– Тяжелораненым места не хватает, – сказал стоявший рядом с носилками майор, – а твои, здоровые, полетят. Приказ… Умрут ведь люди!
Олег промолчал. Он прекрасно понимал незнакомого командира: тяжелораненые при выходе из окружения – обуза, а оставить их в деревне – обречь на смерть. Кто-нибудь да выдаст, а немцы пристрелят или пошлют своим ходом в лагерь для военнопленных, что, собственно, одно и то же. Был шанс эвакуировать, но нелегкая принесла странных танкистов. За их жизни заплатят другими. Война – вещь несправедливая.
– Хорошо хоть боеприпасы привезли. – Майор выплюнул окурок, махнул рукой и отошел.
В самолете Олега снова растрясло, очнулся он уже на госпитальной койке. Грудь укрывали бинты. «Прооперировали», – догадался Олег. Подошедший осмотреть его хирург это подтвердил.
– Повезло тебе, танкист! – сказал, убирая стетоскоп. – Пуля была на излете, воткнулась в легкое и осталась в нем, закупорив рану. Если б навылет, то внутреннее кровотечение – и все!
«Надолго ли хватит этого везения?» – Мысли после операции были мутными, тяжелыми.
– Возьмешь на память?
На ладони хирурга лежала почерневшая остроносая пуля. Олег покачал головой.
– Ну и правильно, – одобрил врач. – Нечего хлам собирать.
Сегодня ожидались гости. Это стало ясно с утра. Набежали медсестры и санитарки, его соседей по палате куда-то увезли, опустевшие койки застелили свежим бельем, самого Олега помыли, побрили и переодели в новенькую пижаму. Одна из медсестер долго и старательно причесывала его мокрые волосы. Сестричка была симпатичной, Олег ей подмигнул, та радостно заулыбалась в ответ. Затем, оглянувшись, склонилась, коснувшись мягкой грудью его бинтов, и провела ладошкой по его щеке.
– У вас тут крошки.
А у самой глаза лучатся смехом.
«Гляди ты! – удивился Олег. – Еще могу на девушек впечатление произвести».
Он попробовал приподняться и зашелся в кашле. Грудь словно сдавило стальным обручем. Девушка деловито промокнула губы, на которых выступила кровавая слюна, и поправила подушку.
– Лежи, герой!
Она поправила ему растрепавшуюся челку и выпорхнула из палаты. Позже, оставшись в одиночестве, Олег сообразил, что внезапное расположение медсестры как-то связано с предстоящим визитом. Собравшийся посетить его гость был фигурой не маленькой, и отсвет его величия пал на лейтенанта. Кто, интересно, пожалует? Не Сталин же, ясен пень. Что вождю до такой козявки? Командующий фронтом к простому лейтенанту тоже не поедет. Скорее всего, кто-то из партийных бонз, возможно, из тех, чьи портреты носят на праздничных демонстрациях. Пожать руку герою-танкисту, толкнуть патриотическую речь… Если так, то засада. Советских бонз в лицо он не знает, а современнику положено к ним по имени-отчеству. Как обращаться? Прикинуться контуженым? Неловко…
В коридоре послышались шаги, и дверь в палату стремительно распахнулась. Вошедший в нее грузный военный был одет в китель защитного цвета, на черных петлицах алели ромбы.
«Генерал! – сообразил Олег. – Кто?»
Следом за генералом в палату ввалились люди в форме и в штатском с блокнотами и фотоаппаратами в руках. За ними – уже знакомый Олегу врач в сопровождении медсестер. Палата мгновенно заполнилась людьми. Они взяли койку с Олегом в кольцо, фотографы подняли свои камеры.
– Можете начинать, товарищ генерал! – сказал один из них.
«Вот хмырь! – удивился Олег. – Раскомандовался!»
К его удивлению, генерал не одернул наглеца, а послушно подошел ближе. Подскочивший адъютант протянул ему обшитую красным бархатом коробочку.
– Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, лейтенант танковых войск Волков Василий Кузьмич награждается орденом Боевого Красного Знамени, – звучным голосом сказал генерал и протянул Олегу коробочку.
«Служу трудовому народу!» – хотел ответить Олег, но ему не дали.
– Задержитесь, товарищ генерал! – влез все тот же фотограф, и генерал замер с коробочкой в руке, делано улыбаясь. Фотографы защелкали затворами камер.
– Вручайте!
Генерал сунул Олегу коробочку. Тот взял и замер, не зная, что делать.
– Так, так! – одобрил фотограф, наводя камеру. Другие тоже защелкали.
– А теперь, – велел фотограф, опуская камеру, – прикрепите орден!
Олег не успел сообразить, как подскочившая медсестра проколола левую сторону его пижамы вытащенным из кармана халата скальпелем, дрожащими от волнения пальцами достала из коробочки сверкающий эмалью орден, открутила гайку, воткнула шпенек в дырку и закрепила награду. Тяжелый орден повис, оттянув легкую ткань пижамы. Похоже, этот спектакль заранее режиссировали.
– Улыбочку, товарищ лейтенант!
«Шел бы ты!» – хотел сказать Олег, но, глянув на генерала, передумал. Послушно оскалил зубы.
– Замечательно! – Фотограф отступил назад. – Мы закончили.
Словно получив сигнал, к койке рванули штатские с блокнотами.
– Товарищ Волков, расскажите о своих подвигах! Как вы били фашистов? Как пришли к своим тактическим приемам? Как планировали операции?..
Олег умоляюще посмотрел на генерала, тот – на врача. Хирург выступил вперед.
– Товарищи! Лейтенант Волков перенес сложную операцию. Его нельзя утомлять!
– Но он продолжит бить врага? – спросил один из штатских, отступая.
– Непременно! – подтвердил генерал. – С новыми силами, обдумав новые приемы. Хочу обратить ваше внимание, товарищи, что лейтенант Волков один из многих наших танкистов-новаторов. Коварный враг, напав на Советский Союз, не ожидал, что столкнется с упорным сопротивлением наших бойцов и командиров, вооруженных передовыми идеями социализма. Идеи пробудили творчество масс, и товарищ Волков живое тому свидетельство. Скоро враг в полной мере ощутит мощь наших ударов!
Журналисты радостно загомонили и покинули палату. Следом потянулись медики. Оставшийся в палате генерал бросил взгляд на адъютанта, тот мигом притащил стоявший у стены табурет. Генерал сел, адъютант встал за его спиной. Олег с удивлением увидел, как изменилось лицо гостя. Исчезло притворно-елейное выражение, взгляд стал острым и жестким. «Начинается!» – понял Олег.
* * *Ильяса, Горовцова и Климовича сразу по приземлении забрал высокий плечистый капитан. Для Олега прислали машину с доктором. На вопрос, куда они направляются, капитан не ответил. «Эмка» и грузовик с раненым пропетляли по улицам города и выскочили к лесу, у окраины которого раскинулся лагерь.
Капитан на въезде перекинулся парой слов с часовым, машины залетели внутрь, лихо прокатились мимо капониров с танками, окопанных палаток и остановились у небольшого щитового домика.
Встречать их вышел целый полковник.
Когда Ильяс доложился, что такой-сякой прибыл для прохождения дальнейшей службы, полковник устало отмахнулся и спросил капитана:
– Волков этот совсем никакой?
– Тяжелое ранение.
– Тогда на кой ты его приволок?
– Приказ был доставить.
Полковник смерил капитана тяжеленным взглядом.
– Раненого в госпиталь! Проследи, чтобы сразу в дело взяли, а то могут и забыть.
Капитан козырнул и убрался. Полковник повернулся к Ильясу.
– А ты, стало быть, Паляница… Наслышан. Говорят, вы там, у границы, чудеса творили? На «БТ» немцев в хвост и в гриву били да в штабеля складывали? – Он зло посмотрел в сторону поехавшей обратно в город машины. – Наверное, Берлин взяли бы, да только застеснялись?
Ильяс ждал продолжения, но полковник устало махнул рукой, следуй за мной, мол, и двинулся за дом. Там, на поле столпилась группа солдат, внимающая хриплому басу командира.
– Добро пожаловать в 101-ю танковую дивизию. Я – полковник Михайлов, Григорий Михайлович. Техники у нас немного, но, если немец продых даст, состав дивизии восстановим. Большая часть танков – из восстановленных ремонтниками, да еще из резервов кое-что поступает. На днях Кубинка пару платформ прислала, ремрота два «БТ» к жизни вернула, обещают «КВ» восстановить. Сейчас платформы с Т-34 разгружают. Так что не обескровил нас Гитлер. Вот только. – Он сделал паузу. – У меня экипажи на этой технике – из выпускников училищ. Немца не видели, не щупали – в первом же бою сгорит половина. Наверху приказ готовят, но и без него сейчас мои ребята танкистов с опытом ищут. Тех, кто может что-то передать молодняку.
Он посмотрел на загалдевших вчерашних курсантов, потом повернулся к Ильясу:
– Справишься?
– Я? Учить?
Полковник удивился:
– Ты немца бил?
– Бил.
– Не один-два танка случайно, а раз за разом?
– Ну да.
Полковник удивленно нахмурил брови.
– Виноват! Так точно! Бил, товарищ полковник!
– Вот и расскажешь, как это делать. Куда целить, как на поле боя себя вести, о чем в первую и вторую очередь думать. У них в голове каша из уставов и предписаний, ее надо по горшочкам разложить.
– Бил.
– Не один-два танка случайно, а раз за разом?
– Ну да.
Полковник удивленно нахмурил брови.
– Виноват! Так точно! Бил, товарищ полковник!
– Вот и расскажешь, как это делать. Куда целить, как на поле боя себя вести, о чем в первую и вторую очередь думать. У них в голове каша из уставов и предписаний, ее надо по горшочкам разложить.
– Предлагаете мне инструктором?
– Пока – командиром взвода. Делись знаниями и опытом с молодой порослью. А там посмотрим.
– Я…
– Приступайте, товарищ лейтенант! – отрезал полковник. – Мне твое блеяние слушать некогда. Пускай фашисты это слушают. Моим пацанам дело говори. То, что тебе жизнь спасало. Понял?
– Так точно!
– Вот и работай! Найдешь капитана Сыроквашко. Он тебе взвод определит и с остальными командирами познакомит. Заодно койку тебе выделит.
– И моим бойцам.
Полковник кивнул.
– Экипаж сам подберешь. Хочешь – своих, хочешь – новых. Свободен!
Ильяс козырнул, развернулся и потопал. Сыроквашко оказался невысоким и щуплым. Ранние залысины придавали ему совершенно гражданский вид, но жесткий взгляд исподлобья быстро рассеивал это впечатление.
– Нет у меня для вас Т-34! – отрезал он сразу.
– Я не за этим, – успокоил Ильяс. – Людей определить и вещи скинуть. Кроме того, полковник Михайлов, – смутился Ильяс, – отправил в ваше распоряжение новичков подтянуть. Передать знания и опыт.
Капитан оттаял:
– Воевал?
– С 22-й дивизией от Бреста шел. Потом бои под Могилевом. Три танка под нами спалили. Ну и мы немецких десятка два.
Сыроквашко склонил голову набок.
– Два десятка?
– Больше даже.
– Угу…
Он оценивающе скользнул взглядом по лицу лейтенанта.
– С Волковым таким не пересекался?
– С Олегом?
– Вроде так.
– Из моего экипажа. Сейчас в госпитале лежит.
Скептицизм Сыроквашко как рукой сняло.
– С самим Волковым воевал?
Грудь Ильяса кольнула неожиданная ревность.
– Ну да. Я – командир, он в башне. На рычагах Коля Климович сидел. Вот он… Неплохо повоевали.
Капитан уточнил:
– Твой Волков – наводчик?
– Так точно.
– Тогда не сходится. Этот командиром танка был. По тылам на «БТ» две недели гонял. Техники немецкой пожег… Про него в «Правде» писали, что немецкий аэродром умудрился разгромить, двадцать самолетов уничтожить.
«Уже легенды ходят!» – удивился Ильяс.
– Это про нас. Было такое.
Сыроквашко сощурился недоверчиво:
– Не врешь?
– Нет! – надулся Ильяс. – Про наш танк.
– Фамилия твоя как?
– Паляница.
– Была вроде такая. Не помню. Волков в голове отложился, а Паляница нет.
– Это потому, что Волков звучит, а Паляница – нет, – с ходу объяснил Ильяс. – Да и старое правило есть: «Герой должен быть один».
Капитан расплылся в улыбке:
– Теперь верю! – Он похлопал Ильяса по плечу. – Повезло нам! Герой в бригаде… Будут тебе занятия, и танк дам отличный. Редкий. – Он загадочно помахал пальцем в воздухе. – Тебе понравится.
С танком капитан не обманул. Взвод, которым должен был командовать Ильяс, состоял из двух БТ-7 и уникального А-20, опытного образца, так и не пошедшего в производство. «Магистральный» собрат Т-34, проигравший удачливому конкуренту в бронировании и проходимости, внешне был очень схож с лучшим танком Второй мировой войны. Сыроквашко охарактеризовал А-20 коротко:
– По грязюке, конечно, не очень. Но пока дожди не зарядили – хорош. Быстрый, верткий, мелкий. Ты на «БТ» чудеса творил, с этим точно не пропадешь.
Лукавил капитан. А-20 был, конечно, шустрым, но, как любой «кавалерийский танк», слишком уязвим. Двадцать пять миллиметров брони для этой войны маловато. Но и резон в словах Сыроквашко был. Не новичкам же такую ласточку давать! Они в ней точно сгорят. Ильяс вытер шею и кивнул. Осталось не ударить в грязь лицом.
Дальше полетели насыщенные дни. В июле бригаду бросили на деблокаду смоленского котла. Первый удар вышел неудачным, много танков сгорело. Командный состав танковой бригады был наполовину необстрелянным – спешно проэкзаменованные выпускники училищ. Бросать их в сражение означало лишиться техники и людей в первом же бою. Как могли, экипажи разбавляли опытными танкистами, отправляя молодняк за новыми танками или в резерв фронта. Тем, кто оставался, за неделю формирования приходилось наверстывать все, что знали ветераны, но не дошло до училищ: как встречать танк врага, как бить его из засады, как использовать местность, как маневрировать и стрелять на ходу. С последним, правда, вышла неувязка. Политработник бригады, полноватый майор с кривыми ногами и суетливыми движениями пухленьких ручек, потребовал не использовать этот прием. Страна надрывается, восстанавливая мощь, а тут такая растрата боеприпасов! Но полковник Михайлов идею поддержал. При атаке на позиции врага надо не только доехать до чужой линии обороны, но и подавить очаги сопротивления. Изрыгающий свинец и металл танк способен если не создать панику, то уж заронить сомнения и сдержать боевой порыв у противника. А там артиллерия с пехотой подберутся.
Ильяс включился в процесс обучения. Пересказывал все, что слышал от Олега, приводил примеры из своего опыта, делился ноу-хау: про всегда открытый люк, подпиленный разъем шлемофона, чтобы, выскакивая, не повиснуть на шнуре внутреннего переговорного устройства, про использование складок местности и маскировку. Слушали его охотно, много спрашивали и уточняли. На фоне остальных наставников, подбивших один-два-три танка, их с Олегом достижения казались невероятными.
Потом был марш на полигон и учебная стрельба. Новый наводчик, двадцатилетний Семен из-под Тулы, по первому впечатлению сметливый и ловкий, хвалил сорокапятимиллиметровую пушку за точность боя, но вот поразить цель на ходу не смог, как ни пытался. Ильяс вспомнил, как точно клал свои «гостинцы» Олег, и на душе стало смурно. Когда и с коротких остановок они смогли попасть только раз, Ильяс отстранил наводчика и взялся сам. По штатному расписанию командир должен следить за полем боя, выбирать цели, командовать танком и заряжать пушку, но уж очень неудачно шла пристрелка. Танк пошел на еще один круг. На этот раз они попали по всем макетам.
– В бою будем меняться местами. Я за наводчика буду, – резюмировал Ильяс. – А ты по сторонам крутить головой. И не в триплекс мутный, а из-под приоткрытой крышки посматривать.
Он кивнул на незакрытый люк.
Семен удивленно спросил:
– Это ж не по уставу! А если немцы, пехота, окружат? Или стрельнут в меня, когда я голову высуну?
– Ты сначала до немцев доедь! Бить будут пушки и танки, а уж потом, если не сгорим, твоей драгоценной головой немцы заинтересуются.
Наводчик поджал губы, но промолчал. Впрочем, ответ от него и не требовался. Это армия.
Климович довольно легко разобрался с управлением нового танка, оценил возможности движка и коробки, научился набирать и сбрасывать скорость, маневрировать и преодолевать преграды. Другие экипажи осваивали технику дольше. Молодежь, не привыкшая к капризным фрикционам несинхронизированных коробок, жгла их, но помпотех с безлошадными танкистами шустро меняли узлы, благо на складах запас был. В общем, армейская идиллия, если бы не сонмища мошкары и кровососов, атакующих по ночам.
Долго учиться не пришлось. Немцы, взяв Смоленск, перешли к обороне, подтягивая отставшие тылы. В штабе фронта понимали: если не сбить врага с занятых позиций, немцы накопят силы и пойдут на Москву. Все, что могло бить врага, шло в бой. Бригаде Ильяса и без того повезло – неделя учебы. Других бросали в сражение прямо с железнодорожных платформ.
Поздним вечером бригаду подняли по тревоге, дали час на сборы и подготовку. Какая подготовка в танковом подразделении? Чистка снарядов и укладка боезапаса, заправка танка, проверка агрегатов. Снаряды шли в ящиках густо смазанные, эту смазку приходилось щепками и ветошью очищать перед боем. Топливо поступало в бочках, заливалось ведрами. Сто литров – десять ведер, четыреста литров – сорок ведер, которые надо наполнить, подать на броню и залить через горловины. Помня проблемы с боекомплектом, Ильяс приказал взять внутрь и на броню дополнительные ящики со снарядами. Танки взвода получили почти полуторный запас бронебойных болванок и двойной комплект осколочных фугасов. Работали все члены экипажа: чистили, грузили, заливали, тягали. Устали очень.
Ночью двинулись к станции, где грузились на платформы. Выехали к фронту под утро. Недалекий путь одолели быстро. Обошлось без налетов с воздуха – повезло, проскочили. Разгрузились, приняли десант, вышли на рубеж, приготовились и… остаток ночи провели в окапывании танков. После дня, проведенного в таскании тяжестей и маршах, капонир стал для экипажа последней каплей. Под утро отрубились все. Позиции охраняла пехота.
На рассвете прошел слух, что бригада, приданная стрелковой дивизии, идет в контрудар. По плану штаба, их танки прорвут линию обороны немцев и, выйдя в подбрюшье растянутых вражеских коммуникаций, заставят тех развернуть основные силы. Фашисты здорово выдохлись в затяжном рейде от самой границы. Добрый пинок «под дых» может коренным образом преломить ход войны.