думаю, да, – наконец ответил он, – почему бы и нет. Мне уже приходилось этим заниматься. Если честно, такую работу я люблю больше всего. Работать с красивыми лицами и делать их еще красивее.
– И когда вы могли бы нарисовать мой будущий портрет? – с замиранием сердца спросила я. – Ведь я же должна знать заранее, что вы собираетесь изменить. – Взглянув на его изменившееся лицо, я поспешила испуганно добавить: – Но я уверена, что ваша работа мне понравится!
Бербеков тепло улыбнулся:
– Я тоже на это надеюсь. Что ж… – Он зашелестел страничками массивного настольного календаря. – Сдавать анализы можете с завтрашнего дня. Моя ассистентка выпишет вам все направления. Все необходимые врачи есть в нашей клинике. Думаю, за неделю управитесь. Так что через две недели можете ложиться к нам. А еще через пару месяцев у вас будет то, о чем вы так мечтаете.
– Так быстро? – прошептала я.
– А зачем тянуть? – рассмеялся врач. – А насчет вашего вопроса… Здесь никакого секрета нет, я могу и сейчас сказать вам, какой я вас вижу.
– Какой же? – сгорая от нетерпения, спросила я.
– Вы и так красивая девушка, но вам не хватает цвета.
– Как это понять? – насторожилась я.
– Я имею в виду яркости. Вы красивая, но унылая. Нос я сделал бы более коротким. Губы, конечно, должны быть толще. Глаза побольше. И на вашем месте я носил бы цветные линзы, серый цвет глаз – это просто неприлично. Да, а волосы надо будет покрасить. Мне кажется, из вас получилась бы превосходная блондинка.
Я постеснялась с ним спорить, хотя обычно за словом в карман не лезу. Свалившаяся на мою бедную голову информация была тяжела, как Сизифов камень. И еще – почему-то, выходя из кабинета в просторную светлую приемную, я чувствовала себя разбитой и разочарованной. Я не могла понять, в чем дело, но у меня было такое чувство, будто меня долго уговаривали купить безумно дорогое платье, которое мне совершенно не идет. Может быть, все дело в том, что я всегда относилась скептически к крашеным блондинкам? Или в том, что Бербеков нарисовал точь-в-точь Вандин портрет? А мне вовсе не хотелось бы выглядеть однояйцевым близнецом дешевой порноактрисульки.
– У доктора свободно?
Раздавшийся над самым ухом вежливый вопрос заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Оказывается, в приемной я находилась не одна. На кожаном диванчике сидели две девушки примерно моего возраста. Наверное, они были сестрами-близняшками. Обе симпатичные, загорелые блондиночки. Что-то в их внешности показалось мне смутно знакомым.
– Вы случайно не модели? – спросила я. – Может быть, мы когда-то пересекались на показе?
Они переглянулись и дружно рассмеялись. Я удивилась – что смешного-то? Наконец одна из них ответила:
– Пока нет, но хотим ими стать. Думаю, теперь нам ничего не помешает.
– А раньше что мешало? – удивилась я. Странные какие-то.
– Внешность, – хором сказали блондинки.
– Понимаете, мы сделали пластическую операцию, – с улыбкой объяснила та, что была в их сладкой парочке явным лидером, – у доктора Руслана Бербекова. Вот, сегодня в последний раз пришли, на осмотр. Все швы сняты, все зажило.
Нехорошее подозрение скользкой медузой лениво шевельнулось у меня в мозгу. И я спросила:
– Послушайте, а вы сестры?
– Нет, – удивились они, – с чего вы взяли? Мы только недавно познакомились. Здесь, в клинике.
Тогда-то я и поняла, отчего их лица кажутся мне такими знакомыми. Да они же как две капли воды смахивают на порно-Ванду! Нос, губы, разрез глаз! А также волосы, неестественный темный загар и цветные контактные линзы.
Хваленый доктор Бербеков лепит «идеальных» красоток по одному и тому же лекалу. И я чуть было не попалась на эту удочку!
Наскоро попрощавшись с довольными блондинками, я бросилась из клиники наутек.
И наверное, я так и распрощалась бы со смелой идеей художественного перекраивания своей рановато потускневшей мордашки, если бы не один случай, который произошел со мной недели через две после посещения клиники Бербекова…
Я шла ленивой походкой вверх по Тверской, зорко высматривая, не появилась ли в какой-нибудь модной витрине заманчивая вывеска «Распродажа». Я знала, что сезон распродаж еще не наступил, но иногда осенью многие магазины под видом глобальной распродажи активно избавляются от остатков прошлогодней коллекции, среди замшелых экземпляров которой иногда можно найти вполне приличные вещи.
Не то чтобы я нуждалась в чем-то конкретном – к счастью, времена, когда я покупала сапоги только потому, что от предыдущих совсем отклеилась подметка, давно прошли. Просто я люблю новую одежду. Моя мама говорит, что у меня обостренная неизлечимая форма магазиномании. Так жестко она выразилась после того, как однажды я благородно позволила ей провести инспекцию моего шкафа и она обнаружила в нем два одинаковых свитера с неоторванными этикетками. Один я точно купила на выставке текстиля в Экспоцентре, но откуда взялся второй – ума не приложу! В моем гардеробе еще и не такие сюрпризы обнаружить можно.
И вот углядела-таки я вожделенную витрину с приклеенными на стекле английскими буквами SALE. Распродажа!
Радостно ворвавшись в магазин, я окончательно убедилась в том, что это был мой день. Потому что на ближайшем ко входу манекене красовалось платье моей мечты – шерстяное, черное, длинное, с глубоким декольте. И цена была вполне приемлемой. Я мечтательно подумала о том, что в этом одеянии буду напоминать неприступную красавицу прошлого века, хозяйку интеллигентного светского салона, в котором собирается цвет московской поэзии… Но стоило мне цепко ухватиться за мягкий рукав, по-свойски подмигнуть продавцу и прошептать: «Беру!» – как прямо над ухом раздалось возмущенное:
– Девушка, вообще-то это платье я приглядела! Я уже в кассу иду, даже мерить не буду.
Приготовившись вступить в нешуточную схватку за «салонный» наряд, я обернулась, и решительное «Это мы еще посмотрим!» застряло у меня в горле.
Потому что второй претенденткой на платье моей мечты была… Николь.
В первый момент я растерялась, потом открыла рот, чтобы радостно поздороваться, но потом вдруг помрачнела – вспомнила, что, когда я в последний раз ее видела, она лежала в больнице с развороченным лицом. Последствия ее травмы казались необратимыми.
Нет, вряд ли это она. Скорее всего, просто похожая девушка. К тому же, приглядевшись к ней внимательнее, я заметила, что эта особа немного моложе моей бывшей подруги.
Но ссориться из-за платья почему-то расхотелось.
– Извините, я же не знала. – Я развернулась, чтобы уйти.
– Так и уйдешь? – сказала Николь. – Опять бросишь меня и даже не спросишь, как у меня дела?
Я медленно обернулась, втайне опасаясь, что сейчас ее изображение плавно растворится в воздухе, после чего я разрыдаюсь и буду доставлена в ближайшую психиатрическую лечебницу, где вместо модного черного платья до конца жизни буду носить старенькую смирительную рубашку с несмываемыми пятнами чужой блевотины на груди. Наверное, это не настоящая Николь, это моя пробудившаяся от зимней спячки совесть, которая, как говорящий попугай, долго безмолвно копила фразы и вот наконец решила выдать их обалдевшей хозяйке.
– Да я это, я, – сказала совесть знакомым голосом, – чего ты трясешься-то?
– Но я… Ты же…
– Эх, Настя, а я-то слышала, что ты стала топ-моделью, – она рассмеялась, – а ты, оказывается, все эти годы хранила обет молчания. И сейчас вот не можешь связать пары фраз.
– Но я…
– Ладно уж, пойдем кофейку хлобыстнем! – Ее ладонь тяжело опустилась на мое плечо. Я заметила, что на безымянном пальчике красноречиво блеснул толстый золотой ободок. Насмешливо посмотрев на мои замшевые бежевые сапожки, она добавила: – Я на машине.
Продавец удивленно и немного расстроенно наблюдал за тем, как две красивые высокие девушки, претендовавшие на одно и то же платье, покидают магазин без покупки. Но нам было не до шопинга. Уж во всяком случае, мне.
На улице выяснилось, что у Николь не просто машина, а блестящий новенький «Сааб» ослепительно-красного цвета.
– Ты замуж, что ли, вышла? – рискнула спросить я. Молчать мне почему-то было неловко.
– Не без этого. – Николь покрутила ручку радиоприемника и нашла ненавязчивую джазовую волну. – Ты ничего не имеешь против китайской кухни?
Китайскую кухню я терпеть не могу – во всяком случае, в московском исполнении. Но отказать Николь почему-то не решилась.
Она уверенно лавировала в потоке машин.
– Давно водишь? – Не знаю, что мне давалось проще – натянутый разговор или тягостное молчание.
– Относительно, – пожала она плечами, – у меня права и раньше были. Ты же помнишь, еще тогда, на конкурсе, у меня была развалюха.
– Ну да. Мы тебе завидовали. Ты была такой взрослой, колесила на тачке цвета «металлик» и красила ногти на ногах в апельсиновый цвет.
– Да уж, – польщенно усмехнулась она, – а еще наголо брила лобок, душилась японской туалетной водой за тысячу баксов и спала с одним придурком, с которым меня угораздило сбегать в ЗАГС. Но когда я развелась, моя жизнь пошла совсем по-другому. Ты-то, наверное, меня презирала, невинная вишня. – Она осторожно, но уверенно припарковалась у китайского ресторана на проспекте Мира. – Приехали, мадемуазель.
Мы заняли уютный столик на летней веранде. День был солнечным, но довольно прохладным, однако предусмотрительная администрация ресторана установила на террасе несколько мощных уличных обогревателей. Солнечный свет, пробивающийся сквозь кроны деревьев, слепил глаза; я повесила шерстяной кардиган на спинку стула. У меня было полное впечатление, что мы ловим последние лучи бабьего лета, а ведь на улице было не больше десяти тепла. Уходить из иллюзорно летнего пятачка не хотелось, и я заказала побольше еды – и салат из каких-то там бамбуковых стебельков, и острый рис с курицей, и тушенную в сладком соусе говядину, и боярышник в кляре.
Николь, ограничившаяся салатиком и стаканом «Перье», не могла скрыть изумления.
– Неужели больше не пашешь? – спросила она. – К черту диеты?
– Один раз можно, – смутилась я. – Николь… Ты меня прости. За то, что я тогда так… Я просто не знала, как тебе сказать…
Я уставилась в стол и принялась складывать из мягкой бумажной салфетки пароходик. Получалось неубедительно.
– Проехали, – скупо улыбнулась она, – хотя я тогда места себе не находила. Я ведь думала, что ты мне решила отомстить. За Ра.
– У меня не мстительный характер.
– Да, получалось нелогично. Если ты хотела отомстить, то вряд ли стала бы вообще со мной общаться. Но ты сорвалась среди ночи, приехала в больницу. А потом – все. Как отрезало. Абонент не отвечает или временно недоступен. А потом… Потом Бажов мне сказал, что ты стала звездой Парижа.
– Да брось, – улыбнулась я, – какой там звездой. Топ-моделью я так и не стала. У меня был всего один жирный контракт. Полтора года сомнительной славы, после чего меня выперли ко всем чертям. И теперь вместо меня работает какая-то четырнадцатилетняя малявка с минус первым размером груди.
Принесли закуски и мое мясо – подавали его прямо на злобно ворчащей раскаленной сковороде. Аппетит у меня пропал. Я переложила часть мяса на тарелочку и принялась деревянными китайскими палочками формировать ровные мясные кучки.
– Понимаю, – сочувственно сказала Николь, – у меня тоже с работой не заладилось. Я, правда, в отличие от тебя и не верила, что стать известной манекенщицей реально, если нет волосатой лапы. Наверное, надо было верить, у тебя же вышло. Но я разменивалась на каких-то ублюдков. В сущности, я ведь проституткой была. Правда, очень дорогой, меньше тысячи долларов мне за ночь не давали.
– Пойми меня правильно, я тебя никогда и не думала судить, – поспешила заверить я, – просто мне всегда казалось опасным то, чем ты занимаешься. И я ведь оказалась права. Кстати…
– Да погоди ты! – Она залпом выпила минеральную воду, как будто бы на улице и впрямь было иссушающее душное лето. – Вернемся мы и к моей разнесчастной роже. Да, опасно, а я разве спорила? Именно поэтому мне и хотелось, чтобы мы работали вдвоем!
– Не для меня все это. – Я все-таки рискнула отправить в рот кусочек мяса. Но лучше бы я этого не делала – оно оказалось таким острым, что на глаза навернулись слезы.
– Вдвоем легче, – протянула она, – если бы в тот вечер я не была одна, то со мной ничего такого не случилась бы. Вторая девчонка могла бы вызвать по мобильнику милицию. Хотя что им милиция… Но вдвоем мы бы с ним справились.
– Вряд ли… А ты долго пролежала в больнице?
– Недели три, – равнодушно пожала плечами Николь, – потом отправилась в клинику эстетической хирургии. Бажов ведь, как и обещал, оплачивал все мои медицинские счета. Но там мне дали от ворот поворот. Сказали, что, конечно, небольшой косметический ремонт уместен, но я все равно останусь косорылой. Мне было так тошно, что вешаться хотелось.
Я протянула руку и дотронулась до ее гладкой щеки.
– Сейчас ты выглядишь моложе меня.
– Возможно. Мне просто повезло. В первый раз в жизни мне так невероятно повезло. Меня свели с одним доктором, который как раз специализируется на таких вот сложных случаях. Нравится ему работать с изуродованными лицами, видишь ли. И когда он меня увидел… Вернее, когда я показала ему свое портфолио, у него даже дух захватило. Я сразу заметила, что у него глаза загорелись.
В тот момент, когда она это произнесла, дыхание перехватило уже у меня. Я поняла, что на этот раз не ей, а мне, мне невероятно повезло. Вот уж не думала, что в жизни бывают такие совпадения! Я несколько месяцев по всей Москве искала чудо-доктора и вот в итоге нашла его буквально на магазинной распродаже.
– Я думала, медицина и романтика несовместимы…
– Он взялся провести серию операций, чтобы восстановить мое прежнее лицо. Это было ужасно. Долго, нудно. Больно и скучно. В клинике я провела восемь месяцев.