— Мне кажется, слово «интимное» подошло бы сюда больше, ну, как знаешь… — Он обходит еще две машины и поднимает стрелку спидометра до отметки 200. — Значит, секса с демонами у тебя никогда не было?
Я снова захожусь в судорожном кашле.
Блин! Он издевается, что ли?
— Вы это специально? — подозрительно спрашиваю я. — Хотите смутить меня еще сильнее?
Мужчина негромко смеется, нажимает на экране навигатора адрес моей квартирки и немного сбавляет скорость, чтобы не пропустить нужный съезд.
— Просто в тебе так много человеческого, — многозначительно говорит он.
Я в недоумении смотрю на лаэрда. «Много человеческого» — это плохо или хорошо?
Какое-то время мы едем в тишине. Курт делает вид, что сосредоточен на дороге, хотя сам что-то всерьез обдумывает, ну а я… Я наслаждаюсь поездкой, следя за тем, как мимо нас проносится обочина, другие машины, повороты. Наслаждаюсь замиранием в животе, когда машина делает очередной крутой обгон.
Мужчина неожиданно поворачивает голову, и его скулы начинают ходить ходуном.
— Девочка, просто скажи, кто и что с тобой сделали, и я разберусь с ними, — говорит Курт.
— С чего вы взяли, что со мной кто-то что-то делал? — возмущаюсь я.
Он что, думает, я такая маленькая, что не могу сама за себя постоять? У меня же когти, зубы и… паршивый характер!
Но у Курта было свое мнение на этот счет.
— У тебя недоразвиты крылья, ты не трансформируешься полностью, твои глаза одного оттенка, ты не среагировала на укусы Микаэля, и у тебя не заживают раны — все это нетипично для чистокровной лаэры.
Его рука отпускает руль, касается моей ладони, и я непроизвольно вздрагиваю, как сегодня в гостиной.
— Мы не бросаем своих. Если тебе нужна помощь…
— А мы можем немного помолчать? — припечатываю я.
Курт с внимательным видом заглядывает мне в глаза и кивает.
Оставшуюся дорогу я показательно смотрю в пассажирское окошко и игнорирую бросаемые на меня взгляды. Лаэрд больше не лезет с разговорами, давая мне шанс немного отдохнуть от случившегося за день.
Подумать только, еще чуть меньше двадцати часов назад я грабила кабинет Кристофа Дамира и отбивалась от преследующего меня демона, затем была самая захватывающая гонка в моей жизни, инструктаж в УНЗД, покушение-покусание на жизнь со стороны Микаэля, встреча и разочарование в лучшей подруги.
Да… Как все-таки хорошо, что день закончился.
Мы въезжаем в мой двор, заставленный машинами под завязку, Курт нагло паркуется впритык к подъезду и выходит. Я немного мешкаю, натягивая сапоги и куртку, чем пользуется мужчина, галантно распахивая передо мной двери.
Покинув теплый салон, тут же накидываю капюшон на голову и вопросительно смотрю на стоящего рядом Курта. Ему сейчас должно быть не слишком тепло — все-таки легкий серый свитер и черные штаны — не самая теплая одежда для января, но лаэрд стоит так, словно мороз ему нипочем.
— Ну, пока, — испытывая неловкость, говорю я, доставая из кармашка рюкзака связку ключей. — Это… Спасибо, что отвезли обратно, и извините за испорченный ужин.
Он улыбается и наклоняет голову, свысока посматривая на меня.
— Я, кстати, голодный, — неожиданно признается мужчина. — Покормишь?
Кормить кого-то в мои планы не входило, тем более лаэрда, тем более Курта. Вспоминаю, что в холодильнике только оливье и холодец, оставшиеся после новогодней ночи, и вряд ли несвежий салат и замороженный мясной бульон с мясом смогут угодить изысканному вкусу богача.
— Ладно, — вздыхает он, заметив явный скепсис на моем лице. — Просто хочу посмотреть, как ты живешь.
Вспоминаю разбросанные по квартире вещи, гору немытой посуды, опять-таки оставшейся после новогодней ночи. Смотрю на решительно настроенного лаэрда и тяжело вздыхаю.
— Ну, пошли, — обреченно зову я и первой направляюсь к подъезду.
Лестничная площадка встречает кучей разбросанных рекламных листовок и объявлением о нерабочем состоянии лифта. Поманив нахмурившегося мужчину к лестнице, начинаю неторопливое восхождение на восьмой этаж.
— И часто он ломается?
— Ну, раз в неделю стабильно, — просвещаю лаэрда. — Дом старый, должного обслуживания не получает, отсюда все косяки…
— А что, есть еще какие-то поломки?
— Ну да, — рассеянно киваю я, сосредоточенно вспоминая, успела убрать со стола, или там все также одиноко покоятся чашка с недопитым кофе и тарелка из-под яичницы. — Соседям с десятого хуже всего — у них крыша течет. Причем каждый раз, как дождь пойдет или снег таять соберется.
Слыша позади себя тяжелые шаги Курта, я испытываю легкое чувство злорадства. А что, сам захотел посмотреть, как я живу, вот пусть теперь ножки и разминает.
Открыв дерматиновую старенькую дверь, захожу в прихожую, на автопилоте щелкаю выключатель света и вспоминаю о банальном гостеприимстве.
— Милости просим! — склоняюсь я в картинном полупоклоне, подавая лаэрду пушистые тапочки из белой овчинки.
Курт заходит, закрывает за собой двери и, приняв тапочки, присаживается на деревянную обувницу. Тапочки смотрятся на нем безумно мило, и это поднимает мне настроение.
Совершенно не стесняясь, провожу его по съемной квартире, неосознанно вживаясь в роль риэлтора.
— Здесь у нас чудесная маленькая кухня, оборудованная по последнему слову, — вещаю я, стараясь загородить от лаэрда гору посуды и методично капающий кран. — Прошу дальше за мной, — выхожу в коридор и толкаю двери в спальню. — Комната всего одна, но зато какая. Здесь и мягкий уголок, и так называемая «стенка». Между прочим, не абы какая, а купленная в Прибалтике.
Лаэрд с умным видом окидывает массивные шкафы темно-коричневого цвета, сервант с хрустальной посудой, покосившуюся от времени дверцу шкафа и переводит взгляд на меня.
— Не квартира, а хоромы! — в тон отвечает он. — Думаю, надо брать.
— Еще чего! — возмущенно грожу пальцем. — Я честно уплатила за полгода вперед, так что фиг тебе, а не моя квартирка.
Он важно кивает, поднимает руки, как бы подтверждая свой проигрыш, и обводит комнату взглядом.
— Ева, сколько тебе лет?
Надо же. Неужели разведка донесла лаэрду не все?
— Двадцать три, — отвечаю на автомате. — А что?
— Я не про этот возраст, — качает мужчина головой. — Сколько лет твоему демону?
Что? Сколько лет кому?
— А это имеет какое-то значение?
Курт пальцами касается моего плеча и тут же отдергивает. Я едва заметно морщусь, поняв, что даже такие легкие прикосновения вызывают жалящую боль.
— Смотри, — показывает он свои пальцы — на указательном и третьем свежие следы крови. — Биологически у нашего вида кровь сворачивается почти моментально, регенерация тоже на высоком уровне. Такие укусы для чистокровной лаэры — милая прелюдия, в точности, как у людей поглаживания, — он наклоняется ниже. — Но у тебя кровь не останавливается…
Я вздрагиваю, невольно зажимая ладонью плечо. Черная ткань пропиталась теплой кровью, а с краев уже начала подсыхать.
Черт! И это платье я испачкала, а застирать наверняка не получится — придется тащить в химчистку.
— Мика прокусил тебе артерию, поэтому у нас сейчас три варианта — либо мы ждем в надежде, что кровь остановится сама, либо сразу везем тебя в больницу, либо…
Он замолкает и опускает глаза. Сейчас мужчина кажется немного неуверенным, словно боится предложить что-то.
— Либо? — подталкиваю его.
Курт поднимает глаза, облизывает верхнюю губу и делает шаг в мою сторону.
— Либо ты разрешишь зализать твою рану, — четко произносит он.
Я подозрительно смотрю в его глаза и скрещиваю руки на груди.
— Что значит «зализать»?
Мужчина делает еще один небольшой шажок в мою сторону.
— Демон просыпается не сразу. Первое время ребенок почти беззащитен, поэтому матери обычно зализывают ему раны, — терпеливо объясняет он и мягко улыбается. — В нашем случае это могу сделать я.
Обдумываю только что сказанное. Тащиться еще куда-то, где усталый персонал больницы будет механически перевязывать и зашивать рану, неохота. Да и ждать не очень хочется. Тогда почему бы не попробовать? Тем более что я никогда не слышала о том, чтобы демоны зализывали раны, как собаки.
— А это не больно? — уточняю на всякий случай.
Ну, а мало ли?
— Максимка даже не пищит, — заявляет мужчина. — А ему всего пять. Думаю, и ты будешь вести себя, как взрослая девочка.
Я вспыхиваю, быстро разворачиваюсь и мужественно веду мужчину в ванную.
Встаю у зеркала, чтобы видеть действия лаэрда, нахожу на полочке резинку и убираю волосы в высокий хвост. Он деловито встает сзади, немного наклоняется.
— Платье придется расстегнуть, — предупреждает лаэрд, прежде, чем потянуть молнию вниз.
Язычок застежки плавно скользит и останавливается где-то на середине. Это дает возможность платью не упасть с меня, но при этом плечо легко оголить.
Язычок застежки плавно скользит и останавливается где-то на середине. Это дает возможность платью не упасть с меня, но при этом плечо легко оголить.
В отражении зеркала я вижу, как лаэрд осматривает ранки, недовольно сводит брови на переносице и поднимает голову.
Наши взгляды встречаются, и я чувствую уже такое знакомое чувство неловкости.
— Готова?
Готова ли я? Пфф… какой странный вопрос.
— К такому вообще можно быть готовой? — шутливо фыркаю я, придерживая руками лиф платья. — Все-таки не каждый день тебя предлагают облизать, да не абы кто, а взрослый, солидный мужчина!
Он мягко улыбается и наклоняет голову, а потом…
Его губы касаются моей кожи, чуть ниже косточки ключицы, легко целуют, затем едва ощутимо посасывают кожу, а дальше горячий язык начинает кружить вокруг ранки.
Я чувствую, как сладкая волна проходит по всему телу, и закрываю глаза.
Говоря «зализать рану», Курт явно использовал не ту терминологию. Это приятно, это чертовски приятно и возбуждающе!
Чужие губы всего на секунды отрываются от моей кожи, а затем смещаются к основанию шеи и все повторяется вновь.
Я сжимаю зубы, чтобы, чего доброго, не застонать в голос, и цепляюсь за бортик раковины. Мамочка! Как бы оргазм от такой первой помощи не словить.
Его губы вновь отстраняются, но вместо того, чтобы переместиться к другой ранке, Курт поднимает голову, трется носом об мою шею и легко прикусывает мочку уха. Я судорожно хватаю губами воздух и открываю глаза.
— Забыл сказать, — хрипловатый шепот, от которого сердце начинает биться сильнее, — для взрослых особей слюна демона действует, как естественный афродизиак, — наши взгляды встречаются в отражении зеркала, и он обольстительно улыбается. — Собственно, поэтому мы и кусаемся…
Курт наклоняется, находит следующую ранку, целует, и я, уже не таясь и не пытаясь сдержаться, издаю громкий стон и откидываю свою голову ему на грудь.
Это нечто, непередаваемое словами. Необычность ситуации, уверенные действия Курта, мое собственное желание — такого еще никогда не было в моей жизни.
Словом, возбуждение настолько сильно, что у меня начинают подрагивать колени.
Курт одной рукой обхватывает мою талию, а второй тянет платье вниз. Ни я, ни платье не имеем ничего против, поэтому, когда я оказываюсь в одном нижнем белье, то это не становится чем-то уж очень неожиданным. Скорее, правильным и закономерным.
Курт уже больше не занимается ранами, его губы мягко целуются мою спину, плечи, легонько покусывают шею, едва надавливая клыками на кожу, в то время как руки вовсю исследуют мое несопротивляющееся тело.
Я прогибаюсь в пояснице, кручу попой, чувствую его возбуждение, и от этого мое собственное взлетает почти до небес.
— Курт… — слетает с моих губ требовательный стон.
Его пальцы уверенно берут меня за подбородок, поворачивают голову к себе. Прикосновения его губ к моим — жесткие и нетерпеливые. Он ловит мою нижнюю губу в капкан своих зубов, слегка посасывает и проводит язык из стороны в сторону.
— Курт… — выдыхаю я, блаженно улыбаясь от умелой лаской мужчины.
Не выдержав своей полной безынициативности, резко поворачиваюсь, обхватываю руками его шею, и сама требовательно впиваюсь в его губы.
— Эва, — стонет он, — убери клыки…
Спохватившись, разжимаю челюсти, которыми прокусила нижнюю губу мужчины. Крохотная капля появляется в круглой ямке, и я тут же слизываю ее языком, стараясь испытать то, что испытывал Курт, «зализывая раны».
Он резко, хрипло выдыхает, одним движением срывает с меня бюстгальтер и сжимает грудь руками.
— Какая сексуальная девочка, — еле слышно шепчет он, играя пальцами с моими сосками, и снова целует в губы.
Я стискиваю его шею руками, с нетерпением отзываюсь на ласки и тут же спохватываюсь — почему на Курте до сих пор так много одежды? Непорядок!
Мои руки пробираются под край серого свитера, касаются горячей кожи и шаловливо царапают ноготками. Он довольно урчит, не разрывая поцелуя, поднимает меня, заставляя обхватить себя ногами за бедра, и прижимает к стенке.
— Эва… Эва… — шепчет он, жадно целуя мою шею и вжимает меня в стену сильнее.
Краем глаза замечаю, как хаотично расстегивающий штаны мужчина задевает с полки неровный ряд шампуней и кремов, сквозь наше хриплое дыхание слышу шум падающих флаконов и на секунду отрываюсь от его губ.
— Ты что творишь? — возмущенно фыркаю я, намекая на свое явное нежелание устраивать уборку среди ночи.
— Что? — выдыхает он и почему-то останавливается.
Курт, тяжело дыша, смотрит на меня, облизывает губы и немного ослабляет свои объятья.
— Ты права, девочка, — хрипло говорит он, помогая мне спуститься с его бедер. — Ты слишком молоденькая.
— Что? — на этот раз расстроенно выдыхаю уже я.
— Извини, — прижимается он ко мне. — Это было очень глупо с моей стороны. Надо было просто отвести тебя в больницу и… Еще раз извини.
Мужчина отстраняется, окидывает меня жадным взглядом, а затем поспешно покидает ванную, прямо на ходу поправляя на себе одежду.
К тому моменту, когда я заворачиваюсь в полотенце и разочарованно выхожу следом, Курт уже обувается в прихожей.
— Завтра я должен улететь, — не поднимая головы, говорит он таким тоном, словно ничего и не было. — Если ты не против, то по прилету я позвоню тебе…
— Зачем? — тупо переспрашиваю я.
— Надо поговорить, — немного неопределенно бросает он и встает.
Мы встречаемся взглядами, и мне вновь начинает казаться, что я лечу вниз по склону.
Нет, не так! Я лечу по склону, я лечу на скорости 220. Несусь к нему навстречу, готовая ко всему, в том числе и к столкновению, но никак не к тому, что Курт отшатнется назад и молча выйдет за дверь.
М-да, Яблокова. Вот мы и приплыли…
Свидание
— Винни, ты не прав! — зло смотрю на замершего на лестничной площадке Мажора.
— Что? — деланно удивляется парень. — Не такое сейчас и утро.
Я демонстративно перевожу взгляд на ярко-желтый циферблат «свотч», поднимаю голову и кидаю испепеляющий взор на жизнерадостного Микаэля.
— Ну, если восемь утра — это не утро, то я — Пятачок!
Парень согласно кивает и вытягивает вперед руку, которую все это время прятал за спиной.
— Любишь пончики? — призывно раскачивает пакетом Мика.
Желудок радостно сжимается от счастья, напомнив, что его прокатили вчера с ужином, да и обед был не слишком плотным.
Для виду тяжело вздохнув, я отступаю назад в квартиру и, выставив все те же тапочки из овчинки, бреду в комнату.
— Где у тебя кухня? — кричит из коридора Мажор. — А хотя не надо, я нашел!
Ну да, это ведь не трехэтажный коттедж! В моей квартире заблудиться нереально даже страдающему географическим кретинизмом.
Лениво скинув с себя пижаму, влезаю в любимые джинсы и майку, накидываю сверху олимпийку и, зевая, бреду в ванную.
На полу все также валяются сбитые Куртом флаконы, безнадежно смятое платье и мой лифчик. Вспомнив о Курте, непроизвольно вздыхаю, и на душе становится грустно.
Вчера я так долго ворочалась и не могла заснуть. В голову лезли воспоминания, а общая неудовлетворенность и обида мало способствовали приятным сновидениям. Я все представляла, как бы это было с Куртом…
— Ева! — резкий стук в дверь заставляет меня вздрогнуть. — Ты кофе с молоком пьешь?
— Да! — кричу я, включая воду. — И две ложечки сахара.
Буркнув что-то нечленораздельное, парень уходит на кухню, а я засовывая в рот зубную щетку.
Интересно, зачем Мажор приперся так рано? Неужели семья заставила его попросить прощение? Сомневаюсь.
Думаю, после вчерашней истерики и триумфального побега с ужина семья Дамиров еще долго будет морщить нос при упоминании моего имени и снисходительно цедить — «Ах, эта та девица!».
Закончив мыльно-рыльные процедуры, выхожу из ванной и заглядываю на кухню, клятвенно пообещав себе больше о Курте не думать.
— Завтрак готов! — торжественно окидывает рукой накрытый стол Мика и выдвигает из-под стола табурет. — Прошу!
Я усаживаюсь, делаю глоток замечательного кофе, съедаю свежий пончик. Мажор терпеливо караулит.
— Ты чего-то хотел? — настороженно интересуюсь, ожидая подвоха.
— Хотел! — кивает Мика и улыбается.
Нехорошо так улыбается!
Короче, несмотря на клятву не думать о Курте, уже спустя пятнадцать минут общения с Микаэлем я трясущими руками набираю номер лаэрда.
— Курт, мы так с вами не договаривались! — с негодованием кричу в трубку. — Между прочим, в России пытки отменены с 1801 года!
— Эва, что случилось? — голос мужчины звучит устало и обеспокоено.
— Что случилось? Случилось то, что ко мне приперся ваш брат! — ору я в трубку. — Курт, я вас ну очень прошу — сделайте что-нибудь! Хотите, я пообещаю, что больше не буду в офис Кристофа Дамира лазать?