Обычно, когда мне вдруг приходит в голову бросить все дела на самотек, вернуться домой пораньше и как следует выспаться, это означает, что ночь в столице будет скучная — в наилучшем, с точки зрения стража порядка, значении этого слова. Однако дождливым осенним вечером сорок пятого года Эпохи Кодекса я, сам того не ведая, отправился домой лишь потому, что самому интересному событию этой ночи предстояло случиться в моей собственной спальне.
Поначалу ничто не указывало на возможность такого поворота: я отпустил слуг отдыхать, принял ванну, напился камры и с удовольствием почитал в постели — роскошь, которую в те времена нечасто мог себе позволить. А когда решил, что на сегодня хватит, и обратился к лампе с просьбой погаснуть, в спальне появился призрак моего отца, Хумхи Йоха, и спутал все мои планы — если бы только на ближайшие часы!
Но об этом я пока не догадывался, а потому воззрился на привидение с любопытством и даже симпатией. Не могу сказать, будто меня так уж мучила совесть, и все же я не раз думал, что зря не попрощался с умирающим стариком по-человечески. Если учесть, что служебное положение и в те дни обязывало меня быть в курсе всех городских новостей, проморгать кончину собственного родителя было как минимум непрофессионально, а делать промахи я никогда не любил. И вдруг жизнь предоставила мне шанс исправить ошибку, пусть даже с опозданием на две сотни лет.
Тем временем призрак отца моего заговорил. Тон его был самый торжественный.
— Сын мой, — объявил он, — наконец мы встретились!
— Доброй ночи, — вежливо ответил я. Немного помолчал и осторожно спросил: — Чем обязан?
Мне, конечно же, хотелось немедленно выяснить, самостоятельно он превратился в привидение или благодаря чужой помощи? Намеренно или случайно? И, если уж на то пошло, где ошивался столько лет? Обычно если человек по какой-то причине становится призраком, это происходит сразу же после его смерти, и он принимается досаждать живым немедленно, не дожидаясь даже собственных похорон. Но мне показалось, что будет неделикатно вот так сразу обрушиваться с расспросами. Тем более, зная Хумху, я не сомневался: если он захочет поведать мне о своих делах, будет довольно трудно не выслушать его историю во всех подробностях. А если не захочет, то и расспрашивать бесполезно.
— В последнее время мы с тобой редко виделись и мало общались, — сказал призрак. — Виной тому твое мальчишеское легкомыслие и моя чрезмерная погруженность в домашние дела. Но теперь все будет иначе.
Я был милосерден и не стал напоминать отцу, что мы перестали видеться после того, как он меня заколдовал. С живым человеком я бы, пожалуй, не стал церемониться, но перевоспитывать мертвого — безнадежная затея.
Призрак отца моего тем временем продолжал:
— Я скверно исполнял свой родительский долг, уделял тебе мало внимания. Ты водил компанию с неподходящими людьми и плохо питался. Хвала Магистрам, все еще не поздно исправить. Ты молод, да и я полон сил.
Я призадумался. Интересно, понимает ли Хумха, что умер два с лишним столетия назад? И решил с максимально возможной деликатностью прояснить этот момент.
— Ты уверен, что еще не поздно? — спросил я. — Рад, что ты полон сил, но я не так уж молод. Со дня твоей смерти прошло больше двухсот лет, а…
— Что мне какие-то двести лет, — надменно сказал призрак. — Мой счет идет на тысячелетия.
— Да? — Крыть было нечем. — Ладно, тогда все в порядке. Кстати, извини, что разговариваю с тобой, лежа в постели. Сейчас встану и оденусь.
— Зачем тебе одеваться? Ты же собирался спать. Уже очень поздно. Мне не нравится твоя привычка так поздно ложиться, и никогда не нравилась. Но, по крайней мере, ты не засиделся до рассвета, как прежде, и это отрадно. Спи, я найду чем занять себя до утра. Еще наговоримся.
Я приуныл. До этого момента я был совершенно уверен, что призрак отца моего благополучно исчезнет на рассвете, как это принято у большинства его собратьев по несчастью. Не то чтобы это было для них жизненно необходимо, просто днем призраки становятся практически невидимы; я всегда подозревал, что от этого страдает их чувство собственного достоинства. Если уж мертвец болтается среди живых, значит, он хочет нашего внимания. А тут — такая досада, никто его не замечает.
Но Хумху, судя по всему, такая перспектива совершенно не смущала.
— Отдыхай, сын! — с пафосом сказал он. — А я буду охранять твой сон. Прежде я небрежно исполнял свой родительский долг, но теперь твердо намерен исправиться. Вот увидишь.
Я внутренне содрогнулся от такого обещания, но решил, что выспаться, в любом случае, не помешает. Грядущий день, судя по всему, готовил мне великое множество утомительных сюрпризов.
— Ладно, — согласился я. — Если так, хорошей ночи.
Я еще хотел попросить его оставаться в спальне, не бродить по дому и не пугать слуг. Но вовремя прикусил язык. Зная Хумху, я мог не сомневаться, что он непременно поступит наперекор моей просьбе. А так ему, возможно, просто не придет в голову куда-то уходить. Тем более он же вознамерился охранять мой сон — вот и хорошо, значит, будет при деле.
Потом я закрыл глаза и уснул. Я отдаю себе отчет, что мало кто стал бы спать в подобных обстоятельствах. Но я давно приучился подчинять свои поступки необходимости, и если уж принял решение отдохнуть, могу спать хоть на ходу, хоть на потолке, да хоть посреди поля битвы, укрывшись парой-тройкой хороших защитных заклинаний. И, конечно, визит покойного отца не был событием, способным лишить меня сна. Еще чего.
Проснувшись на рассвете, я обнаружил, что призрака в спальне нет. У меня, впрочем, не было ни малейшего шанса счесть его визит сновидением, поскольку сны мне не снятся никогда. Мои коллеги, я знаю, полагают, будто я много теряю. Однако мне кажется, что это единственный способ хорошо отдохнуть. Какой смысл спать, если во сне приходится суетиться, как наяву?
В общем, мне оставалось гадать: то ли Хумха успел придумать себе более увлекательное занятие, чем запоздалое исполнение родительского долга, и отправился восвояси, то ли решил осмотреть мой дом с целью выявления максимального числа недостатков. Зная его, я предположил второе и в связи с этим задумался, сколько у меня осталось слуг. Вчера было трое, но уборщик пуглив, а повар чрезвычайно обидчив. Одно неуместное замечание, и он начнет паковать вещи, благо в столице немало желающих переманить его к себе. До сих пор он работал у меня исключительно из профессионального азарта. Скажу без ложной скромности, найти платежеспособного едока, настолько искушенного в кулинарных тонкостях, как я, было в те дни непросто. Но короткий диалог с Хумхой — и пребывание в моем доме покажется повару куда менее привлекательным, уж я-то знаю. Одна надежда на дворецкого. Старик Кнейт пережил вместе со мной Смутные Времена, а в те дни в моем доме то и дело случались вещи похуже, чем визиты докучливых призраков. Небось не сбежит. Может, и остальных уговорит остаться. А может, и нет. Вот ведь не было печали!
Терзаемый мрачными размышлениями, я отправился в ванную. Теплая ароматная вода немного улучшила мое настроение. Когда я перебрался в третий по счету бассейн, благоухающий шиншийской красной солью, откуда-то из-под потолка раздался удрученный вопль призрака:
— Ты по-прежнему пользуешься дрянными уандукскими благовониями! Неужели ты не знаешь, что куманские рабы, озлобленные своей прискорбной участью, тайком от хозяев мочатся на них, дабы досадить свободным людям?
При жизни отец тоже был непримиримым противником уандукских товаров. Откуда он взял эту чушь насчет куманских рабов — ума не приложу. Любая малограмотная торговка с Сумеречного рынка вас засмеет, скажи при ней такое. А он, старый, образованный, могущественный человек, — и нате, вбил себе в голову. Но переубеждать его, ясное дело, было совершенно бесполезно. Тем более теперь, когда он уже умер.
— Это не куманские, а шиншийские благовония, папа, — вздохнул я. — В Шиншийском Халифате нет рабства. Не думаешь же ты, будто куманские рабы пересекают Красную пустыню Хмиро специально для того, чтобы испортить шиншийские товары?
— С них бы сталось, — упрямо буркнул призрак. — Уверен, именно так они и поступают. А ты, как последний дурак, покупаешь эту дрянь, только потому что иностранная. Поразительная недальновидность.
Все-таки двести лет загробного существования совершенно его не изменили, даже удивительно.
— Послушай, — твердо сказал я. — Есть способ избавить тебя от страданий, которые ты испытываешь, наблюдая, как я оскверняю свое тело уандукскими благовониями. Для этого достаточно покинуть ванную и подождать меня в столовой или в любом другом помещении, которое покажется тебе подходящим для этой цели. Тем более что я привык принимать ванну в одиночестве.
Все-таки двести лет загробного существования совершенно его не изменили, даже удивительно.
— Послушай, — твердо сказал я. — Есть способ избавить тебя от страданий, которые ты испытываешь, наблюдая, как я оскверняю свое тело уандукскими благовониями. Для этого достаточно покинуть ванную и подождать меня в столовой или в любом другом помещении, которое покажется тебе подходящим для этой цели. Тем более что я привык принимать ванну в одиночестве.
— То-то и оно, — многозначительно хмыкнул призрак. — Жениться тебе давно пора, вот что.
Сделав столь неожиданное заявление, он, судя по воцарившемуся молчанию, все-таки удалился — очень любезно с его стороны.
Выбравшись из ванной, я тщательно оделся, в надежде, что хотя бы мой костюм не станет предметом гневного осуждения. И отправился поглядеть, что происходит в доме. Предварительные прогнозы у меня были самые мрачные.
Дворецкий ждал меня на пороге ванной. У старика имеются свои оригинальные представления о правилах хорошего тона. В частности, он полагает совершенно недопустимым беспокоить меня Безмолвной речью без крайней нужды — то есть, когда я дома, все вопросы улаживаются только при личной встрече, причем, не желая быть назойливым, старик инсценирует как бы случайные столкновения; их тщательное планирование и осуществление отнимают у него немало времени и сил, зато, как я понимаю, помогают оставаться в тонусе, и хвала Магистрам.
Вот и сейчас Кнейт предпочел подкараулить меня в коридоре.
— Насколько я понял, у нас в доме гость… — осторожно сказал он. И вопросительно на меня уставился.
— Да уж, — вздохнул я.
— В таком случае мне необходимо знать, что следует подавать вашему гостю на завтрак? Подходит ли ему обычная пища?
Его подход к делу привел меня в восхищение. Я знаю не слишком много людей, чьей естественной реакцией на встречу с призраком будет вопрос: «Что подавать ему на завтрак?» Все-таки с Кнейтом мне очень повезло; старая школа сама по себе — великое дело, но он даже на фоне своих ровесников настоящее сокровище.
Дворецкий тем временем продолжал:
— И если наша еда ему не подходит — а я подозреваю, что так оно и есть, — то чем его кормить? Я попробовал вежливо выяснить у него самого, но ваш гость не стал со мной разговаривать. Мне показалось, он был недоволен, что я его расспрашиваю. Надеюсь, я не совершил бестактность.
— Нет-нет, — заверил его я. — Все в порядке, вы поступили абсолютно правильно. Просто многие люди после смерти ведут себя довольно эксцентрично. Им нелегко бывает смириться с новым для себя положением; часто они сердятся на живых просто потому, что мы, в отличие от них, все еще живы. Думаю, в этом дело.
Докладывать дворецкому, что покойный и при жизни не являл собой образец сдержанности, я не стал. Не ахти какой секрет, конечно, про Хумху вам любой городской сплетник еще и не такое расскажет, но посвящать в свои семейные дела слуг — это все-таки перебор. Кнейт был бы шокирован, а его нервы следует беречь.
— И все-таки как быть с завтраком? — настойчиво спросил он.
— Думаю, достаточно просто поставить на стол лишний прибор, — решил я. — Призраки, насколько мне известно, вообще ничего не едят, но отцу будет приятно, что о нем позаботились.
— Так это ваш отец? — Открытие несколько выбило дворецкого из колеи. Он, не сомневаюсь, предпочел бы и дальше оставаться в неведении.
— Мой покойный отец, — кивнул я. — В противном случае я бы не позволил ему находиться в моем доме. Избавиться от призрака, хвала Магистрам, не слишком сложно.
Кнейт понимающе кивнул, одарил меня взором, преисполненным сочувствия, и отправился за посудой.
Впрочем, в столовой Хумхи не было. Проклиная все на свете, я пошел его искать. В некоторых случаях иметь большой дом не слишком удобно — к примеру, когда нужно быстро найти там почти невидимое существо. Поразмыслив, я отправился в библиотеку. Это было верное решение: отец с обиженным видом кувыркался среди стеллажей. Ничего удивительного, библиотека — самая темная комната в доме, так что призрак там почти так же хорошо виден, как ночью. Я же говорил, все они ужасно не любят оставаться невидимками.
Призрак встретил меня градом упреков.
— У тебя так мало книг… — укоризненно сказал он. — И у меня сложилось впечатление, что все они попали к тебе случайно. Возможно, ты их крал. Да, этому я бы не удивился! Во всяком случае, я не вижу тут никаких следов систематического подхода к чтению. А ведь когда-то ты совсем неплохо учился.
Я не стал напоминать Хумхе, что мои успехи в учебе не вызывали у него энтузиазма. Спор с покойником по-прежнему казался мне совершенно бессмысленным занятием. Вместо этого я сообщил, что собираюсь завтракать, так что если он желает составить мне компанию — добро пожаловать. Но времени для разговоров у нас будет совсем немного, потому что мне пора на службу.
— И это меня весьма печалит, — откликнулся отец. — Мой наследник зарабатывает на жизнь тяжким трудом. Какой позор для семьи.
— Ну, положим, ты не оставил мне особого выбора, — сухо сказал я. И отправился в столовую.
Призрак последовал за мной, причитая, что да, было дело, погорячился при составлении завещания, отписал большую часть состояния дальним родственникам, специально чтобы мне досадить, но теперь, когда он вернулся, все еще можно исправить в мою пользу. Разве нет?
— Во-первых, насколько мне известно, они уже благополучно все промотали, — сказал я, принимаясь за еду. — Или почти все. Собственно, на здоровье. У меня, хвала Магистрам, прекрасная служба, и Король щедро за нее платит. Всего на дюжину корон меньше самого большого официального жалованья за всю историю Соединенного Королевства. Не так уж плохо.
— И даже тут ты не смог стать первым! — огорчился отец. И с любопытством спросил: — А у кого нынче самое большое жалованье?
— У моего начальника, разумеется.
— У начальника?! У тебя есть начальник? Ты, конечно, покрыл себя несмываемым позором, когда поменял место при дворе на службу в городской полиции, но там ты, по крайней мере, не подчинялся никому, кроме Короля. Что произошло? Тебя понизили в должности? Я всегда знал, что ты плохо кончишь.
Он был безутешен.
Если бы подобный разговор состоялся, когда Хумха был жив, я бы давно выставил его за порог, ну или сам ушел бы, хлопнув дверью, в зависимости от места действия. Но его нынешнее положение казалось мне столь жалким, что я поневоле преисполнился сочувствия. Многие люди боятся призраков, но причиной тому невежество и отсутствие опыта. Они не подозревают, насколько обычно беспомощны и ранимы эти существа. Встречаются, конечно, исключения, но их немного. И я сомневался, что Хумха принадлежит к их числу, а то бы он мне тут уже устроил веселье, одними разговорами дело не ограничилось бы. Так что жалость моя была куда сильнее раздражения; к слову сказать, именно это мне больше всего не нравилось. Жалеть того, кто действует тебе на нервы, — такая постановка вопроса еще вчера показалась бы мне совершеннейшей дичью. И вот, нате вам.
— Не молчи! — вопил тем временем призрак. — Немедленно объясни мне, что случилось? Не мучай меня! Не томи! Скажи правду, почему тебя понизили?
— Не надо так изводиться, — вздохнул я. — Строго говоря, меня повысили. Хлопот стало меньше, денег и уважения больше — по-моему, это неплохой показатель. И подчиняюсь я только Почтеннейшему Начальнику Малого Тайного Сыскного войска. Да и это, по правде сказать, чистая формальность. Мне никогда не отдают приказов, только обращаются с просьбами.
— В таком деле формальностей быть не может, — упрямо возразил призрак. — Иерархия есть иерархия. И если твой начальник не смеет тебе приказывать, это означает, что он — мягкотелый тюфяк, ничего больше… А что это за сыскное войско такое? Впервые слышу. И почему оно именно малое? Кроме него есть еще и большое? Которое занимается более важными делами? Но тебя туда не взяли? Какой позор! И как в таком случае ты можешь утверждать, будто тебя повысили?!
— Долго объяснять, — сказал я. — Слишком многое изменилось в столице с тех пор, как ты… гхм… перестал следить за новостями. В любом случае, никакого «большого сыскного войска» нет, а «Малое» названо так потому, что нас там всего четверо, не считая секретаря. Считается, что мы настолько могущественные люди, что справимся с любыми проблемами вчетвером, и мы действительно превосходно справляемся, так что успокойся, пожалуйста. Кстати, если хочешь, перед уходом я попрошу своего дворецкого прочесть тебе лекцию по истории. Пусть расскажет, что у нас произошло за последние двести лет. Он очень разумный человек и прекрасный собеседник.
— Ты предлагаешь мне опуститься до болтовни со слугами? — возмутился отец. — Такого я не ожидал даже от тебя.
— Слуга слуге рознь. Впрочем, как хочешь.