– Кто? – не глядя на спутника, пробормотала Алена. – А, Муравьев! Да, давайте посмотрим.
Открыла поступившие сообщения. А вот и послание Льва Ивановича. В самом деле: в доме проживает пять Елен. Но трое не подходят по возрасту: одной шесть лет, другой сорок, третьей восемьдесят. Двадцать пять Елене Корякиной из 34-й квартиры, двадцать два Елене Сергеевой из квартиры 101.
– Ну что ж, пошли в 101-ю, – вздохнул Нестеров. – Кажется, ничего в жизни я так не хотел, как увидеть сейчас эту вашу знакомую Елену, пусть даже в такой же ситуации, как ее тезку. Главное, чтобы жива была!
– Но тогда непонятно, зачем понадобилось врать Холстину! – пожала плечами Алена.
– Знаете, лучше пусть я буду озабочен вопросом, зачем понадобилось врать Холстину, чем вопросом, кто и почему убил девушку, – холодно поглядел на нее Нестеров и, соскочив с крыльца, пошел к третьему подъезду, где на девятом – опять на девятом! – этаже должна была находиться квартира 101.
Перед тем как войти, Алена оглянулась. Маменьки и деточки из песочницы таращились на них с одинаковым любопытством. И две гревшиеся на солнышке кошки – серая и черная – смотрели так же. И три рыжие собаки, зашедшие из соседнего двора, и две «Волги», черная и белая, и синяя «Вольво», стоящие чуть поодаль…
Сама не зная почему, она думала обо всем этом, пока поднималась на лифте. Интересно чем, почему столь обычная дворовая картина так зацепила зрение?
И вот очередной, девятый этаж, очередная обшарпанная дверь – на сей раз закрытая. Нестеров позвонил.
– Кто там? – вопросил суровый женский голос.
Нестеров приоткрыл было рот – ответить, однако почему-то ни слова не сказал и повелительно кивнул Алене: мол, говорите вы!
Она возмущенно воздела брови, что означало: «Почему я?!» – однако Нестеров снова кивнул, теперь уж на дверь, из-за которой раздалось новое, еще более суровое: «Кто там?!», и Алена решилась:
– Здравствуйте! Извините, Лену можно повидать?
Щелкнул замок, дверь открылась – и Нестеров с Аленой враз невольно отпрянули при виде высокой плечистой старухи, возникшей перед ними. На ней была черная кофта и черная юбка, поверх этого – белый передник в черный горошек. Жидкие седые волосы заплетены в косицы и уложены на голове неким подобием короны. Пергаментная кожа туго обтягивала впалые щеки и высокий лоб, глаза выцвели, губы вытянулись в нитку, а впрочем, можно было сразу сказать, что стоявшая перед ними женщина обладала когда-то (очень, очень много лет назад) красотой замечательной, и Алену словно укололо что-то в сердце: у той Лены из «Юбилейного», у беспутной Ленки-матерщинницы, были такие же изысканные черты лица. Два цветка: недавно раскрывший лепестки – и совершенно увядший…
– Здравствуйте! – отчеканила старуха. – Вам Лену? Ее нет дома. А зачем вам она?
Она именно чеканила, а не говорила. Причем тон был какой-то прокурорский. Отчего-то Алена почувствовала себя врагом народа, разоблаченным в связях со всеми империалистическими разведками, которые только существуют, и даже с несуществующими. «Бог ты мой, можно представить, в каких ежовых рукавицах тут держат Лену! – подумала Алена. – Как ей только удалось… Нет, не может быть, чтобы это была она, та самая! Все-таки Ирина, наверное, дала нам неправильный адрес. Но как бы проверить?»
– Э-э, понимаете, я представительница модельного агентства «Прити вумен», – выпалила она, сама изумившись, откуда взялось вдруг в голове какое-то агентство, да еще с таким названием. А, ну да, ведь Надя рассказывала Ленке, что Ирина Покровская работает в салоне «Красотка», это и есть «Прити вумен». – Мы проводили кастинг, в смысле, отбор будущих моделей, – сочла нужным пояснить она прежде всего потому, что сама не слишком-то хорошо знала, что такое «кастинг», – и ваша внучка успешно прошла конкурс, однако не явилась на первое занятие. И вот я решила узнать, как она, не заболела ли. Можно ли ее повидать?
– Первым делом я что хочу сказать… – произнесла старуха с теми же сурово-обличительными интонациями. – Лена моя правнучка. Во-вторых, ее, повторяю, нет дома, она еще вчера уехала к подруге на дачный участок. Лена часто ездит помогать, за это ей дают некоторые овощи, которые мы потом употребляем в пищу. Лена очень хорошая девочка, она зарабатывает, как может, кроме того, что трудится на основной своей работе в магазине «Пятачок». А в-третьих, вы, гражданка, очевидно, что-то перепутали, потому что ни с каким современным распутным бизнесом моя правнучка не имеет ничего общего. Модельные агентства – публичные дома, это всем известно. А моя правнучка – очень скромная девушка. Она не могла покрыть свое имя таким позором! Как вы только могли подумать о ней такое?!
Выцветшие глаза непримиримо осмотрели Аленины бриджи, легонькую сетчатую маечку, в которой было не жарко именно потому, что она практически все выставляла на всеобщее обозрение, босоножки на высоких каблуках, разноцветные легкомысленные серьги. И старуха стиснула сухонькие кулачки, словно увидела перед собой именно что содержательницу такого публичного дома и очень захотела дать ей в зубы за то, что она посмела хотя бы мысленно покуситься на ее праведную внучку.
«Ох ты, Господи… Что же делать-то?!»
– Извините, – пролепетала Алена. – Очень может быть, что мы и в самом деле что-то перепутали. Но… нет ли у вас фотографии вашей правнучки? Чтобы окончательных убедиться, что это не она?
– У вас нет никаких оснований мне не верить! – отчеканила неумолимая старуха, так и сверля Алену взглядом. – Я ни разу в жизни не сказала ни слова неправды: ни своей партии, ни людям. Я не лгала даже врагам! Если я говорю, что моя правнучка ни на какое распутство не способна, значит, так оно и есть. – Она сделала паузу, словно набираясь сил перед новым залпом обличений, но, видимо, заметила, что Алена уже совсем ни жива ни мертва, и неожиданно смилостивилась: – Хорошо. Сейчас вынесу фотографию. Стойте здесь! Ни с места! – неожиданно рявкнула она, обнаружив, что неприятная гостья изготовилась пройти в комнату.
Алена в ужасе замерла на одной ноге. Рядом окаменел Нестеров.
Только сейчас Алена заметила, какая вопиющая, несусветная, вот уж воистину стерильная чистота царит в крохотной убогой прихожей с белеными (даже без обоев!) стенами, нелепой металлической вешалкой, на которой ничего не висело, и крохотным (чуть ли не карманным!) зеркальцем на стене. Крашеный пол просто-таки светился, тряпичный плетеный коврик был выцветшим до потери всякого представления о цвете, но стерильным. И ни одной газетки, ни одной бумажки, ни одной небрежно брошенной вещицы. И такая вопиющая, такая убогая, такая воинствующая бедность кругом! Все дышало здесь бедностью, почти нищетой. Нищетой, возведенной в добродетель.
«Чистота – лучшая красота, – вспомнила Алена. – Эх, эх!.. Хоть бы это была не та Лена!»
Старуха появилась снова и протянула снимок. Наверное, его сделали, когда правнучка воинствующей ревнительницы нравственности училась в десятом классе. Ну это было просто что-то! Коса, дешевенькая скромненькая блузочка (в горошек!), застенчивый взгляд, губки бантиком. Точно: чистота – лучшая красота!
– Вы правы, – с усилием выговорила Алена, – совсем другая девушка. Наверное, произошла какая-то путаница, или кто-то воспользовался ее адресом…
– И я вам скажу кто! – громогласно провозгласила старуха, вонзая в Алену указующий перст. – Та особа была жгучей брюнеткой? Ну так это Корякина из тридцать четвертой квартиры, известная своей репутацией! Асоциальный, аморальный элемент! Да, таким самое место именно во всяких там модельных агентствах, а то и на панели. А моя правнучка – чиста! Зарубите это на своем носу. А теперь – уходите! Уходите, а то я вызову милицию!
И она сунула руку в карман своего белого фартука, словно намеревалась достать оттуда самое малое свисток. А может, даже револьвер, а то и маузер или, к примеру, парабеллум…
«Пулей погуще по оробелым, в гущу бегущим грянь, парабеллум!»
– Ну зачем же сразу милицию-то? – подал дрожащий голос Нестеров. – Мы уже уходим, уходим…
Алена исчезла молча. И вновь ринулась вниз по лестнице, не дожидаясь лифта, словно и впрямь опасалась получить пулю в спину.
Нестеров, как и в прошлый раз, догнал ее только на крыльце.
– Ну что, она? – спросил, чуть запыхавшись. – Та Лена?
Алена только кивнула.
– Я так и понял, – пробормотал Нестеров. – У вас было такое лицо… Вы совершенно не умеете скрывать свои чувства.
Вот-вот, ей и экс-подруга Жанна то же самое говорила: «Да не смотрите вы так на этого мальчишку, сразу видно, что вы от любви на части разваливаетесь! Совершенно не умеете скрывать свои чувства!»
– Бедная старушенция, – тихо сказала Алена. – Как же она теперь будет жить без своей чистой правнучки Лены?! – и про себя добавила: «И я тоже – бедная старушенция. Как же я теперь буду жить без моего Игоря?!»
Да, кто про что – а курица про просо!
– Как же Лене удавалось так маскироваться? – с усилием перевела она стрелки своих мыслей. – Наверное, держала все свои эпатажные платьица у какой-нибудь подруги, у нее переодевалась, красилась и – бежала помогать на огороде, в смысле, на свои свиданки. А деньги потом в семью несла. Страшно это как!
– Жизнь вообще штука страшная, – согласился Нестеров. – Поехали? Мы ведь выяснили…
– Что, что мы выяснили? – чуть не со слезами спросила Алена. Ее разрывала жалость – то ли к несчастной старой большевичке с девятого этажа, то ли к себе самой. – Что Лены дома нет? Но, может быть, она где-нибудь «овощи собирает», в чьей-нибудь постели, и еще вернется? Ничего мы не выяснили!
Нестеров посмотрел озадаченно.
– Хм, и в самом деле… Заморочили вы мне голову, сударыня! А ведь по-прежнему остается вариант, что Холстин наврал, что никакого трупа не было…
В это мгновение зазвонил его мобильный телефон.
Нестеров поднес трубку к уху:
– Алло! Привет, Михаил Андреевич.
Алена уставилась на него. Михаил Андреевич? Не Колобок ли Юматов? Зачем он ему звонит?!
– Что?.. – тихо проговорил в это время Нестеров. – Нашли? Где? Понятно… Милицию вызывайте, что ж тут еще делать. Я ничем пока не могу помочь, у меня тут дела в городе. Вечером приеду. Я сказал: вызывайте милицию! Да, скандал, а что поделаешь? Кстати, а где Холстин, в пансионате еще? Уехал? Часа два назад? Да нет, ничего. Ничего… Позвоните ему. Уже позвонили? А он что? Ничего не знаю, ничего не понимаю? Ладно, постараюсь вернуться как можно скорей. Держись, Михаил Андреевич, что ж поделаешь, такая вот сволочная жизнь…
Нестеров сунул телефон в карман и тяжело вздохнул, глядя на Алену исподлобья.
– Вы совершенно не умеете скрывать свои чувства, – выговорила она дрожащими губами. – Нашли ее, да?
– Да. Догадайтесь где.
– В каких-нибудь кустах?
– Под крыльцом коттеджа Холстина. Пацаны из спортлагеря, которые через территорию пансионата шмыгают к озеру, бежали с мячом, уронили, мяч закатился под крыльцо, а там… Шея у нее была сломана, от этого и умерла. Зрелище не для слабонервных. Жалко пацанов.
– Ничего, у нынешней молодежи гуттаперчевая психика, – холодно сказала Алена. – Вернее, латексная. Мне гораздо больше жаль несчастную прабабку. Кого она теперь станет воспитывать и перевоспитывать? Да она просто умрет, когда узнает, какой на самом деле была ее чистейшая, бриллиантовая правнучка. А кстати, как вы думаете, кто засунул труп под крыльцо? – спросила Алена. – Холстин?
– Да глупости! Что он, больной… – начал было Нестеров и осекся, потому что мамаши, сидевшие в песочнице, вдруг перестали стрекотать между собой, оживились и наперебой замахали ему руками:
– Молодой человек! Молодой человек, мы вспомнили!
Нестеров подошел к песочнице, послушал, покивал, поулыбался. Алена смотрела, как он кивал и улыбался, а мамаши махали то в сторону третьего подъезда, из которого они только что вышли, то в сторону первого, где побывали немногим ранее. Там на крыльце стояла женщина в каскетке – та самая, которую Алена видела в лифте. Она сняла свою серую кофту и завязала вокруг пояса. Под кофтой оказалась черная футболка.
«Лучше бы ты каскетку сняла, не уродовала себя», – подумала Алена.
Нестеров снова кивнул мамашам, осчастливил их улыбкой и вернулся к ней:
– Вспомнили про еще одну Елену – Сергееву, из третьего подъезда. Из квартиры 101. Но она, говорят, такая скромница, воды не замутит, просто ангел во плоти. Не то что Корякина. Да-а, проглядели девушку, проглядели!
– Угу, – рассеянно кивнула Алена, глядя вслед женщине в каскетке и черной футболке. Впрочем, футболка была не то чтобы совсем черная, а какая-то пятнистая, в оранжевых разводах. Женщина прошла мимо машины Нестерова, на минутку оперлась о нее, поправляя кроссовку, потом пошла дальше, открыла дверцу синей «Вольво», села, повернувшись спиной к Алене, так что на одно мгновение среди оранжевых пятен на ее черной футболке отчетливо вырисовались буквы: Юр…ла…
Юрла? Какая еще Юрла?! Нет… Юрмала?
Юрмала?!
– Юрмала! – закричала Алена, бросаясь вперед.
Нестеров поглядел на нее дикими глазами и растерянно спросил:
– Что?
– Вон там! – закричала Алена. – О Господи! Это она, она… – И тут нашу героиню словно ударило воспоминание о футболке, на которой точно так же были смешаны оранжевые и черные разводы, и она даже за голову схватилась, пораженная внезапностью догадки: – Это она! Уборщица! «Юрмала»!
Синяя «Вольво» рванула с места и исчезла со двора.
Синяя «Вольво»… Синяя! Трижды Алена видела сегодня этот автомобиль, но не обращала на него внимания. Вот что зацепило ее, прежде чем они с Нестеровым вошли в третий подъезд! Но сообразить сразу – где уж ей…
Однако Нестеров, надо отдать ему должное, соображал быстро. Кинулся к своей старенькой «Ауди», и тут Алена, до которой частенько потрясающие открытия доходили с трудом, зато весомо, грубо, зримо и целыми обоймами, снова закричала:
– Стой! Не подходи к машине!
Она даже закашлялась, потому что горло от этого крика сразу перехватило – так громок он был, так пронзителен. И Нестерова проняло: он остановился, резко обернулся к Алене:
– Что? Что такое?
– Отойди! – хрипло выкрикнула она, подбежав к нему, для надежности хватая Нестерова за руку и оттаскивая от «Ауди» подальше. – Она оперлась на твою машину, понимаешь?
Один быстрый взгляд – и Нестеров повернулся и побежал к подъезду, таща за собой Алену. По пути крикнул мамашам в песочнице:
– Уходите оттуда, ну! К подъезду уходите! Возможно, машина заминирована! Без паники!
Молодые женщины какое-то время и в самом деле не паниковали – таращились на Нестерова с разинутыми ртами. Но потом из этих ртов начали рваться крики. И малышня тоже заорала, и вся орущая орава наперегонки кинулась к подъездам, а через мгновение двор опустел.
– Уйди тоже, – приказал Нестеров. – Ну, быстро!
И втолкнул Алену в темноту подъезда, где она немедленно наступила кому-то на ногу, а то и на несколько ног сразу, но даже не извинилась, а сразу высунулась вновь:
– И ты сам уйди в подъезд!
– Закрой дверь! – рявкнул Нестеров и резко выбросил вперед руку с пультом. Раздался характерный писк… и больше ничего, никаких звуков. Взрыва тоже не последовало.
Дети перестали плакать, словно по команде.
– Что, кина не будет? – фыркнул кто-то рядом с Аленой. – Девушка, а ты ему кто? Тоже из милиции или, скажешь, просто знакомая?
– Соседка, – буркнула Алена, выходя на крыльцо и стараясь не глядеть на Нестерова, который деревянным шагом шел к машине. Надо было радоваться, что чертова «Юрмала» ничего не успела подстроить Нестерову снова, как уже однажды подстроила, а она почему-то чувствовала себя виноватой.
Женщины выходили пересмеиваясь, кто-то из ребятни разочарованно тянул:
– Дядька наврал, дядька наврал…
Было так стыдно, просто ужас! И вдруг Алену осенило.
– Виктор, – подбежала к нему, – что же мы здесь стоим? Надо как можно скорей ехать за «Вольво», попытаться догнать эту «Юрмалу»!
Он на нее и не глянул – сел за руль. Алена едва успела шмыгнуть на сиденье рядом, как Нестеров погнал с места в карьер. Алена покосилась – обращенная к ней худая нестеровская щека пылала огнем.
Вывернули из двора.
– Ее и след простыл… – пробормотала Алена, озирая пустую улицу.
– Ну, конечно. А вы думали, она вас тут ждать будет? – зло спросил Нестеров, мгновенно забыв, что они только что, несколько минут назад, нечаянно перешли на «ты». – Угораздило же вас такой дикий крик поднять! Вы ведь ее спугнули. А потом еще представление устроили: «Она дотронулась до машины! Дотронулась до машины!»
– Во-первых, я сказала: «Она оперлась на машину», – ледяным тоном уточнила Алена, которая терпеть не могла, просто ненавидела, когда ее передразнивали, да еще так бездарно, как сейчас Нестеров. – Во-вторых, если кто-то и устроил здесь представление, так это вы. Вместо того чтобы просто открыть машину пультом, начали эвакуацию женщин и детей. Вы бы еще бригаду МЧС вызвали.
– По-хорошему, именно так я и должен был поступить. А если из МЧС профессиональных саперов вызвать, – проговорил Нестеров точно таким же ледяным тоном. – Согласно инструкции. Но я допускал, что вы врете… Или ошибаетесь, ладно, – чуточку смягчил он приговор. – И принял только минимальные меры безопасности. Вы, наверное, взрывающиеся автомобили только в кино видели, а я, знаете ли, рядом с таким стоял. Не самое большое удовольствие в жизни!
– Извините, – пропищала совершенно уничтоженная раскаянием Алена.
– Ничего, пожалуйста, – буркнул Нестеров. – Сколько угодно.
Он вел машину к центру Сормова, а сам так и шнырял взглядом по сторонам, словно надеялся увидеть затаившийся в каком-нибудь уличном кармане или рукаве зловещий синий автомобиль. Алена тоже вертела головой, но попусту. Ничуть не бывало! Наверняка уже далеко эта загадочная уборщица-убийца!