– Зачем? – спросила Пам.
– Хотел снять с себя подозрения, – ответила Сакс. – Лучший способ для этого – представить себя жертвой.
– И должен признаться, – заговорил Райм, – нам помогли наши психологи. Они провели кое-какие исследования и пришли к выводу, что многоножка в литературе и искусстве представляет собой символ вторжения в уютное, безопасное место. Невидимые, они лежат и ждут. Таков был и Сет. Ладно, Билли.
– Конечно. – Пам оглянулась на свою квартиру. Нахмурилась, достала из кармана бумажную салфетку, намочила ее и стерла со щеки кровь.
Сакс, возглавившая расследование после того, как Лон Селлитто вышел из строя, минут двадцать опрашивала девушку в присутствии Райма. Они узнали, что Билли хотел, взяв с собой Пам, скрыться на севере штата Нью-Йорк, в группе «ополченцев», называющих себя «Ассамблея патриотов», с которой Райм и Сакс уже имели дело.
Рон Пуласки закончил осмотр в квартире Пам – хотя преступник был остановлен в самом полном смысле этого слова, формальности все равно необходимо соблюсти. Собрав улики, он подписал регистрационные карточки и сказал Райму, что отвезет все в таунхаус. Сотрудники медэксперта вывезли тело. Холодными, как воздух, глазами Пам смотрела, как носилки на колесах везут к автомобилю.
Потом Райм сосредоточился на Сакс. Разговаривая с Пам о только что произошедшем, она то и дело пыталась пошутить или выразить сочувствие. Пам отвечала холодной улыбкой, очень похожей на усмешку. Было ясно, что Амелию выражение ее лица глубоко ранит.
Возникла пауза. Сакс, уперев руки в бедра, оглядела дом и обратилась к Пам:
– Место преступления осмотрено. Давай помогу тебе убраться.
Райм обратил внимание, что Сакс колеблется, и по тону ее голоса понял, что она считает эту тему опасной.
– Знаешь, я сейчас поеду к Оливетти. И, может, на этой неделе возьму машину Говарда, приеду к таунхаусу и заберу то, что осталось. Можно, Линкольн?
– Конечно.
– Погоди, – твердо сказала Сакс.
Пам вызывающе посмотрела на нее. Амелия продолжала:
– Я хочу, чтобы ты повидалась кое с кем. Поговорила с ними о случившемся. – Она полезла в сумочку. – Это визитка Терри Добинса. Он работает в управлении полиции, но может свести тебя кое с кем.
– Я не…
– Пожалуйста, сделай это.
Пам пожала плечами. Карточка исчезла в заднем кармане джинсов, где она носила телефон.
Сакс добавила:
– Потребуется что-нибудь, звони. В любое время. – В ее голосе звучала нотка отчаяния, слышать которую было мучительно.
Девушка ничего не ответила, вошла внутрь дома и вышла с рюкзаком и компьютерной сумкой. Белые провода шли от ушей к айподу. Она помахала рукой в сторону Райма и Сакс, но никому конкретно. Сакс смотрела ей вслед.
Через минуту Райм произнес:
– Сакс, люди не любят оказываться неправыми, даже когда это для их же собственного блага. Может быть, особенно в этом случае.
– Похоже, да. – Амелия раскачивалась взад-вперед, глядя, как Пам скрывается вдали. – Райм, я все испортила.
В такие минуты Райм особенно ненавидел свою беспомощность. Ему больше всего на свете хотелось подойти к Сакс и крепко обнять ее за дрожащие плечи.
– Как Лон? – спросил Райм.
– Кризис миновал. Но он все еще без сознания. Рейчел очень расстроена. Сын Лона здесь.
– Я разговаривал с ним, – сказал Райм.
– Лон крепкий. Выкарабкается.
– Едем обратно в таунхаус?
– Скоро приеду, – ответила Сакс. – Мне нужно увидеться со свидетелем по делу Метрополитен-музея.
Другим делом Селлитто было проникновение в музей на Пятой авеню. Поскольку Лон лежал в больнице, его замещали другие полицейские из отдела расследования тяжких преступлений. Теперь, когда заговор ПСАС был раскрыт, пора было вновь вернуться к политически важному, хотя и загадочному делу.
Сакс пошла к своему «Торино». Заработал мотор, и она отъехала от тротуара, поднимая дым, который из синего становился фиолетовым в красных лучах заходящего солнца.
Глава 74
Линкольн Райм был недоволен, что не догадался о личности Икса сам – источниками сведений о Билли Хейвене стали обыск трупа и объяснение Пам.
– Я все-таки должен был догадаться, – сказал он Пуласки и Куперу.
– О чем? – Рон положил пластиковый пакет, из которого доставал пинцетом улики, и повернулся к Райму.
– Что Билли как-то связан со Стэнтонами. Помнишь реакцию Гарриет, когда Амелия сообщила ей, что он мертв? У нее началась истерика. Я должен был сделать вывод, что она хорошо его знала. Очень хорошо. И их сын, Джошуа. Я думал, он упадет в обморок, узнав об этом. Я мог бы сообразить, что если Икс не член их семьи, то хотя бы родственник. Мы знаем, что он племянник, знаем его имя. Однако, новичок, ищи другие подробности о мистере Уильяме Хейвене. Стат.
– Латынь, от statim, то есть немедленно, – пояснил Пуласки.
– Да, верно. Ты знаток классических языков. И, насколько я помню, детективных фильмов, в которых болтовня не по теме отвлекает от недостатков сюжета и раскрытия характеров. Например, тех правильно говорящих убийц, о которых ты упоминал. Ну, будем заниматься неотложной задачей?
– Exempli gratia[22], – пробормотал Пуласки и быстро заработал на клавиатуре. Через несколько минут он поднял взгляд от монитора и объявил: – Negotium ibi terminttur.
– Работа закончена, – перевел Райм. – Лучше сказать «Factum est». Приятнее звучит. Вот в чем проблема с латынью. Звучит так, будто грызешь камни. Спасибо итальянцам и румынам, что вытащили этот язык из огня.
Пуласки стал читать с экрана:
– Мэттью Стэнтон был единственным ребенком. Но у Гарриет была сестра, Элизабет. Вышла замуж за Эббета Хейвена. У них родился сын, Уильям Эрон. Эббет был старейшиной в ПСАС, но он и его жена погибли, когда ребенок был маленьким. – Он поднял взгляд. – В лагере «Ветви Давидовой». Они приехали туда, чтобы продавать оружие, и оказались на ранчо «Маунт-Кармел» во время осады.
Уильям стал жить с тетей Гарриет и дядей Мэттью. Называли его главным образом Билли. У него была судимость – в детстве, поэтому в деле нет отпечатков пальцев, оно было закрыто. Обвинялся он в оскорблении действием. Преступление на почве ненависти. Билли избил в школе еврейского мальчика. Потом в столовой выколол свастику на его предплечье. Мальчику было десять лет. Есть фотография. Посмотрите.
Райм обратил внимание, что татуировка сделана хорошо. Двухцветная, четкая, с тонкими линиями.
– Потом он изучал изобразительное искусство и политические науки в университете южного Иллинойса. Затем по какой-то причине открыл тату-студию. В рюкзаке Билли обнаружены квитанции на оплату двух квартир в городе. Одна, на Мюррей-Хилл, была снята на имя Сета Макгуина – кавалера Пам. Другая, на Фрэнка Сэмюэлса, находится возле Китайского квартала, у Канал-стрит. Улики собраны в обеих. Билли смыл почти все, но во втором месте – в мастерской – обнаружены оборудование и террариумы с растениями, из которых Билли извлекал и дистиллировал яды, используемые для убийств.
Эти ящики и их жутковатые светильники стояли теперь в гостиной Райма, у дальней стены. Все, кроме одного – опечатанного террариума со спорами ботулина. Биохимики из форта Детрик решили, что самое лучшее – взять его под свой контроль. Райм, обычно не желавший расставаться с уликами, эту отдал охотно.
Криминалист закончил регистрировать растения, заметив, что болиголов особенно красив. Потом позвонил Фреду Деллрэю, агенту ФБР, который будет вести федеральную часть расследования, чтобы рассказать о находках. Эксцентричный агент произнес:
– Это превосходит все остальное. А я ломал голову, где Хусейн берет оружие массового уничтожения. В конце концов мы нашли его в двух кварталах от моего любимого китайского ресторана «Счастливая панда». Того, что на Канал-стрит. Нет, не на Мотт и не на Шестой авеню. Это настоящая, одна-единственная «Счастливая панда». Вкуснейшая еда. Медузы. Нет-нет, лучше, чем ты думаешь. Ладно, позвони мне, когда будет готов рапорт.
Завершив разговор, Райм услышал смех в другом конце комнаты.
– Отлично, – сказал Мел Купер, глядя на экран компьютера.
– Что там? – спросил Райм.
Пуласки, тоже смеявшийся, повернул монитор. На нем была открыта компьютерная версия газеты «Нью-Йорк пост». Над материалом о Стэнтонах красовался заголовок «Ядовитое перо». Намек на орудие убийств Билли Хейвена. Неплохо.
Купер и Пуласки продолжали анализировать и вносить в каталог улики из квартиры Пам и мастерской Билли. Райм подкатил к столу с уликами.
– Перчатку, – потребовал он.
– Ты хочешь… – начал было Том.
– Перчатку! Я хочу поласкать одну улику.
Помощник с трудом натянул Райму перчатку на правую руку.
– Так. Вот эту. – Линкольн указал на тонкую тетрадь, озаглавленную «Модификация», где были страницы с деталями плана отравления: время, выбор жертв, места, полицейские процедуры, цитаты из «Серийных городов», из документальной книги о Райме и указания, как «опередить прозорливца». Записи были сделаны красивым наклонным почерком Билли. При его художественном мастерстве было неудивительно, что буквы походили на шрифт старинных рукописей.
Райм уже бегло просмотрел эту тетрадь, но теперь хотел глубоко ее проштудировать для поиска остальных заговорщиков.
Том уложил тетрадь на подлокотник кресла-каталки, и Линкольн Райм иногда неловкими, иногда изящными, но всегда уверенными движениями стал перелистывать страницы.
V Воссоединение Суббота, 9 ноября, 17.00
Глава 75
Коренастый, лысеющий мужчина в коротком сером пальто шагал по широкому тротуару, выворачивая наружу носки ботинок. В руке у него был старый портфель. Мало кто на улице обращал внимание на его телосложение или походку. Он был совершенно неприметным. Бизнесменом, бухгалтером, администратором рекламного агентства. Или маглом из «Гарри Поттера». Альфредом Пруфроком из поэмы Т. С. Элиота.
Ему нравился этот район. Гринвич-Виллидж менее красив, чем Сохо или Трайбека, но более дружелюбен. «Маленькая Италия» появилась и исчезла, а Виллидж остается оплотом манхэттенцев старой школы, ловких, артистичных потомков европейских иммигрантов. Да, здесь живут коренастые, лысеющие мужья и их флегматичные жены, честолюбивые, но скромные сыновья, умные дочери. Здесь он ничем не выделяется.
И это хорошо. Учитывая его задачу.
Солнце зашло, похолодало, но, по крайней мере, небо было ясным, дождь со снегом, шедший последние несколько дней, прекратился.
Мужчина подошел к окну кафе «Артизан» и внимательно прочел покрытое пятнами меню. Это была настоящая кофейня. Итальянская. Здесь поднимался молочный пар еще до того, как некоему жителю Сиэтла, не сицилийцу, пришла мысль о создании франшизы «Старбакс». Сквозь раннюю выставку рождественских украшений в витрине с кондитерскими изделиями он пристально рассматривал пару за столиком у дальней стены. Рыжеволосая женщина в бордовом свитере и облегающих черных джинсах сидела напротив мужчины в костюме. Мужчина был худощавым, похожим на готовящегося отойти от дел адвоката. Женщина задавала вопросы и бегло записывала ответы в маленький блокнот. Столик, заметил он, слегка шатался – даже клинышек под одной из ножек не спасал.
Он старательно разглядывал мужчину и женщину. Интересуйся он сексом, женщина определенно бы его привлекла.
Амелия Сакс, женщина, убить которую он пришел сюда, была очень красива.
Погода была холодной, и никому не бросалось в глаза, что на руках у этого человека перчатки. И это было очень кстати. Черные перчатки были вязаными, потому что кожаные оставляют почти столь же четкий отпечаток, как папиллярный узор. Иначе говоря, заметный. А трикотаж? Нет.
Он обратил внимание, где стоит сумочка Амелии – на спинке ее кресла. До чего ж доверчивы здесь люди. В Сан-Паулу или в Мехико сумочка была бы привязана к спинке нейлоновой веревкой вроде тех, какими связывают мусорные мешки и руки заключенных.
Сумочка была на запоре, но его это не волновало. Несколько дней назад он купил точно такую же и тренировался, тренировался, тренировался опускать в нее что-то беззвучно (он годами отрабатывал ловкость рук). В конце концов научился за три секунды открывать сумочку, опускать внутрь маленький предмет и запирать ее снова. Он это проделал сотню раз.
Теперь он полез в карман и взял пузырек с продающимися без рецепта болеутоляющими капсулами. Той самой марки, что предпочитала Амелия Сакс. (Он узнал это, заглянув в ее аптечку.) В прошлом она страдала остеоартритом, и хотя в последнее время он как будто почти не беспокоил ее, она все-таки время от времени глотала капсулы. Каким только испытаниям не подвергает нас наше тело.
Капсулы в этом пузырьке выглядели точно такими же, как те, что покупала она. Но одно различие все же существовало: каждая была начинена сурьмой.
Как и мышьяк, сурьма – химический элемент, металлоид. Название переводится с греческого как «избавляющая от одиночества». В прошлом ее использвали для окраски бровей и век распутные женщины, в том числе и библейская Иезавель.
Это повсеместно встречающийся полезный элемент, до сих пор часто применяемый в промышленности. Но сурьма, Sb, атомный номер 51, была на протяжении истории еще и причиной тысяч мучительных смертей. Самой знаменитой жертвой, очевидно, стал Вольфганг Амадей Моцарт. (Оставался вопрос: случайной или нет? Нужно бы спросить Антонио Сальери.)
При возникновении боли в восстановленном колене, которую она рано или поздно ощутит, Сакс проглотит две капсулы. И вместо облегчения получит неистовую головную боль, рвоту, понос, онемение конечностей. Она умрет через несколько дней – по сообщениям средств массовой информации, станет очередной жертвой Билли Хейвена, который ухитрился подсунуть отравленное лекарство ей в сумочку до того, как он и его родственники-террористы были обезврежены. Хотя на самом деле Стэнтоны не имели никакого отношения к задуманному им убийству.
Человека, стоявшего у кафе «Артизан» и готовящегося убить Амелию, звали Чарльз Веспасиан Хейл. Это имя он получил при рождении, однако был известен еще под многими другими. Одно из них – Ричард Логан. И самое недавнее – Дэвид Уэллер, возмущенный адвокат, позвонивший в Нью-Йоркское бюро расследований по поводу самонадеянного молодого полицейского Рона Пуласки.
Однако единственным именем, какое ему нравилось, было то, которое характеризовало его наилучшим образом – Часовщик. Оно говорило о его мастерстве в создании хитроумных преступных планов и о страсти к наручным и карманным часам.
Теперь он смотрел на одни из них – «Вентура СПАРК Сигма МГС», электронные наручные часы стоимостью пять тысяч долларов. У Хейла было 117 наручных и карманных часов, большинство из которых представляли собой аналоги, хотя были снабжены электроникой и батарейками. У него были «Бом и Мерсье», «Ролекс» и «Таг Хойер». У него была возможность украсть стоящие шесть миллионов долларов «Патек Филипп Калибр 89», знаменитые памятные карманные часы, изготовленные в честь стопятидесятилетней годовщины компании. С ними было больше сложностей – эти окошки и шкалы давали в дополнение к настоящему времени разную информацию, – чем с любыми другими часами. Этот восемнадцатикаратный шедевр предлагал такую информацию, как фаза луны, запас хода, месяц, температура, дата очередной Пасхи, созвездия, время заката и доли секунды.
И однако же Хейл решил не красть этот шедевр. Почему? Потому что «Патек» был реликтом. Время аналогов прошло. Хейлу потребовалось время, чтобы это принять, но арест, который устроил ему Линкольн Райм несколько лет назад, показал, что мир изменился. И Хейл восстал, чтобы встретить новую зарю.
«Вентура» на его запястье представляли собой это новое лицо – если можно так выразиться – хронометрии. Их беспримерная точность доставляла ему большую радость и утешение. Он снова взглянул на них. И повел обратный отсчет.
Четыре… Три… Два… Один…
Из задней части кафе раздался рев пожарной сирены. Хейл надел на бритую голову вязаную шапочку и вошел в удушливо жаркую кофейню.
Его не видел никто, в том числе и Амелия Сакс и ее собеседник, – они смотрели в сторону кухни, где он оставил это устройство двадцать минут назад. Автономный детектор дыма на полке казался старым и грязным, хотя действительности соответствовало только второе. Работники найдут его и решат, что он был списан и случайно оставлен на верхней полке. Кто-нибудь снимет его оттуда и выбросит, вынув батарейку. О ложной тревоге никто не вспомнит.
Амелия оглядывалась по сторонам, как и все остальные, ища взглядом дым, но его не было. Когда ее взгляд вернулся к кухонной двери, за которой не смолкал рев, Хейл сел в кресло позади Амелии и, ставя портфель на пол, сунул пузырек ей в сумочку. Новый рекорд: две секунды.
Потом он огляделся, словно решая, стоит ли пить кофе с молоком в месте, где вот-вот начнется пожар. Нет. Он пойдет в другое. Хейл встал и вышел на улицу.
Рев прекратился – кто-то вынул батарейку. Хейл оглянулся. Сакс вернулась к своему кофе, к своим записям. Не имея понятия о близящейся смерти.
Часовщик направился ко входу в метро на Четвертой Западной улице. Пока он шел на бодрящем воздухе по тротуару, ему в голову пришла интересная мысль. Мышьяк и сурьма – металлоиды, вещества, обладающие свойствами металлов и неметаллов, но достаточно твердые, чтобы делать из них стойкие предметы. Можно ли, подумал он, изготовить из этих ядов часы? До чего интересная мысль!
Хейл знал, что она будет занимать его изобретательный ум несколько недель и даже месяцев.
Глава 76
– Дай ему ход, – сказал Линкольн Райм.
Криминалист сидел в гостиной один, разговаривая по громкой связи и рассеянно поглядывая на сайт классического антиквариата и предметов искусства.
– Так, – раздался в ответ голос, принадлежавший капитану, находившемуся сейчас в управлении полиции – в Большом доме.
– Что «так»? – отрывисто спросил Райм.
Раньше он тоже был капитаном, но слишком всерьез звания не принимал. Ум и компетентность были важнее.