– А где ваши родители?
– Мы одни. Пойдем в машину, там и потолкуем, – предложил Сергей, и парнишка, назвавший себя Соломоном, пошел за ним.
Когда Сергей закончил рассказывать историю похищения Ларисы Ветровой, в городе уже наступила самая настоящая ночь. Зажглись уличные фонари, в окнах вспыхнул свет. Все нормальные люди заперлись в своих домах и теперь, сидя в тепле и уюте, смотрели телевизор или пили чай. И только четверо подростков, забившись в маленькую машину, согревались, обмениваясь душевным теплом.
Соломон – малолетний бомж, который поначалу так испугал ребят, – на самом деле оказался вполне симпатичным парнем. Он не ругался матом, хотя убедил своих новых друзей в том, что он умеет это делать мастерски, прямо-таки с блеском (Маше даже пришлось при этом заткнуть уши), и производил впечатление вполне домашнего человека. Спрашивать Соломона о родителях или о том, как он стал обитателем канализационных подземелий, никто не посмел. Подумали, что, если сам он захочет рассказать, расскажет. Но пока что помощи просили они, и это было с их стороны скорее тактическим ходом.
– Да, братцы-кролики, – сказал Соломон, когда рассказ был окончен. – В рискованное дело вы влипли. Во-первых, вас могут в любую минуту остановить, потому что вы без прав, во-вторых, вы же здесь действительно ничего и никого не знаете. Даже представить не могу, как вам помочь найти вашу актрису. Что касается театра, то навряд ли вам там что-то скажут. В этом я больше чем уверен. Но сейчас вам надо прежде всего позаботиться о том, чтобы не загреметь в милицию. Где вы будете жить, пока ведется расследование?
Слово «расследование» потрясло Горностаева. Он и представить не мог, что их действия, направленные на поиски Ветровой, могут быть обозначены именно этим словом. «Расследование»! Ну конечно же! А как же иначе назвать то, чем они занимаются?
– Можно я скажу? – встряла Маша. – Мы вообще-то планировали остановиться за городом, у нас есть палатка, «Шмель», сковородки…
– Понятно, – кивнул Соломон. – Короче – дикарями?
– Ну не в гостинице же нам останавливаться, – развел руками Сергей.
– Если бы были паспорта, то можно было бы и в гостинице, – раздался тоненький голосок Пузырька. – А так, без паспорта, мы вроде бы как и не люди.
– Но в последнее время мы научились ночевать прямо в машине. Мы и сейчас собирались это сделать, только предварительно прикрыть ее тентом, чтобы не привлекать внимания прохожих.
– Да разве вы так выспитесь? – усмехнулся Соломон. – Есть у меня одна идея, да вот только не знаю, согласитесь ли вы.
– А что за идея? – спросила Маша. От ее усталости и апатии, которая последовала за обильным ужином, не осталось и следа.
– Для начала вы должны оставить машину на стоянке, а я приведу вас в одно место, где вы сможете отдохнуть и выспаться.
У Маши чуть не вырвалось: «В канализации?», но она вовремя взяла себя в руки и промолчала.
– Но как же мы сможем оставить машину на стоянке, ведь там сразу определят, что мы без взрослых, и вызовут милицию, – сказал Горностаев.
– У меня повсюду друзья, и вы скоро убедитесь в этом… – загадочно улыбнулся Соломон. – Ну что, двигай, Серега, вон в конец этой улицы, затем свернешь налево, и буквально через пятьдесят метров будет стоянка. Там работает мой друг – Цент.
– Цент? – удивился Пузырек. – Это у него что, кличка такая?
– Кличка.
– Что же он, на Доллар не тянет? – рассмеялась Маша.
– Он хороший парень, но вот пристала к нему эта кличка, и все тут.
Машина тронулась, выехала на проезжую часть и медленно покатила по маршруту, сказанному Соломоном.
– Въезжай, устраивай свое авто в самое удобное для тебя место и ничего не бойся, – посоветовал Горностаеву Соломон, когда перед ними возникли ворота автостоянки. – А я сейчас выйду и все устрою.
– А сколько это будет стоить?
– Ты имеешь дело с Соломоном, а у меня для друзей всегда найдется доллар-другой, – усмехнулся юный беспризорник. – Вы не смотрите, что я ТАКОЙ… У меня все есть.
«Кроме родных и близких, – подумала Маша, и сердце ее сжалось, когда она представила себе, какую жизнь вынужден вести по вине бросивших его родителей этот симпатичный мальчишка. – А какие у него чудесные кудри! Вот если бы мать увидела его, ей бы сразу стало стыдно… Хотя, – продолжала рассуждать Машка, – никто пока не знает, отчего судьба маленького Соломона сложилась именно так, а не иначе».
Мысли Пузыревой были прерваны.
– Машка, ты что, снова уснула? Я же тебя спрашиваю… – тормошил ее Сергей.
Они в машине были втроем и могли все спокойно обсудить, пользуясь отсутствием Соломона.
– Повторите, пожалуйста, свой вопрос, – жеманно произнесла Машка и убрала со лба упавшую прядь волос.
– Вот оставим мы сейчас машину, а дальше-то что? Должны ли мы довериться этому бомжу? Он мне, конечно, симпатичен… он кажется добрым, но мы же его совсем не знаем. Вот представь себе, что он и его друзья – Доллары и Центы – это банда, которая угоняет машины. Мы оставляем свою машину, набитую продуктами, на стоянке. На весьма сомнительных условиях, кстати. Затем нас озаряет, что мы обмануты, мы возвращаемся сюда, а машина – тю-тю! Как тебе такая перспектива?
– Все очень просто, – серьезно ответила Маша. – С Соломоном надо разговаривать открытым текстом.
– То есть называя вещи своими именами… – Пузырек продолжил за сестру фразу, которую они неоднократно слышали от своих родителей. Особенно часто ее произносила мама, которая во всем любила четкость и ясность и терпеть не могла «растекаться словом по древу». – Еще Черчилль говорил, что, идя к своей цели, нужно действовать даже грубо…
– Правильно, – поддержала Никитку сестра. – Я сама скажу Соломону о наших сомнениях. Он же не дурак – должен все понять.
Соломон, вернувшись, поднял большой палец правой руки вверх, что могло означать только одно: все в полном порядке.
И тут Маша совершенно свободно задала бомжу вопрос, который всех так волновал.
– Что ж, мне нравится, что вы такие простые и прямые ребята. Во всяком случае, мне будет легко с вами общаться, – отозвался Соломон. – И вы правильно делаете, что ведете себя таким вот образом. Всегда нужно обо всем договариваться конкретно и требовать гарантий. Но вот со мной никаких гарантий быть не может. Вы или верите, что я не угонщик. Или же спокойно возвращаетесь на соседнюю улицу, укладываетесь спать, а я сам лично укрою вашу машину тентом. Никаких проблем. Я не в обиде. Я все понимаю.
Маша молчала и не знала, что говорить. Она, конечно же, ждала от их нового знакомого каких-то уверений и обещаний, и когда они не прозвучали, даже немного растерялась.
– Тогда мы рискнем, вот только надо бы взять что-нибудь из провизии или одеял… – сказал Сергей. Он, очевидно, как и Маша, полагал, что Соломон собирается отвести их куда-нибудь в свою канализационную нору.
– Там, куда я собираюсь вас отвести, все есть. Это, правда, не моя хата, но я чувствую себя в ней как дома. Да не бойтесь вы. Вас не съедят. К тому же у меня появились идеи относительно вашей артистки. Но об этом поговорим позже. Уже ночь, пора спать. Ну так что, идем? С Центом я обо всем договорился. Он – мой должник, а потому будет с вашей машины пылинки сдувать…
– Сейчас дождь, – напомнила Маша, – пусть он лучше проследит, чтобы машина все время, пока нас не будет, под тентом находилась.
Ребята вышли из автомобиля налегке, захватив лишь зонты, и покорно последовали за Соломоном.
«Где ты, мой ангел-хранитель?» – с тоской подумала Маша, когда рядом с ними остановилась красная иномарка и Соломон, представив им сидевшего за рулем верзилу («Знакомьтесь: это Цент»), как ни в чем не бывало, сказал, что сейчас их отвезут «куда надо».
Маша встретилась взглядом с Сергеем. Они оба тогда подумали об одном и том же.
Глава 6 Копи бомжа Соломона
Ехали они долго. Сергей с Машей сидели на заднем сиденье и молча смотрели на проплывающий за окном город. И Горностаева, и Пузыреву мучил один и тот же вопрос: «Куда нас везут?»
Никитка уснул. Ему было хорошо в своих снах – во всяком случае, на его-то лице читалась лишь беззаботность и покой.
«Вот у кого железные нервы», – подумал Сергей, всматриваясь в черноту городского пейзажа.
Бетонный забор, у которого остановился автомобиль Цента, почему-то вызвал у Сергея ассоциации с рабством. Он слышал, что в России, оказывается, началась эпоха рабства. Живой товар стоил почти столько же, сколько и наркотики, и те, кто занимался похищением людей, имели приличные деньги. А вдруг Соломон работает на настоящих работорговцев? И они прячут свой живой товар вот за такими высокими бетонными заборами?
Соломон поблагодарил Цента, что-то сказал ему на ухо и дождался, когда из машины выйдут Сергей, Маша и Пузырек.
– Здесь лаз в стене, вон за тем кустом. Надо бы пригнуться… – сказал бомж и повел ребят в какую-то черную дыру.
– Смотри, здесь еще один забор, но только уже металлический… – шепнула Маша Сереже, крепко держась за его руку и дрожа всем телом.
Никита, едва волочивший ноги, чуть не упал, зацепившись носком кроссовки за корягу.
– А здесь уже калитка. Проходите спокойно. Собак нет.
Ребята прошли через калитку на территорию какого-то сада и увидели среди деревьев в голубоватом свете единственного фонаря двухэтажный светлый дом с темными окнами.
«Какой знакомый запах», – подумала Маша.
Между тем Соломон достал откуда-то из недр своих одеяний большой ключ и открыл небольшую, явно не парадную, дверь. И снова теплый и родной запах коснулся Машиных ноздрей, вызвав какие-то смешные пожелтевшие картинки из детства: оранжевый кафельный пол с рядами детских горшков, разноцветные большие кубы, тяжелые грузовички, резиновые мячи и ведра со щами и гороховым супом…
– Вот и все. Мы пришли.
Вспыхнул свет, и ребята оказались в большой просторной комнате.
– Да это же детский сад! – воскликнул Никитка и оглянулся. – Класс!
И Пузырек, позабыв обо всем на свете, кинулся к первому же стеллажу с игрушками.
– Правильно, это детский сад. Я немного помогаю сторожихе, дежурю за нее, а она меня отлично знает и разрешает мне здесь ночевать. Так что на сегодняшнюю ночь вплоть до семи утра садик наш. Тебя ведь зовут Маша? – Соломон подошел к оробевшей Маше и улыбнулся, стараясь немного разрядить обстановку.
– Да, меня зовут Маша, – ответила Пузырева довольно прохладно, поскольку еще не решила для себя, можно все-таки доверять этому кудрявому проныре или нет.
– Так вот, Маша, здесь есть душ с горячей водой. Я покажу тебе, где можно взять чистые полотенца. Это МОИ полотенца, так что бери смело и ничего не опасайся. Они чистые, потому что совершенно новые. Я заработал их на рынке, когда разгружал фуру. Здесь вообще есть мой шкаф, он находится в прачечной, и туда никто и никогда не лазает. В сущности, здесь мой второй дом.
– А где же первый? – спросила Маша уже более мягко, поскольку о душе она и мечтать не могла, а тут еще и полотенца!
– Вот там бы вам точно не понравилось. Это под мостом, у меня там небольшая хижина, в которой сейчас живут мои друзья, такие же, как и я… Словом, у них тоже проблемы. У кого-то нет отца или матери, а у других полный комплект, да толку-то от них… Пьют… Но со мной те ребята не пропадут.
– А у тебя родители есть? – спросил Пузырек, не поворачивая головы, продолжая с увлечением собирать мозаику.
«Поистине, устами младенца…» – подумала Маша, краснея за бестактность брата.
– У меня – нет, – пожал плечами Соломон. – Но я и без них много чего достигну в жизни. У меня же есть цели, поэтому мне куда легче, чем им.
– Мальчики, так я… в душ? – заторопилась Маша. – А мыло в этом доме есть?
– Пойдем, я выдам тебе все, что нужно. – И Соломон, немного засмущавшись, повел Машу в прачечную. Отперев шкаф, мальчишка достал запечатанный кусок мыла, большое полотенце и красную махровую простыню.
– Это ты тоже заработал?
– Ты бы видела, сколько этого барахла у меня было неделю назад! Но я почти все раздал. А в эту простыню можешь потом обернуться вместо халата. Душ вон там… С водой проблем быть не должно.
Соломон ушел, оставив Машку в коридоре и предоставив ей полную свободу действий.
«А он милый», – подумала Пузырева и пошла в душ.
– И какие же у тебя цели? – спросил Соломона Сергей, когда тот вернулся в группу (как назывались помещения в детском саду).
– Как-нибудь потом расскажу, – уклонился от ответа тот. – Знаю только одно: мои родители в эти цели и планы не входят. Особенно мать.
– Она бросила тебя? Ты извини, что я задаю тебе такие вопросы…
– Да ничего, я уже не реагирую. Что касается матери, то я не знаю, где она, да и жива ли вообще. Бросила? Если бы… Как я понял, она вообще продала меня одному типу, но я от него сбежал.
– Продала? Разве такое бывает? Она что, тоже пьющая была?
– Нет, у меня мать была красивая, я ее помню. Мне же тогда лет восемь было, когда все это случилось. Мы вообще-то издалека приехали… – Соломон погрустнел и замолчал, опустив голову. – Я же не на помойке родился. У меня и няня была, и учительница музыки… Но все это, оказывается, делалось для того, чтобы потом меня подороже продать. Так мне сказали в детском доме, где я жил первые несколько месяцев. Потом-то я сбежал, жил под мостом, после меня поймали и определили в интернат. Знаешь, там ничего было, кормили хорошо, но у меня отношения не сложились с воспитательницей. Она воровкой оказалась, одну вещь у меня украла и до сих пор не вернула. Короче, я и оттуда сбежал…
– Постой, как же так? Зачем твоей матери было продавать тебя? Какой в этом резон? Ведь если она тратила на тебя такие деньги, нанимая няню и учителей, то, значит, и деньги у нее были…
– Может, и были, но тогда ответь мне: зачем ей было везти меня сюда, в это захолустье, и отправлять в парк с этим типом? Мы катались на яхте, отдыхали, все было так замечательно, а потом вдруг она говорит: поди, дорогой, погуляй с дядей Буффало.
– А кто у нас дядя Буффало?
– Говорю же – тип один. Хлюст. Он повез меня к себе домой и запер в своей квартире. И сказал: если твоя мама захочет тебя увидеть, она знает, что ей надо делать.
– И ты сбежал?
– Сбежал.
– А что, если ты все не так понял и она вынуждена была это сделать? – Сергей упорно не хотел верить в то, что мать, воспитавшая такого смышленого и талантливого парня, каким ему показался Соломон, способна на такой чудовищный поступок.
– Я уже думал об этом, – пожал плечами Соломон. – Пусть даже между моей матерью и этим Буффало были сложные отношения, и она была ему чем-то обязана. Пусть. Но если она жива, то она должна была меня искать здесь, потому что именно здесь мы были все трое, и именно здесь она бросила меня. Прошло уже пять с лишним лет, а она до сих пор не объявилась? Меня за это время уж кто только не хотел усыновить… Но я не соглашался. Не хочу. Я не верю взрослым. Иногда мне кажется, что у меня было две мамы. Одна хорошая, та, с которой мы жили в большом доме в лесу и которая на завтрак пекла мне маленькие блинчики с медом. А другая – это та, которая привезла меня сюда и бросила…
Соломон обернулся на шорох – в дверях стояла закутанная в красную махровую простыню Маша. В глазах ее стояли слезы: она услышала последнюю часть рассказа Соломона.
– Ну, как душ? – Соломон, стараясь не показывать своего волнения, привстал, приветствуя Машу.
– Спасибо, Соломон, душ прекрасный. Сережа, предлагаю и тебе тоже… – И тут ее взгляд упал на брата, который, растянувшись на ковре, крепко спал, подложив под щеку коробку из-под мозаики. – Смотри… Бедный Пузырек.
Спустя полчаса, когда и Серега привел себя в порядок, ребята сидели в большой, теплой и ярко освещенной кухне. Она прямо-таки завораживала своими огромными кастрюлями и сковородками, гигантской плитой и невероятных размеров чайниками.
– Тут мне баба Надя оставила ужин, – сказал Соломон и снял с плиты несколько мисок и кастрюльку. – Посмотрим, что у нас сегодня… Ага, макароны по-флотски, блинчики и вермишелевый суп. Отличненько. А тут что? Компот из сухофруктов… Сейчас достану тарелки и – милости прошу! – сказал душка Соломон. – Как видите, с голоду я никогда не умру. Вы себе даже представить не можете, как много вокруг хороших людей…
И Маша, вспомнив, какими чувствами руководствовались они с Сережей, когда окликнули его еще там, на улице, когда он почти спустился под землю, снова прослезилась. «Возможно, он бы и не оскорбился, если бы мы сразу предложили ему тушенку. Или?..» Она так и не нашла ответа на свой вопрос.
Соломон разбудил их в шесть утра. К тому времени на кухню пришла повариха – заваривать бульон, кипятить молоко, принимать продукты…
Покидали детсад таким же странным способом, каким и приходили: через калитку, а потом дыру в бетонном заборе.
– А куда мы теперь? – спросил Соломона заспанный Пузырек. – И почему мы не позавтракали?
– С завтраком туговато, – признался Соломон. – Но детский сад – есть детский сад, и испаряться из него надо в шесть, а то и в пять утра. Это хорошо, что нас еще не засекли. Сторожиха – это вам не повариха. Разные люди… Но я предлагаю все-таки не заниматься самодеятельностью, а обратиться за помощью в милицию.
– Что?! – воскликнули хором Сергей с Машей. – В милицию? Да ты что!
– Но не официально, а иначе… – Соломон немного замялся.
Ребята стояли на обочине дороги, тонувшей, как и все вокруг, в густом молочном тумане.
– Есть у меня один друг, взрослый человек, оперуполномоченный из уголовного розыска. Его зовут Олег, фамилия Царев.
– Ты предлагаешь рассказать ему обо всем, и даже о том, что мы сбежали из дома на папиной машине? – Горностаев от слов Соломона окончательно проснулся и теперь разве что не крутил пальцем у виска, настолько был раздосадован. «Здрасте, приехали», – покачал он головой.