Любка и Васил переглянулись.
– Куда мне нельзя? – спросил он, подходя к Ванге.
– На войну нельзя! Не ходи, братик, милый, прошу тебя…
Ванга дрожала так, что гвозди бренчали в ящике.
– Да чего ты вдруг? – Васил обнял ее. – За Любку и то не переживаешь, а за меня…
– Тебе – нельзя! – твердо сказала Ванга. – Любке можно на войну идти, с ней там ничего плохого не сделается. А тебе – нет.
– Да хватит нам немцев бояться! – возмущенно воскликнул Васил. – Их Красная Армия скоро прогонит. А мы поможем.
С каждым его словом из Ванги словно выходила жизнь. Выпал из ее рук ящик. Со звоном разлетелись гвозди.
– Ничего я не могу сделать. Ничего, – чуть слышно проговорила она.
И повернувшись, медленно ушла в дом.
Когда Любка вошла в комнату и принялась торопливо собирать свои вещи, Ванга сидела на табуретке и по щекам ее текли слезы.
– Ну что ты его хоронишь раньше времени! – сердито сказала Любка. И вдруг спросила: – Ванга… Вот ты говоришь, не надо Василу в партизаны идти – погибнет. А если не пойдет? То будет жить?
– Да, – ни на секунду не задумавшись, ответила та.
– Но он же все равно пойдет! – воскликнула Любка. – Ты же его знаешь: что решил, то сделает.
– Да лучше б он ногу сломал! – в сердцах сказала Ванга.
– Любка! – донесся со двора голос Васила. – Быстрей давай!
– Ну все. – Любка быстро поцеловала сестру. – Не бойся за нас.
Когда Любка вышла из дома, Васил, стоя на крыльце, прощался с бледным, только что отошедшим от приступа зятем.
– Ну, Митко, бывай, – сказал он, увидев младшую сестру, показавшуюся на пороге с мешком в руках.
Васил широко шагнул по ступенькам вниз – и вдруг нога его подвернулась, и он кубарем покатился с крыльца.
– Ах ты!.. – закричал он, катаясь по земле от боли.
– О господи… – с ужасом выговорила Любка. – Ногу сломал?!
Васил сел на нижнюю ступеньку, ощупал лодыжку.
– Да вроде нет… – морщась, сказал он. – Подвернул только. Да, точно не сломал. Поехали, Любка!
Чуть заметно прихрамывая, он пошел к плетню. Помог Любке забраться на коня перед собою, сам вскочил в седло…
Ванга вышла из дому, когда конский топот уже раздавался с улицы. Вскоре конь, несущий двух всадников, показался на равнине перед горами.
Ванга остановилась рядом с Митко. Тот обернулся к жене, увидел слезы на ее щеках и, обняв, сказал успокаивающе:
– Ну чего ты плачешь? Васил молодец. И Любка наша молодец. Что ж сидеть, смотреть, как другие немцев погонят? Я и сам бы пошел, если б не малярия проклятая. Скоро война кончится, Ванга, не плачь. Вернутся они скоро!
– Васил не вернется, – чуть слышно сказала Ванга. – Погибнет в двадцать три года.
И слезы, которые она все-таки пыталась сдержать, хлынули из ее слепых глаз потоком.
Ясный осенний свет лился сверху, из-под купола. В церкви было почти тихо, только всхлипывали изредка дети. Но вообще-то и они были охвачены таким страхом, который не позволял нарушать зловещую тишину.
– Какой сегодня день? – спросил Васил у пожилого сельчанина, сидящего рядом с ним на полу.
– Хуже не бывает, – невесело усмехнулся тот. – Черный день сегодня.
– Нет, число, число какое? – переспросил Васил.
– Восьмое октября.
– Надо же! – хмыкнул Васил.
– Что?
– День рождения у меня сегодня. А я и забыл.
– Сколько ж тебе стукнуло?
– Двадцать три.
– Вся жизнь впереди…
Оба замолчали. О том, есть ли у них впереди хотя бы один день жизни, говорить никому не хотелось. С той минуты, когда после ночного взрыва немцы согнали в церковь жителей села, никто не ответил бы на этот вопрос.
– Как ты думаешь, что они собираются делать? – кивнул на запертую дверь Васил.
– А кто их знает? – пожал плечами сельчанин. – Они ж как звери стали. Даже хуже, чем когда война только началась. Чуют, что недолго им осталось…
Васил медленно обвел взглядом сидящих на полу людей. В основном здесь были женщины и дети, из мужчин – разве что старики.
– Ты куда? – спросил сельчанин, увидев, что он встает. – Брось! – дергая Васила за руку, сказал он. – Может, попугают да отпустят. – И понизив голос, добавил: – Мы не выдадим, что ты чужой…
Словно в ответ на его слова, дверь церкви распахнулась. На пороге показался немецкий офицер, за спиной у него стояли автоматчики.
– Партизан взорвал мост возле ваша деревня! – на ломаном болгарском сказал офицер. – Вы все это знаете. Партизана надо наказать. Если нет, мы взорвем эту церковь. И вас всех. Даю час.
Ужас пронесся по церкви. От того, что исходил он не от одного человека, а от сотен, ужас этот был осязаем, как ветер.
– Это сделал я. – Голос Васила прозвучал, казалось, под самым куполом. – Я партизан.
Глиняная миска выпала у Ванги из рук и разлетелась в мелкую крошку.
– Что с тобой? – недовольно спросил Митко. – С утра все из рук валится. Что за день у тебя сегодня?
Он налил себе четвертую рюмку ракии. Раньше Митко выпивал только вечером и рюмки две, не больше, но последнее время стал позволять себе и третью, и вот четвертую – говорил, что это помогает от малярии.
– У Васила сегодня день рождения, – глухо выговорила Ванга. – И его больше нет.
– Ты что говоришь?!
Митко едва рюмку не выронил.
– Я ведь сглазить его хотела, – ровным мертвым голосом сказала Ванга. – Думала: может, ногу сломает, тогда не уйдет? Нет… Бог чужого голоса не слышит.
– Да от Любки вчера только весточка была! – воскликнул Митко. – Все у них хорошо, скоро вернутся!
– Васил не вернется, – проговорила Ванга. – Он мертвый.
– Никто не хоронит партизана! – объявил немецкий офицер. – Или тоже будет расстрелян! Все! Разойтись!
Люди молча стояли перед церковью. Площадь была маленькая, и все видели изуродованное тело, оставшееся на ней после того, как расстрел наконец прервал мучения незнакомого парня, который назвал себя партизаном. Все испытывали сострадание к нему.
Но никто не чувствовал в эти минуты такого неизбывного горя, как слепая женщина, в одиночестве стоящая посреди своего двора, под огромным равнодушным небом.
Глава 13
Будним днем в петричской церкви было пусто. Удивляться этому не приходилось: люди с войны вернулись, дел невпроворот, молиться времени нету… Бог поймет. Для Него, может, работа – лучшая молитва!
Удивляться приходилось скорее тому, что кто-то все-таки молился у иконы святой Петки.
– Господи! – тихо звучал голос стоящей на коленях женщины. – Спаси моего мужа! Он добрый, хороший человек, за что его наказывать? Ведь умрет от выпивки проклятой! Пусть он живет. – Женщина замолчала, словно надеялась услышать ответ. Потом горячо зашептала снова: – Это мне наказание, мне… Но чем же и я виновата, Господи? Мне и так тяжело! – Она взялась руками за голову. – Все у меня здесь, всех я слышу, все про них слышу… Помоги мне, Боже! Мужу моему помоги…
Может, Ванга и надеялась, что, когда она вернется домой, муж встретит ее на крыльце, здоровый и радостный. А может, понимала, что это невозможно: когда она уходила в церковь, Митко уже лыка не вязал после четырех стаканов ракии, выпитых с самого утра…
Теперь, в сумерках, возле дома было тихо и пусто. Люди – сотни людей, каждый день собиравшиеся во дворе, – с ропотом разошлись, узнав, что слепая Вангелия ушла в церковь и сегодня принимать никого больше не будет.
Но когда Ванга вошла во двор, одна фигура все же поднялась со ступенек крыльца и пошла ей навстречу.
– Ванга, милая! – прозвучал женский голос. – Как хорошо, что я тебя нашла!
Через мгновение Ванга и ее гостья уже стояли обнявшись и в голос плакали. Мальчик, стоящий рядом, смотрел на них удивленными серьезными глазами: почему они плачут и почему одновременно с этим смеются? Странно, очень странно!
– Мне прежние твои соседи подсказали, что ты замуж вышла и в Петрич уехала… Ванга, если бы ты знала… Мне так нужен твой совет!
– Пойдем в дом, Ольга, – сказала Ванга, утирая слезы. – И маленький твой с нами пойдет.
– Это Андрей. – Ольга в последний раз всхлипнула. – Мой сын.
– Я не маленький, а большой, – уточнил мальчик.
– Ты не большой, – улыбнулась Ванга. – Но взрослый. Пойдем, пойдем.
Ольга укладывала сына спать за занавеской в алькове.
– Спи, Андрюша, – сказала она. – Мне надо выйти.
– Куда? – спросил он.
– К тете Вангелии. Нам надо поговорить.
– Ты хочешь поговорить с ней про папу? – уточнил мальчик.
– Да, – кивнула Ольга.
– Мама, не уходи. – Его голос дрогнул. – Мне одному грустно.
– Но, сыночек… – начала было Ольга.
«Я в самом деле считаю его взрослым, – мелькнуло у нее в голове. – А он маленький ребенок, к тому же переживший такое, что не каждый взрослый выдержит».
Она вспомнила, как стояла в гардеробном шкафу, прижимая к себе сына, и молилась лишь о том, чтобы ребенок не заплакал и не привлек внимание немцев. Их патруль неожиданно вошел в пансион, хозяйка которого приютила свою давнюю русскую постоялицу после того, как та вышла из родильного дома с младенцем, без мужа и без крыши над головой. И кто мог знать, устроят ли немцев документы болгарки Ружены Димитровой, которые имелись у Ольги, или они решат проверить их по каким-нибудь своим картотекам, и что покажет такая проверка?..
Андрюша не издал тогда, в шкафу, ни звука, а ведь ему было только два года. Да и теперь всего четыре…
Ольга смотрела на сына, не зная, что ему сказать. Вдруг занавеска раздвинулась и в альков заглянул Митко. Вид у него был немного помятый, все-таки утренняя ракия не прошла даром. Но после того как в дом вошел ребенок, он не выпил больше ни капли.
– А давай, парень, я с тобой посижу? – предложил Митко. – Расскажу, как дом строил. И грустно тебе не будет.
– Вы сами дом построили, дядя Митко? – оживился Андрюша. – Такой большой дом – сами?
– А кто же? Конечно, сам, – подтвердил тот.
«Почему у них с Вангой нет детей? – подумала Ольга, глядя, как Митко садится на табуретку рядом с Андрюшиной постелью и какой блеск появляется в глазах ее сына, предвкушающего интересный рассказ. – Митко был бы отличным отцом, это же видно».
Но спросить его об этом она, конечно, не решилась. И потихоньку выскользнула из алькова, задернув за собой занавеску.
Ванга сидела в палисаднике. Она подвинулась, освобождая Ольге место рядом с собою на низенькой скамеечке.
– Ты жива, Ванга! – сказала Ольга, садясь. – Ведь я даже этого о тебе не знала.
– А я знала, что ты жива, – улыбнулась Ванга. – Всю войну знала.
– Неудивительно, что ты знала. – Ольга тоже улыбнулась. – У тебя дар.
– Думаешь, у тебя его нет?
– Да ну, какой у меня дар! – махнула рукой Ольга.
– Может, не дар, – уточнила Ванга. – Но подарок.
– Какой же? И от кого? – не поняла Ольга.
– От Бога, – как о само собой разумеющемся, сказала Ванга. – Он тебе не только разумное сердце подарил. Он тебе дал защищать своих близких. Ты под Божьей защитой, а они – под твоей.
Ольга сразу помрачнела.
– Если бы так! – сказала она. – Но… Мой муж пропал, Ванга. Или даже… Нет! Я не верю, что он погиб. – В ее голосе стала слышна глубокая, тщательно скрываемая тоска. – Но все говорят, что он не мог остаться в живых. Его арестовали в самом начале войны. И с тех пор я ничего о нем не знаю. И никто не знает. Когда Советская Армия вошла в Софию, я сразу же пошла к военному коменданту и все ему рассказала. Что мой муж был советским разведчиком, что он был арестован… Может быть, не надо было об этом рассказывать, но я дошла уже до отчаяния, и мне нужна была помощь. Но…
– Но комендант тебе не помог, – договорила Ванга.
– Может быть, он действительно не знает, где Алексей, а может, просто не хочет мне об этом говорить. Я не знаю, какие резоны у этих людей, я их не понимаю…
Она вдруг осеклась, взглянув на Вангу. Лицо у той совершенно переменилось. И не из-за того, что в разрыве ночных облаков показалась луна…
На лице Ванги появилась такая отрешенность, какой Ольге никогда не приходилось видеть. Она даже представить не могла, что человеческое лицо может быть таким… нездешним. Этот облик подруги был для Ольги нов и страшен.
– Ванга, – испуганно спросила она, – что ты?..
– Смерть, – тихо, но отчетливо выговорила та. – Смерть рядом с тобой.
– Я скоро умру? – ахнула Ольга. – Что же будет с Андрюшей?!
– Ты рядом с мужем, – не обращая внимания на Ольгины слова и даже не глядя на нее, продолжала Ванга. – Его смерть, не твоя. – Ольга коротко вскрикнула, но Ванга не обратила внимания и на это. – Там река, – сказала она. – Река, широкий плес, и сосна на берегу. Тройная сосна на широком плесе. Твой муж умирает. Он в бараке, возле него врачи. Но спасут не они – ты его спасешь. Только ты!
Последние слова Ванга не выговорила, а выкрикнула. И тут силы оставили ее – она начала сползать со скамьи.
Ольга остолбенела. У нее не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой.
Ванга лежала неподвижно. Цветы склонились к ее лицу, и от этого оно казалось мертвым.
Ольга наконец пришла в себя и наклонилась над ней.
– Ванга! – воскликнула она. – Очнись, пожалуйста! Это я виновата, зачем тебя растревожила?
Конечно, глаза Ванги открыться не могли, но стало понятно, что жизнь возвращается к ней. Она пошевелилась. Медленно села. Провела ладонью по лбу.
– Слава богу! – выдохнула Ольга. – Принести тебе воды?
– Не надо, – чуть слышно произнесла Ванга. – Не обращай внимания. По-другому это не бывает. Может, и не должно быть по-другому… Что я тебе сказала?
– А ты не помнишь?
– Нет.
– Ты сказала, что мой муж лежит в бараке, где рядом река с широким плесом и тройной сосной на берегу. Что рядом с ним врачи. И что он не умрет, потому что я его спасу. Ванга, – задыхаясь от волнения, произнесла Ольга, – я думаю, это территория какого-нибудь из бывших немецких концлагерей. По всему это так!
– Если ты так думаешь, значит, так и есть, – сказала Ванга. – Ты найдешь своего мужа.
– Я поеду прямо сейчас! – воскликнула Ольга.
– Митко отвезет вас с Андрюшей на станцию, – ничуть не удивившись тому, что подруга собирается ехать ночью, кивнула Ванга. – И еще, Ольга…
– Что, что? – нетерпеливо спросила та.
– Когда найдешь мужа, когда вылечишь его – уезжайте в Россию.
– Как в Россию? – оторопела Ольга. И растерянно проговорила: – Я не знаю, Ванга… Я слишком долго там не была. Это совсем другая страна, чем та, которую я помню. По сути, это чужая страна для меня, не говоря уже об Андрюше. Как нам там придется?
– Трудно придется, – кивнула Ванга. – Но там ты не погибнешь.
– А здесь погибну?
Ванга молчала.
– Почему ты молчишь? – не выдержала Ольга.
– Не хочу на другую твою дорожку заглядывать. Иди по этой, – ответила Ванга. – Уезжай в Россию.
Глава 14
Приближался вечер, а толпа людей во дворе все не уменьшалась.
«Ночевать они тут собрались, что ли? – с тоской подумал Митко. Он сидел один за вкопанным в саду столом и прислушивался к гулу толпы во дворе перед домом. – А что, с них станется. И с Ванги станется еще и ночью их принимать!»
– Я из самой Софии приехала, – донесся со двора женский голос. – Три дня уже жду. Я и не знала, что здесь столько людей!
– Со всей Болгарии к Ванге едут, – ответил мужской голос. – А сахар ты привезла?
– Две ночи под подушкой держала. А зачем ей сахар, не знаешь?
– Говорят, она по нему судьбу узнает.
– Чудо… – вздохнула женщина.
Митко в сердцах махнул рукой и налил себе ракии.
– Чудо… – пробормотал он. – Все чуда хотят! А на что оно? Жить бы да радоваться, и никаких чудес не надо. За что меня Бог наказал?
Он выпил, налил себе еще. Шелестели над головой листья, солнце ласково гладило макушку… Почему не получается жить да радоваться – в своем саду, рядом со своим домом, о котором он столько мечтал? Не знал Митко ответа на этот вопрос. И никто не знал, даже Ванга, наверное.
Ванга же в эти минуты сидела в доме за столом и слушала, что говорит ей солидный, по-городскому одетый мужчина. Точнее, не говорит, а вещает, судя по его виду и тону.
– Я так считаю, – вещал он, – главное – правильно поставить перед собой цель. Вот взять меня. Другие мечутся, рвутся сами не знают куда – и ничего не достигают. А я в свои сорок лет уже начальник департамента, а там и…
– Чего от меня хочешь? – перебила его Ванга.
– Как чего? – удивился тот. – Хочу узнать, как будет развиваться моя карьера.
– Карьера? – усмехнулась Ванга. – Досюда – и хватит.
– В каком смысле – хватит? – опешил посетитель. – Докуда – досюда?
– Уходи, – сердито сказала Ванга.
Не ограничившись словами, она встала, подтолкнула его к двери, а потом и вытолкала из комнаты.
И уже на крыльце крикнула ему вслед:
– Иди, иди! Я тебе не зеркало, чтобы ты собой любовался!
– Хамка! – завопил посетитель, чуть не скатываясь с крыльца. – Я на тебя найду управу!
Из-за дома показался Митко. Он уже нетвердо держался на ногах, но ситуацию оценил сразу же.
– А я и искать никого не буду! – прикрикнул он на разбушевавшегося посетителя. – Сам справлюсь.
– Постойте! – завопил мужчина, когда Митко принялся взашей выталкивать его со двора. – Пусть она хотя бы скажет, что это такое: досюда – и хватит! Что это значит?! Я же не смогу так уехать!
Пока длилась вся эта суматоха, Ванга молча стояла на крыльце. Собравшиеся во дворе люди отвлеклись на скандального посетителя.
– Скоро все изменится, – раздался вдруг голос.
Голос этот был так странен, что люди не сразу поняли, кому он принадлежит. Только скандалист тут же оглянулся на Вангу.
– У меня изменится? У меня? – вскинулся он.
– Молчи! – прикрикнул на него Митко.
Все замерли, глядя на Вангелию. Она возвышалась над людьми, как неподвижный монумент. Лицо ее застыло, голос звучал глухо, слова, слетавшие с ее губ, казались бессвязными. Но все-таки смысл их постепенно угадывался, и он был страшен, этот смысл…
– Через полгода все изменится. Умрет. Через полгода умрет. Главный в Кремле. Все изменится в России. Через полгода Сталин умрет.
Во дворе стояла пронзительная тишина. Никто не знал, можно ли произносить это имя вот так, в связи со словом «смерть». Но именно так оно было произнесено, и страшно было верить словам Ванги, и трудно было не верить…