Козырнул и вышел. Как-то у меня неправильно мордобой с разборками вышел… Зато Любу на большую землю переправлю. И то хлеб!
«Эмка» доставила меня до позиций, записку отдал шоферу. Водитель у Кутепова был смышленый, пробивной, под стать шефу. Справится. Еще одно расставание с Любой переживать не хотелось.
– Найдешь, завезешь на аэродром и проследишь, чтобы улетела. Понял?
Шоферюга ухмыльнулся:
– Обижаете. Все сделаю в лучшем виде.
Ну и ладно. Хоть этот камень с души снял.
Остаток дня прошел в хлопотах. Следовало подготовить к бою танк: проверить работу механизмов, загрузить боеприпасы, «поиграть» с трофейными рациями. Сам разобрался в них быстро, но местного связиста следовало научить. Заодно проверить качество связи. Немецкое превосходство в этой отрасли было налицо; я только вздохнул, вспомнив, что подобных раций Красной Армии еще долго не видать. Коля с Ильей помогали. Готовились и Горовцов с уцелевшими бойцами. Прослышав, что их забирают в пехоту, пулеметчик пришел с флягой трофейного шнапса и одной просьбой: не отдавайте! Расставаться не хотелось и мне: привык к мужикам. Охранение моему отдельному танковому взводу требуется, и всегда лучше, когда с тобой свои, привыкшие к танку люди. Попросил за Алексея – не отказали. Горовцов сдал немецкий «МГ» – патроны к нему кончились, и обзавелся «дегтяревым». Весь вечер он с бойцами чистил новое оружие, выбивал и распределял боеприпасы и продукты.
Илья выглядел смуро: переживал гибель Али. Понять нетрудно: в нашем времени такую бабу поискать! Красивая, работящая, преданная… Нет ее, а Любу в тыл увезли… Вот ведь жизнь! Как мирное время, так бабы поганые, а как встретишь хороших, тут тебе и война! Не понос, так золотуха…
Коля с бойцами притащили из леса еловых лапок, побросали на них шинели и улеглись. Ребята сразу захрапели – умаялись, а ко мне сон не шел. Потому даже обрадовался, когда за мной пришли.
В блиндаже Кутепова оказалось не протолкнуться. Вошел, попытался доложить, но мне сделали знак молчать. Присмотревшись, понял причину. Кутепов допрашивал «языка». Худой, долговязый немец с нашивками гефрайтера, то есть ефрейтора, явно трусил: отвечал торопливо, подобострастно заглядывая в лицо полковнику. Под глазом немца темнел здоровенный синяк: видимо, разведчики, когда брали в плен, приложили.
Кутепов допрашивал без переводчика. По-немецки говорил бегло, уверенно, я аж обзавидовался. Умеют же люди! А мне языки давались плохо – как в школе, так и в училище. Да и зачем танкисту иностранный язык? Из-за брони переговоры вести? Ответы пленного полковник сам же и переводил. Командиры, сидевшие на нарах, внимательно слушали и помечали карандашами в блокнотах.
Допрос не затянулся. Пленного увели. Уходя, тот оборачивался, пытаясь заглянуть в глаза полковнику, но Кутепов на него не смотрел. «Каюк немцу! – подумал я. – Куда его в окружении пристроить? Отведут в кусты и…»
– Всем понятна диспозиция противника?
Офицеры закивали.
– Тогда на сегодня все. Свободны, товарищи! – сказал Кутепов.
Командиры встали и направились к выходу. Я двинулся следом, но полковник остановил.
– Вас, товарищ Волков, я попрошу остаться.
Сухо так сказал, официально. Внутри кольнуло – не к добру. Замер у двери. Кутепов сделал знак подойти и указал на нары. Присел. Тускло светила керосиновая лампа. Возникший из-за спины сержант притащил закопченный чайник и две кружки, после чего исчез. Кутепов бросил в чайник щепоть заварки, подождал немного и разлил дымящийся чай по кружкам. Одну, присовокупив кусок сахару, придвинул мне. Ложечек, чтоб размешать сахар, не было, и я поступил по примеру полковника: бросил кусок в рот и стал глотать кипяток. Пили молча, обжигаясь и хукая. Если пригласили пить чай, то бить или по мозгам ездить явно не будут – уже хорошо. Чуть отлегло, расслабился, на стену облокотился.
Чай кончился быстрее, чем сахар; оставшийся кусок я разгрыз и проглотил. Кутепов, заметив, укоризненно покачал головой и снова наполнил мне кружку. Пришлось пить несладкий.
– Хороший чай, – сказал полковник, когда мы закончили, – довоенный.
Лично мне чай хорошим не показался – веник веником, но спорить не стал.
– О вашем выходе из немецкого тыла я доложил в штаб корпуса и получил разрешение оставить группу в полку.
Ну, неплохо: ожидал что-то подобное. Можно даже порадоваться: воевать с умным командиром – удача.
– Это хорошая новость, – продолжил Кутепов, – но есть и плохая. НКВД не подтвердил присвоение званий вам и Палянице. Вот эти петлицы, – полковник указал на мой воротник, – вам придется снять.
Ну, суки! Гэбня поганая! Чувствовал… Что ж это такое! Там разжаловали, теперь – и здесь? Так там хоть было за что!
– Известно это стало не сегодня, – полковник смотрел на меня, и глаза его почему-то искрились. – За разгром аэродрома вашу группу представили к наградам. Всех. Немцы прекратили налеты на Могилев – весь день по всем каналам координировали поиски диверсионной группы. В штабе армии стали заполнять представления, обратились в НКВД, а те отворот выдали. Нет представления к званиям, нет приказа, нет удостоверений.
А ведь точно. Не привозил гэбэшник корочек. Сказал, что к званиям представлены, формальности решатся в течение недели, и исчез.
Полковник продолжил:
– Ваши довоенные звания были известны, но в штабе армии сочли неудобным писать представление на сержанта, который командовал вместо младшего лейтенанта. Словом, товарищ Волков, вы больше не лейтенант госбезопасности. Можете, конечно, пройтись по инстанциям, поискать правду? – Он сделал паузу. – Желаете?
– Да ну их! – буркнул я. – Не больно-то хотелось! В гэб… в штабе сидеть.
– Это кому как, – не согласился он. – Ладно, не буду томить. Представления на вас с Паляницей все же послали. Только перед этим подписали один приказ. Отныне вы и Паляница – лейтенанты Красной Армии, самые обыкновенные. Доволен?
Отлегло… Вскочил и зарычал:
– Служу России!
– Что?!
– То есть… Трудовому народу!
Полковник смотрел хмуро, постукивая пальцами по столу. Я обливался потом: в блиндаже было душно. Это же надо так ляпнуть!
– Вот что, Василий Кузьмич! – Он встал. – У меня есть привычка: гулять перед сном. Свежий воздух здоровью полезен, да и спится после хорошо. Врачи рекомендуют. Не желаете составить компанию?
Попробовал бы я не пожелать! Мы вышли на поляну. Полковник завел меня в самый центр. В лунном свете было видно: вокруг – никого. Умно. В блиндаже не посекретничаешь: люди кругом. Кто-нибудь да услышит.
– Ну? – спросил Кутепов.
– Что?
– Не хочешь мне рассказать?
– Что?
– Правду.
– Какую?
– Кто вы и откуда.
– А есть сомнения?
Он поджал губы:
– Я не могу доверять командиру, который что-то скрывает.
Чего он от меня хочет? Полковник, заметив сомнения, чуть отступил, руку на пояс сдвинул. А кобура-то у него расстегнута.
– Никакой ты не сержант, Василий Кузьмич Волков! Сержанты так не воюют. Слишком хорошо осведомлен о тактике действий немецких войск, особенно – танковых. Откуда? Даже я такого не знаю. Это во-первых. Во-вторых, твоя… ваша речь, манеры выдают человека с высшим образованием, причем, скорее всего, военным. Я окончил Александровское военное училище до революции, впоследствии – Академию Генерального штаба, так что разбираюсь. И не надо историй о вашем разжаловании!
– Вы знаете?
– В полку есть особый отдел! – пожал плечами Кутепов. – Всех выходящих из окружения проверяют, ваша группа – не исключение. В силу обстоятельств вашего появления здесь допрашивать вас не стали, но с людьми поговорили…
«Коля! – понял я. – Больше некому. Его и за язык тянуть не нужно».
– Историю о том, как воевали в Испании, где командовали ротой и были разжалованы за некрасивый проступок, можете рассказывать дамам – им такие нравятся. В армии такого быть не могло. Вас бы просто выгнали – и все! К тому же после Испании были Польша, Франция. Из ваших обмолвок я понял: вы знаете историю тех кампаний, причем неплохо. Спрашивается, откуда? Учились в академии Генштаба? Так сержантов туда не берут… А ваше странное: «Служу России!» Так что, Василий Кузьмич, давайте. Раскрывайте карты, пока не позвал особиста!
– Разоблачиться перед партией?
– Сначала передо мной! – Он не принял шутки. – Или считаете: недостоин?
– Все равно не поверите.
– Я постараюсь, – заверил он и уже открыто ладонь на рукоятку «нагана» положил.
– Желаете историй? Их есть у меня. Слушайте. Я действительно командовал танковой ротой и был разжалован. Только случилось это в другой стране, через шестьдесят с лишним лет от этого времени…
* * *Ильяс
Утром Олег был хмур, зол и неразговорчив. Видимо, переживал разлуку с радисткой. Вчера они при расставании друг друга глазами ели. Если бы не вызов к полковнику, вполне могли б и поисками укромного местечка заняться. Теперь только эсэмэсками и пообщаются. Хотя какие тут эсэмэски? Письма бумажные, треугольником сложенные. «Пи-и-и-исьма, письма лично на почту ношу…»
Волков зыркнул исподлобья, и все фривольное настроение сдуло.
– Что случилось?
– Раскусил меня полковник.
– Что именно?
– Все… Я ему рассказал.
– Что?
– Про будущее, откуда мы взялись.
Ильяс присел. Ситуация…
– Он… поверил?
– Выглядел озадаченным. Сказал, чтоб я свои замечания по тактике ему передал. И все, что вспомню полезного.
– А что помнишь?
Олег сверкнул глазами:
– Я не с колхозного трактора в армию попал. Учился.
– И, конечно, помнишь все: даты, имена военачальников немецких и наших, номера частей?
Рыжий потер переносицу.
– Я тебе что – Гугл? Конечно, нет.
– Тогда что рассказывал?
– Общее течение войны, примерные даты и места сражений, таких как Сталинград и Курская дуга, я знаю. Про них и говорил. Еще про танки новые немецкие, которые они выпускать станут, вспомнил.
– «Тигры»?
– И «Пантеры».
– До них еще дожить надо.
– Он не очень расспрашивал. Датой окончания войны поинтересовался сразу. Как узнал, что через четыре года, погрустнел.
– Хм… И что дальше?
– Не знаю. Пока я заметки про тактику танкового боя передам. Будет время, все, что вспомню, на бумаге изложу.
– Вижу, что «эффект бабочки» тебя не волнует?
– Это когда, наступив на бабочку в прошлом, можно в будущем президента поменять?
– Угу.
– Да по хрен мне все президенты! Если мы тут сотню-другую тысяч наших ребят сбережем, то по хрен все бабочки! Мы с тобой не насекомые с крылышками – танковый батальон немцев на тот свет отправили. Или думаешь, без нас Паляница и Волков так бы воевали?
Ильяс пожал плечами. Олег поднял указательный палец:
– Вот.
– Тогда ты не с того начал. Надо не про танки, а про атомную бомбу говорить. И про то, как Сталин умрет в 1953 году.
– А как он умрет?
– Говорят, что кто-то из ближних отравил – Молотов или даже Берия.
– Ага, помню такое… Но про это пока умолчу.
– Думаешь, тебя не заставят вспомнить?
– Хм…
Олег склонился над пачкой исписанных листов, торопливо строча.
…Через два часа Ильяса вызвал Кутепов.
Полковник был хмурый. На столе перед ним лежала пачка рукописных листов. Ильяс узнал почерк Вигуры.
– Что вы можете сказать о товарище Волкове, лейтенант?
– Надежный товарищ, отличный танкист с нестандартным подходом. Верен делу партии. К сожалению, несколько контузий слегка помутили его рассудок.
– Что?!
– Мы постоянно в боях, под нами два танка сгорело. Немцы много в нас стреляли, были прямые попадания. Когда болванка врезается в башню, это как молотом по голове… Товарища Волкова два раза ранило, он неоднократно ударялся головой. На исполнении обязанностей это не сказывается, но в обычных разговорах он немного чудит.
Полковник подался вперед, кулаки его сжались.
– Чудит? И только? А его идеи про… О развитии танковой мысли вы знаете?
– Его идеи танковых засад мы опробовали на практике – отлично получилось.
– А про… перспективы немецких танков слышали?
– Да. Думаю, что опыт развития танкостроения подтверждает его предположения.
Кутепов задумался.
– Хм… Он еще много чего изложил. И…
Ильяс молчал, полковник тоже умолк на какое-то время.
– Разрешите обратиться?
– Разрешаю.
– Товарищ полковник, вы не смотрите, что лейтенант Волков иногда фантазирует, в бою это никак не проявляется.
– Фантазирует, говоришь?
– Да.
– Контузии, ранения, фантазии… Хм…
Он начал перебирать стопку на столе, снова перечитывая некоторые места.
– Хм… Возможно, это объясняет… Но…
Полковник снова вернулся к стопке. Отложил несколько листиков, провел ладонью по подбородку.
– Да, это объясняет многое…
Ильяс ждал.
Через минут пять Кутепов поднял глаза на лейтенанта:
– Вы можете идти, товарищ!
– Слушаюсь!
* * *Около замаскированного танка экипаж и ребята Горовцова рыли землянку и капонир.
– Ну, как сходил? – Олег был хмур.
– Нормально. Тебя почти отмазал.
– Отмазал? От чего?
– От перспективы провести ближайшие годы запертым в камере. От жизни под присмотром десятка психологов и дюжины агентов.
– Что?
– Я сказал Кутепову, что все твои откровения – результат многочисленных контузий, от которых у тебя повредился разум.
Лицо Волкова вспыхнуло кумачом.
– Что-то не так?
– Зачем ты это сделал? – Олег цедил сквозь зубы. – Мне же теперь не поверят!
– Тебе так и так не поверят. Ты – не мессия. Все твои идеи будут проверять, ждать подтверждения фактам.
– Но ведь так и будет!
– Ты уверен, что именно так? А если после того, как мы поменяем тактику танкового боя, немцы сосредоточат усилия не на «Тиграх» и «Пантерах», а на дешевизне и поточности производства? А потом напрягутся и выдадут свой «Т-34»? У них он получится лучше нашего. Ты уже меняешь мир. Все, что ты предсказываешь, может не сбыться.
К ним начали подтягиваться бойцы, и оба умолкли. Только Ильяс ловил на себе возмущенные взгляды Олега.
Позже они выбрались на опушку и продолжили разговор.
– Без меня эти идеи внедрятся позже, – гнул свое Олег. – Людей зря потеряем!
– А ты подавай рацпредложения! Не как носитель единственно верного знания, а рационализатор из масс.
– Так меня не послушают.
– Будешь дело предлагать, послушают.
Олег покачал головой:
– Зачем ты так? Перед хорошим человеком позоришь, дело тормозишь?
Ильяс присел на траву.
– Ты мне должен. Должен, должен – сам говорил. Так вот, поверь мне хотя бы ради этого долга – не надо пока играть в супермозг. Выдавай идеи постепенно, по одной. Начни с тактики танковых боев, а как внедрят, изложи видение немецких разработок. Про то, что мы не готовы к утрате качественного превосходства. Пусть новую пушку к Т-34 уже сейчас лепят.
Олег скрипел зубами и мотал головой.
– Поверь. Тебе же лучше делаю.
– Это не мне надо! Стране!
– И стране тоже лучше! Нет ничего хуже абсолютного знания. Толпа, бредущая за поводырем, которым ты собираешься стать, становится толпой слепцов! Ты попадешь в тему, и люди перестанут искать. Они станут ждать твоих слов, но мир будет меняться, и ты начнешь отставать. Кроме того, ты убьешь кучу разработок только потому, что не помнишь о них.
– Чего?
– Все на изготовление атомной бомбы? Так?
Олег кивнул.
– Значит, снимут ученых с проектов новых истребителей, самоходок, автоматов. А там, смотришь, и атомная бомба, почти сделанная, очень пригодится своим новым арийским хозяевам – ты этого хочешь?
– Не передергивай!
– Я просто описываю перспективы.
– Хреновые перспективы.
– Хреновые. Потому что свои идеи внедряет тот, кто в производственной структуре страны не петрит!
– Я?!
– А кто?
Волков выругался и отошел, зашарил по карманам, вытащил смятую пачку папирос, закурил и тут же закашлялся:
– Черт! Бросил же почти!
Ильяс молчал.
Олег выплюнул папиросу на землю, придавил ее каблуком:
– Хрен с тобой. Может, ты и прав.
Он повернулся к собеседнику, помолчал и подвел черту:
– Но свои идеи я двигать буду.
– Двигай! Только не надо дудеть на углах, что ты из будущего и тебе известно все.
Олег помолчал и нехотя пообещал:
– Не буду!
– Вот и ладно!
Глава 12
Ильяс
Утром Кутепов вызвал Олега и долго что-то обсуждал с ним наедине. Вернулся рыжий хмурым.
– Что сказал полковник? – поинтересовался я.
– Приказал пить рыбий жир и больше спать, пока есть такая возможность. Еще посоветовал сбегать в медсанбат – раны показать и с сестричками познакомиться.
– Пойдешь?
Олег в ответ недобро зыркнул. Ясно, мол, что отказался. Ну и зря! Здоровье надо беречь. Ему оно ох как пригодится!
– Что еще говорил Кутепов?
– Велел сдать рации.
– Зачем?
– Немецкую – для изучения, нашу – разведчикам. В полк снаряды к гаубицам подвезли. Хочет проредить немцев, пока те к атаке готовятся.
Олег выглядел усталым и злым.
– Чего ж смурной?
– Глупости это. Не пройдут разведчики.
Я непонимающе посмотрел на собеседника.
– Почему «не пройдут»? Мы на танке проскочили, а пехота на пузе не проползет?
– Потому и не проползет, что мы кипешу наделали. Немцы стоят на ушах, секреты выставили, к штурму готовятся. За линией моторы гудят. Танки группируются. Только с НП не видно где. А снарядов к гаубицам мало – пять минут популять. Попусту потратят.
Рыжий присел на нары, покачался. Бросил взгляд на накатанный из бревен потолок.
– В общем… Тут такое дело… Я одну авантюру замутил.
– Какую?
– Предложил «светляком» поработать.
– Кем???
– Корректором огня.
– Это как?
– Через участок соседей выскочим к немцам. Там они еще не пуганые. Пройдемся по тылам, выйдем к нашим позициям и скорректируем огонь артиллерии – чтоб зря снаряды не жечь. Получится – накроем немецкие танки, которыми нас рвать собираются. Тогда живем еще день-другой. Если нет…