– Н-на!
Еще попадание! Немецкий танк заметно вздрогнул. Но башня продолжала вращаться, дым не пошел.
Волков толкнул ногой мехвода.
– Давай, Коля!
«Бэтэшка» прыгнула вперед, вылетев из леса со скоростью рысака. Ильяс строчил из пулемета, стараясь накрыть разбегающихся немцев – тех, кому повезло выскочить из кузова. Таковых было мало. Пулеметы Горовцова сделали из брезента грузовика макраме, а из большинства его пассажиров – гору фаршированного свинцом мяса.
– Коля, быстрее!
«БТ» летел по полю, придавливая высокую рожь к черной земле.
Немец выстрелил еще раз. Промазал.
«Бэтэшка» проехала за грузовик, обогнула подбитый танк и почти уперлась в тушку «недобитка».
Бухнула пушка. В упор! Немца дернуло, башня, вращавшаяся в сторону противника, замерла. Из открытого люка потянулся дымок. Еще выстрел! Чуть пониже. Фашистский танк снова дернулся. Дым из чрева повалил уже густой, чадящий.
– Хана гансам!
Волков ткнул Колю в плечо. «Бэтэшка» вывернула влево и рванула по ржи.
– Пехоту добьем? – азартно спросил Ильяс, пробуя на ходу накрыть оставшихся в живых немцев.
– Хрен с ними! Не опасны. Идем за нашими.
«БТ» долетел до опушки, за изгибом дороги подобрал десант и покатил к прицепу. Им следовало уйти как можно быстрее и как можно дальше.
…Теперь, спустя день, Ильяс вспоминал этот бой, размышляя над будущим. По всему выходило – танк им помеха, только внимание привлекает. Это кажется, что с ним быстрее. Танку нужны дороги, при пересечении рек – мосты. А переправы под контролем немцев. Как в этом селе, возле которого они подобрали скуластую радистку. За селом – река и мост; и хотел бы – не объедешь. Можно вернуться, поискать другой путь и брод, но это опасно. Леса просматриваются с воздуха, танк слышно за километры… Надо уходить пешком. Небольшой группе бойцов затеряться в лесу проще простого. Только сержант упрямится. На танке быстрее, понимаешь ли… Ильясу и самому танк нравился. Привык к запахам разогретого масла и солярки, мощному рыку дизеля, да и приятно чувствовать себя под защитой брони. Однако без «БТ» шансов выжить у них больше. Рыжий этого не понимает. Надумал проскочить село с боем, а по пути еще рацию бабы этой забрать. Принесло ее им на голову! Не к добру все это, совсем не к добру…
Он уже не стремился перерезать горло рыжему при первой возможности. «Месть – сладкая вещь. Но когда планируешь ее, всегда просчитывай свои потери. Готовясь взять чужую жизнь, будь готов отдать свою или жизнь тех, кто рядом: брата, отца, сына. Поэтому, если решил мстить, но не хочешь терять, учись ждать. Рассчитай время и удар так, чтобы выиграть всухую, даже если о твоей победе никто не узнает. Спешат только глупцы», – говорил дед. Ильяс запомнил эти слова.
Отец, выросший на песнях бардов и комсомольском задоре шестидесятых, после окончания столичного университета поехал покорять Сибирь. Женился на приличной девушке из своего же села, но в остальном мало походил на горца. Доктор, хирург, он был на хорошем счету и успешно делал карьеру. До тех пор, пока Ичкерия не объявила независимость и не призвала своих детей домой.
Они вернулись. Отец практиковал, мама следила за домом и поднимала на ноги сыновей и дочку. Как-то ночью отца вызвали в больницу оперировать тяжелого больного. Обратно его привезли под утро. Больной, порезанный в трех местах бандит, помер на столе, и товарищи покойного застрелили доктора, делавшего операцию. Тогда Ильяс впервые увидел деда со стороны мамы. Дед приехал к обеду вместе с дядей Асланом, тогда еще молодым злым вайнахом. Следующей ночью семья бежала в горы, убийцы могли зачистить будущих кровников. В сакле на склоне ущелья они провели почти месяц, пока в долине кипели страсти. Брата дважды ловили у дороги к их старому дому, и тогда дед впервые сказал про месть. Ильяс был малышом, слова предназначались не ему.
Через два месяца банду, отмечавшую в ресторане полученный за жирного московского «гуся» выкуп, сожгли. Кто-то подпер выходы из дома и дважды всадил из «Шмеля» в окна. Погибли все. Убийц не нашли. Врагов у бандитов хватало, всех не упомнишь.
Тем же вечером дед зарезал барашка, а брат во дворе танцевал лезгинку. Танцевал зло, с душой, выбрасывая руки и отбивая пятки. Дед и дядя Аслан кушали мясо, запивая молодым вином, мама плакала. Тогда маленький Ильяс впервые понял, что война – это плохо, потому что даже если ты победил, это не вернет твоих погибших. Старший брат его радовался, но не выглядел счастливым.
Ильяс почесал небритую щеку. Воспоминания всегда наваливаются не вовремя.
Брат погиб через три года. В горах. После этого мама, забрав детей, переехала обратно в Россию, Ильяса отдали в русскую школу. Учился он неплохо, им помогала сестра. Муж Эли занимался строительством, и у него тоже нашлись враги. Когда сестра овдовела, они снова переехали.
Ильяс посмотрел на затылок рыжего. На волосах его под шлемом собирались капли пота, бороздившие запыленную шею. Медленно собирались, медленно катились, но всегда достигали земли… Ему нельзя торопиться, спешка – враг удачи. Ильяс погладил рукоятку штыка. Он свое возьмет. Когда выберутся, передышку получат, тогда и сделает, что должен был закончить в той жизни.
Пока же стоит сосредоточиться на том, что «здесь и сейчас».
К удивлению Ильяса, план рыжего сработал. Как стемнело, они с включенными фарами подкатили к селу. У поста остановились, повинуясь отмашке часового. Звук работающего дизеля заглушил негромкие хлопки пистолетных выстрелов. Освещенные фарой немцы представляли собой отличную мишень, к тому ж они не сторожились – приняли танк за свой. Расправившись с постом, танк двинулся к центру села, где так же, не выключая мотора, замер у правления колхоза. Олег выскочил из люка с «парабеллумом» в руке, следом устремились двое бойцов. Ошарашенного часового прикололи в момент и скрылись за дверью. Вернулись быстро. Один из бойцов тащил рюкзак с рацией, в руке Олега был портфель с документами. Добычу забросили в танк, после чего «БТ» беспрепятственно развернулся и покатил по улице. Они остановились еще раз. Сидевшая на броне радистка постучала по башне прикладом и указала на дом, после чего по знаку сержанта перебралась в тележку. Танк повернул башню и с налета ударил дом в угол. Тот покосился и стал разваливаться. Ильяс заметил, как из дверей выскочила и метнулась в кусты за сараем фигура в белой рубашке.
– Шустрая сволочь! – удивленно крякнул Олег. – Жаль, времени нет уму-разуму поучить. Коля – назад!
«БТ» сдал и покатил дальше. Они миновали мост, когда позади взлетели в небо ракеты и загрохотали выстрелы.
– Спохватились, – хмыкнул сержант. – А офицеры-то – тю-тю! Прикололи гансов – очухаться не успели! В казарме надо ночевать, с личным составом, фон-бароны! – Он засмеялся.
Ильяс не поддержал. Высунувшись из люка, он смотрел назад, с тревогой думая о том, что их ждет. Теперь немцы еще больше озлобятся.
Глава 8
Здание Дома Советов словно плыло в голубом рассветном небе. Свежая, не успевшая потемнеть штукатурка, впитывая свет, отдавала его, от чего стены будто сияли.
«Дворец! – подумал Василевский. – И ведь как быстро построили! Красивее минского!»
Дом Советов возвели в Могилеве перед самой войной. Граница после войны с Польшей 1920 года прошла у самого Минска, была она беспокойной, Польша – недружественной, и столицу решили перенести. В Могилеве развернулась грандиозная стройка, но в дело вмешалась большая политика. В сентябре 1939-го начался освободительный поход, Западная Белоруссия воссоединилась с Восточной. Граница сдвинулась на запад, необходимость в переезде отпала, однако здание все же достроили.
«Пригодились, – вздохнул Василевский. – Ненадолго, но столица в Могилеве». Капитана это не радовало. Минск в руках фашистов, враг подходит к Днепру. Василевский бросил на Дом Советов последний взгляд, вздохнул и направился к зданию НКВД. С началом войны могилевское управление приютило сотрудников госбезопасности из оккупированных территорий – в том числе и его, начальника НКГБ Минской области.
Не успел Василевский войти в кабинет, следом скользнул лейтенант Багренцов. Вошел и положил на стол папку с документами. Василевский начал с оперативной сводки. Отступаем… Немцы подобрались к Березине, захвачен Бобруйск. Советские войска отбили город, однако немцы ввели в бой подкрепления… Не сегодня завтра будут здесь. Командование фронта поручило НКГБ организовать партизанские отряды на захваченных территориях. Спохватились! В 20 – 30-е годы в СССР существовал план развертывания партизанского движения. Имелись базы с оружием, тайники и лагеря на вражеской территории, подготовленные кадры, регулярно проходили учения. За сутки область ставила под ружье шесть отрядов в полтысячи человек. И какие отряды! Отменно вооруженные, обученные, знающие местность и население. «Активная разведка» красных стала бичом польского панства. Отряды переходили границу и давали варшавским владетелям понять: на этой земле хозяева не они…
Московские «стратеги» убедили Сталина: в партизанах нет нужды, воевать будем на вражеской территории. К тому же красные боевики оплошали. Когда все в походах да боях, трудно сохранять хладнокровие. Схлестнулись возвращавшиеся из-за кордона партизаны с советскими пограничниками. «Окном» ошиблись, а одеты были в польские мундиры (так легче путать уланские разъезды). Прошли б стороной, никто б и не заметил, но промахнулись и вместо теплого приема встретили поднятую в ружье погранзаставу. Поле боя осталось за матерыми революционерами, но пограничники успели дать сигнал в Москву: польские части начали прорыв границы! Инцидент! Едва войну не развязали.
С «активной разведкой» после этого закончили, дошла очередь и до партизан. Базы разорили, кадры разослали, некоторых, самых буйных и к мирной жизни неспособных, и вовсе пустили в расход или в лагеря убрали. Теперь начинай сначала! Без баз, оружия, людей.
И кому начинать? В феврале 1941 года НКВД СССР разделили на два комиссариата: внутренних дел и государственной безопасности. Василевского назначили начальником УНКГБ в марте. За три месяца даже кадры толком подобрать не успел, не то что структуру сформировать…
– Это что? – Василевский взял листок. Текст был написан от руки: или не успели перепечатать, или не стали из-за секретности.
– Радиограмма от Поповой.
– Нашей? – удивился капитан госбезопасности.
– Так точно.
– Устала ждать группу?
– Никак нет.
– Давай сюда…
Василевский впился глазами в текст. Читая, качал головой. Пробежав глазами еще раз, положил листок и заходил по кабинету.
– Что думаешь? – спросил, остановившись.
– Ну… Если не врет, то боевая девка попалась. – Лейтенант смутился. – Виноват, сержант Попова.
– Боевая, – согласился Василевский. – А вот группа не пришла. – Он постучал пальцами по столу. – Это группа Гринюка?
Лейтенант кивнул.
– Значит, и он провалился?
– Выходит, что так. Они должны были лагерь севернее развернуть, привлечь местных активистов, но сами знаете, какие там места… Западники. Агент Юзек сообщил, что немцы в том районе на второй день устроили облаву на окруженцев и много стреляли. Похоже, что группу предали.
Василевский скривился. План развертывания сети партизанских отрядов, способных поднять население и ударить в спину агрессору, работал со скрипом.
– Почему агента не предупредили?
– Поповой запретили пользоваться рацией до появления группы – в целях конспирации. Надеялись, что Гринюк или кто из его людей на Попову выйдет.
– И Гринюк не вышел, и радистку чуть не потеряли. Данные на квартирную хозяйку, которая выдала Попову немцам, есть?
Лейтенант кивнул.
– Внеси в список. Как вернемся, ответит по всей строгости закона. Теперь о деле. Попова утверждает: захваченные у немцев документы чрезвычайно ценные: местные планы развертывания и ударов. Как их в Могилев доставить? Нести самой рискованно, да и времени займет немало. Пока доберется, сведения устареют.
– Может, самолетом?
– Надо просить штаб фронта. – Капитан задумался. – И попрошу! Для такого дадут!
«Заодно убедятся, что не зря хлеб едим», – мысленно дополнил лейтенант. Его, как и начальника, мучило двусмысленное положение в этом городе. Своей агентуры мало, с вражеской справляются могилевские товарищи, для чего они здесь? Винтовку в руки – и на фронт!
– Если только это не провокация. – Капитан задумчиво катал по столу карандаш. – Попову завербовали, документы сфабрикованы. Как думаешь?
– Вряд ли, – ответил Багренцов.
– Вот и я так думаю, – тут же согласился Василевский. – Зачем это немцам? Они наступают, причем быстро, времени на радиоигру нет. Да и нужды. Немцы сеют панику в нашем тылу, проводят диверсии. Поповой повезло – окруженцы вовремя подвернулись. Узнал, кто такие?
– Запросил у нее, – сказал Багренцов. – Радиограмма в папке.
Василевский подошел к столу, достал из стопки рукописный листок. Поднес к глазам.
– Читал? – спросил, опуская руку.
– Так точно!
– Твой вывод?
– Странная компания.
– Да уж. Хотя… В чем странность? Обычная картина – солянка, а не отряд: танкисты, пехота… Встречаются и летчики.
– Я о другом. Последняя фраза сообщения.
– Старший в группе – младший лейтенант Паляница, хотя фактически командует сержант Волков, – прочел Василевский. – Ну и что? Бывает. Молодой командир потерялся в бою, инициативу взял сержант.
– Бывает, – согласился Багренцов. – Однако из донесения следует, что танкисты воюют вместе с первого дня и, по словам механика-водителя, дерутся храбро и отважно. При захвате немецкого штаба Паляница опять-таки действовал грамотно и умело. Возникает вопрос: почему он позволяет командовать младшему?
– Гм! – хмыкнул капитан. – Есть соображения?
– Я попросил Попову уточнить.
– И?
– Радиограмма пришла полчаса назад. Вот! – Багренцов достал из кармана сложенный листок. – Извините за почерк, не успел переписать набело.
Василевский развернул бумагу. «Младший лейтенант Паляница Ефим Трофимович, год рождения выяснить не удалось, на вид 20–22 года. Сержант Волков Василий Кузьмич, год рождения неизвестен, на вид 26–28 лет. В присутствии посторонних соблюдают субординацию, но наедине разговаривают как давние друзья. При этом Волков называет Паляницу Ильей, а тот его – Олегом. Со слов механика-водителя, до войны он этих командиров не знал и попал к ним в экипаж случайно. Сержант Волков, по отзыву мехвода, отважен, воюет умело, на счету экипажа более десяти подбитых танков. Механик-водитель уверяет, что слышал от прежнего командира о прошлом Волкова. Якобы тот имел звание капитана и командовал ротой, а боевой опыт получил в Испании. По возвращении в СССР был разжалован за аморальный поступок. Какой именно, механик не знает. Попова».
– С одной стороны, понятно, – сказал Василевский, кладя листок на стол. – А с другой… Что думаешь?
– Эти двое не те, за кого себя выдают. Имена и звания присвоены.
– С какой целью?
– Не знаю, – вздохнул Багренцов. – Если верить механику, дерутся они неплохо, наносят фашистам значительный урон. Для диверсанта слишком тонко. Тогда кто?
– Не догадываешься?
Лейтенант покачал головой.
– Представь, что тебя арестовали и посадили в камеру. Вдруг – война, тюрьму разбомбили. Ты выбираешься на волю. Что делать? Документов нет, обратно не хочется…
– Вы полагаете?..
– Скорее всего. Если принять эту версию, все становится на места. Форму и документы взяли у убитых – война, разбираться некогда. Волков, скорее всего, действительно танкист, причем из командиров, а вот Паляница этот – вряд ли. Потому Волков и верховодит. Ты совершенно прав: они не агенты. Те не стали бы звать друг друга настоящими именами, держались бы легенды. Теперь предположим, что догадка верна, Волков с Паляницей находились в заключении. Наши действия?
– Арестовать их не получится.
– А нужно ли?
Багренцов глянул удивленно.
– Эти двое не побежали к немцам, как некоторые. Думаю, и не побегут. Они взяли оружие и стали воевать. Если имелась вина перед советской властью, то они ее искупили. Или искупят. Волков и Паляница – советские люди, вот и пусть воюют, приносят пользу стране. Как их использовать? По полной… Мы вот ломаем голову, как забросить людей в тыл врага, а здесь готовый отряд. Вооруженный, боевой, даже танк есть.
– Будем подчинять армейских?
– Их дивизия разбита и расформирована. Все равно куда-нибудь вольют. Почему не к нам?
– Отличное предложение, товарищ капитан. Вот только… Вдруг не согласятся? Окруженцы стремятся к линии фронта.
Капитан удивленно посмотрел на подчиненного:
– Согласятся – не согласятся… Мы с вами, товарищ лейтенант, не на праздник урожая их приглашаем. Задача каждого в это нелегкое время – служить там, где он будет полезнее.
– А если упрутся?
– Приказом дадим Волкову петлицы лейтенанта госбезопасности, Палянице – младшего.
– Заключенным? – изумился лейтенант.
– Слушай, лейтенант! Не старайся казаться глупее, чем ты есть. Во-первых, мы не знаем, заключенные ли они? Может, друзья детства и привыкли звать друг друга такими именами? Во-вторых, звание присвоят не бывшим зэкам, а Волкову и Палянице. По ним у нас нет ничего?
– Все чисто.
– Вот!
– Наркомат не поддержит.
Капитан зло зыркнул покрасневшими глазами:
– Москва и черту звание присвоит – лишь бы немцев бил! Лично напишу Цанаве!
Багренцов все еще сомневался:
– Достойны ли?
Начальник откинулся на спинку стула и ухмыльнулся:
– Вот и проверишь! Полетишь за документами и на месте разберешься.
– Я? Есть! – вытянулся Багренцов.
– Не надо, Ваня, – поморщился капитан. – Не в строю. Отвезешь им боеприпасы, как просит Попова, а ей – обмундирование и батареи для рации. В платье среди мужчин неудобно, в форме и уважения больше. Обратным рейсом доставишь раненого – все равно пустым лететь. Захвати петлицы для Волкова и Паляницы. А вот вручать их или нет – решишь на месте.