- Хей, сайгад! Ты в своем уме?
- Не уходи! - взмолился Кумбар. - Я обещал владыке, что приведу тебя. Я сказал ему, что только ты... Только ты можешь найти убийцу...
- Что?! Тор! Я воин! Воин, а не ищейка! И не сторож для девиц Хафиза!
В ярости глухо порыкивая аккериец решительно двинулся к дверям "Маленькой плутовки", что призывно скрипели от легкого сквознячка. Кумбар предпринял последнюю попытку.
- Значит, меня казнят вместо жирного ублюдка, - с тихой грустью произнес он, понурившись.
- Прах и пепел...
Аккериец остановился.
- Ладно, - буркнул он после некоторой паузы, - я пойду с тобой во дворец. Но помни, сайгад - я ничего не обещаю тебе!
- Да, Дигон! - едва сдерживая ликование быстро сказал Кумбар. Сердце его стучало как бешеное, удары его отдавались в виски, в затылок, в лоб... Он верил, он твердо верил, что аккерийцу удастся найти настоящего преступника, а это значило, что честь его останется в целости и сохранности. И только сейчас сайгад понял, что лукавил сам с собой: если убийца будет установлен, то кроме чести при старом солдате останется и все прочее, заслуженное во дворце Хафиза. Он ухмыльнулся, посмотрел в спину опять в спину! - угрюмо шагавшего впереди северянина и легким шагом последовал за ним.
- И еще... - вдруг обернулся к нему Дигон. - Я не буду переодеваться в Озаренного! Ты понял?
*
Всю дорогу аккериец упорно молчал, не оглядываясь на семенящего за ним сайгада и не обращая внимания на его тяжелые вздохи и стоны. Точка звезды лениво плыла впереди, словно указывая путь; черная прохладная высь, бесстрастная как старый палач, взирала на трепещущую во сне землю сквозь призму невидимых сейчас облаков. Луна так и не показала свой бледный лик, и потому каждая ночь представлялась вечной.
В совершенной тишине ночного города спутники подошли к высоким воротам дворца. Великолепный императорский сад, воспетый в сотнях баллад, легенд и од, и во мраке поражал красотою: искусно освещенный фонарями, что мерно, с тихим скрипом покачивались на длинных шеях, он казался волшебным так велики и гладки были плоды, так стройны стволы и так густы ветви. Все цвета и оттенки мира сложились здесь в один, божественно прекрасный ковер, на который даже солнце смотрело с восхищением и завистью.
Пропустив вперед Кумбара Дигон прошел за ним через сад к ступеням белого с серебряными прожилками мрамора, ведущим во дворец. Ночные стражи, не смыкающие суровых настороженных глаз, увидев сайгада, почтительно отступили в стороны, освобождая проход.
Отворились тяжелые, в золотых завитушках двери, и Дигон ступил в огромную пышную залу, во всех четырех углах которой в высоких изящных треногах горел огонь. Красные блики бегали по стенам, зловеще посверкивая в глазах императорских предков - картины в золоченых рамах висели в ряд, и среди надменных лиц венценосцев и их жен аккериец узрел нынешнего владыку Хафиза, такого же скучного и напыщенного как в жизни. Насмешливо поклонившись его портрету Дигон в два прыжка догнал Кумбара, достигшего уже второго этажа, и дальше пошел рядом с ним по длинному коридору; ноги утопали в толстом мягком ковре и у аккерийца сразу мелькнула мысль, что убийце нетрудно было пройти к покоям Алмы, а потом и Хализы бесшумно. С неудовольствием отметил он и отсутствие стражи здесь: они миновали уже третий поворот, но так и не встретили ни одного охранника. Учитывая то, что во дворце произошло два убийства подряд - а это уже вряд ли можно назвать случайностью - подобная беспечность казалась по меньшей мере странной, и в этом Дигон видел вину сайгада. Он распоряжался всеми службами во дворце, он ведал каждым шагом каждого слуги, начиная от личного виночерпия Хафиза и кончая последним поваренком, ему поверяли свои тайны, ему доносили чужие, а также сплетни и наветы, так что аккериец одарил профиль старого солдата презрительным взглядом и тут же резко остановился, ткнувшись грудью в его плечо.
- Вот! - объявил Кумбар торжественным шепотом. - Самая дальняя комната дворца. Я велел приготовить её для тебя... Входи.
- Ты знал, что я соглашусь? - подозрительно спросил Дигон.
- Верил... Надеялся... - сайгад легонько подтолкнул аккерийца к двери, а сам, словно боясь, что Дигон передумает, шагнул назад и быстро исчез за поворотом - только серебряный галун, коим обшита была его щегольская куртка, блеснул будто вспорхнувший светлячок в полумраке коридора.
Оглядев свое временное жилище, аккериец удовлетворенно хмыкнул. Широкое ложе в углу, покрытое толстым, в два его пальца жестким ковром то, что надо, Дигон терпеть не мог мягкие пуховые подушки, в которых утопает и расслабляется тело; тренога с неглубокой тарелкой, похожая на те, какие он видел внизу, только низкая - в ней потрескивал огонь, лениво пожирая мелкие угли; огромное кресло, точно под стать ему, а рядом приземистый столик с круглой крышкой - вот и все убранство комнаты. По всей видимости, сайгад неплохо изучил привычки и пристрастия аккерийца: ни излишней пышности, ни излишней скромности, самое необходимое для жизни и удобства, а больше Дигону ничего не нужно.
С особенной приязнью северянин посмотрел на поверхность столика, уставленную бутылями разных видов и, наверняка, с разными сортами вин. На узком длинном блюде покоилась аккуратно нарезанная толстыми ломтями холодная свинина, издававшая чудесный нежный аромат; под золотой крышкой Дигон нашел большой кусок свежего хлеба; довершала это великолепие драгоценная чаша на тонкой ножке, сделанная из серебра и украшенная самоцветами - предполагалось, что из этой чаши гость будет вкушать напитки. Прикрыв за собой дверь, гость незамедлительно уселся в кресло, открыл три бутыли одну за другой, и принялся с превеликим удовольствием вкушать напитки, жалея о том лишь, что у него не три глотки.
Розовое офирское оказалось превосходным - терпким, чуть сладковатым, но некрепким, и его аккериец оставил до утра. Красное бритунское понравилось ему более крепостью, нежели вкусом: слишком вязким было оно, склеивало губы, чего Дигон не выносил. Попробовав третье вино, он решил остановиться сейчас на нем. Белое калосское, прозрачное как тайский хрусталь, мгновенно охватывало грудь приятным жаром, а вкусом могло поспорить с лучшими винами пелаварских дворян - в свое время Дигон пивал их немало, и ему всегда хотелось еще, но одна бутыль такого напитка стоила в несколько раз дороже, чем десяток бутылей обычного, кислого и крепкого вина, так что приходилось выбирать: количество или качество. Дигон всегда выбирал количество.
Опустошив сосуд с калосским и откупорив следующую бутыль с ним же, он вновь вернулся мыслями к убийству Алмы. Кумбар сказал, что погибла ещё одна невеста владыки... Как ее... Хализа. На этот раз убийца не стал использовать шелковый шнурок - просто всадил кинжал в грудь девочки, даже не удосужившись вынуть его потом и выбросить. А может, такие кинжалы носит половина дворцовых обитателей и он не боится, что его смогут узнать по оружию? Нет, Дигон решительно ничего не понимал в этой темной истории. Допив вторую бутыль, он стал понимать ещё меньше. А когда показалось дно третьей, мысли в голове совсем перепутались. То ему казалось, Кумбар крадется по коридору с клинком в руке, озираясь и пуская слюни, как тот скопец... То виделся сам Хафиз, достающий из-под ковра кинжал, обагренный кровью, и целующий его с безумным смехом... А вот тот же Хафиз выуживает из глубокого кармана халата шелковый шнурок... Дикий блеск глаз, трясущиеся руки...
Дигон зевнул. Единственно верная на данный момент мысль проскользнула и пропала было, но он успел ухватить её за крыло: спать. Надо спать. Пройдет ночь, наступит новый день, и тогда - тогда все фантазии растворятся и обретут свое истинное название - бред; тогда тайное в панической попытке скрыться от дневного света, проясняющего ложь, может ненароком выдать себя; тогда... Рот аккерийца снова раскрылся в длинном зевке, но на половине его захлопнулся - с неимоверными усилиями Дигон заставил себя подняться, с закрытыми уже глазами сделать шаг к тахте... Через мгновение он уже был далеко-далеко, в стране сновидений и мрака, но и там ему сейчас было совсем неплохо.
*
Дигон отлично выспался, и с самого рассвета пребывал в отличнейшем настроении. Розовое офирское помогло ему достигнуть высот духа, и на половину невест он прибыл с улыбкой на устах, хотя и несколько кривой: красавицы оказались бледными, напуганными, с красными глазами от недосыпания, но самое неприятное - вооруженными. Каждая сжимала в тонких пальчиках внушительного вида кинжал, и сие никак не могло понравиться аккерийцу. Правда, узрев в своих покоях такого мужа, девушки заметно приободрились. Мощные бронзовые плечи, буйная грива черных густых волос, суровый взгляд синих глаз, обрамленных пушистыми ресницами - всего этого великолепия не приходилось им видеть в богатых домах родителей и здесь, во дворце.
Одна, вторая, третья... По одиночке они тихонько исчезали за дверью, а потом так же тихонько возвращались, но уже более опрятно одетые, причесанные, умытые, и без оружия. Такое превращение вполне устроило аккерийца. Он по-хозяйски уселся в одно из глубоких удобных кресел, с удовольствием осмотрел красавиц и вместе и по отдельности, и только затем соизволил ещё раз улыбнуться. Пять девушек стояли перед ним, робко потупившись, перебирая пальцами роскошные свои волосы. Увы, ни одна из них не напомнила Дигону Алму - все же она была и красивее и утонченнее этих. Но, с другой стороны, и оставшаяся в живых пятерка невест отличалась от тех девиц, которых случалось обнимать аккерийцу в "Маленькой плутовке" и других кабаках: стройные, изящные, нежные, большеглазые, они смотрели на Дигона из-под ресниц с таким интересом, с таким - почти нескрываемым - желанием, что и он почувствовал вдруг, что задавать вопросы об их убиенных подругах ему совсем не хочется.
Веселые лучи солнца - лучи жизни - светили в окна, заставляя витражи переливаться всеми возможными цветами, и свежий легкий ветер бездумно трогал длинные руки деревьев - все, решительно все на улице призывало к любви, а не к допросу. С досадой Дигон рыкнул, мотнул головой, отгоняя лишние мысли, и, устремив взор на высокую черноокую красотку с полными яркими губами, вымолвил:
- Как твое имя, красавица моя?
- Баксуд-Малана... - еле слышно прожурчала девушка тонким нежным голоском.
Тембр и тон её весьма понравился Дигону.
- Теперь ты назовись, - предложил он второй, чьи волосы отливали золотом.
- Физа...
И её голос так же понравился Дигону.
- Ийна...
- Мина...
- Залаха...
Дигон одобрительно кивал головой, не в силах выбрать себе подругу на следующую ночь. Каждая была по-своему хороша, и хотя Алма, без сомнения, оставалась лучшей, эти красотки тоже заслуживали внимания со стороны аккерийца. В конце концов, ему просто было их жаль: стать женами Хафиза... Какое, должно быть, несчастье для молоденькой прелестной девушки всю жизнь посвятить немощному старцу, пусть и венценосному, но все же... Со вздохом Дигон остановил взгляд своих ярких синих глаз на Баксуд-Малане. Кажется, она среди них самая старшая, так она и будет первой, чтоб потом не путаться...
Удовлетворенный таким справедливым решением, аккериец вернулся к цели своего визита на половину невест.
- Кто-нибудь из вас видел Хализу в тот день?
- Да, господин, - с поклоном ответствовала Баксуд-Малана, словно почувствовав, что ей первой будет предоставлена возможность уснуть в объятиях Дигона.
- И кто же?
- Все, господин, - снова ответила Баксуд-Малана.
- Что она делала?
- Купалась в наузе, просила Диниса научить её играть на скрипке, но... Мальхоз не разрешил...
Она качнула головой в сторону маленького тщедушного старичка, что сидел в уголке и спокойно дремал, даже не заметив появления Дигона.
- Мальхоз - это новый евнух?
- Он старый, господин... Он очень старый... Но Бандурина теперь с нами нет...
- Я знаю. Что дальше?
- Потом... Потом мы все вместе учились кланяться нашему будущему супругу и повелителю.
- Ну-ка, ну-ка... - живо заинтересовался Дигон, устраиваясь в кресле поудобнее.
Баксуд-Малана повернулась к девушкам, подала им почти незаметный для постороннего глаза знак, и пятеро красавиц вдруг разом повалились на колени, разметав по полу свои прекрасные волосы. Всего миг спустя они так же быстро вскочили, плавно повели правой рукой в правую сторону, а левой в левую, свесили головки набок и в такой позе застыли.
Дигон подождал немного, надеясь, что это ещё не все, но девушки продолжать явно не собирались.
- Клянусь Тором, - наконец пробормотал Дигон не слишком-то учтиво. Вы похожи на задушенных куропаток...
Баксуд-Малана обиженно вскинула подбородок, но тут же в глазах её пробежали искорки смеха.
- Я тоже так думаю, господин, - произнесла она серьезным голосом. Но Мальхоз говорит, что это старинный обычай, и нарушать его нельзя.
- Прах и пепел! Пусть ваш Мальхоз засунет этот обычай себе... То есть, я хотел сказать, что не всегда прежние обычаи хороши... Тор! Все это вздор! Говори, Баксуд-Малана, что было дальше?
- Дальше... Мы разошлись по своим комнатам, Мальхоз нас запер... И все. А потом... Потом я вышла. Ко мне пришли родители... К нам всегда приходят родители около полудня... Вышла, а там - она...
Баксуд-Малана опустила голову, полные губы её дрогнули. Другие девушки уже и не сдерживали слез - тонкими струйками текли они по нежным щекам, по подбородкам...
- Прах и пепел... - пробормотал Дигон, оглядываясь на старичка. Хей, приятель, ты жив?
Он вскочил, слегка тряхнул евнуха за тощее плечо. Приоткрыв морщинистые веки, Мальхоз без интереса и удивления посмотрел на аккерийца, потом перевел взгляд на девушек.
- Тих-ха-а... - просипел он добрым голосом, потом улыбнулся, качнул головой.
В строю красавиц сразу воцарился покой. Они ответили старичку такими же милыми улыбками и вновь обратили мокрые, и оттого ещё более прелестные глазки на Дигона.
- Значит, ты нашла Хализу? - упрямо возвратил Дигон Баксуд-Малану к прежней беседе.
- Я.
- Она была уже мертва?
- Нет.
- Что?!
Дигон привстал, вперил гневный взгляд в черные очи Баксуд-Маланы.
- А что же ты раньше о том молчала?
- Меня никто не спросил, господин, - испуганно пролепетала девушка. Но Хализа все равно скоро умерла...
- Она ничего не сказала перед этим?
- Что-то шептала... Но я не поняла - что...
- Повтори её слова!
- Кажется... Кажется, "че... ди... ня..." Вот... А, ещё она сказала "би".
- Когда? До "че-ди-ня" или после?
- Кажется... После...
- Значит, она сказала "че... ди... ня... би..."?
- Да... - неуверенно согласилась Баксуд-Малана.
В устах Дигона те слова Хализы, что она услышала, казались весьма странными. Сейчас она уже сомневалась, что правильно их разобрала. Да и Дигон, в первый момент ощутивший свежее дыхание надежды, сник: кто мог понять эту околесицу?.. Даже не слова - звуки, птичий клекот... "Че... ди... ня... би..." Тьфу...
Он посмотрел на Мальхоза, который снова задремал в своем уголке; потом мысль его переместилась подальше, к Кумбару. Может быть, он сумел бы помочь ему? Он знал Хализу, он знаком со всеми во дворце, и он, все-таки, советник Хафиза - должно же быть что-то у него в голове?
Дигону вдруг захотелось вернуться в свою комнату, к оставленным на столе полным ещё бутылям. Если б можно было прихватить Баксуд-Малану прямо сейчас... Можно смело поклясться бородой Тора - эта девушка оправдает любые ожидания.
- Господин, она ещё говорила мне, что влюблена в одного человека...
- неожиданно подала голос маленькая Ийна.
- Она что же, лежала с кинжалом в груди и разговаривала? - нахмурил брови Дигон.
- Нет... Я не видела её с... с кинжалом... Это было утром, в наузе. Мы купались и Хализа... так смеялась, а потом перестала смеяться, и шепнула мне: "Я так люблю одного человека..."
- Как его зовут?
- Я хотела спросить, но она сразу вышла из науза и пошла во дворец.
- Я думаю, она имела в виду нашего повелителя, - попыталась восстановить доброе имя подруги Баксуд-Малана.
- Тор... Теперь уже все равно, - Дигон махнул рукой. - Но сдается мне, этот самый "один человек" и прикончил вашу Хализу.
- Тогда я думаю, - не моргнув глазом предположила Баксуд-Малана, она имела в виду не нашего повелителя.
- Господин, ты уже знаешь, кто... убил Хализу? - робко спросила Ийна.
- Господин, ты будешь охранять нас?
- Господин, ты придешь к нам нынче ночью?
- Господин, ты не позволишь ему убивать нас?
Словно очнувшись, девушки наперебой задавали аккерийцу свои вопросы. Они уже не опускали глаз. В страхе и отчаянии забыв все правила, они смотрели на него своими прекрасными бархатными глазами, в коих ещё не высохли слезы, и ждали ответа. Ответа не было.
Поклявшись про себя, что немедленно найдет Кумбара и заставит его выставить на половине невест караул, Дигон поднялся, хмуро подмигнул замершим в ожидании его слов красавицам, и вышел вон. Ответа у него и в самом деле пока не было.
Глава 7.
На третий день своего пребывания во дворце аккериец, мрачный как туча на небосклоне в пасмурное утро, сидел в кресле возле низкого круглого столика и, попивая красное бритунское - по вкусу наиболее подходящее для нынешнего настроения, - внимал стенаниям Кумбара.
- Слушай, сайгад, - наконец произнес он, задумчиво глядя сквозь рубиновую муть в дно чаши. - Нет ли у тебя где-нибудь в Тиме или в Калосе давнего врага, отравляющего жизнь твою и сон твой?
Столь витиеватые речи из уст Дигона не приходилось ещё слышать старому солдату. Удивленно выпятив нижнюю губу, он покачал головой и ответил:
- В Калосе и Тиме нет.
- Может быть, в Эвилонии? Или в Айтаре?
- И там нет.
- А здесь, на дорогах Аграна, не обижал ли тебя кто?
- Никто меня не обижал, - начал сердиться Кумбар. - Я и сам кого угодно обижу. А зачем ты спрашиваешь?