Журжина. Аккурат, у меня предчувствие было: вчера бегала в гостиный двор, – получена кашадра на костюм, ну, такая кашадра, Любовь Александровна, роскошь…
Люба. Успокойтесь, денег этих у меня нет. (Идет к воротам.)
Июдин. Как так нет денег? Почему?
Люба. Зато досыта навидалась за сегодняшнюю ночь. В таких подвалах была, такие рожи гнусные ко мне лезли, – сыта по горло. (Ушла.)
Июдин. Ровно ничего не понимаю.
Журжина. Про какие она рожи?
Марго. Ей мерещится. С самого Невского про рожи говорит. Ее вроде как напугали. Адольф Рафаилович обманом выманил у нее билет на фальшивую булавку.
Журжина (всплескивая руками). Подлец! Недостреленный!
Июдин (плюет). Подлецам счастье…
Марго. И знаете, она протягивает ему билет, а у меня сердце бьется, как у мыши. То бледнею, то краснею. А сказать ничего не могу.
Июдин. Этим делом я займусь. Любовь Александровна, погодите-ка. (Поспешно уходит в ворота.)
Журжина. Пойдем за ней, Марго.
Марго. Схватил он билет, представьте, как лапой сжал его. Затрясся. И мечтает с ним скрыться. Но не тут-то было. Валентин Аполлонович ему поперек двери. Он ему: «виноват». А этот ему: «виноват». Оба как загавкают и закатились по Невскому.
Марго и Журжина уходят в ворота. Из-за развалин осторожно появляются Семен и Шапшнев.
Шапшнев. А что, как он домой вернулся?
Семен. Это его окошки?
Шапшнев. Света нет. Окна закрыты.
Семен. Значит, не вернулся.
Шапшнев. Боязно мне, Семен.
Семен. Дурак, а еще управдом.
Шапшнев. А вдруг он закричит, постовой услышит. Попадешь в историю.
Семен. Ты только с ним заговори, как я учил. А я уж сзади подскочу и – в рот ему кепку.
Шапшнев. А ну, как он донесет?
Семен. Голова у тебя толкачом. Он и не заикнется. Он сам бандит.
Шапшнев. Так-то так… А все-таки, знаешь, как-то неудобно: налет, грабеж. То да се.
Семен. Ну, и сиди до гробовой доски за фикусом в окошке. Тебе предлагают пополам деньги. Это значит – берем курьерский и – в Крым. Загорать. Граф Табуреткин, одетый как картинка, стоял около дамской купальни, опираясь на тросточку. Да ты с этих денег опять в гору пойдешь. Торговлюшкой займешься.
Шапшнев. Трудновато частникам-то. Хлопотливо.
Семен. Тебе котов кормить печенкой – специалист. Сволочь старорежимная. Гнилой лавочник.
Шапшнев. Ну, ты все-таки так не ругайся.
Семен. Я тебя зарезать должен.
Шапшнев. За что?
Семен. Я с тобой сговаривался? Сговаривался. У нас декрет: попятился – финку в бок. (Показывает нож.)
Шапшнев. Эх ты… брось. Кричать буду…
Семен. Тише. Идут. (Тащит Шапшнева к развалинам.)
Хинин (входит. Грозит в пространство). В печать, в печать попадешь, мерзавец. Паразит. Контрабандист. Мошенник. Спекулянт. Посмотрю, как ты завтра Красную вечернюю прочтешь. Полностью: «Адольф Рафаилович Рудик… зарвавшийся аферист… заманив в ресторан молодую, неопытную девушку…» Пожалеешь… (Уходит.)
Из-за ворот выходят Июдин и Марго.
Июдин. Вы засвидетельствуете в милиции самый факт обмена булавки на билет, равно как то, что гражданку Кольцову предварительно опаивали вином и всячески старались усыпить ее внимание циничными разговорами, танцами и музыкой.
Марго. Я готова все это подтвердить, Федор Павлович. Я готова даже сама пострадать за это.
Оба уходят. Из ворот выходит Л ю б а с узелком. Журжина ее провожает.
Люба. Евдокия Кондратьевна, не уговаривайте меня. Не провожайте меня. Я решила уехать на родину и уеду.
Журжина. Поезд еще не скоро отправляется.
Люба. Подожду на вокзале. Прощайте.
Журжина (сквозь слезы). Прощайте, Любовь Александровна, дай бог вам счастья.
Люба (обернулась). Счастье… (Губы ее задрожали.) Мимо меня прошло.
Журжина скрывается в воротах. На набережной появляется Алеша. Сбрасывает пиджак, расстегивает рубаху.
Алеша. Искупаться и спать. Отрезано. И – не думать. (Почувствовал взгляд Любы. Обернулся.) Куда с узелком-то? Домой, что ли, собрались? Набузили, набузили и к маме. Эх вы… девочка.
Люба. Я не бузила.
Алеша. Лучше не оправдывайтесь. В кабаке с пьяными мерзавцами песни петь. Стыдно…
Люба. Я ни в чем не виновата.
Алеша. Чистенькая девушка. Умненькая. Так нет. Пустяковая неудача какая-то, и нос повесили.
Люба. Нет, не пустяковая неудача.
Алеша. Нет, пустяковая… С общей точки зрения и персонально…
Люба. Нет, не пустяковая… До свидания.
Алеша. Бесит эта покорность. Упорства никакого. (Поправляет очки.) Платочек подвязала… Богомолочка…
Люба. Видите эту булавочку. Я ее за свое счастье выменяла. (Бросает булавку в реку.) Пускай рыба какая-нибудь моим счастьем подавится.
Алеша (понял в ином смысле). Так, так, так… Вот куда, значит, зашло в кабинетиках-то…
Люба. Нет охоты жить с вами в Ленинграде. Лучше я разведу огород, лучше я разведу кур, гусей в Рязани. И там я состарюсь и обиды моей не прощу.
Алеша. И ждать другого нечего – мещанский уклон.
Люба. Вы грубый, черствый человек… Вы ни черта не понимаете. Терпеть вас не могу. Всю жизнь ненавидела. С тех самых пор, когда вы на заборе хотели мне уши надрать за то, что я съела несчастную ягодку малины. Я и в Ленинград приехала, чтобы убедиться, какой вы отвратительный человек. Прощайте. (Пошла.)
Алеша. Жалко, я не знал. Жалко, я тогда ушел. Я бы выломал ребра два вашему Рудику. (Вдогонку.) Послушайте. Что за глупость в самом деле?.. Он насильничает, а вы помалкиваете. Куда же вы уходите? Люба.
Люба. Мне не жалко этих двадцати пяти тысяч. То есть – жалко, но не очень. Счастья ему не будет от моих денег. Я сама, дура, променяла их на булавочку.
Алеша. Какие двадцать пять тысяч?
Люба. Да выигранные на мой билет. Не знаете, что ли?
Алеша. Елки-палки… Так вот оно что.
Люба. Все равно, будь у меня эти деньги, – уехала бы из Ленинграда. Так что моя слабость, что я не настойчивая, – это все ни при чем…
Алеша. Ага… Люба… Ага.
Люба. Точно что – ага… Прощайте.
Алеша. Дайте-ка узелок.
Люба. Пустите.
Алеша. Нам необходимо поговорить.
Люба. Пустите же.
Алеша. Что касается денег, – потеряли, очень жаль. Ну, проворонили и проворонили… И, наверно, это даже лучше, честное слово…
Люба (зажмурив глаза). Пустите мой узелок.
Алеша. Я вас так понял, что вы… Ну, что ли, связались с кем-то… Ваше непонятное поведение достаточно меня убеждает, что вы с кем-то связались… Мне было очень больно, когда услыхал в ресторане, как вы поете… Зря так не поют…
Люба. Вам было больно?
Алеша. Ну да… А что? Ошибся. И вижу, – по всему фронту ошибся. Во мне сидит еще этот мелкобуржуазный пережиток.
Люба. Какой?
Алеша. Да… эта самая…
Люба. Ревность?
Алеша. Она с четвертого июня началась. Я и сплю оттого так крепко, чтобы ее ликвидировать. Борюсь. Поборю, а вы опять начинаете про море, луну, песок, белое платье… Разве я не вижу, что с вами делается. Люба, ответьте мне последний раз на вопрос… хотя это не мое дело, конечно… Вы – тово?
Люба. Да.
Алеша (упавшим голосом). Теперь, значит, все в порядке… (Иным голосом.) Кого?
Люба. Да тебя же… (Не оглядываясь, убежала.)
Алеша. Кого?.. Люба… Какого тебя?… (Бежит вслед за пей.)
Шапшнев (высовывается из развалин). Ну и девчонка, мухи ее залягай.
Семен. Симпатичная девочка… (Глядит вслед Любе и Алеше.) К реке ударились. Скоро не вернутся.
Шапшнев. Семен, мне что-то сыро стало. Мы бы лучше домой пошли, мы бы там полбутылки выпили.
Семен. Ой, Шапшнев, не треплись.
Шапшнев. Что за время беспокойное.
Слышен голос Р у д и к а, он напевает шимми. Семен. Он. Готовься!
Оба притаиваются. Входит Р у д и к с тросточкой, весело напевает.
Рудик.
Шапшнев (выступает). Гражданин…
Рудик.
Шапшнев (выступает). Гражданин…
Рудик (отскочил). Кто там? Что вам нужно?
Шапшнев. Позвольте прикурить.
Рудик. Но, но, но… Знаем мы эти прикурки… Ба, да это вы, Шапшнев?
Шапшнев. Позвольте прикурить?
Рудик. Бросьте сердиться, дружище. Мы играли честно. Не вы, так я. Дело счастья. Так и быть, я вам сделаю подарочек…
Шапшнев (заорал не своим голосом). Руки вверх!..
Рудик. Граааааабят…
Семен (подскакивает сзади, затыкает ему рот кепкой). Не ори. Я тебе говорю, не кричи. Где у тебя билет? (Шапшневу.) Шарь, шарь по карманам.
Шапшнев (шарит). Куда он его засунул?
Семен. Вот как надо шарить. (Шарит.)
Шапшнев. Нет нигде.
Семен. Щупай в подштанниках.
Шапшнев. Не вертитесь, Адольф Рафаилович.
Семен. Что за штука?
Шапшнев. А может, он у него за щекой?
Семен (Рудику). Разинь рот.
Рудик. Милицееееейский…
Семен. Кричать… знаешь, за это…
Шапшнев. Можем в реку бросить.
Семен. Смерти не боишься! Говори, где билет?
Шапшнев. А то утопим.
Рудик падает как мертвый.
Батюшки… что это с ним?
Семен. Неужто помер?
Шапшнев. Что мы наделали! Разве мы этого хотели?.. Да мы ради смеха… да мы шутили…
Семен. Бери его, тащи в речку.
Шапшнев. А всплывет?
Семен. Унесет. Хватай за ноги. Поднимай. Раскачивай.
Они поднимают Рудика за голову, за ноги. Появляется Алеша, затем Люба.
Алеша. Вы что тут делаете? Семен и Шапшнев бросают Рудика. Он сейчас же садится.
Рудик. Ой, прямо на хвостик. Подлецы! Алеша (хватает Семена и Шапшнева). Налет. Грабеж.
Шапшнев. Шутили. Семен. Не хватай. Брось.
Алеша одним движением швырнул его на землю. Семен, не поднимаясь, молча глядит на него.
Шапшнев. Рукам-то воли не давайте… А то… Алеша швыряет его на землю.
Алеша. Немедленно отдать билет. Семен. Не нашли.
Алеша. Я вас всех сволоку в комендатуру. Лучше отдайте добром.
Семен. Отдайте, Адольф Рафаилович, а то – скука идти в комендатуру.
Шапшнев. Надо, Адольф Рафаилович, по-божески поступать. Вы гражданку ограбили, а нам страдать.
Рудик. Что значит – отдайте? Нынче не девятнадцатый год.
Алеша. Отойдите, граждане. Мы будем по правилам. (Рудику.) Снимайте пиджак.
Рудик. Это мне нравится, – дают подарки, потом силой берут их обратно.
Алеша. Боксом!
Рудик. В другое время. (Садится па землю, задирает ногу.)
Шапшнев. Вон он у него где…
Рудик. Не волнуйтесь, – я отвинчиваю каблук. (Достает из каблука билет, отдает Алеше.) Можете подавиться.
Семен. Эх, какое дело сорвалось, заметил граф Табуреткин.
Шапшнев. Товарищ Алеша, сыро, я бы домой пошел.
Алеша (протягивает билет Любе). Получайте, Люба.
Люба. Алеша, мы же говорили… (Отдает ему билет.)
Алеша. Значит, ладно… Ребятам на два семестра хватит…
Шапшнев. Так как же насчет комендатуры?
Алеша. Граждане… Неужели вам не стыдно?
Шапшнев. Бес попутал.
Семен. А что такое совесть? Нет ответа.
Алеша. Страшно жить среди вас. Во что вы верите, что любите, что ненавидите?
Семен. Мучительный вопрос.
Алеша. Болотные жители. У вас один желудок с зубами да с задней кишкой.
Рудик. Хорошенькое сравнение.
Шапшнев. О-хо-хо…
Алеша. Жизнь вы не погубите… Она не увянет от вашего дыхания… Не запугаете ее свинячьими харями…
Семен. Короче говоря – ау, – пошли денежки на грызение гранита науки.
Шапшнев (с воплем души). Предлагала его за рупь шесть гривен.
Рудик. Страшно за свои нервы.
Алеша (Любе). Идем, Люба…
Люба. На взморье, на весь день. Да?
Алеша. Да, Люба, да…
Они уходят. Им смотрят вслед.
Семен. Многозначительная прогулочка.
Шапшнев. А как билет-то схватил. Агитатор…
Рудик. Противный субъект.
Марго (входит, Журжиной). Утопленника, что ли, нашли?
Журжина. Милая, как я говорила, так и сбылось: и деньги при ней и сердечный интерес…
Марго. Евдокия Кондратьевна… Как я счастлива. Так я полюбила ее, ну, как сестру родную…
Семен (вынимая колоду карт, Шапшневу и Рудику). Продолжим.
Рудик отвернулся, пошел в ворота, насвистывая шимми в миноре. Шапшнев. По полтиннику.
Они присаживаются, играют.
Марго. Слушайте, и он ее поцеловал?
Журжина. И поцеловал и говорит ей: невеста моя, жена моя драгоценная… Любовь моя – до гробовой доски…
С проплывающей лодки раздались утренние веселые голоса.
ЗанавесЛюбовь – книга золотая Комедия в трех действиях
Действующие лицаКнязь Серпуховской.
Княгиня.
Екатерина Вторая.
Полокучи Анна Александровна.
Завалишин, адъютант царицы.
Санька.
Решето, шут.
Никита.
Наташа.
Дуняша.
Стеша.
Федор.
Действие первое
Летний вечер. Сквозь полукруглые окна закат. В саду играют на пастушьем рожке. В простенке между окон на туалетном столе горят свечи. Здесь же лежит книга. Из боковой дверцы появляется князь в стеганом старом халате и за ним Решето. Шут, стриженый и в очках, одет в коротенький кафтанчик и широкие, навыпуск, штаны.
Князь. Вот она, проклятая книжка! Недели ведь нет, как государыня прислала, и книжка-то небольшая, а какая скверная. Что бы такое с ней сделать, с этой книжкой?
Решето. Дай-ка мне, дядюшка, я брошу в речку.
Князь. Бот тоже сказал! Кабы можно, – я бы сам ее в речку бросил. Государыня сама книжку эту прислала княгине в подарок для чтения. А вот надо бы государыне и написать, что, мол, так и так, – от этой книжицы будет нам всем скоро пустота и разорение, потому что супруга моя совсем без ума от чтения, и по саду у нас уже и нинфы и сатиры скачут, а супругу мою поучить – никак нельзя тронуть пальцем. Так бы и написал государыне, только вот робею.
Решето. Дядюшка, а ты ее спрячь подальше.
Князь. Как можно! Княгиня хватится, опять срамить начнет. Водой книгу разве покропить, святой водой?
Решето. И то. Святая вода у меня поблизости… А какая же это книга такая?
Князь (раскрывает осторожно книгу). Называется: «Любовь – книга золотая. Соизволением Ея Императорского Величества Екатерины Второй оттиснута в Санкт-Петербурге. На предмет воспитания светского манеру детей дворянских мужска и женска пола. Календарь для любовников. Вопросы и ответы. Стрелы Купидона. Забавные анекдоты». Вот книга!
Решето. Духовного содержания книжка.
Князь (читая из середины). «Что такое канапе?[48] Ответ: канапе – место, излюбленное супругами, видом своим – диван, только поусадистее, и двое, в близком хотя соприкосновении, но могут удобно на нем сидеть, и многие в том удобный для разных шалостей и забав случай находят; любовникам сия вещь предпочтительнее постели, – коль скоро постель сминается, когда с нее встают, канапе не сминается, но выпрямляется, сохраняя тайны резвых любовников». Нет, это книга не духовная.
Решето. Да, это книжка того, скоромная.
Князь. Пускай государыня гневается, а я у княгини вышибу дурь из головы!
Решето. Вот и верно.
Князь. Вишневой тростью ее прибью. Потом сама спасибо скажет. Ведь скажет?
Решето. Обязательно скажет.
Князь. Я за жену перед богом отвечаю. Коль скоро жена не повинуется мужу, бери жезл и по спине ударяй ее, токмо не причиняя сокрушительного членовреждения.
Решето. Бить – это первое дело.
Князь. А книжицу проклятую, разокаянную в окошко. (Идет с книжкой к окну, замахивается, чтобы бросить. С ужасом.) В саду…
Решето. Кто?
Князь. Какой-то рогатый, с хвостом…
Решето. Аминь, аминь, рассыпься!
Князь. Да воскреснет бог и расточатся враги его…