– Получится нечто вроде короткого ледоруба, – сказала Энди.
У них не было никаких инструментов, за исключением алюминиевых банок от клубничного лимонада. Пока Энди и Грейс пытались придумать, как их использовать, чтобы вытащить гвоздь, они начали экспериментировать с самими банками. Без особых усилий им удалось оторвать крышки и донышки – Энди замотала пальцы полой блузки и в буквальном смысле отодрала их. Теперь у них появилась тонкая гибкая полоска из алюминия. Они попытались сложить ее и распрямить, чтобы использовать, как лезвие ножа.
Им удалось сделать острие, но оно оказалось недостаточно прочным, чтобы пробить кожу и повредить мышцы. Возможно, с его помощью им бы удалось выбить глаз.
Они пытались сделать спираль, но получилось хуже, чем просто складывать. Потом Грейс заметила, что края банки остаются острыми, когда удается оторвать крышку и донышко, а потом поместить импровизированную бритву между донышком и крышкой… И вновь им стало ясно, что они смогут только оцарапать Мэйла, но не нанести ему серьезную рану.
– Если бы он был… на тебе, я бы попыталась перерезать ему горло, – предложила побледневшая Грейс.
Энди покачала головой и приставила алюминиевую полоску к тыльной стороне руки.
– Нужно приложить слишком большую силу, – сказала она. – Смотри.
Она сильно прижала край банки, но получилась лишь длинная красная линия с несколькими капельками крови в конце.
– Нанести глубокую рану гораздо труднее, чем кажется. Я помню из медицинской школы: тела нужно резать, как глину. – Она посмотрела в потолок на согнутый гвоздь. – Однако гвоздь подойдет. Если мы сумеем его вытащить…
– Нам придется постараться, – сказала Грейс.
И они старались. Грейс сидела на плечах Энди и царапала дерево острыми кусочками алюминия. Шляпка гвоздя уже освободилась, но упорно не хотела шевелиться, когда они услышали его шаги.
Грейс взяла Энди за руку, и та поразилась – ее дочь стала совсем взрослой.
– Не сопротивляйся, – сказала Грейс. – Пожалуйста, не сопротивляйся.
Но ей было необходимо сопротивляться.
Энди знала, что должна. Если она перестанет, он может потерять к ней интерес и переключиться на Грейс, или… просто избавиться от них. Мэйл хотел, чтобы она сопротивлялась. Он хотел ее покорить, это она поняла.
Джон вывел Энди из камеры, запер замок и повернул ее к матрасу. Она споткнулась и упала. Лучше уж самой, чем быть сбитой с ног.
Ему нравился страх в голосе Энди. Он бил ее для того, чтобы она его боялась, и она научилась умолять.
– Пожалуйста, Джон, – сказала она. – Не делай мне больно.
– Снимай одежду, – сказал Мэйл.
Энди начала стаскивать блузку, внимательно оглядываясь по сторонам, хотя на лице у нее застыло испуганное выражение. Есть здесь что-нибудь, что она смогла бы использовать в качестве оружия?
– Проклятье, поторопись, – сказал он.
Мэйл уже разделся, Энди видела его эрекцию, он шел к ней.
– Джон…
Он стоял над ней.
– Теперь мы попробуем нечто новое. Если ты меня укусишь – а я не люблю, чтобы меня кусали, – если ты меня укусишь, я тебя изобью по-настоящему, выведу Грейс из дома, засуну ее в отбросы и приведу обратно, чтобы ты на нее посмотрела. Ты меня поняла?
Энди тупо кивнула.
– Ну, тогда ладно… – сказал Мэйл.
Потом, лежа на матрасе, он ей сказал:
– Ты знаешь, что сделал проклятый Дэвенпорт? – И рассказал ей про радио. – Однако я его раскусил, – похвастался он. – На минуту я поддался, но потом все понял и сказал прямо в эфир: «Дэвенпорт, ну ты и вафлежуй». – Мэйл заметно оживился, словно они были подростками-любовниками, лежали на матрасе в квартире с холодной водой и делились друг с другом мечтами. – Он думает, что страсть какой умный. Но он еще не знает, что все это ему дорого обойдется.
– Я… что? – Она старалась поддерживать разговор автоматически, а сама изучала подвал.
Мэйл не стал ее бить, и секс уже не имел такого значения; он уже не мог сделать больше того, что делал, и это было вполне терпимо… так думала Энди.
И вот итог осмотра: в углу стояла стопка старых терракотовых горшков – их можно было бросать или использовать в качестве дубинки. Чуть дальше валялась бутылка из-под пива. Господи, если бы она сумела до нее добраться, то могла бы отбить горлышко или разбить. Это уже настоящее оружие.
– У меня есть шпион, который наблюдает за каждым его шагом, – сказал Мэйл.
Энди, продолжавшая разведку, потеряла нить разговора.
– Шпион? Шпион? – спросила она.
У него появились странные иллюзии?
– Ты его знаешь, – сказал Мэйл, поворачиваясь, чтобы посмотреть на ее реакцию. – Твой друг; именно он навел меня на тебя с самого начала.
– Кто? – Судя по тону его голоса, иллюзии были ни при чем, он говорил совершенно спокойно.
– Не могу сказать, – ответил Мэйл.
– Почему?
– Хочу, чтобы ты думала. Может быть, твой муж пытается избавиться от тебя и дочерей. Или мать…
– Моя мать умерла.
– Да? И как она умерла?
– Утонула.
– Ха. – Мэйл собрался сказать что-то еще, но поднялся на колени и снова навис над ней. – Возможно, это твоя партнерша. Или отец.
Энди решила рискнуть.
– Джон, я думаю, ты все выдумал.
На мгновение ей показалось, что он ее ударит – глаза широко раскрылись, его охватил бездумный гнев, словно он погрузился в себя, как в тех случаях, когда начинал ее бить. Но он лишь небрежно улыбнулся.
– Да, я тебя обманул. Шпион существует. Но я не знаю, кто он.
Она покачала головой.
– Он сам мне позвонил, – продолжал Мэйл. – Сказал: «Помнишь Энди Манетт, которая отправила тебя в больницу? Она все время о тебе говорит…»
– Кто-то так сказал? – Теперь она ему поверила, и это ее потрясло.
– Да. Этот человек сказал, что ты считаешь меня демоном. Очень скоро я уже не мог о тебе не думать. Я никогда тебя не забывал, но ты оставалась в далекой части моего сознания. И я не собирался иметь с тобой дела. Но позвонил шпион…
– Да? – Подсказка психиатра, и она почувствовала, что снова обретает власть.
– Я помню, как сидел в камере предварительного заключения, там всегда была ты в своих… платьях… и твои сиськи, и духи, иногда мне даже удавалось разглядеть ноги. Я представлял твою киску; ночами напролет лежал и думал о ней. Смогу ли я ее увидеть? Или нет…
– Я не понимала… – Еще одна подсказка.
– Ты никогда не понимала, как я устроен, а я не мог тебе объяснить, – сказал Мэйл. – Я просто сидел, смотрел на твои сиськи и горел.
– Кто-то все время тебе звонил?
– Я больше не хочу говорить, – сказал он, и его гнев внезапно вернулся, взгляд обратился внутрь и затуманился. – Я хочу трахаться… – Мэйл размахнулся и ударил ее в плечо. Энди отстранилась, и он сказал: – Иди сюда, или я по-настоящему надеру тебе задницу.
– Можно я кому-нибудь позвоню и скажу, что жива? – позднее спросила она. – Мужу или кому-то другому?
Он разозлился.
– Нет, конечно.
– Джон, очень скоро все будут думать, что я мертва. Шумиха закончится и начнется долгая утомительная охота; они доберутся до тебя и запрут навсегда. Но если они будут знать, что я жива, у тебя… будет больше шансов… Ты сможешь заключить сделку.
Они вновь говорили, как любовники: она беспокоилась о его безопасности. Мэйл отбросил эти мысли.
– Никакой сделки не будет. Во всяком случае, со мной.
– Но ты получишь больше власти, – сказала Энди. – Если они решат, что я умерла, то смогут делать все, что угодно. В противном случае их положение осложнится. Ты же игрок и не можешь не понимать таких простых вещей. Я лишь хочу, чтобы мои близкие знали, что я жива. Не хочу, чтобы они обо мне забыли.
Мэйл встал и начал одеваться; одновременно он швырнул ногой одежду Энди.
– Одевайся. – Потом сказал: – Я подумаю. Ты не сможешь говорить напрямую, но не исключено, что я тебя запишу. И проиграю пленку из другого места.
– Джон, это… – Она почти засмеялась. – Просто замечательно.
Он отреагировал: на его лице появилось самодовольное выражение, так ей показалось. Ему нравилась лесть, в особенности из ее уст.
– Я подумаю, – повторил он.
Когда Энди вернулась в клетку и дверь за ней закрылась, а шаги Мэйла стихли, она сказала Грейс:
– Нам нужно составить послание для записи; возможно, он согласится его отправить. Мы должны придумать код.
Она была возбуждена, а Грейс смотрела на нее, и ее юное лицо стало мрачным и отрешенным.
– Что? Что такое? – спросила Энди.
– У тебя все лицо в крови, мама. Всюду кровь.
Грейс показала на правую щеку Энди, потом у нее задрожала рука, она заплакала и отшатнулась от матери. Женщина принялась тереть лицо, пытаясь избавиться от запекшейся крови – возбудившийся Мэйл несколько раз ударил ее, когда потерял над собой контроль во время последнего соития.
Грейс забилась в угол в дальнем конце их камеры. «Я даже не заметила кровь», – подумала Энди. Она к ней привыкла, таковы были условия ее рабства.
Грейс забилась в угол в дальнем конце их камеры. «Я даже не заметила кровь», – подумала Энди. Она к ней привыкла, таковы были условия ее рабства.
Но на этот раз все изменилось. Сильно изменилось.
Глава 14
Роуз Мари Рукс выглядела слишком усталой для шефа полиции, и сумочка, словно наделенная собственной волей, болталась у нее в руке, когда она поднялась по лестнице и вошла в распахнутую дверь.
За шефом следовали Лукас и Т. Конрад Ховард – Дамбо; они собрались в нарядной гостиной в доме Манетта. Здесь их уже ждал Данн, напряженный, несчастный, с торчащими во все стороны волосами и припухшими глазами; он стоял, прислонившись спиной к холодному камину и держа в руке тяжелый хрустальный бокал с выпивкой. Джордж посмотрел мимо Рукс и Дамбо, но кивнул Лукасу.
Хелен Манетт сидела на антикварном стуле, поджав губы, и Дэвенпорту показалось, что она пьяна, хотя она ничего не пила. Нэнси Вулф, в свободном костюме болотного цвета, бросала на него угрюмые взгляды из противоположного конца комнаты. Но когда Лукас посмотрел ей в глаза, поправила волосы и отвернулась. Она пила маленькими глотками коньяк из небольшого стакана, расположившись возле портрета XIX века, на котором была изображена женщина с холодными темными глазами, в угольно-черном платье и с удивительно чувственной нижней губой.
Суетливый адвокат разливал выпивку; полицейский оперативник в простой спортивной куртке и футболке, с пистолетом на бедре, прислонился к дверному косяку и ел попкорн из пластикового стаканчика. Он ждал телефонного звонка, который так и не прозвучал, и выглядел скучающим.
Манетт стоял в центре круга, в сером костюме с туго затянутым итальянским шейным платком. Казалось, он сильно постарел за прошедший день. Однако Лукас понимал, что он наслаждается тем, что оказался в центре всеобщего внимания.
– Ничего не получилось, – сказала Рукс Манетту, покачав головой. – Мне очень жаль.
– Дерьмо. – Данн отвернулся, и Лукасу показалось, что он собрался швырнуть бокал с виски в камин.
Но Джордж лишь наклонил голову, продолжая опираться о шершавую каминную полку.
– Однако нельзя сказать, что мы ничего не узнали, – вмешался Дамбо. Его лоб покрывали мелкие капельки пота. Он ненавидел иметь дело с богатыми людьми, близко знакомыми с сенаторами. – Мы зафиксировали положение преступника, но не сумели удержать. Он был нашим в течение двадцати секунд, но ему удалось догадаться о том, что мы задумали. Однако у нас есть представление о том, где он находится: к югу от рек, в Игане или Эппл-Вэлли.
– У тебя там строительные объекты, – сказал Манетт Данну.
Тот повернулся – на его бледном лице заблестели глаза – и прорычал:
– Да, но я не отвечал там вчера на телефонный звонок.
– Я имел в виду совсем другое, – сказал Манетт, слегка отстраняясь от Данна. – Я хотел сказать, что ты знаешь те места.
Нэнси Вулф поймала Тауэра за рукав и потянула назад.
– Да, и еще я знаю, что в этом гребаном районе живет триста тысяч человек… – заговорил Данн.
– Следи за языком, – резко перебил его Манетт. – Здесь женщины.
Лукас внимательно наблюдал за Вулф, которая стояла за Манеттом, положив руку ему на плечо.
«Вот оно как», – подумал он.
– Он упомянул Дэвенпорта, – сказал Дамбо, посмотрев на Лукаса. – Очевидно, он чувствует, что шеф Дэвенпорт… – Он поискал подходящее слово, – …несет ответственность за… – Он снова принялся подбирать слово, – процедуру с радио.
– Ну, так и есть, – сказал Данн. – Он единственный полицейский, с которым я говорил, не засунувший голову себе в задницу.
– Джордж… – сказал Манетт, чье лицо покраснело под шапкой седых волос. Данн не обратил на него ни малейшего внимания и шагнул к Лукасу. – Я хочу объявить о награде. Мне все равно, какая будет сумма. Например, миллион.
– Это слишком много, – сказал Лукас. – Сразу набежит безумное количество идиотов. Лучше начать с пятидесяти тысяч.
– Хорошо. Я намерен сделать заявление прямо сейчас, – сказал Джордж.
Он посмотрел на Манетта, но тот промолчал, лишь с мрачным видом покачал головой и отвернулся.
– Счастливая семейка, – заметила шеф, когда они вышли на улицу.
– Нэнси Вулф и Тауэр Манетт, как ты думаешь?
Ничто не могло удивить Роуз Мари Рукс: она слишком давно занималась политикой. Она заговорила после небольшой паузы, и в ее голосе прозвучало почти удовольствие.
– Вполне возможно. Когда мы вчера вводили их в курс дела, она коснулась тыльной стороны его ладони.
– А сегодня пыталась помешать вступить в конфликт с Данном… или сделала движение в его сторону, словно хотела защитить.
– Хм, – сказала Рукс. – Ты знаешь, Лукас, у тебя сильная женская сторона.
– Что?
– Не имеет значения, – сказала она.
– Нет, что ты имела в виду? – заинтересовался Дэвенпорт.
– Ты куда в большей степени, чем другие мужчины, готов положиться на интуицию. Ты подозреваешь, что Нэнси Вулф и Тауэр Манетт любовники.
– У меня нет ни малейших сомнений, – сказал он. – В особенности теперь, когда я хорошенько подумал.
– И только из-за того, что она коснулась его рукава… – улыбнулась Рукс. – Серьезное умозаключение.
– Дело в том, как она коснулась его рукава, – сказал Дэвенпорт. – И если это женское начало, я готов принять такой комплимент.
– А ты думал, что я имела в виду? – спросила Рукс.
– Даже не знаю, – с сомнением проговорил Лукас. – Может быть, ну, что у меня классные сиськи.
Рукс расхохоталась.
– Господи, я работаю в настоящем зоопарке!
В середине ночи, с отвратительным привкусом во рту, в рубашках, выбившихся из брюк, будто живших самостоятельно, они стояли вокруг огромной – пять на шесть – карты города и окрестностей и смотрели на обведенный красным участок к юго-западу от аэропорта.
– Уже что-то, – заявил Лестер. – Он оказался умнее, чем мы предполагали. Господи, еще минута… Всего минута, и мы бы его поймали.
Лукас бросил стаканчик от кофе в мусорную корзину, чувствуя во рту его мерзкий вкус.
– Надо переходить к прессингу по всему полю. Он позвонит еще раз. Меня удивляет, что он до сих пор молчит.
– Мы можем начать со следующей смены, – сказал Андерсон. – Сейчас у нас восемьдесят процентов. А с завтрашнего утра начнем работать в полную силу.
– Мы должны быть готовы прямо сейчас, – сказал Лукас.
– Мы готовы, но не на все сто. Люди должны выйти на работу, – сказал Андерсон.
– Нам следует полностью контролировать шоссе I-494 и добавить людей на I-35 до самой Эппл-Вэлли, – ответил Лукас.
– Хитрый ублюдок, – мрачно пробормотал Лестер, не сводя взгляда с карты.
Уэзер уже спала, тихонько постанывая, когда Лукас скользнул в постель. Он хотел разбудить ее, чтобы поговорить, но знал, что завтра утром ей предстоит операция, и не стал ее трогать. С час он лежал без сна, планируя завтрашний день и ощущая ее тепло. Наконец заснул, положив руку ей на талию, окруженный ароматом «Шанель».
Уэзер уже ушла, а Лукас вышел из душа, когда зазвонил мобильный. Он остановился, прислушался и поспешил в гостиную, оставляя на полу мокрые следы. Телефон лежал на обеденном столе, он быстро его взял и включил.
– Ну, Лукас, как делишки у твоего членишки? Встает еще? – спросил неожиданно веселый Мэйл.
– Они живы? – Патрульные машины уже едут. Тридцать секунд.
– Ты пытаешься меня выследить?
После коротких колебаний Дэвенпорт повторил свой вопрос:
– Они живы или нет?
– Да, живы, – неохотно ответил Мэйл. – Более того, у меня послание для тебя от Энди Манетт.
– Подожди, я возьму карандаш, – сказал Лукас.
– Черт возьми, наш разговор записывается, – нетерпеливо сказал Мэйл. – К тому же тебе это ничего не даст. Я звоню по сотовому, но нахожусь в машине, очень далеко.
Вот дерьмо.
– Ну, давай, я взял карандаш.
– Слушай. Не знаю, насколько ты поймешь…
Джордж, папа, Женевьева, тетя Лиза, это Энди. Мы в порядке, Грейс и я. Мы надеемся, что Женевьева вернулась и с ней все хорошо. Мужчина, у которого мы находимся, не разрешает нам ничего о нем говорить, но он проявил доброту и позволил нам сказать, что мы живы. Я надеюсь, мы сможем снова вас увидеть. Пожалуйста, дайте этому человеку то, что он хочет, чтобы мы благополучно вернулись домой. Вот и всё, что я могу сказать…
Голос Энди Манетт звучал печально и испуганно, но в нем дрожала надежда; потом послышался щелчок – запись остановилась.
– На этом всё, любители спорта, – весело сообщил Мэйл. – Однако должен сказать, мне понравилась история с диджеем. Она меня разбудила. Передайте парню, что я заеду к нему домой, чтобы навестить его семью, когда он уйдет на работу. И захвачу с собой пару кусачек. Мы отлично проведем время.
Когда Мэйл закончил разговор, Лукас выключил и положил на стол телефон, глядя на него, словно тот превратился в таракана из слоновой кости. Через пятнадцать секунд позвонила Марта Гришем из коммуникационного центра.