Россия вечная - Мамлеев Юрий Витальевич 8 стр.


Это древнее невидимое мировоззрение, глыба исторически запредельного, русская тайнореальность, нашло себе выражение и в русском языке с его невиданной мощью. Выразило себя, несомненно, и в особом ходе русской истории, может быть, во втором плане русской жизни, в непостижимом воздействии народной музыки и песен, разрывающих душу и обнажающих некую пропасть в ней, отражалось даже в духовных качествах русской природы и, возможно, перевернуто — фантастическим образом в русских народных сектах.

Для нас важно постоянное Присутствие этой тайнореальности и в России, и в Русской Душе, даже если это Присутствие распознается сейчас только интуитивно, моментами, или даже если оно существует для сознания только потенциально, точнее, как потенциальная или виртуальная инициация в русскость. Благодаря этому мы можем видеть друг в друге не только наш «Род», не только воспринимать друг друга как родные существа, но и как сопутников по исторически Великому Неизвестному, по русским метафизическим просторам. Просторы не дают ответа — нет, понемногу, дают, и когда-нибудь, возможно дадут окончательный ответ.

Это движение Невидимого мировоззрения, Великого Неизвестного в нас еще принесет свои плоды, даст о себе знать каким-нибудь с первого взгляда непонятным для нас прорывом, озарением в нашем будущем — и даже если этот духовный взрыв в России будет посреди сияния серо-кровавого мирового заката, заката человечества или современной цивилизации, ну что ж, и в этом случае Россия сможет стать Духовной Царицей мира. При одном условии только — если сохранит свою русскую суть.

При этом условии все ее актуальные и потаенные силы (православие, великая культура, неутоленная метафизическая жажда, страсть к самопознанию, стремление к реализации всех своих заложенных от вечности тайных и уже проявляющихся возможностей) могут вдруг заговорить единым высшечеловеческим языком и создать нечто невиданное на этой земле.

Однако здесь следует сказать о совершенно ином, обособленном, автономном, грозно-таинственном явлении русского бытия и истории. Имя ему — Хаос. Хаос — это затаившаяся мировая, космическая потенция, где непредсказуемое и нераскрытое находится в состоянии по ту сторону Порядка. Хаос с его неограниченными возможностями врывается и в сам Мировой Порядок, деформируя его, разрушая и в то же время вливая в Космос новые фантастические силы и тенденции.

Совершенно очевидно присутствие Хаоса в русской истории, культуре, душе, кстати, весьма определенно это было отмечено не кем иным, как Чаадаевым, который был одним из тех, кто гностически осознавал изначальный хаос в России и в Русской Душе («хмельная безмерность родимого хаоса»). Это, видимо, пугало его, и совершенно напрасно.

«Родимый хаос» у нас чувствуется даже в наших бесконечных просторах, в языке (с его уходом от строго логического построения, с его неожиданными прорывами в сферу метафизически неопределенного), в нашем образе жизни (с его пугающей и привлекающей иностранцев эйфорией и выпадением из обыденного рационализма)… Я уже не говорю о социальной сфере, о рождении мирового анархизма в нашей стране.

Но наиболее многозначительное и глобальное проявление Хаоса в нашей жизни случается тогда, когда благодаря ему в нашей истории, движении мысли, культуре совершается вдруг неожиданный поворот или выход на арену непредсказуемых сил, сокрушающих старое или преобразующих его до неузнаваемости и даже превращающих в свою противоположность. Ведь непредсказуемость (наша глубинная черта) как раз и является одним из признаков присутствия или проявления Хаоса, причем в нашем случае эта «непредсказуемость» и его последствия несут в себе, как правило, глубочайший духовный смысл. Это означает, что наш «родимый хаос» имеет на самом деле величайшее метафизическое измерение.

В связи с этим любопытно, что в античные римские времена жрецы предупреждали императоров и полководцев против вторжения в нашу Землю. Они считали, что там их ждет неминуемая гибель, ибо эта страна — Сакрального Хаоса. Известно, что Сакральный Хаос означает такой Хаос, из которого выходит все необычное, но предназначенное для Свершения самых тайных и фантастических поворотов истории и человеческой мысли.

Поэтому естественно, что Запад, как историческое продолжение древнего Рима (особенно Германия, а за пределами Запада — Япония) и воплощение разных образцов Мирового Порядка, никогда не сможет сломить (и не сломал) Россию, а, наоборот, находил в ее снегах свою законную кармическую смерть. Ибо Хаос всегда бездонней и необъятней Мирового Порядка, и никогда Порядок не сможет победить Хаос, потому что Порядок — это система, а значит, ограничение, отрицание чего-то другого, и сам Порядок лишь «упорядоченная» организованная маленькая часть Хаоса, намордник, наброшенный на маленькую частицу мирового Хаоса. Намордник может быть всегда скинут. Порядок как нечто организованное но малое, не может противостоять бесконечности Хаоса, бесконечности России, ее скрытым, Великим Возможностям. Само Провидение поддерживает Сакральный Хаос, ибо эти Великие Возможности должны когда-то проявиться, а не быть раздавленным тупым и ограниченным порядком.

В этом тоже одна из причин нашей тайной радости и веры в нашу непобедимость. «И пусть европейские умы трепещут, как сомнамбулы, при приближении русского ума» (Одоевский), ибо в этом уме заложено нечто далеко выходящее за пределы западного.

Но при этом важно осознать всю метафизическую глубину Присутствия Хаоса, его сакральность, его значение для России… Может, здесь необходимо некоторое посвящение в тайны и онтологическую суть Хаоса.

Теперь достаточно о Хаосе — некоем особом моменте русского бытия.

Есть еще одна исключительная сфера, но которая опять уходит своими дальними корнями в древнейшее прошлое, в арийское прошлое, в праИндию, в Невидимое мировоззрение. И вместе с тем эта сфера — налицо, и без нее невозможна жизнь для нас. Речь идет, конечно, о русском языке.

О его мощи и величии достаточно много писалось — но здесь есть, несомненно, простор для глубинно-лингвистического и интуитивного исследования причин его глобального торжества. И это сокровище дано не просто так — оно вручено России и русскому народу для выполнения его высшей Миссии в мире. Это язык, который может выразить почти невыразимое, выразить провал, пропасть, язык, соединяющий несоединимое и проникающий в самые недоступные сферы метафизически Сокрытого — и поэтому индусы с основанием полагают его «санскритом будущего» (то есть священным языком). Одно звучание русской речи имеет в чем-то магическую силу, сочетание звуков и интонации русского голоса представляют уникальное явление в этом мире по своей красоте и, главное, по глубине «подтекста», по глубине того, что стоит за этим звучанием и интонациями. В конце концов, русский голос ведет в поразительную глубину почти невыразимых переживаний и, наконец, даже в пучину молчания, которая сама — за пределом возможностей звука. Все это запечатлевается в глубинах души.

В статье одно из самых глубоких мыслителей современной России Александра Дугина (см. А. Дугин, «Русская вещь») дана панорама некоторых тончайших особенностей русского языка. Там, кстати, отмечается мысль уникального мистического поэта России Евгения Головина — о «существовании в языке (русском) особого пласта, который находится между речью и молчанием… Это загадочный мир… странных вибраций, предшествующих фразам, предложениям, утверждениям».

«Это, таким образом, определенное распространение возможностей языка на сферу, которая находится у порога Безмолвия и Невыразимого, и это, несомненно, ведет в русскую таинственную сферу, точнее, является интонационным выражением ее некоторых черт.»[27] И далее Дугин продолжает: «Русский язык — сплошная непрерывная мантра. Контекст в нем удушает своей плотностью любое послание, событие растворяется в фоне, зеркальные аналогии подрывают логический дискурс. Русский язык — мать всех языков, потому что это не язык, а возможность языка». И он заканчивает: «Выше разума и паранойи, грязи и непорочности, времени и конца его Россия…».

Наконец, в русском языке есть не менее удивительные возможности особых «сдвигов», «алогизмов», некоторых выходов в «другой» русский язык, который кажется «странным» по сравнению с «нормальным» русским языком, но возникает параллельно ему. Никто не выразил это с такой ясностью и силой, как гениальный Платонов.

Глава седьмая Россия и Восток

Здесь придется перейти совсем к другим реалиям. Сначала о «тайном» влечении к Востоку как одной из сторон Русской Души. Оно, впрочем, общеизвестно, проявлено достаточно очевидно, например, в сфере культуры: на ум сразу же приходят имена Леонтьева, Толстого, Хлебникова, Гумилева, Клюева, Гурджиева, евразийцев, Бунина (к концу жизни) и многих, многих других.

Наконец, в русском языке есть не менее удивительные возможности особых «сдвигов», «алогизмов», некоторых выходов в «другой» русский язык, который кажется «странным» по сравнению с «нормальным» русским языком, но возникает параллельно ему. Никто не выразил это с такой ясностью и силой, как гениальный Платонов.

Глава седьмая Россия и Восток

Здесь придется перейти совсем к другим реалиям. Сначала о «тайном» влечении к Востоку как одной из сторон Русской Души. Оно, впрочем, общеизвестно, проявлено достаточно очевидно, например, в сфере культуры: на ум сразу же приходят имена Леонтьева, Толстого, Хлебникова, Гумилева, Клюева, Гурджиева, евразийцев, Бунина (к концу жизни) и многих, многих других.

В той или иной степени это тайное влечение коснулось почти всех, и вот удивительно — ясное доказательство этому у Лермонтова, в творчестве которого вообще как бы сконцентрировались «зародыши» русского будущего: от мистического патриотизма до зерен всей русской прозы ХIХ века (в «Герое нашего времени») и, наконец, до пророчества о гибели монархии. Вот его слова о Востоке: «Я многому научился у азиатов, и мне бы хотелось проникнуть в таинства азиатского миросозерцания, зачатки которого и для самих азиатов и для нас еще мало понятны, но там, на Востоке, — тайник богатых откровений».

В конце концов, Россия сама по себе включает в себя Восток, и Западная Сибирь (может быть, таинственное будущее России), согласно некоторым текстам и устным «преданиям» по существу, не что иное, как ее эзотерический центр.

Следовательно, тема Востока является одной из кардинальных для России.

Но в центре всей этой мистико-исторической темы первостепенно стоит для России Индия.

По какой причине? Начнем с того, что мы — индоевропейцы, точнее арии, как и индусы. Когда-то мы были вместе. Индия, таким образом, это истинная старшая сестра России.

Более глубинным является духовная близость между Россией и Индией. При всей разности воплощенных культур этих стран есть какое-то непрерывное, скрытое, тихое дыхание, поток, навеки соединивший Россию и Индию. Многие русские просто «пьянели» от этого потока и «чувства Индии», когда попадали в эту необыкновенную страну и узнавали там свою старшую сестру. Это внутреннее сходство замечалось и нашими самыми органичными, русско-утробными поэтами, как Клюев, например: «И страна моя белая Индия… Преисполнена тайн и чудес…»

«Белая Индия» — это Россия. Но в самое сердце Индии, в «Индию Духа», по выражению Гумилева, взять билет не так-то просто, многие образованнейшие европейцы, ищущие духовного прибежища в Индии и бежавшие от осатаневшего Запада, становились в тупик перед парадоксальной глубиной и запредельностью Индии Духа. В таком случае индусы пожимали плечами и говорили: «Безнадежно… Надо родиться индусом». Но мы, русские, — другое дело, мы совсем в другой ситуации.

В чем же эта внутренняя близость между Россией и Индией? Есть действительное какое-то необъяснимое, идущее из тысячелетних пространств дыхание, соединяющее две страны, но, кроме этого, одна капитальная близость совершенно очевидна: это сосредоточение на своей душе, духовный вектор, направленный внутрь, интерес к самопознанию, к безднам собственной души.

Выражено это у нас и в Индии по-разному, но направленность — одна.[28]

Важное значение имеет именно этот поиск внутреннего «Я», «внутреннего человека» — такой характерный для Индии и для русской культуры. Весьма многозначительны, например, идеи Бердяева, касающиеся его понимания России: он, как известно, полагал, что будущая религиозная задача России заключается в том, чтобы найти Христа внутри человеческой души (внутреннего Христа). В Индии как раз все усилия и направлены на обнаружение, раскрытие и реализацию Божественного начала в человеческой душе.

…Это влечение России к Индии небезответно: если исключить, славянские, православные страны, нигде в мире Россию не любят так, как в Индии. Отношение Индии к России несравнимо ни с отношением к ней, например, в Китае или в мусульманских странах, ни особенно с отношением к России на Западе.

Однако ввиду такого интереса к Востоку необходимо вкратце остановиться на самой метафизической сути Востока, наиболее сильно проявленной именно в Индии, прежде всего в Веданте.

Я начну с одного момента, но крайне важного, ибо он касается «души», сознания, «Я», то есть нас самих, как «людей».

В Индии принят священный принцип тождества между Брахманом (то есть Абсолютом, Богом в самом себе) и Атманом (высшим «Я» в человеке). Таким образом, высочайшее «Я» человека (скрытое и «потенциальное» в обычном случае), по существу, является «частицей» Божества, или просто «Богом внутри человека» (даже не его образом и подобием, а именно Богом). Не все философские течения ведантизма это признают, здесь есть разные «варианты», тем не менее принцип тождества между Богом и «высшим Я» в человеке (Атманом) является основой индуистской метафизики, по крайней мере адвайты-веданты. В ней, таким образом, преодолевается дуализм между Творцом и человеком, не в плане, конечно, «идентичности» между ними, что было бы абсурдом, а в том смысле, что внутри человека скрыто нечто Божественное и таким образом, выходящее за пределы человеческого. Задача заключается в том, чтобы реализовать это Божественное «Я» внутри человека, перевести его из потенциального состояния в актуальное. Существуют разные «пути» к этому и разные ступени этого, и весь этот «процесс» называется Богореализацией, или реализацией Абсолюта, или еще чаще «Освобождением». Это высшее состояние, которого может достигнуть человек (в редких случаях, конечно) и оно означает такое единство с Богом, в котором нет различия между Богом и высшим «Я» человека. Разумеется, в этом состоянии человек перестает быть человеком, переходя в надиндивидуальное, надтварное состояние, становится тождественным с Вечностью. Конечно, существуют и многочисленные промежуточные ступени, когда, например, наряду с сознанием уже не человеческим, а относительно высоким, сохраняется существование в виде «формы» или «тела», и т. д.

Следует сразу оговориться, что такая задача весьма необычайна и «достигается» (тем более при жизни) редко — исключительный «вариант» полной Богореализации в Индии первой половины ХХ века осуществил Рамана Махарши, которого теперь почитает вся Индия.

Не следует также путать Богореализацию с Боговоплощением — явление, которое признается в Индии.[29] но в последнем случае «поток» идет «сверху вниз». Наконец, абсолютная Богореализация, включая «реализацию» Божественного Ничто, завершается обычно после «смерти», точнее, ухода с физического плана. Кроме того, когда речь идет об Атмане (то есть о Божественном, а на самом деле истинном, подлинном «Я» человека), то было бы нелепостью путать его с «Эго» человека, то есть с его временным, индивидуальным «я», с которым он обычно себя отождествляет (говоря, например: «я — Петр, я — инженер, я — художник, я — человек»). Наоборот, необходимо уничтожить это ложное отождествление (со своим телом, умом, психикой и с «эго») — без этого реализация Абсолюта невозможна. Теоретические «Пути» и возможности такого осуществления выходят за рамки данной книги. Лучшее, что здесь можно предложить современному человеку — книга Рамана Махарши «Будь тем, кто ты есть»[30]

Кстати, «феномен» Освобождения, хотя бы в его «частичной реализации», пытались исследовать (!) западные ученые, в частности Ж. Герберт. Однако ознакомление, например, с «чудесами», о которых столько свидетельств, ничего не дает, ибо это не главное, а побочное качество. В Индии «чудеса» совершались на улицах, везде, в том числе не укладываются в сознание европейцев. Более того, Богореализация может не сопровождаться никакими «феноменами» (и это, наоборот, признается более адекватным). Считается, что если говорить, конечно, только о внешнем виде «освобожденного» — самым верным признаком в этом плане является особый взгляд, который не может передать никакое описание, но который явно выражает присутствие совершенного иного сознания, чем человеческое (не иной «уровень», а именное «иное», также как человеческое сознание «иное» по отношению к сознанию животных).

Его часто невозможно перенести, особенно западному человеку: по свидетельству того же Герберта, некоторые европейцы падали от этого взгляда в обморок, хотя он не нес в себе, естественно, ничего «угрожающего» (наоборот, часто милосердие, как при встречах, например, с Рамана Махарши). Но именно бездонное присутствие во взгляде иного, вышечеловеческого сознания, действовало таким образом на некоторых людей.

На, других более духовно подготовленных такой взгляд действовал иначе. Вот что пишет Ф.Х. Хэмфрис, первый европеец, увидевший Рамана Махарши: «В два часа мы взошли на гору увидеть его. Достигнув пещеры, мы сели перед ним, около его ног, в молчании. Мы сидели так долгое время, и я ощущал какое-то необычайно возвышенное чувство. Полчаса я смотрел в глаза Рамана Махарши, которые все это время не меняли выражения глубокого созерцания. Я начал осознавать, что тело есть Храм Святого Духа, я воспринимал только то, что его тело уже не принадлежит человеку. Мои чувства были неописуемы» (Mahadevan Т.М.Р., Ramana Maharshi, The sage of Arunasala, A Mandala Book, 1977).

Назад Дальше