— Леди, разрешите мне вернуться туда, где факелы? Я мигом, честное слово! Возьму ее и сразу назад…
— Высокие чувства? — хозяйка хмыкнула. — Похвально, мальчик, похвально. Но я не могу отпустить тебя одного. Наши друзья из храма проявляют к тебе слишком много внимания.
— И что же делать?
— Поедем вместе, это будет даже забавно. Не побрезгуешь моим обществом?..
Они вышли во двор. Телохранитель с полосками на лице сразу же подвел Ясеню лошадь — породистую кобылу, за которую на ярмарке дали бы хорошие деньги. Но Ясень лишь мельком отметил ее достоинства, потому что не мог отвести взгляда от двух других скакунов, что всхрапывали возле ворот.
Никогда прежде он не видел чужих перерожденных коней вблизи — только своего жеребца. И вот теперь представилась возможность сравнить.
Приходилось признать, что разница ощутимая. Все-таки прав был отец, когда объяснял, что вырастать перерожденного зверя — это искусство. Здешних коней тоже переполняла сила, но двигались они с грациозной легкостью. Даже клыки и костяные наросты не уродовали их морды, а создавали ощущение потустороннего, смертельного совершенства. В общем, жеребец, которого Ясень вырастил дома, выглядел по сравнению с ними как деревенский увалень рядом со столичными франтами. Да, собственно говоря, так оно и было на самом деле.
У телохранителя конь был угольно-черный, без единой подпалины. А скакун, на которого запрыгнула Криста, выглядел и вовсе невероятно — шерсть светлая, почти белая, но не как снег, а с едва заметным отливом. Казалось, на зверя ложатся отблески пурпурного пламени. Прямо как в сказке — пурпурный конь…
Они втроем пронеслись по улицам, распугивая прохожих, и вылетели к площадке, где шли «смотрины». Зрителей за эти часы прибавилось — толкались, стараясь пробиться ближе к флажкам, переругивались, смеялись; вопили и улюлюкали, глядя, как очередной кандидат вступает в факельный коридор. Уши закладывало от этого крика.
Заметив аристократку, люди расступались испуганно, а тех, кто замешкался, награждали тычками стражники. Ясень, добравшись до ограждения, привстал в стременах и принялся высматривать Звенку. За время его отсутствия толпа соискателей поредела на четверть — кого-то приняли, кто-то уже отсеялся. Осталось примерно полторы сотни. Среди них Ясень увидел Жмыха, но Звенки не было рядом.
— Нет ее, — подтвердила Криста. — Ну, и что дальше, мальчик?
Она смотрела на него с веселым любопытством, как смотрят на возню щенков во дворе. Ясень скрипнул зубами. Тьма, ну почему Звенка поторопилась? Постояла бы, на других посмотрела — кто ее гнал? Так нет же, полезла в первых рядах. Впрочем, чему удивляться? Характер, будь он неладен. Пока жизнь идет своим чередом, она простая девчонка — хохочет, с подружками шепчется, поплакать иногда может. Но как дойдет до дела — все, упирается как бычок. Вот и сейчас, испугалась сначала, попричитала, а потом вытерла слезки, бровки нахмурила — и вперед…
Ясень так живо представил себе эту картину, что не сразу расслышал, как его окликает Криста.
— Простите, леди, что вы сказали?
— Я спрашиваю, ты видел все, что хотел?
— Э-э-э… леди, я должен домой заехать. В смысле, к ее родне, мы там остановились. Может, Звенка туда вернулась? Ну, и коня своего возьму.
И, не удержавшись, добавил:
— Перерожденного…
— Даже так? — аристократка подняла бровь. — Мальчик, тебе везет, я люблю сюрпризы. Далеко ехать?
— Нет, мы утром пешком дошли.
Их появление у купца на подворье произвело фурор. Сам дядя, правда, отсутствовал (оно и понятно — ярмарка), зато его дородная женушка едва не лишилась чувств. Спотыкаясь от волнения и поминутно оглядываясь, будто не веря своим глазам, она повела посланницу Драконов в гостиную. Слуги метались, как ошпаренные коты, дворецкий промчался в сторону кухни. В другой ситуации Ясень повеселился бы от души, но сейчас ему было не до того.
Звенка до сих пор не пришла.
А это значит, что, скорей всего, ее тоже приняли, и она уже в стане Ястребов. Ну, или Волков, хотя это менее вероятно. В любом случае, Ясень с невестой попали в разные кланы. И что с этим делать, он совершенно не представляет…
Он вывел своего жеребца из конюшни и теперь стоял, бессмысленно озираясь. Может, попросить Кристу отсрочить отъезд, хотя бы до завтра? Она, вроде, настроена благодушно, да и меченый советовал подождать. А Звенка до вечера должна в любом случае появиться, они поговорят, и тогда…
— Это, значит, и есть твой конь?
Аристократка, выйдя во двор, остановилась рядом. Оглядела Черного, потрепала его по холке и сказала: «Милый уродец». Жеребец заржал и гордо дернул башкой, как будто в жизни не слышал лучшего комплимента. После чего победно взглянул на Ясеня — вот, дескать, а ты сомневался.
— Итак, — сказала Криста, — зверя своего ты забрал. Ну, и меня развлек заодно, что, кстати, не каждому удается. Начало хорошее, посмотрим, что дальше будет. Все, хватит столбом стоять. Вещи хватай, поехали.
— Леди, — неуверенно начал Ясень, — может, и правда, лучше подождать караван? Поедем завтра спокойно…
Аристократка медленно повернулась, и он отступил на шаг — настолько изменилось ее лицо. Улыбка исчезла, а зрачки пугающе сузились, словно змея уставилась на него сквозь прорези в человеческой маске. В ее голосе он явственно услышал шипение:
— Я разве спрашивала совета?
— Нет, но…
— Не переоценивай себя, мальчик, и не забегай вперед. Уже считаешь себя матерым Драконом? Так я разочарую тебя. Ты пока никто, и лишь от меня зависит, сумеешь ли ты подняться хоть на ступеньку выше или сдохнешь в этой дыре. Это понятно?
Взгляд гипнотизировал, примораживал к месту. Ясень пробормотал:
— Да, леди…
— Я рада.
Она усмехнулась, моргнула и снова стала обычной — змеюка спряталась и перестала шипеть. Аристократка легонько хлопнула его по плечу и сказала:
— Не обижайся, Ясень. Просто тебе пора повзрослеть. И, я же просила, зови меня Кристой, без всяких «леди».
Он отметил, что она впервые обратилась к нему по имени, без любимого слова «мальчик», и это было приятно. А еще он понял, что именно сейчас, вот в эту секунду придется сделать окончательный выбор.
…Пыль поднималась из-под копыт; горячий ветер, прилетевший из лета в осень, поглаживал степь по блеклой, линялой шерстке. Перерожденные кони фыркали и косились друг на друга ревниво. В синем небе кружили птицы; спускались ниже, кричали что-то, непонятное людям. Но Ясень не замечал их, вспоминая отъезд из города. Он оставил Звенке письмо — точнее, записку, короткую и сумбурную. Обещал, что вернется, как только сможет, и увезет ее в столицу на побережье. Объяснял, что упускать такой шанс не имеет права. Напоминал, как они мечтали вырваться из глуши.
Все было правильно, все логично, и он убеждал себя, что не покривил душой. Но так ни разу и не оглянулся на покинутый город, словно боялся увидеть Звенку и встретиться с ней глазами.
8Они шли размеренной рысью на юго-запад. Ясень подумал, что дева-судьба сейчас, наверно, хихикает и довольно потирает ладошки. В самом деле, ирония налицо — дорога ведет к той самой реке, на которой позавчера сгорел венок из фиалок. Криста хочет нанять какую-нибудь посудину, чтобы спуститься вниз по течению. А на побережье они пересядут на нормальный морской корабль и поплывут в столицу.
Ясень не удивился, что Криста выбрала именно этот путь. Плыть, конечно, приятнее, чем день за днем пылиться в седле. Хотя, если следовать этой логике, еще комфортнее лететь на воздушном судне. Ведь у аристократки такого ранга наверняка есть яхта — вот и путешествовала бы на ней. Почему она так не сделала? Кто ее знает, у Древнейших свои резоны. Может, приключений ищет на свою голову, а может, задание такое от короля — быть поближе к народу.
У нее, кстати, хорошо получается. Если по одежде судить, вообще за аристократку не примешь. Без украшений, в простой рубашке, еще и рукава закатала. Прямо пастушка, а не посланница королевской семьи. Ну, это, конечно, до той поры, пока в глаза змеиные не заглянешь…
Свита у Кристы тоже не очень соответствовала стандартам — всего четыре человека, если не считать Ясеня. Телохранитель, двое бойцов и молоденькая служанка. Последняя косилась на Ясеня с любопытством, стреляла глазками, но держалась на почтительном расстоянии. Бойцы же ехали впереди, в качестве авангарда, и видно было только их спины.
— Госпожа, — сказал телохранитель, — ручей впереди. Коней напоить. Привал?
Болтливость явно не относилась к его порокам.
— Привал, — подтвердила аристократка, — но короткий. К вечеру надо к реке добраться.
Ручей был неширокий и мелкий — хороший конь перескочил бы его с разбегу. Тем не менее, имелся крепкий деревянный мосток, чтобы могла проехать телега. Вода оказалась чистая и прохладная. Ясень напился, ополоснул лицо и наполнил флягу. Присел на траву, зевнул во весь рот.
Болтливость явно не относилась к его порокам.
— Привал, — подтвердила аристократка, — но короткий. К вечеру надо к реке добраться.
Ручей был неширокий и мелкий — хороший конь перескочил бы его с разбегу. Тем не менее, имелся крепкий деревянный мосток, чтобы могла проехать телега. Вода оказалась чистая и прохладная. Ясень напился, ополоснул лицо и наполнил флягу. Присел на траву, зевнул во весь рот.
Журчание ручья убаюкивало, блики на воде сливались в замысловатый узор. Казалось, между двух бережков танцует стайка золотистых рыбешек, и каждая чешуйка сверкает на свой собственный лад. Иногда в этом хаосе рождались, вроде бы, какие-то знаки; Ясень, пытаясь прочесть их, всматривался в мерцающий хоровод и не мог отвести глаза, а секунды утекали вместе с водой…
Рядом беспокойно заржали кони. Ясень повернул голову, но ничего не смог разглядеть — солнце светило прямо в глаза. Он прищурился, заслонился рукой — никакого толку. Солнечные лучи как будто огибали его ладонь, желая ослепить окончательно. Ясень поморщился, отвернулся, но и солнечный диск (так, по крайней мере, почудилось) резво скакнул по небу, чтобы опять заглянуть в лицо.
Что за чертовщина?
Ясень зажмурился крепко, как только мог, пытаясь выдавить из-под век навязчивое сияние. Помогло. Он снова увидел берег, и терновые кусты чуть поодаль, и дорогу, уходящую к горизонту. Самое главное, что солнце уже не светило сразу со всех сторон, а вернулось на свое место, за спину Ясеню. Но все равно с ним, солнцем, что-то было не так. Оно теперь жарило с утроенной силой, а воздух переливался и тек, мерцал как вода в ручье. Ясень обернулся еще раз — медленно, осторожно — и замер.
Ступор продолжался всего пару секунд, но для Ясеня эти мгновения мучительно растянулись, как тянется предрассветный кошмар, от которого не можешь проснуться.
Он смотрел, пытаясь сложить фрагменты в одну картину.
Вот кони отпрянули от ручья; перерожденные скалятся, чуя рядом опасность, а лошадка, на которой ехала молодая служанка, от страха поднялась на дыбы. Сама девчонка, присевшая над сумкой с припасами, недоуменно вскинула голову. Двое бойцов синхронно тянут мечи из ножен. Криста уже вытащила клинок — живая сталь, морозный фиолетовый блеск в раскаленном мареве. Рядом телохранитель — он как будто вообще не прятал оружие; терпеливо ждет, чтобы вспороть кому-нибудь брюхо.
И все они смотрят на другой берег. Там дрожит столб золотого света, словно от солнца к земле протянулась сверкающая дорожка. Или в небе открылась рана, из которой хлещет золотистая кровь.
Ясень слышит сухой короткий щелчок. Он еще не успевает сообразить, что это выстрел из арбалета, а Криста уже взмахивает клинком, отбивая стрелу в полете. Нечеловеческая реакция, но Криста не совсем человек. Снова тренькает тетива. Время совсем замедлилось; Ясень отчетливо видит, как короткие стрелы, вынырнув из солнечного сияния, медленно ползут над землей. Их сразу несколько, все уже не отбить. Криста сшибает ту, что попала бы ей в лицо, еще один болт пролетает мимо, но два других вонзаются в тело — под ключицу и левее, в плечо.
Ясень, наконец, выходит из ступора. Вскакивает, хватается за оружие. Запоздало соображает, что сам он — тоже мишень, а стрелы отражать не умеет. Но стрельба уже прекратилась, начинается что-то новое. Солнечный столб исторгает человеческие фигуры. Они святятся, будто облиты расплавленным изжелта-белым металлом.
Два «расплавленных» бросаются к Ясеню, заходят с разных сторон. В глазах рябит от их блеска. Он вскидывает клинок, блокируя выпад слева, но тут же получает удар в затылок. Падает, чудом не теряя сознание. Его прижимают лицом к земле, веревкой скручивают запястья. Ясень пытается извернуться, хрипит и чувствует на губах вкус горькой степной полыни.
Кони мечутся как безумные — похоже, сияние совершенно их ослепило. Бойцы, что ехали в авангарде, уже мертвы; один лежит головой в ручье, второй рядом на берегу, а из глазницы торчит арбалетный болт. Служанку зарубили мимоходом, не дав подняться. Телохранитель ранен — стрела в боку. Он с Кристой бьется спиной к спине, но долго это продолжаться не может.
Телохранитель падает с раскроенным черепом. Криста едва держится на ногах. Она вся в крови; роняет клинок. Жить ей осталось считанные секунды. Нападавшие, видя это, опускают оружие. Свет, которым они облиты, начинает понемногу тускнеть. Расплавленный металл — лишь иллюзия, на самом деле это просто начищенные кирасы. Угасает солнечный столб на том берегу, бесследно растворяется в воздухе. Рана в небе закрылась, жар отступил.
Криста, шатаясь, входит в ручей, бессильно опускается на колени. Вода вокруг краснеет. Аристократка с трудом поднимает голову, находит Ясеня взглядом и вдруг улыбается. Разлепляет губы, и он отчетливо слышит:
— Не бойся. Это бывает.
Ветер ворошит ее волосы.
— Любой ручей приводит к морю, если попросишь. Найди меня, Ясень.
Один из нападавших, чуя неладное, прыгает к умирающей. Замахивается клинком, чтобы снести ей голову. Но вода вокруг вскипает, кровавая пена закручивается воронкой, и человека с мечом отбрасывает назад. Смерч высотой с двухэтажный дом вырастает мгновенно, скрывая Кристу. Взбесившийся ручей ревет и стенает, как штормовое море. Вихрь вращается все быстрее, разбухает, вбирая воду. Ветер сбивает с ног людей, стоящих на берегу. Ясень пытается вжаться в землю, вцепиться в нее зубами. Вой становится нестерпимым, но уши зажать нельзя, потому что руки стянуты за спиной; секунды превращаются в пытку.
Все кончается резко, в одно мгновение. Смерч, поднявшийся над мостом, вдруг лопается, рассеявшись мириадами брызг. Испаряется, дохнув на прощание морской прохладой.
Ясень пытается подняться на ноги, но кружится голова. Он ждет, пока станет легче. Стоит на коленях, глядя туда, где только что был ручей, а теперь — только мост над высохшим руслом. Обнаженное дно потрескалось, как после многомесячной засухи: смерч высосал все до капли. Ну, что ж, Драконы умеют прощаться так, чтобы это запоминалось надолго.
Кто-то подходит сзади. Затылок заранее начинает болеть, и наступает тьма.
…На этот раз пробуждение оказалось менее комфортным, чем утром в гостях у Кристы. Ясень ощутил неприятный холод, разлепил глаза, но ничего не увидел — вокруг было совершенно темно. Следующее открытие не добавило оптимизма — Ясень был прикован к стене, распластан по вертикальной поверхности. Руки и ноги широко разведены в стороны, запястья и щиколотки прихвачены так, что невозможно пошевелиться.
Рубаха промокла, прилипла к телу, по лицу стекала вода. Похоже, ему только что плеснули в лицо, чтобы привести в чувство. От души плеснули, с размахом — не меньше, чем полведра, а остатки вылили на голову сверху. Хотя здесь и без купания не жарко — похоже, это подвал, подземелье, где круглый год царит знобящая сырость. Да и вообще, невесело — мутит, голова раскалывается. Понятное дело, два удара подряд. Не каждый день такое случается…
В воздухе висел едва уловимый запах, словно только что задули свечу. Очевидно, хозяева не желали, чтобы Ясень разглядел их физиономии. Впрочем, кое-какие догадки уже имелись.
— Итак, юноша, вы, насколько я понимаю, готовы к беседе?
Ну да, никакой интриги, даже обидно. Предстоятель храма — голос не спутаешь. Это что же получается? Жрец заявился к аристократке и потребовал отдать Ясеня. А когда ему отказали, послал вдогонку головорезов? Тьма, да они там, в храме, совершенно свихнулись! Думают, никто не узнает?
Умом Ясень понимал, что жизнь его сейчас не стоит ломаного гроша. Уж если посланницу королевского рода не пожалели, то ему и подавно не стоит надеяться на благополучный исход. Но почему-то не испытывал страха — скорее, злость. Что-то шевельнулось внутри, как будто снова начал тлеть огонек, поселившийся в нем после прогулки по горящему полю. Сейчас, правда, был не самый подходящий момент, чтобы заниматься самокопанием. Сначала надо поговорить.
— Что же вы, светлый брат, в темноте сидите? — вежливо спросил Ясень. — Как-то невместно, по-моему. Или прячетесь? Так это зря, узнал я вас, вы уж не обессудьте.
Невидимый собеседник засмеялся — искренне, с удовольствием, и от этого Ясеню стало не по себе.
— Юноша, вы мне нравитесь. Нет, правда! Эдакий звереныш — рычит, зубки скалит, а чуть зазеваешься, еще и за палец тяпнет. Так вы, значит, полагаете, что я от вас прячусь? Шутник же вы, право слово…
— Так, может, свет зажжете?
— А зачем он нам? Я все, что надо, уже увидел, не сомневайтесь. Да и вам так лучше будет, привычнее.
— Не понял.
— А, не обращайте внимания. Это я слегка вперед забежал.
— Послушайте, — сказал Ясень, — если пытаетесь меня напугать, то я вас разочарую. Не боюсь я вас, понимаете? Можете хоть на кусочки резать.
— Зачем же на кусочки? Вы нам целый нужны. Чтобы ходили, бегали, из седла не падали. Мои люди, кстати, даже коня вашего сберегли. Одурманили, правда, самую малость, чтобы на людей не бросался. Вы же знаете этих, перерожденных…