– Через полгода все изменится. Умрет. Через полгода умрет. Главный в Кремле. Все изменится в России. Через полгода Сталин умрет.
Во дворе стояла пронзительная тишина. Никто не знал, можно ли произносить это имя вот так, в связи со словом «смерть». Но именно так оно было произнесено, и страшно было верить словам Ванги, и трудно было не верить…
Глава 15
Женщины укладывались спать. Все они, сокамерницы, происхождения были простого – может, поэтому быстро привыкли к суровой тюремной жизни.
– Вангелия, вот сахар. – Иванка, молодая женщина с бойкими глазами, подошла к нарам в углу. – Еще вчера под матрас положила. Скажешь про меня?
– Скажу, – кивнула Ванга.
Иванка протянула ей кусочек колотого сахара и поскорее отступила на шаг назад, как будто от Вангелии могла ударить в нее молния.
Но молния, конечно, не ударила.
– Вот брат твой пришел, – обычным своим голосом сказала Ванга, сжимая в руке сахар.
– Какой брат? – удивилась Иванка. – Нету у меня брата.
Женщины смотрели на все это, не приближаясь, каждая со своих нар.
– Есть брат, есть, – возразила Ванга. – Отец твой на стороне имел семью, сына имел, совсем маленьким тот умер. Вот он – пришел вместе с твоим отцом. Вот они оба стоят.
Иванка быстро закрутила головой, но никого, конечно, не увидела.
– И мама твоя тоже пришла, – продолжала Вангелия. – Плачет, жалеет тебя. Волнуются они за тебя. Зачем ты поверила Бойко? Он плохой человек.
– Я его люблю… – не с уверенностью, а с каким-то суеверным ужасом произнесла Иванка. – Бойко муж мне!
– Не муж, – отрезала Вангелия. – Никогда на тебе не женится. Врет тебе. Отец твой говорит: бросай его, дочка, из этой ветки свистка не вырежешь. Бойко ворует, а ты из-за него в тюрьме. Мама твоя плачет о тебе. Оставь Бойко. Будешь свободна и счастлива.
Ванга разжала руку, протягивая сахар обратно Иванке. Та испуганно отшатнулась.
– Как ты это про меня узнала?.. – с трудом выговорила она.
– Сахар сказал. Он у тебя под головой полежал и тебя запомнил.
Женщины потрясенно молчали.
– Только сахар так может? – наконец спросила одна из них, пожилая портниха Десислава из Нова Сада.
– Еще вода может, – ответила Вангелия. – Вода очень хорошо и людей запоминает, и их дела.
– Господи, и как тебя сюда заперли-то? – покачала головой Десислава. – Совести у этих начальников нету, так хоть страх бы имели!
– Вангелия, а как ты покойников вызываешь? – с наивным интересом спросила самая молодая из сокамерниц, совсем девчонка по имени Живка.
– А я их не вызываю, – улыбнулась Ванга. – Они сами приходят. Я им как ворота, они через меня в этот мир заходят.
– Прямо сюда? – воскликнула Живка. – К нам?
– Ну да, – кивнула Ванга. – Когда я человека вижу, то и всех его близких, которые умерли, тоже вижу. Они меня спрашивают, как их родной человек живет. И я их могу спросить – они мне отвечают.
При этих словах Десислава опасливо перекрестилась и пробормотала себе под нос:
– Не дай бог таких гостей принимать.
– А как ты видишь, что с людьми было? – не отставала Живка. – И что с ними будет?
– Да как-то само собой, – улыбнулась Вангелия. – Вот человек передо мной стоит – и у меня в голове как будто окошко открывается. Я в это окошко на него смотрю и всю его жизнь вижу. И мне про его жизнь рассказывают.
– Прямо вслух рассказывают? Голосом?
– Да. Только этот голос кроме меня никому не слышен.
– Тяжело это… – покачала головой Иванка.
– Тяжело, – спокойно кивнула Вангелия.
Может, женщины расспрашивали бы ее и дальше, но тут дверь камеры открылась и вошел надзиратель.
– Отбой! – скомандовал он. И обращаясь к Вангелии, добавил: – А ты поменьше болтала бы. Мало тебе, что язык длинный сюда тебя привел?
В голосе его, впрочем, звучала опаска. Кто ее знает, эту Вангелию! Еще наколдует чего-нибудь…
Этот же надзиратель открыл дверь в камеру и утром: не успел еще смениться с дежурства.
– Вангелия Гущерова! – выкликнул он. – Выходи с вещами.
– Куда ее? – ахнула Иванка.
– Кто ж это знает? – вздохнула Десислава.
Ванга не выказала ни малейшего беспокойства. Она собрала свои вещи в мешок и, простившись с подругами по несчастью, с которыми полгода провела в тюрьме, пошла к выходу из камеры.
По коридору тюремного барака надзиратель вел ее молча и только у самого выхода тихо произнес:
– Сталин сегодня умер.
– Я знаю, – не оборачиваясь, ответила Вангелия.
Надзиратель перекрестился.
Глава 16
– Вот и шестнадцать лет твои отпраздновали, родная, – сказала Ванга племяннице. – Не верится! Давно ли мама твоя такая была? В партизаны пошла почти в твои годы…
Печаль пробежала по лицу Ванги. Наверное, вспомнила брата Васила, погибшего в партизанах, – она часто его вспоминала, особенно когда вся семья собиралась на какое-нибудь торжество. Вот как сегодня на день рождения племянницы.
Услышав слова сестры, Любка, вместе с соседками убиравшая после праздника столы в саду, обернулась и прислушалась.
– Тетя Ванга, – спросила племянница, – а зачем ты сегодня за столом всем рассказала, что я вчера с девчонками с уроков убежала?
– Разве я такое рассказывала? – удивилась Ванга.
– Ну конечно! – воскликнула девочка. – И что с уроков я сбежала, и что деньги подружке на мороженое дала…
– А!.. – улыбнулась Ванга. – Наверное, маленькие силы не ко времени меня окликнули.
– Маленькие силы? А где они?
– Они всегда возле меня. Вот, сегодня рассказали мне, как ты вчерашний день провела. А есть еще большие силы. Когда они во мне говорить начинают… Нет, не во мне они, – тут же поправилась Ванга. – Они сами по себе, через меня говорят только. И свои силы я тогда совсем теряю, когда они через меня говорят. Так плохо мне становится, так тоскливо…
– Тетя Ванга… Это большие силы тебе когда-то сказали, что Сталин умрет? – спросила племянница. – Я же помню, как тебя в тюрьму забрали, хоть я и маленькая была. Мама так плакала! Это тебе большие силы подсказали? Тогда, давно?
– Да, – кивнула Ванга.
– А про Курск? – не отставала девочка. – Помнишь, когда к тебе русские приезжали, ты им сказала, что Курск скроется под водой и весь мир будет его оплакивать? Они потом говорили, такого быть не может: они сами в этом городе живут и никакой воды там нету… Это большие силы через тебя сказали, да?
– Наверное, – кивнула Ванга.
– А когда эти большие силы снова придут?
Глаза племянницы горели любопытством.
– Вот этого не знаю. Они не очень часто приходят, – улыбнулась Ванга.
Девочка обвела взглядом палисадник, в котором они стояли вместе с тетей, и недоверчиво проговорила:
– Так маленькие силы, получается, все время здесь?
– Да, – снова кивнула Ванга. И улыбнувшись, предложила: – А хочешь их увидеть?
– Нет! – воскликнула племянница. – Ни за что! – Но тут же, смутившись своего крика, с интересом спросила: – А какие они? Что я увижу?
– Ничего особенного, – пожала плечами Ванга. – Просто светящиеся точки. Знаешь, как светлячки вечером над цветами летают?
– И ты всегда их видишь? Всегда-всегда?
– Да.
– Как же тебе тяжело жить, тетя Ванга! – воскликнула девочка.
Любка, незаметно подошедшая к ним, только вздохнула.
– Что ты вздыхаешь, Оля? – спросил Алексей. – Не притворяйся, я же слышу, что ты не спишь.
Собственно, она и не пыталась притвориться: знала, что это бессмысленно, потому что муж легко распознает такие вещи, а главное, просто не хотела обманывать его даже в мелочах. Их отношения с самого начала не позволяли этого, а с тех пор как Ольга нашла Алексея в лазарете бывшего немецкого концлагеря – сколько она объездила их, пока добралась до того, что стоял у реки с тройной сосной на берегу! – связь между ними стала особенной. Не в области обыденного была теперь эта связь…
И от того, что Ольга это понимала, ей легко далось решение, которое казалось ее мужу тяжелым, даже невозможным.
Это произошло сразу же, как только Алексей поправился настолько, чтобы выдержать дорогу из Болгарии в СССР.
Сначала все было так хорошо, что по утрам Ольга просыпалась с ощущением невозможности происходящего. Неужели она в Москве? И Алеша, и Андрюша – они вместе, и теперь, конечно, навсегда! И Москва, хоть еще и не оправилась от войны, прекрасна, как никакой другой город на свете, и живут они в квартире в Сокольниках, которая, конечно, выглядит казенно-неуютной с этими голыми стенами и бирками на мебели, но ведь все это такая ерунда по сравнению с тем, что им пришлось пережить, и она, Ольга, даже рада, что квартира у них такая… никакая, и можно будет наполнить ее собственными обыкновениями, и Андрюша скоро пойдет в школу, а потом придет зима, и они пойдут на каток, и опять все вместе…
Все эти счастливые мысли роились у Ольги в голове не только по утрам, но и когда она готовила обед, ожидая мужа с работы.
Все эти счастливые мысли роились у Ольги в голове не только по утрам, но и когда она готовила обед, ожидая мужа с работы.
Из-за этих своих мыслей, когда Алексей наконец пришел, она не сразу заметила, что у него что-то случилось. А может, он сам не хотел, чтобы она догадалась… И только когда он невпопад ответил на какой-то Андрюшин вопрос, Ольга расслышала в его голосе подавленность.
– Что случилось, Алеша? – спросила она, отправив сына делать задание по русскому языку.
Андрей занимался с учительницей, которая приходила на дом: все-таки его русский оставлял желать лучшего, и Ольга не хотела, чтобы в школе у него сразу же возникли трудности.
– Давай прогуляемся? – вместо ответа вдруг предложил Алексей.
То, что он рассказал, когда они оказались вдвоем в дальнем углу парка «Сокольники», прозвучало для Ольги как гром среди ясного неба.
– Я уверен в нем как в себе, – сказал Алексей. – Больше, чем в себе! Он пять лет был резидентом в Болгарии, я работал под его началом. Он не может быть шпионом.
– Может быть, это просто недоразумение? – предположила Ольга. – Разберутся и выпустят?
– Арестованы все, с кем я учился в разведшколе, с кем начинал работать в разведке. Это тоже недоразумение? Или они все шпионы?
– Думаю, нет, – сказала Ольга.
– Я тоже так думаю. Точнее, я в этом уверен. Здесь что-то страшное творится, Оля, – произнес Алексей после паузы. – Ты бы слышала, как меня сегодня допрашивали! Как фашисты, только пыток не хватало. Почему меня не уничтожили в гестапо, почему отправили в концлагерь?!
– Но ведь они должны благодарить тебя за это! – возмутилась Ольга. – Если бы ты не выдержал и в гестапо узнали бы, что ты разведчик… Ведь погибло бы столько людей!
– Их неблагодарность меня не угнетает, – поморщился Алексей.
– А что угнетает? – тут же спросила Ольга.
– Мне предложили работать в новой лаборатории. Если спросишь, в какой, я не сумею тебе ответить: всех подробностей мне пока не сообщили.
– Но может быть, это что-то вполне безобидное? – предположила Ольга.
– НКВД не организует безобидных лабораторий, – усмехнулся Алексей. – Исходя из того, что мне все-таки сочли возможным открыть, я делаю вывод, что намечается продолжение исследований, которые вело «Аненербе».
– Что такое «Аненербе»? – спросила Ольга.
– Это была главная научно-исследовательская структура СС. Разработка технологий, позволяющих управлять сознанием.
– Боже мой, но почему ты решил, что Россия собирается вести такие же исследования, какие вели фашисты?! – воскликнула Ольга.
– Потому что архив «Аненербе» теперь в СССР. Двадцать пять вагонов из Берлина привезли. Сегодня мне сказали, что эти исследования представляются весьма перспективными и будут продолжены.
– Но ведь чтобы управлять сознанием… Ведь для этого нужны живые люди?.. – с трудом спросила Ольга.
– Да уж не мыши. И судя по количеству арестованных, человеческого материала достаточно, – сквозь зубы произнес Алексей.
– И ты…
Ольга замолчала, не в силах выговорить то, что заставляло ее холодеть.
– Я не буду в этом участвовать, – ответил на ее непрозвучавший вопрос Алексей.
Ей стало стыдно: как она могла даже предполагать, что он мог бы решить иначе?
Однако о последствиях его решения следовало подумать немедленно.
– Ты не должен погибнуть, – удивляясь спокойствию, с которым она говорит о таких вещах, сказала Ольга. – Это было бы слишком несправедливо – уцелеть в гестапо и погибнуть на родине.
– Да, это глупо, – улыбнулся Алексей. – Но вариантов я для себя не вижу. Оля, Оля!.. – В его голосе прозвучала невыносимая тоска. Как когда-то накануне ареста в Софии. – В какую ловушку я вас заманил!
– А ведь я давно об этом думаю… – медленно проговорила Ольга.
– О ловушке?
– Нет. О том, что ты не предназначен быть разведчиком. Не подумай плохого – в тебе довольно и смелости, и мужества, я это отлично понимаю. Но твое сердце не ожесточено. И я думаю, никогда не ожесточится настолько, чтобы для тебя не имели значения моральные преграды. – Она попыталась поймать его взгляд и спросила: – Что ты молчишь, Алеша? Ведь это так?
Он наконец прямо посмотрел ей в глаза и ответил:
– Так.
– За это я тебя и люблю. Впрочем, мне трудно сказать, за что я тебя люблю! – засмеялась Ольга. – За все. – И тут же лицо ее сделалось серьезным. – Ты должен уйти с этой работы, – решительно сказала она.
– Это невозможно, – возразил Алексей. – С этой работы уходят только… В общем, с этой работы не уходят.
– А если ты заболеешь?
– Интересно, чем? – усмехнулся он. – Корью? Гриппом?
– Это должно быть серьезное нервное заболевание, – сказала Ольга. – Такое, с которым тебя спишут со службы. Болезнь Паркинсона или что-нибудь в том же роде. Ты врач, тебе лучше знать.
– Если даже и спишут, то все равно потом арестуют, – пожал плечами Алексей. – Вопрос времени.
– Главное, чтобы списали, – сказала Ольга. – И мы сразу же уедем в какую-нибудь дальнюю глушь. Россия большая – о нас забудут.
Алексей слушал внимательно и, как ей показалось, удивленно: вероятно, подобная мысль не приходила ему в голову. Но когда Ольга закончила свой страстный монолог, удивление в его глазах сменилось горечью.
– В глушь!.. – с не свойственной ему страстью воскликнул он. – Но ты, Оля!.. Да разве ты для того вернулась на родину, чтобы прозябать в глуши? А Андрюша? Ведь ему надо учиться.
– Мы с Андрюшей будем жить так, как будешь жить ты, – глядя мужу в глаза, твердо произнесла Ольга.
За десять лет, прожитые в сибирской деревне, куда они уехали сразу же, как только Алексея комиссовали со службы, она ни разу не пожалела о таком повороте судьбы. Какое – жалеть!.. Бога она всю жизнь благодарила, что Алексею удалось убедить начальство в своей болезни. Что с того, что муж с его способностями к лечению нервных заболеваний, – чем дольше Ольга с ним жила, тем явственнее понимала, что они уникальны, – работает не в научном институте, а в обычной деревенской больнице? Зато он жив. Что с того, что сын ее закончил не столичную, а сельскую школу? Зато его детство прошло под родительским крылом, а не в интернате для детей врагов народа.
И все-таки именно с сыном было связано сейчас ее волнение, именно из-за него она не спала до самого рассвета.
– Оля, спи, – не открывая глаз, повторил Алексей. – Андрей – взрослый парень. Нагуляется и придет. – Он открыл глаза, сел на кровати, всмотрелся в лицо жены и спросил: – Ну почему ты за него волнуешься?
Он обнял Ольгу, поцеловал в макушку.
– Мне трудно объяснить, – жалобно сказала она, уткнувшись носом ему в грудь. – Конечно, я не о том волнуюсь, что Андрюша поздно загулялся. Меня его будущее волнует.
– Что именно волнует тебя в его будущем? – удивился Алексей. – Он хочет быть военным. Это тебе не нравится?
– Не это… – задумчиво проговорила Ольга.
– Не тревожься, родная моя, – улыбнулся Алексей. – Андрей сильный, ошибки в жизни не сделает.
– Ошибки?.. – повторила Ольга. – Да! Именно это. Я боюсь какой-то его ошибки… Но какой? Сама не понимаю.
Когда Андрей наконец вернулся – влез в окно, чтобы не будить родителей, – Алексей уже спал. Но Ольга не спала, конечно. Выйдя в кухню, она увидела, что сын с аппетитом ест хлеб, запивая его молоком из глиняной крынки.
– Не кусочничай, Андрюша, – сказала она, снимая салфетку со стоящей на столе тарелки. – Вот твой ужин.
– Спасибо, мама, – улыбнулся он. – Ну что ты не спишь?
Ольга залюбовалась сыном. В свои семнадцать лет он стал так похож на ее покойного отца, что при взгляде на него она порою чувствовала себя маленькой девочкой.
– Тебя жду, – ответила Ольга.
– Извини, – весело сказал Андрей. – С Наташкой загулялся!
Сын уплетал картошку с мясом, а Ольга сидела напротив за столом и смотрела на него.
– Андрюша, ты уже точно решил? – вдруг спросила она.
– Насчет Наташки? Точно, – кивнул он. – Я ее люблю. Училище окончу и женюсь. Если дождется, конечно.
– Нет, не про Наташу, а про училище – точно? – переспросила Ольга. – Ты уверен, что хочешь быть военным?
– Уверен, ма, уверен, – кивнул Андрей. – Только еще не знаю, летчиком или подводником. Ну, до выпускного время еще есть. А что? – спросил он, заметив мамину задумчивость.
– Не знаю, Андрюша. – Она покачала головой. – Только вот мне почему-то тревожно, и именно в связи с твоим выбором. Летчиком или подводником…
Андрей уснул мгновенно, только коснулся щекой подушки. Да и Ольга наконец задремала, хотя подспудная тревога не оставляла ее, несмотря на то, что сын был уже дома.
Странные видения проносились у нее перед глазами: темная тень опускалась на дно моря, и от этой тени непонятным образом исходил глухой, едва слышный стук… Потом тень сделалась человеческим лицом, и там, в своем сне, Ольга поняла, что это лицо Вангелии… Ее глаза не были слепы – они были широко открыты, и в них стояла такая скорбь, которую невозможно было выдержать…