- Никто меня не обижал, - начал сердиться Кумбар. - Я и сам кого угодно обижу. А зачем ты спрашиваешь?
- Хочу убить твоего врага, - со вздохом пояснил Дигон. - Ты сказал, что жизнь твоя в опасности - я готов тебе помочь. Но не мое это дело вести дознание. Если б нужно было украсть что-либо для тебя, или сломать кому-либо шею, или... Я - воин! Пошли меня воевать, и тебе не придется сожалеть о том! А задавать вопросы и в каждом видеть убийцу - нет. Не могу.
Сия речь удивила сайгада ещё больше. Он покосился на два пустых сосуда, уныло стоящих на краю стола, откупорил следующий, отпил.
- Видишь ли, Дигон, - глубокомысленно заявил Кумбар после нескольких мгновений молчания, - у меня нет знакомых драконов, змей и колдунов, которые покушались бы на мою жизнь... А то я б тебя, конечно, послал... Есть, правда, один... Гухул, собака, но с ним я и сам справлюсь... Ты не привык думать? Тебе трудно размышлять? Хорошо. Поведай мне, что ты узнал за эти дни, и я буду думать и размышлять за тебя. Но я не умею другого чувствовать. У меня и сомнений не возникало, что Алму удавил не евнух. Он же признался, я сам слышал! А ты - ты сразу понял: убийца не он. Вот что мне от тебя нужно! Твое чутье! И мне не по нраву казнить невиновного, поверь. А чтобы такого не случилось - ты должен мне помочь.
- Не могу, - упрямо качнул головой Дигон.
- Можешь, - невозмутимо парировал сайгад. - Ты обещал. И я тебе верю.
- Прах и пепел! - взъярился Дигон. Синие глаза его потемнели, кулаки сжались. - Не ходи на руках, когда есть ноги, и не запрягай осла в плуг говорят наши старики, - ибо в том нет простого смысла! А ты запрягаешь в плуг даже не осла - льва! И при этом хочешь, чтоб он вспахал твое поле!
В гневе Дигон смахнул со стола пустые сосуды, и они с печальным звоном отлетели в угол. Старый солдат, пряча улыбку, вызванную бесхитростным сравнением юного Дигона себя со львом, допил остатки вина из бутыли и взял яблоко.
- На моем поле работают только львы, Дигон, - мягко заметил он. Потому-то мой маис выше и гуще остальных, да и зерна в нем будут покрупнее...
Он с хрустом надкусил яблоко, в упор посмотрел на Дигона. Тот ответил ему тяжелым, сумрачным взглядом. Лишь сейчас он понял, как сумел сайгад занять почетное место во дворце, стать правой рукой Хафиза Агранского. Хитрый и умный шут! Все его слезы, стоны и суета - одно притворство! Вон как уставился - глаза в глаза, твердо, спокойно.
- И еще, Дигон, - тихо добавил Кумбар. - Я никогда не забываю своих парней...
Губы его дрогнули в ласковой улыбке, но аккериец уже не верил ему. Усмехнувшись в ответ, он взял бутыль, крепкими белыми зубами вытянул из горлышка пробку и налил вина в свою роскошную чашу.
- Будь по-твоему, приятель, - медленно произнес Дигон, и в голосе его чуткое ухо без труда уловило бы угрозу. - Я согласен бросить кости ещё раз, но если ничего не получится...
- Все получится, - отрезал Кумбар, вставая. - Ты поможешь мне.
Он резко повернулся и вышел из комнаты, оставив после себя тонкий запах дорогих благовоний. Дигон ухмыльнулся, соображая. Да, этот сайгад был совсем не похож на того, прежнего. Но, как ни странно, сей монолитно спокойный муж со стеклянными глазами понравился Дигону больше - по крайней мере, он не стонет и не щебечет беспрестанно всякую чушь. Дигон вспомнил их первую встречу в "Слезах бедняжки Манхи", фыркнул, вдруг развеселившись, и окончательно утешился.
А теперь надо кликнуть Физу - уже вечер, и нынче её очередь согревать постель временно одинокого Дигона... Дигон закинул голову, разметав по спинке кресла свои длинные черные волосы, и расхохотался.
*
Сайгад, которому давно надоело изображать перед Дигоном слезливого старикашку, выйдя из его комнаты, облегченно вздохнул. Жизнь во дворце такая пышная, такая скучная и такая нелегкая - просто вынудила его, солдата, нацепить на себя маску; к ней он привык настолько, что даже наедине с самим собой вел ту же игру, и в конце концов маска сия стала его истинным лицом, а истинное... Куда же подевалось истинное лицо Кумбара? Об этом он ничего не знал. Редкие движения души иной раз обнажали суть, но всегда так неожиданно, что сайгад не успевал уловить её. Он не жалел о том. Кому нужна была во дворце его суть? Хафизу? Челяди? Нет. Иначе разве стал бы он дурить их из года в год... Вот только Дигон... Этот парень понравился ему сразу. Давно не приходилось ему видеть таких жестких, упрямых и в то же время чистых парней. Жаль, что он по привычке сыграл свою роль и перед ним.
Шагая по длинному коридору второго этажа, Кумбар думал о последнем разговоре с аккерийцем. Он понял - сайгад сразу почувствовал это - его суть, увидел его истинное лицо. Но, кажется, не совсем верно: Кумбар все же не столь холоден и бесчувствен, как это могло показаться парню. А впрочем, пусть лучше он считает его каменной статуей, чем глупцом и плаксой...
Не глядя под ноги, сайгад перескочил две ступеньки, завершающие коридор; выруливая на лестницу, один марш которой был покрыт розовым ковром, а второй светло-красным, он столкнулся с Бандурином. Бесцветные маленькие глазки скопца были пусты; бездумно скользнули они по лицу Кумбара - на миг он увидел в них свое отражение, - но ни тени мысли не проявилось в белесой мути. Словно оживший мертвец проплыл евнух мимо старого солдата. Сайгад остановился и какое-то время смотрел вслед несчастному. Короткий укол в сердце возвестил о том, что совесть Кумбара ещё не отошла в мир Ущелий, а, будучи смертельно больной, все же пока дышала. Он дернулся всем телом от внезапного озноба, помянул проклятого Бургана, застившего глаза, но тут же и оправился. Покачивая головой, сайгад спустился вниз и вышел в сад. Здесь его уже ждал десятник императорской стражи.
*
Новый день выдался тихим, нежарким. Ровно, в неспешном ритме тянулось время, уставшее от бешеных скачек по миру. Казалось, жизнь замедлила свой ход, но - словно перед разбегом.
Дигон нашел Динию в императорском саду. Там, под абрикосовым деревом, она сидела на мягкой шелковистой траве, тоскливо глядя в голубое небо. Оранжевый диск, уже готовый к закату, потускнел, и на него можно было смотреть - не больше нескольких мгновений. Дигон легко опустился на траву рядом с девушкой и с улыбкой заглянул ей в лицо.
- Дигон!
Диния ласково тронула тонкими, но сильными пальцами его огромную длань, улыбнулась в ответ.
- Я думала, ты не придешь нынче...
- Я пришел, моя красавица. И, клянусь Тором, ты не пожалеешь об этом.
- Я не пожалею...
Диния приникла к мощной горячей груди и так застыла, слушая биенье его сердца. Она не ждала сегодня своего возлюбленного - невесты Хафиза делили с ним его ложе, по одной каждую ночь. Играя им на скрипке легкие и светлые мелодии, девушка с болью в душе слушала бесконечные беседы о аккерийце. Ее не стеснялись: она была чужой, и - для них она была мальчиком, нищим мальчиком, коего во дворце держат из милости. А её скрипка... Ни одна из императорских невест ничего не понимала в музыке; только Алма слушала с неподдельным интересом и искренним наслаждением, уважая её искусство, восхищаясь её тонкими быстрыми руками. Теперь Алмы нет, и слушать музыку некому. Ах, Диния давно ушла бы из дворца, из Шудура, ушла бы далеко-далеко, туда, где её скрипка будет считаться не менее почетным инструментом, чем шило сапожника или топор плотника, ушла бы, но здесь Дигон.
- Ты ещё здесь? - насмешливый голос аккерийца вернул её на землю. - О чем ты так задумалась?
- О тебе, - она сказала почти полную правду.
- И что же ты думала обо мне?
- Скажи, любимый... Кумбар знает, что... Невесты приходят к тебе ночью?
Ей показалось, что горячая грудь его вдруг стала холодной, будто камень после долгой северной ночи. Однако, он даже не пошевелился.
- А тебе сие откуда известно? - его голос был так же холоден.
- Ты забыл... Я каждый день развлекаю их своей игрой.
- Тор... Всю жизнь мечтал найти немую красавицу и на ней жениться... Языки у женщин длиннее хвоста Сета! А ты? Не вздумала ли ты ревновать?
- Что ты! - Диния испугалась. - Что ты, Дигон... Я же знаю... Кто я тебе? Так, одна из многих...
- Одна из лучших... - проворчал аккериец. Голос его, тем не менее, слегка потеплел. - Да, Кумбар знает. Здесь такие странные законы... Невестой императора должна быть непременно девственница, но брачное ложе занимает уже женщина, и в том заслуга не Хафиза...
- А чья? - удивилась Диния.
- На сей раз - моя, - нехотя пояснил Дигон. - А вообще этим занимаются ребята из личной охраны владыки. Но Кумбар с ними договорился...
- О-о-о, Дигон... Это ужасно...
- Почему? - он пожал плечами. - Если у Хафиза на это не хватает сил кто-то обязан ему помочь... Девушки только рады. Можешь себе представить, что ждет их дальше? Кроме евнуха да престарелого супруга им уже не видать мужчин... Потом дети - и все. Лет через двадцать бедняжкам будет нечего вспомнить, кроме той, первой ночи...
- С тобой?
- Со мной. А чем я хуже Хафиза?
- Со мной. А чем я хуже Хафиза?
Довольный своей шуткой, Дигон тихо рассмеялся.
- Ты лучше, - не приняла его тона Диния. - Ты лучше всех, любимый...
Она положила руки ему на плечи, заглянула в темные синие глаза. Но любви, коей жаждала, не увидела там. Дигон смотрел легко, беспечно, не думая вовсе о любви, но с удовольствием рассматривая нежную, почти прозрачную кожу девушки, голубоватые вены на висках, вьющиеся пряди белокурых густых волос... Только раны на сердце не дано увидеть ему...
- О!
Диния отшатнулась вдруг. Гримаса отвращения исказила её прелестные черты.
- Зуб Бургана!
Аккериец с удивлением проследил за её взглядом, и на морщинистой коричневой коре дерева заметил маленького желтого жучка с черными поперечными полосками. Он хотел было сощелкнуть его, дабы успокоить девушку, и не успел - Диния быстро смахнула насекомое на траву и ловко придавила его торцом своей скрипки.
- Все! - Она торжествующе посмотрела на Дигона, и, кажется, готова была даже поклониться, словно только что закончила играть.
- Он ядовит? - поинтересовался Дигон, ложась на спину и прикрывая веки.
- Да! Это самый настоящий Зуб Бургана! Я видела таких жуков в Эвилонии. После его укуса тело начинает гореть будто в огне, и так продолжается несколько дней... А потом - потом наступает смерть...
Но человек уже ничего не чувствует... Откуда он взялся в императорском саду?
- Бурган знает... - лениво пробормотал Дигон. - Сыграй-ка лучше что-нибудь веселое...
- Здесь?
- Можно и здесь.
- Садовник услышит... Меня могут прогнать из дворца...
- Тогда пойдем к тебе.
Дигон открыл глаза, с улыбкой посмотрел на порозовевшую Динию.
- Пойдем к тебе, - повторил он. - До ночи ещё есть время...
*
Кумбар мрачно стоял над распростертым на полу телом Баксуд-Маланы. С кинжала, зажатого в его руке, медленно капала кровь, тут же впитываясь в толстый багровый ковер. На свинячьей физиономии сайгада ясно было написано отчаяние.
Стражник, охранявший половину невест, побежал за Дигоном, скуля от ужаса: он уснул на посту, и сайгад разбудил его несколько мгновений назад яростным пинком в бок. Теперь парня ждала незавидная участь, но Баксуд-Малане это уже не могло помочь.
В её широко раскрытых глазах Кумбар прочитал удивление, которое, вероятно, пришло на смену радости - на губах девушки застыла улыбка, чуть робкая, ласковая; подол длинного белого платья разметался по ковру; рукав, как и грудь, был обагрен кровью. Она шла к Дигону - в этом старый солдат не сомневался. Но кто - кто? - мог ждать её c кинжалом в руке в коридоре дворца, с обеих сторон замкнутом стражниками? Стражниками... Кумбар с горечью посмотрел в самый конец коридора, где и сейчас ещё спал один из них. Он даже не проснулся от вопля своего приятеля! Тьфу!
Наконец из-за угла выскочил полуголый Дигон - сайгаду показалось, что его не было вечность, - подлетел к трупу девушки, опустился на одно колено. Кумбар вздрогнул от короткого негромкого рыка, что вырвался из глотки Дигона: столько боли и ярости услышал он в нем, столько первобытной силы, способной смести на своем пути все лишнее, все ненужное, что ледяная волна страха окатила старого солдата. Не окажется ли ненужным и лишним он? С огромным полудиким аккерийцем вряд ли смог бы сразиться хоть один воин из войска Хафиза Агранского. Раздраженный сим неприятным чувством, которое, конечно, было навеяно дыханьем ночи и смертью девушки, сайгад отворотил взгляд от Дигона и вновь посмотрел на спящего вдали охранника. Его охватило вдруг горячее желание подойти к этому храпящему во всю глотку недоумку и дать ему хорошего пинка - такого, чтоб кубарем скатился с лестницы и проснулся наконец! Сайгад заскрипел зубами в ярости, и тут Дигон поднял голову.
Взгляд его темно-фиолетовых глаз был страшен. "Зверь, - подумал Кумбар восхищенно, - настоящий зверь..." Налитые силой мускулы юного гиганта перекатывались под бронзовой кожей; спутанные черные волосы покойно лежали на широких плечах, готовые вновь взметнуться крылом ветра при первом же движении аккерийца; искаженное гневом лицо с грубыми, но правильными чертами, сейчас было прекрасно. Несмотря на трагические обстоятельства, сайгад залюбовался великолепной фигурой парня - сильной и гибкой, достойной резца ваятеля... "В Шудуре нет таких ваятелей, - промелькнуло в голове Кумбара. - Все глупцы и бездари... Понатыкали везде толстого бородатого Тарика, а в глазах его ничего - пустота, как у бедолаги Бандурина..."
- Я сделал все, как ты сказал, - заторопился сайгад, отвечая на взгляд Дигона. - Поставил в коридоре двух охранников. Но эти деревенские козлы... Они его проспали!
Дигон медленно поднялся. Ярость, полыхавшая в его глазах, погасла будто бы на огонь её плеснули воды, - но ещё тлела желтой кошачьей искоркой в глубине зрачков; на миг он прикрыл её длинными густыми ресницами, а когда вновь посмотрел на старого солдата, взор его был уже холоден и отстранен. Кумбар насторожился.
- Ты знаешь, кто это сделал? Ты знаешь, Дигон? - с тревогой и надеждой вопросил он.
- Мне надо подумать... - медленно произнес Дигон, глядя сквозь сайгада куда-то в конец коридора.
"Что там? Стражник?" Кумбар отодвинул свое большое тело с дороги Дигонова взгляда, посмотрел в том же направлении. В самом деле, там спокойно продолжал почивать стражник, и храп его доносился сюда скрипом несмазанного колеса. "Тьфу! Чтоб тебя к Бургану..." Сайгад погрозил огромным кулаком в сторону груды бесчувственного мяса, облаченного в железные доспехи, а аккериец уже направлялся туда, неспешным шагом, чуть вразвалочку. Но только успел Кумбар злорадно ухмыльнуться, представляя себе веселящую сердце картину трепки нерадивого охранника, как тут же удивленно поднял белесые брови: Дигон переступил через тушу, закрывавшую собой проход к лестнице, и скрылся за поворотом. В следующее мгновение на стене мелькнула его тень, потом и она пропала.
Старый солдат хмыкнул, пытаясь сообразить, что же все-таки надо Дигону; знаком велел дрожащему от страха первому стражнику убрать тело девушки. Бросив последний короткий взгляд на несчастную Баксуд-Малану, сайгад вздохнул, и поспешил вслед за аккерийцем, по пути бормоча сквозь зубы ругательства и проклятья богам и чувствуя, как с каждым бранным словом освобождается и успокаивается душа. Боги спали и ничего не слышали.
*
На улицах и в переулках Шудура властвовала тьма - младшая и любимая сестра ночи, и пустота - их родная тетка. Луна, вялая, бледно-зеленая, словно только что оправившаяся после болезни, заняла свое место на черном беззвездном ковре, но светила едва-едва, так что казалось - дунешь легонько в небо, и она погаснет.
Вглядываясь во мрак, сайгад семенил по самой середине широкой улицы, вымощенной круглым булыжником. Дигон шагал уже далеко впереди, и Кумбар с трудом различал маячившую в конце длинного ряда домов черную точку его фигуры. Сначала он подумал, что Дигон направляется в "Маленькую плутовку", но потом тот свернул за два поворота до этой таверны, и сайгад припустил быстрее - стоило Дигону на миг лишь исчезнуть из поля зрения, и он его уже не найдет. Но, как ни спешил старый солдат, аккерийца он все же потерял. Учитывая то, что в Шудуре существовало не менее сотни всякого рода кабаков и таверен - дорогих и дешевых, с громкими красивыми названиями и без названий вовсе, центральных и окраинных, - сайгаду ничего не оставалось делать, как только вернуться во дворец и по горячим следам продолжить расследование страшных преступлений. Так он и поступил.
В глубине души Кумбар не сомневался, что расследовать такое запутанное дело ему не под силу. И Дигону - в этом, несмотря на его последние слова у тела Баксуд-Маланы, он уже тоже не сомневался, - не под силу. Ни сам он, ни юный Дигон не обладали достаточной для такого сложного занятия смекалкой и ловкостью. Был бы Аршак - хитрая лиса - может быть, Баксуд-Малана и осталась бы жива. На сем соображении Кумбару вдруг стало стыдно, что являлось ещё одним доказательством того, что совесть его, хотя и была на последнем издыхании, но пока не умерла. Аккериец предупреждал его: в охрану на половину невест надо ставить не менее десятка солдат лучших солдат. Кумбар же счел, что и двух будет вполне достаточно, и послал деревенских увальней, тупых и ленивых, и лучшего способа проворонить убийцу нельзя было найти. Будь он на месте Дигона, несомненно усмотрел бы в таких действиях злой умысел...
Фонари императорского сада сайгад заметил издалека - оазисом тихого ласкового света виделись они в ночной неприветливой тьме. Он подмигнул им как старым друзьям, и заспешил к воротам. Треск огня в треноге, ложе, устланное мягкими подушками, бутыль доброго вина на столике - что может быть милее в такую страшную ночь...
Губы Кумбара расползлись в невольной улыбке; он прибавил шаг, предвкушая славный одинокий ужин в уютной своей комнатушке, и забыл о всех печальных событиях. В конце концов, почему бы и не вызвать Аршака? Не по такому уж важному делу отбыл он из Шудура... А искать преступника - его прямая обязанность. Кумбар к темной стороне жизни дворца вообще отношения никогда не имел...