– Давай. – Пам напряглась.
Сет рассмеялся.
– Успокойся. Я решил, что нам нужно отправиться в путь пораньше. Прямо сейчас.
– Правда? Но у меня еще нет паспорта.
– Думаю, какое-то время можно будет провести в Штатах.
– А… Знаешь, я думала, что мы поедем посмотреть Индию. Потом Париж, Прагу и Гонконг.
– Непременно. Только не сейчас.
Пам задумалась. Потом встретила твердый взгляд его темно-карих глаз и сказала:
– Ладно. Конечно, малыш. Где бы ты ни был, я хочу быть с тобой.
– Я люблю тебя, – прошептал Сет и крепко поцеловал ее.
Она, обняв его, ответила на поцелуй.
Потом Пам подалась вперед и отпила кофе.
– Чипсов? Я лично не прочь. Или пиццы?
– Конечно.
Пам поднялась и пошла в кухню, открыла холодильник, достала пиццу, поставила на кухонный стол и прислонилась к стене. У нее бурлило в животе, колотилось сердце.
«Откуда, черт возьми, Сет знает о Ларчвуде? – Она стала усиленно вспоминать историю их отношений. – Нет, я ни разу не упоминала Ларчвуд. Это точно».
– Тебе нужно рассказать Сету все о своей жизни в подполье.
– Нет. Не нужно.
Думай, думай…
– Помочь? – донесся голос Сета.
– Нет. – Пам с шумом разорвала картонную коробку с пиццей, захлопнула дверцу духовки.
Этого не может быть. Он никак не может быть связан с этими людьми. Невозможно.
Но интуиция Пам, обостренная многолетней борьбой за выживание, взяла верх. Она подошла к проводному телефону и подняла трубку. Поднесла ее к уху. Нажала девятку. Потом единицу.
– Кому звонишь? – Сет стоял в дверном проеме кухни.
С улыбкой на лице девушка повернулась к нему, заставляя себя держаться естественно.
– Мы ведь говорили об Амелии. И я подумала, что, может, следует извиниться. Я думаю, мысль хорошая. А ты? То есть ты не стал бы извиняться на моем месте?
– Правда? – спросил он без улыбки. – Ты звонила Амелии?
– Да, ей.
– Положи трубку, Пам.
– Я…
У нее пропал голос, когда он уставился ей в глаза своими суровыми карими глазами. Однако она все еще держала большой палец над одной из кнопок телефона. До того, как она успела ее нажать, Сет шагнул вперед, вырвал трубку у нее из руки и положил на рычаг.
– Что ты делаешь? – прошептала Пам.
Но Сет не ответил, крепко взял ее за руку и отвел обратно на диван.
Глава 69
Сет подошел к входной двери, запер ее на цепочку и возвратился. Потом горестно улыбнулся.
– Даже не верится, что я сболтнул про Ларчвуд. Я знал, что вы с матерью жили там у «Патриотов границы». Но ты ни разу не упоминала об этом. Глупо с моей стороны допустить такую ошибку.
– Это была одна из причин, почему мы с Амелией спорили, – прошептала Пам. – Она спросила, рассказала ли я тебе о своей жизни там. Я ответила, что это не имеет значения. Но в действительности я боялась тебе говорить. А теперь… Ты один из них, так ведь? Ты сотрудничал с людьми, которые хотели отравить воду?
Сет взял пульт от телевизора, чтобы включить новости. Пам воспользовалась этим, спрыгнула с дивана и с силой оттолкнула его. Он попятился, а она бросилась к двери. Но едва она сделала два шага, как Сет сбил ее с ног. Пам упала, ударившись лицом о пол, и ощутила вкус крови из разбитой губы. Он схватил ее за шиворот, грубо подтащил к дивану и буквально швырнул на него.
– Больше не делай этого. – Подавшись к ней, Сет обмакнул палец в ее кровь и что-то нарисовал на ее лице. И зашептал: – Знаки на теле – это окна, понимаешь? Открывающие, кто ты и что чувствуешь. В некоторых индейских племенах использование краски – это просто временная татуировка – было способом сказать всем, что чувствуешь. Воины не могли выражать эмоции словами или лицом – этого не было в индейской культуре, – но могли использовать нанесенные на тело рисунки, показывая таким образом, что они влюблены, или печальны, или гневны. Даже если ты потеряла ребенка, тебе нельзя было плакать. Нельзя реагировать. Но можно было раскрасить лицо. И все знали, насколько ты опечалена. Сейчас на твоем лице я вывел знаки, которые в племени лакота означают «Счастлива». – Потом Сет полез в рюкзак, достал рулон клейкой ленты и портативную тату-машинку. Сделав это, он засучил рукава.
Пам поймала себя на том, что неотрывно глядит на его татуировку. Она была красной. Пам не могла видеть все изображение, но на открывшейся части были голова и верхняя часть туловища многоножки. Ее слишком уж человеческие глаза глядели на нее так же, как теперь Сет: с выражением голода и презрения.
– Это ты татуировал тех людей, – произнесла Пам слабым шепотом. – Убивал их.
Сет не ответил.
– Откуда ты знал эту пару? Этих террористов?
– Я их племянник.
Сет – нет, не Сет, у него явно было другое имя – собирал тату-машинку. Пам неотрывно смотрела на его руку с татуировкой. Казалось, насекомое тоже глядит на нее.
– А, это? – Он задрал рукав. – Это не татуировка. Просто рисунок, нанесенный смываемыми водой чернилами. Кое-кто из татуировщиков наносит таким образом контуры. – Он облизнул свой палец и потер рисунок. – Когда я был Подпольщиком – выходил на охоту, – то рисовал ее на руке. Когда становился твоим другом Сетом – смывал. Она нужна была лишь для того, чтобы ее видели свидетели. И чтобы твои друзья-полицейские – и ты – радовались, что новый мужчина в твоей жизни, я, не тот самый убийца.
Пам заплакала.
– Губа болит? Ты хотела убежать. – Он пожал плечами. – Разбитая губа ничто по сравнению с…
– Ты безумец!
Его глаза вспыхнули, и он двинул ее кулаком в живот. Комната полыхнула желтым, и Пам застонала от боли, но сдержала почти неодолимый позыв к рвоте.
– Не говори со мной так. Поняла? – Он схватил ее за волосы, приблизил свой рот к ее уху и крикнул так громко, что у нее заболели уши: – Поняла?
– Да, да, да! Перестань, пожалуйста, – прорыдала Пам. Потом прошептала: «Кто, кто ты?», но сдержанно, опасаясь нового удара: его глаза были безумными.
Он оттолкнул ее. Пам упала на пол. Он грубо поднял ее, стянул клейкой лентой руки за спиной и перевернул ее на спину.
– Меня зовут Билли Хейвен. – Он продолжал доставать какие-то пузырьки и собирать тату-машинку. Глянул на нее и увидел выражение полного замешательства.
– Но я не понимаю. Я разговаривала по телефону с твоей матерью, она… А, да, да, это была твоя тетя.
Он кивнул.
– Но я знала тебя целый год. Даже дольше.
– О, мы давно планировали это нападение. И я планировал навсегда вернуть тебя в свою жизнь. Моя Очаровательная Девушка.
– Очаровательная девушка?
– Похищенная у меня. Не физически – духовно. Тебя похитили Амелия и Линкольн. Заблуждающиеся мыслители этого мира. Ты не помнишь меня. Естественно. Мы встречались давным-давно. Вечность тому назад. В раннем детстве. Вы жили в Ларчвуде, той группой руководили мистер и миссис Стоун.
Пам вспомнила Эдварда и Кэтрит Стоун. Крайних радикалов, бежавших из Чикаго, где они вели пропаганду насильственного свержения федерального правительства. Мать Пам, Шарлотта Уиллоуби, попала под их влияние после того, как ее муж, отец Пам, служивший в войсках ООН, погиб во время миротворческой операции.
– Тебе было шесть лет или около того. Я был несколькими годами старше. Мои тетя и дядя приехали в Миссури для встречи со Стоунами по поводу кампании против абортов. Несколько лет назад мой дядя хотел укрепить связь между ларчвудской группой и Первым советом американских семей. Таким образом Стоун и мой дядя условились о нашем браке.
– Что?
– Ты была моей Очаровательной Девушкой. Со временем должна была стать моей женщиной, матерью наших детей.
– Словно я была какой-то коровой, какой-то…
Быстро, словно змея, он нанес ей удар кулаком в щеку. От боли она шумно втянула воздух.
– Больше предупреждать не буду. Я твой мужчина, и я главный. Понятно?
Пам съежилась и кивнула.
– Ты не представляешь, что я пережил, – продолжал он. – Тебя отняли у меня. Устроили тебе промывание мозгов. Казалось, мой мир перестал существовать.
Очевидно, это было, когда Пам, ее мать и отчим приехали в Нью-Йорк несколько лет назад. У ее родителей был другой террористический план, но Линкольн и Амелия помешали его осуществить. Отчим был убит, мать арестована. Пам спасли и отдали приемным родителям в Нью-Йорке.
Она вспомнила тот день, когда они с Сетом познакомились. Да, подумала девушка, он показался ей слишком фамильярным, слишком предупредительным, слишком влюбленным. Но она все равно потеряла голову. Да, признала Пам теперь, пожалуй, Амелия была права, что из-за пережитого в ранние годы она отчаянно нуждалась в привязанности, в любви. И поэтому не обращала внимания на то, что следовало замечать.
Теперь Пам смотрела на тату-пистолет, на сосуды с ядом и вспоминала, что его жертвы умирали в мучениях. Какой яд он выбрал для нее?
Вот что, разумеется, ей уготовано. Он убьет ее, потому что, как сказал Линкольн, ей, возможно, придется на суде выступить свидетельницей против Стэнтонов. И потому, что их план провалился и его тетя с дядей уже никогда не выйдут из тюрьмы. Он хочет мести.
Он снова посмотрел на знак, который нарисовал на ее щеке ее собственной кровью.
Счастлива…
Пам вспомнила, как в один дождливый вечер они сидели на этом самом диване, смотрели по телевизору повтор сериала «Сайнфилд», и Сет впервые поцеловал ее. И она подумала: «Я влюбилась».
Ложь. Все ложь. Пам вспомнила месяцы, которые он провел в Лондоне на учебе от рекламного агентства, открывавшего филиал в Нью-Йорке. Вранье. Он был с тетей и дядей, планировал это нападение. А потом, когда он вернулся якобы из Англии, она не задумывалась о его странном поведении. Задания, из-за которых он где-то пропадал, телефонные звонки, на которые он не отвечал при ней. Он неожиданно уходил на встречи, не знакомил ее с коллегами, не приглашал в контору. Они общались краткими эсэмэсками, а не телефонными звонками. Но Пам ничего не подозревала. Она любила его, и Сет не делал ничего такого, что могло причинить ей боль.
Усилием воли девушка перестала плакать. Это оказалось легче, чем она думала. Гнев остановил слезы.
Сет… Билли наполнял трубку жидкостью из бутылочки. Пам не могла представить, каково это – умирать таким образом. Боль. Тошнота, сильное жжение в животе, подступающее к горлу, рвота, не приносящая облегчения. Кожа размягчается, кровь идет изо рта, из носа, глаз…
Билли задумчиво произнес:
– Тяжело на душе из-за кузена. Джош, бедняга Джош. Жаль его. Остальные? О них я не беспокоюсь. Дядя должен был скоро умереть. Так было запланировано. Тетю я собирался убить, как только мы вернулись бы в Иллинойс. Взвалил бы вину за смерть обоих на какого-нибудь бездомного, может быть, нелегала. Но когда я увидел, что давление в трубах не упало, я понял, что Райм разгадал этот план и мне нужно их выдать. На том месте я оставил записку с адресом отеля. Так их и нашел Линкольн.
Билли работал тщательно, наполняя трубку с осторожностью хирурга. Он и есть хирург в своем роде, подумала Пам. Работающий на аккумуляторах тату-пистолет был безукоризненно чистым. Собрав устройство, Билли снова сел и задрал ее рубашку до грудей. Оглядел ее тело, казалось, зачарованный ее кожей. Пам содрогнулась, когда он погладил ее ниже пупка. Словно касался ее не пальцами, а красными ножками насекомого.
Но в его прикосновении не было ничего чувственного. Он был увлечен только ее кожей.
Пам спросила:
– Кто это был? Тот, кого ты убил в водопроводном туннеле?
– А ну заткнись! – крикнул Билли.
Пам содрогнулась. Он ее ударит?
– Я его не убивал. Его убил твой друг. Линкольн Райм. Это он объявил, что давления в трубах нет. Но я не поверил. Мне требовалась гарантия. Несколько дней назад я встретил под землей бездомного. Натана. Одного из людей-кротов. Слышала когда-нибудь о них? Я подумал, что есть смысл его использовать. Дал ему комбинезон, быстро наколол многоножку, такую, как у меня на левой руке. Я знал, где он обитает – неподалеку от «Бельведера», – поэтому перед тем, как сверлить трубу, нашел его. Я предложил ему тысячу долларов, чтобы он помог мне просверлить отверстие, взять воду на анализ. Натан согласился. Но, – Билли покачал головой, – я был прав. Власти блефовали насчет того, что давление перекрыто. Как только Натан просверлил трубу, струя воды разрезала его пополам. – Он пожал плечами. – Грудь вместе с головой отделилась от тела. Неприятно было это видеть…
По крайней мере, у него было немного сочувствия.
– … зная, что на его месте мог быть я.
А может, и не было.
– Тут я понял, что пора скрываться. Полиция быстро выяснила бы, что это не я, но мне удалось выиграть какое-то время. Ладно, время пролить кровь…
Потом он сказал еще что-то. Она толком не расслышала. Как будто «олеандр». Билли встал, оглядел ее. Потом нагнулся и схватил пуговицу ее джинсов. Пуговица расстегнулась, застежка молнии поползла вниз.
Нет, нет, он не собирался брать ее. Пам прокусила бы зубами его драгоценную кожу, не дав приблизиться. Ни в коем случае.
Джинсы быстро съехали. Пам напряглась, готовясь дать отпор. Но он не коснулся ее там, лишь погладил гладкую кожу бедер. Казалось, ему нужно было только найти подходящее место для того, чтобы выколоть смертоносное сообщение.
– Превосходная, превосходная…
Билли поднял тату-пистолет и включил его, коснулся устройством ее кожи. Сперва ей стало щекотно. Потом больно.
Глава 70
Цель террористической акции Первого совета американских семей теперь стала ясна. Среди документов в карманах мертвого Икса Сакс помимо названия отеля Стэнтонов нашла в спешке написанное письмо. Оно напомнило Райму манифест Унабомбера – обвинение современному обществу. Разница заключалась в том, что в писанине Икса не было расистских и фундаменталистских взглядов ПСАС; собственно говоря, совсем наоборот. После отравления, жертвой которого стал бы весь город, полиция должна была найти этот документ, якобы написанный врагами – какой-то неназванной коалицией негритянских и южноамериканских активистов, объединенной с мусульманскими фундаменталистами. Все они брали на себя ответственность за это преступление, посредством которого сводили счеты с белыми угнетателями-капиталистами. В этом заявлении содержался призыв к восстанию и утверждалось, что отравление – только начало.
Предложить такую версию было довольно умно, решил Райм. Это сняло бы подозрение с ПСАС и возбудило бы враждебные чувства к врагам Совета. А также нанесло непоправимый ущерб средоточию пороков Нью-Йорку – оплоту глобализации, расового смешения и либерализма.
Однако Райм подозревал, что целью было не только это.
– Силовые игры внутри движения «ополченцев»? Если бы стало известно, что эту операцию провела ПСАС, их акции взлетели бы до небес.
Позвонили из Федерального агентства на Манхэттене.
– Линкольн, Стэнтоны засунули языки в задницу, – сообщил Фред Деллрэй, агент ФБР, ведущий расследование попытки теракта.
Супружеская пара с сыном находилась у федералов, но, как следовало из слов Деллрэя, отказывалась от сотрудничества.
– Что ж, Фред, допроси их с пристрастием. Я хочу знать, кем, черт возьми, был наш Икс. Отпечатков его пальцев в картотеке нет, ДНК в базе данных отсутствует.
– Я видел фотографии вашего парня в туннеле после столкновения со струей воды. Жуть! Что говорят водопроводчики, вода уйдет скоро?
Телефон был включен на громкую связь, и Сакс крикнула от стола с уликами:
– Они не знают, Фред, но после того, как струя разрезала его надвое и пробила бетонную стену и паровую трубу на другой стороне туннеля, мне пришлось уносить оттуда ноги, пока не обварилась.
– Нашла в туннеле что-нибудь полезное?
– Почти ничего. Там было сыро и душно.
Сакс рассказала ему о письме, которое должно было послужить толчком к беспорядкам на почве расовой ненависти.
Агент вздохнул.
– Только начнешь думать, что мир меняется…
– Фред, мы обработаем улики и свяжемся с тобой.
– Большое спасибо.
Связь прекратилась, и Сакс вернулась помогать Мелу Куперу анализировать трасологические следы и проверять отпечатки пальцев из номера, где останавливались Стэнтоны. В картотеке нашелся только один комплект, но они уже знали имя преступника: Джошуа Стэнтон подвергался аресту в округе Клейтон за избиение гея. Преступление на почве ненависти.
Райм посмотрел на фотографии с места преступления – к ужасным картинам он был невосприимчив. Еще раз взглянул на зловещую татуировку – красную многоножку на левой руке. Глаза казались почти человеческими. Сакс сказала ему, что татуировка очень хорошо выполнена. «Он сам наколол ее? – подумал Райм. – Или друг? Возможно, сам. Это был предмет его гордости».
Сакс ответила на телефонный звонок.
– Нет, нет! – Ее громкий шепот привлек внимание всех находившихся в комнате. На лице Амелии отразился испуг.
«Что там еще?» – нахмурившись, подумал Райм.
Она положила трубку и обвела всех взглядом.
– Лону стало хуже. У него остановилось сердце. Его реанимировали, но положение неважно. Мне нужно побыть с Рейчел.
– Поезжай, Сакс. Мы здесь все сделаем сами. – Райм заколебался. Потом спросил: – Позвонишь Пам, узнаешь, захочет ли она поехать с тобой? Лон ей всегда нравился.
Снимая с вешалки куртку, Сакс помедлила. Наконец ответила:
– Нет. Честно говоря, не думаю, что смогу перенести еще один отказ.
Глава 71
Однако Билли как будто не собирался ее убивать. Во всяком случае, пока. Тату-пистолет он зарядил краской, а не ядом.
– Перестань дергаться, – приказал он, стоя на коленях перед диваном, на котором она лежала.
– Рукам больно, – проговорила Пам. – Прошу тебя, сними ленту. Пожалуйста.
– Нет.
– Тогда свяжи их впереди.
– Нет. Лежи тихо.
Он свирепо посмотрел на нее, и девушка перестала извиваться.
– Что, черт побери…
Еще одна сильная пощечина.
– Нам нужно сохранять имидж. Поняла? Никогда больше не чертыхайся и не говори таким тоном! – Билли схватил ее за волосы и затряс, как лисица добычу. – Отныне твоя роль – быть моей женщиной. Наши люди будут видеть тебя рядом со мной – верную жену. – Он продолжил наносить татуировку.