Раз похитили, значит, денег попросят… Эх, все расстроятся, заволнуются и бросятся ее спасать. Катюшка тут же представила, как кружат над лесом вертолеты, как спецназ прочесывает каждый километр, как громко вырывается из мегафона: «Всем оставаться на местах, сопротивление бесполезно! Лечь на землю, руки за голову… Екатерина Шурыгина, вы свободны!»
– Не молчите, скажите что-нибудь… – вновь донеслось из-за двери. – Вода есть? А хлеб не кончился? Ау-у-у…
Катюшка покрутила пальцем у виска, подтянула ноги и обхватила руками коленки.
– Егор, где ты? – прошептала она, роняя первую слезу. – Ты меня спасешь, я знаю, иначе и быть не может.
Противный Доберман… Она бы сейчас прижалась к нему сильно-сильно! И даже если бы он назвал ее малявкой, ничуть бы не расстроилась! Рядом с ним спокойно, рядом с ним так хорошо…
– Екатерина… э-э… вас не мучает клаустрофобия?..
– Мучает, – равнодушно бросила Катя.
– Сердцебиение учащенное?
– Да.
– Я очень рад, что вы со мной опять заговорили! А дыхание? Затрудненное?
– Ага.
– Вам необходимо отвлечься! И вы не волнуйтесь, мы не много денег запросили, уверен, скоро вы будете дома.
Катя закрыла глаза, и слезы, обгоняя друг друга, потекли по щекам. «Егор, Егор, где ты? Совсем близко, я знаю…. Ты ни за что бы меня не бросил, даже если бы папа не попросил, ты бы не бросил… Папочка, только сильно не переживай и не сердись…»
– Вы опять не отвечаете, – в голосе врага промелькнуло беспокойство. – Старайтесь дышать ровно, это иногда помогает…
– Мой папа вас убьет, – злорадно ответила Катя. – Он всегда так поступает, когда меня кто-нибудь обижает. У нас есть загородный дом, а за ним кладбище – из пятнадцати могил, я каждую хорошо помню. Учитель истории – он мне тройку во второй четверти поставил, учитель физкультуры – он все время понижал мою самооценку, учительница по географии – из-за Колумба она порвала контурную карту, учительница по домоводству – сама напросилась, выбросила мой лимонный пирог в мусорку, даже не попробовав, форма у него, видите ли, была не идеальная. Потом препод по высшей математике, это уже институтские жертвы пошли, потом…
– Подождите, Екатерина, вы же шутите?!
– Не-а, – мотнула головой Катя, – мой отец в гневе страшен! И вообще, не мешайте думать.
За дверью наконец-то воцарилась тишина, но ненадолго.
– Извините, а о чем вы думаете?
– Об одном замечательном мужчине. Он скоро придет и спасет меня.
– Не хочу, чтобы вы питали ложные надежды, извините, но ваш жених сегодня вернется в Москву, хм, мы позаботились об этом…
– Жених?
– Парень, с которым вы сюда приехали.
Ах, вот о ком он! Но о Сергее Романенко она вообще не вспоминала, будто и не было такого человека в ее жизни. Сейчас ей даже трудно детально представить его внешность. Высокий – да, симпатичный – да, мужественный… нет.
Катюшка нахмурилась, не желая воскрешать в памяти последние дни. Этот «роман» – ее самая большая ошибка. Пустота какая-то, глупость. Папа был прав, она с готовностью признает его правоту и теперь будто стала самой собой, вот только цена за прозрение оказалась высокой…
– Ну и пусть уезжает, – ответила Катюшка, не раскрывая карты. Незачем им знать про Егора.
А он придет и спасет.
И худому похитителю точно врежет по физиономии!
Получи, гад, получи! Будешь знать, как вонючие тряпки в лицо совать!
– А сейчас как ваше сердцебиение? – донесся заботливый голос похитителя.
– Частое, – улыбнулась Катюшка и, протянув руку к пакету, вынула обсыпанную маком светлую сушку. Она будет думать только о Егоре, будет мысленно звать его, и он услышит, почувствует и придет. Как он ее обнимал, целовал… Больше ни с кем и никогда ей не будет так хорошо. И никому и никогда она не позволяла так много. – Когда ты меня спасешь, – спокойно и тихо произнесла Катя, – я сама тебя поцелую. Ага.
* * *– Бабушка!
– Я здесь совершенно ни при чем.
– Ты знала!
– Поверь, ничего конкретного.
– «Кружат вороны».
– Образное выражение, не более того. И потом они всегда кружат!
– Бабушка!
– Я здесь совершенно ни при чем.
Люба негодующе хлопнула ладонью по столу и пристально посмотрела на хитрую старую Раду. Но в этот момент «волшебный» стеклянный шар помутнел, затуманился, а затем неторопливо стал набирать бордовый цвет, чем переключил внимание на себя. Тяжелая мраморная подставка мгновенно поймала яркие блики и тускло засветилась, обманчиво демонстрируя силу – вот, мол, я какая, тоже могу.
– Наглый шар, – фыркнула Люба и вновь посмотрела на бабушку.
– Ничего не наглый, – заступилась Рада. – Он всегда такой, когда ты влюбляешься или гневаешься.
– Я влюблялась при нем только однажды.
– И он был бордово-красный, да?
– Откуда ты знаешь, тебя же рядом не было? – Люба прищурилась, теперь ее взгляд стал лукавым. – И вообще, эта штука работает от розетки!
– Поначалу – да, но потом я решила экономить на электричестве и выдернула…
– Бабушка!
– А зачем платить, если он и так фурычит.
– Откуда ты взяла это слово?
– А сегодня ко мне слесарь приходил: начальницу свою давно любит, а взаимности нет.
– О-о-о… – Люба дотронулась длинными тонкими пальцами до виска, театрально возвела глаза к потолку, сделала несколько шагов к окну и устало опустилась в кресло. Немного помолчала, дождалась, когда шар успокоится (интересно, если поднять край скатерти, что она увидит? Неужели и правда эта штука давно работает без всякого электричества? Нет, лучше не проверять). – Ты знала, – строго повторила Люба и замерла, требуя ответа.
– Ничего конкретного, – упрямо повторила старая Рада.
– Девочку похитили, Петр измучился… А я ничем не могу помочь!
– Можешь. Будь рядом, этого достаточно. Как часто люди не понимают элементарных вещей и мало что ценят. Все образуется.
– Ожидание невыносимо, – выдохнула Люба.
– Не ты одна сейчас ждешь.
Старая Рада многозначительно приподняла брови и тяжело села за стол. Прошептав набор странных магических слов, она вдруг улыбнулась, а затем коснулась «волшебного» шара. Тот вспыхнул зеленым и погас.
– …она отказывается от того, что уже невозможно отдать, ей не потерять своего и не найти чужого. Давно пересеклись пути, но стрелки часов были неторопливы, они ждали того самого часа, той самой минуты…. Он пойдет по следу, злой, опасный, он возьмет то, что принадлежит только ему… – тихо произнесла Люба фразы, которые накрепко засели в душе.
– Ну да, как-то так, – нехотя подтвердила Рада. Седая прядь выбилась из пучка, но она не стала заправлять ее. Это Шурыгин не сможет вспомнить, не сможет расставить по Полю Судьбы имена, а Люба – других кровей, она и сама могла бы отодвигать завесу тайны, вот только выбрала для себя обычную жизнь.
– По следу идет Егор Кречетов.
– Да? – «проявила любопытство» Рада. – А! Точно! Вспомнила! Хорошее имя, мне нравится.
– Петр…
– Не вмешивайся.
– Почему?
– Это ничего не изменит, и ты это знаешь.
– Я должна как-то помочь, – с болью в голосе произнесла Люба.
– Он пойдет по следу, злой, опасный, он возьмет то, что принадлежит только ему… – ответила Рада и добавила: – Егор Кречетов уже совсем близко – на расстоянии вытянутой руки.
Глава 13
Теперь он не позволял себе неторопливой походки, не брал лишних минут на раздумья, да и красоты Валдая проносились мимо. Мысли выстраивались в четкие схемы, а интерес распространялся только на то, что хоть как-то могло быть связано с Катюшкой. Она уверена: он рядом, ищет, не отступит и не свернет. Она надеется…
Пару раз Егору даже казалось, что он слышит ее голос.
Сейчас бесполезно винить себя – пустая трата времени. Этим он займется позже, когда на лице самой лучшей малявки на свете вновь засияет улыбка, в больших карих глазах запрыгает радость, и она будет недовольно морщить аккуратный носик. Пусть капризничает или сердится, лишь бы была жива, здорова и счастлива.
– Да, Петр Петрович, – Егор сжал мобильник и ускорил шаг. Впереди уже показалась деревня.
– Двести тысяч долларов, – сухо произнес Шурыгин.
– Звонил тот же человек?
– Да, я сразу узнал голос.
– Маловато требует.
– Может, он местный, не профессионал? Случайно узнал, что Катя из обеспеченной семьи, и…
– Сейчас выясним, пришлый он или здешний. Я около Ситников – к турбазе это ближайшая деревня. Пообщаюсь с народом, возможно, что-нибудь и всплывет.
– Егор… – Петр Петрович замолчал.
– Я найду ее, – в который раз произнес Кречетов.
– Он еще хочет, чтобы Романенко вернулся в Москву, называл его «женихом»…
– Нервничает, – зло усмехнулся Егор, вынимая из кармана зажигалку. – Уберу я этого «жениха» отсюда через час – не проблема.
– Полина с Олей едут к тебе, я совершенно запутался: нужно их останавливать или нет… Ничего уже не понимаю!
– Они звонили мне по очереди, и я объяснил, как добраться.
– Ты думаешь, они не помешают?
– Не помешают, будут сидеть на турбазе. По лесу шляться, конечно, им нельзя, но когда я найду Катю, ей потребуется поддержка.
– Ты прав, ты абсолютно прав! Ужасно, что мне нельзя покидать Москву!
– Ничего, мы тут сами разберемся.
– Егор…
– Я найду ее.
– Да, да, да…
– Что он еще говорил? Где и когда нужно передать деньги?
– Утром обещал позвонить.
– Голос какой?
– Деловитый и довольный.
– Ну, пусть порадуется еще немного. – Егор остановился, прижал мобильник к уху плечом, закурил и, помедлив, добавил: – Если я сегодня Катю не найду, завтра есть смысл обратиться за помощью.
– Он неоднократно подчеркивал, что никого вмешивать нельзя, – резко перебил Шурыгин. – Это может все испортить, я не могу рисковать. Он согласен на двести тысяч – я их отдам, и все закончится. – Голос Петра Петровича дрогнул. – Как же я боюсь за нее, кто знает, как нужно поступить! Быть может, именно бездействие ее и погубит!
Егор понимал, как трудно принять решение, но люди, совершающие похищение, далеко не всегда выполняют свои обещания.
– Он звонит с ее мобильника – засечь место трудно, но…
– Хорошо. Да, ты прав. Так лучше. Подключай кого угодно, я тебе всецело доверяю. Или…
– Времени мало. Уверен, деньги он захочет уже завтра. Мне все-таки кажется, что это не профессионал, а значит, удача на нашей стороне. Я свяжусь с вами через полчаса, есть шанс, что в Ситниках я выйду на след.
Отправив телефон в кобуру, Егор стряхнул пепел и окинул тяжелым взглядом деревню. Разномастные дома тянулись по холмам змейкой, чередуясь островками насаждений, плодовых деревьев и просто бесхозными кусками земли, заросшими травой. Деревня производила удручающее впечатление, будто какой-то великан однажды здесь устроил пикник с костром, шашлыком и танцами. Выпил лишнего, помял и раскидал домики, а затем равнодушно ушел, оставив позади унылую картину. Лишь правее виднелись ухоженные участки, обнесенные добротным забором.
Егор пошел по широкой, истоптанной дороге, внимательно изучая постройки, окна, калитки, двери. Пытаясь выглядеть простым приезжим парнем, он сунул руки в карманы джинсов и «подправил» выражение лица на беззаботное.
Деревня Ситники оказалась настоящим прибежищем котов и кошек: черные, рыжие, белые, трехцветные, они флегматично прогуливались вдоль заборов, спали под старенькими лавками, лакали воду из консервных банок или сидели сфинксами, зорко оглядывая личную территорию.
– Вас, кошки, к сожалению, спрашивать о чем-либо бесполезно, – мрачно произнес Егор и заметил на повороте крепкую старушку, одетую не по погоде в телогрейку, ватные штаны и высокие резиновые сапоги. Ярко-оранжевый платок покрывал голову, а в руке старушка держала черную лаковую сумку, да такую древнюю, что из нее в разные стороны торчали толстые нитки, а один бок был обмотан синей изолентой. – Добрый день! – крикнул Егор, привлекая к себе внимание.
– Добрый, – крякнула бабулька и, развернувшись в его сторону, поправила платок. – Ты откуда взялся? Заплутал или хлеба надо?
– Хлеба, – выбрал Егор, подходя ближе. Остановившись, он лениво привалился к шершавому стволу березы и добавил с долей подхалимажа: – Сто лет деревенского хлеба не ел.
– Наш-то само собой лучше. Натуральный! У нас тут вообще все натуральное, не то что в городах ваших – тьфу, химия сплошная! Рыбачить приехал?
– Да, приятель про эти места давно рассказывал, вот я и взял отпуск. На турбазе устроился, ничего так, только с едой перебои – кормят раз в день обедом, а остальное – уже моя проблема. Я привез с собой колбасы и лапши всякой, но и то, и другое быстро надоедает. Рыба, конечно, выручает, но то огурчика соленого хочется, то капусты квашеной…
– Уважаю, – с чувством произнесла бабулька и совершенно размякла.
– А вам, наверное, туристы уже надоели: ходят и ходят, покоя не дают. – Егор повернул разговор в нужное русло. – И дом отдыха рядом. Шумят?
– Не особо. Бывают у них гулянья, но все же они стороной держатся, не мешают. А вот с турбазы вашей часто приходят – за самогоном обычно. У нас дед Иван такую горькую змеючину гонит, что мертвый из могилы встанет! Аппарат у него полкухни занимает, уж он и трясется над ним, уж и трясется… Сам сделал!
– Молодец, – подыграл Егор, – но ведь напьются и буянят наверняка.
– Ох, да трезвый иногда хуже пьяного. Пьяный отоспится, и ладно вроде, а если трезвый дурной, то тут ничего не поделаешь – на всю жизнь наказанье. Вот несколько дней назад появились у нас двое… – Бабулька понизила голос, огляделась и негодующе тряхнула лаковой сумкой. – Откуда взялись, не ведаю, а только сразу понятно: жди беды… Один молодой, худой, волосы белые, а макушка желтая, красится он, что ли, как баба, не пойму… на лицо вроде и красивый – девкам точно нравится, а при этом неприятный. И прыщи на носу. Такие вреднючие прыщи, будто нутро его показывают. Понимаешь?
– Ага, – кивнул Егор, боясь спугнуть говорливую бабульку. – А второй?
– А второй маленький и пухлый. Волосы рыжие, на солнце прямо огнем горят. Чудной какой-то, я его всего два раза видела. Книгу в руках держит толстую, голову в плечи вжимает, глазки бегают… Боится чего-то. Шастают туда-сюда, а у меня сердце заходится.
– А молодого чаще видели?
– Да, он тоже хлебом интересовался и вообще магазинами. Спрашивал меня, где что продается. Так я проводила к Зойке, она по выпечке мастерица, я сейчас как раз к ней иду.
– А не знаете, где они остановились? В доме отдыха?
– Не, – бабулька энергично замотала головой, – в том-то и дело, что неподалеку. Вон тот участок заняли. – Она вытянула руку и указала согнутым пальцем на кособокую развалюху, окруженную ржавой сеткой забора. – Там уже лет десять никто не живет, тю-тю хозяева – в город подались и не вернулись. Хотя сейчас у нас все перекупают да отстраивают, земля нынче в цене! А уж приозерные места и подавно! Приедут, снесут и новую хату ставят. Коттедж называется.
– А если эти двое и есть хозяева?
– Нет, точно нет. Все у них с осторожностью – шмыг-шмыг. Будто от глаз людских прячутся. Лишний раз на улицу носа не кажут, не гуляют, ни с кем знакомства не заводят. Траву не косят, а там крапивы до подмышек наросло – непорядок. – Бабулька недовольно фыркнула и, защищая свою точку зрения, выдала последний аргумент: – Кошки их дом обходят, сама видела. Хвост трубой, шерсть дыбом и бегом вокруг колодца… Так к Зойке идем? Сколько тебе хлеба-то нужно?
«Нет, это не профессионалы, – подумал Егор, – это лохи какие-то. Засветились по полной программе, только что пиратский флаг из окна не вывесили. – Кречетов усмехнулся. – Они? Не они?»
– А где дом вашей Зои? Вы бы мне показали, а я бы попозже заглянул. Прогуляться по вашей деревеньке охота, а с буханками неудобно будет.
– Двадцать третий дом – по дороге прямо, сразу за мосточком. Ты с ней торгуйся, а то она как городского увидит, так цену на два умножает. А капусту у нее не бери, от нее всех поголовно пучит, только ее организм эту кислятину и выдерживает. Не знаю, чего она в бочку кладет, а только сидеть тебе потом в кустах с лопухами часа четыре. – Бабулька засмеялась, еще раз тряхнула сумкой и вразвалочку затопала по дороге к подруге Зойке. – Ко мне за капустой приходи! – крикнула она, не оглядываясь, и добавила: – Я около колодца живу!
Егор поговорил бы со старушкой еще – куча вопросов осталась без ответов, но это успеется, а сейчас ему нужно прогуляться до заросшей крапивой развалюхи. Там ли Катюшка?
Он набрал номер Шурыгина и быстро отчитался о проделанной работе.
– Будь осторожен, – коротко бросил Петр Петрович и сказал, что будет ждать следующего звонка.
Все-таки беда объединяет… Раньше они бы нашли сто поводов поругаться, Егор бы не пропустил ни одного момента, дающего возможность съязвить. Шурыгин бы многократно обвинял его в лени и наглости, угрожал, сердился и обещал забыть частного детектива Кречетова лет на двести. Да стоило им остаться наедине, как воздух накалялся до предела – слова летели точно в цель, оставляя после себя еле уловимый запах дыма. Шурыгин и Кречетов были равны в своих взглядах, убеждениях, силе, но только каждый был прав по-своему, и один не собирался уступать другому.
Мобильник завибрировал, и Егор вынул его из кобуры.
– Да, Полина.
– Мы приехали! Это же как нужно было влюбиться в мерзавца, чтобы тащиться лесом целый километр? Или два километра? Или три?! Я и не думала, что на свете существует такая любовь! Какие новости?
– Пока никаких.
Боясь, что Полина, Оля, Андрей и Никита немедленно рванут в лес на поиски Кати, он не стал рассказывать о разговоре с бабулькой. Нельзя мельтешить перед носом похитителей.
– Оля передает тебе привет. Спасибо, что ты с нами.
Егор устало улыбнулся – а где ж ему еще быть?