Секунды не текли, а стремительно улетали вместе с лихорадочными ударами сердца. Сейчас эти громилы вернутся — и всё…
Вдруг металлические наручники и ножные зажимы разжались.
— Молодец, Тамми! — обрадовался Джерри и быстро освободился от остатков ленты. — Как дверь?
Ещё одна тягостная пауза. Джерри успел отскочить в угол комнаты и вооружиться настольной лампой — увы! — слишком лёгкой.
— Сделано! — сказала Тамми.
— Как связаться с полицией?
— Надо выбить окно! — сказала Тамми.
— Чем?! — воскликнул Джерри. — Здесь вся мебель — мягкая и лёгкая.
В дверь ударили снаружи. Громилы вернулись.
Сердце Джерри ухнуло в пропасть. Он разбежался, подпрыгнул и с силой врезал в оконное стекло обеими ногами. Стекло легко спружинило и отбросило его назад.
Не получается!
Инвалидное кресло, стоявшее посреди комнаты, вдруг ожило. Оно отъехало к самой двери, сотрясающейся от ударов, развернулось на небольших резиновых колёсах и, набирая скорость, устремилось к стеклу, начинавшемуся сразу от пола. Острая металлическая рама кресла воинственно торчала вперёд.
Удар!
Стекло выдержало, но на нём появилась маленькая звёздочка из трещин.
Кресло, подстёгиваемое Тамми, отъехало на исходную позицию и снова ринулось в атаку.
В комнате воцарился хаос. В дверь ломились снаружи — и она уже выгибалась, сдаваясь; в окно упорно билось сумасшедшее кресло; Джерри с грохотом переворачивал мебель и громоздил баррикаду.
Замок лопнул, и дверная створка ударила в сдвинутую кровать и вздыбленный матрас. В образовавшуюся щель просунулся крепкий человек с азиатскими скулами и оскаленным ртом. В руке он держал пистолет. Сзади него кто-то крикнул:
— Не стреляй боевыми, идиот!
Но человек стал поднимать оружие, прицеливаясь.
Выхода не было. Джерри выбросил вперёд левую руку и крикнул:
— Тамми!
Часы мгновенно разогрелись, обжигая кожу, а крепыш застонал, уронил оружие и упал. Из его ушей и носа выплеснулась тёмная кровь. Высокочастотное радиоизлучение большой мощности — очень неприятная штука.
— Батарея кончилась! — сказала Тамми. — Больше у меня за душой ничего нет. Извини, хозяин — позаботиться о тебе я уже не смогу.
Кресло пробило, наконец, дыру в стекле и застряло в нём. Джерри подскочил, оттащил кресло от проёма и ударами ног расширил пробоину.
— Полицию вызвала! — довольно сказала Тамми. — Расчётное время прибытия — пять минут.
Джерри обернулся — поверх тела крепыша лез худой одноцветный человек. Пистолета у него в руках не было, зато он держал перед собой небольшой щит с решёткой электрошокера — полицоружием обездвиживания демонстрантов. Не успел худой отойти от дверей, как сбоку на него неожиданно наскочило кресло, ударило в лодыжку и сбило с ног. Щит отлетел в угол комнаты. Злобно ругаясь, одноцветный громила одним прыжком оказался на ногах и кинулся на Джерри.
Юноша ударил в одноцветное лицо кулаком. Удар разбил нос, но был недостаточно силён, чтобы отбросить ловкого тренированного противника. Человек взвизгнул и навалился на Джерри, пытаясь его обездвижить. Он знал достаточно профессиональных приёмов, чтобы не бояться молодого неопытного парня. Но Джерри помогало бешенство, которое снова охватило его, когда он увидел мерзкую одноцветную рожу. Ярость придавала сил: юноша дьявольски ловко выворачивался из захватов худого громилы, не упуская малейшую возможность нанести вред противнику — у того уже красовалась глубокая царапина через всё лицо. Но схватка была неравной, и Джерри постепенно отступал к проёму разбитого окна. Где эти чёртовы полицейские?
В глубине комнаты с кем-то воевало бесстрашное кресло.
Громила, получив ещё один удар в нос, рассвирепел и прекратил скручивать неистово сопротивляющегося парня.
Он просто стал выталкивать Джерри из разбитого окна.
И вот спина юноши повисла над шестидесятиэтажной уличной пропастью. Он удерживался лишь локтями, цепляясь за острую кромку оконной пробоины.
— Несчастный случай, — прохрипел бандит. — Семейная традиция!
Зря он это сказал. Болван.
Джерри вдруг перестал цепляться за режущие стеклянные края и схватился за одежду противника.
Тело юноши мгновенно вылетело в разбитое окно. Громилу, потерявшего опору, Джерри потянул за собой.
Но худой имел отличную реакцию — он мгновенно отпустил юношу и растопырил руки и ноги. Зацепился и прочно зафиксировал туловище!
Но голова уже была снаружи, за стеклом.
Падающий Джерри держал человека за волосы и шиворот и яростно тянул его, упирающегося, за собой в пропасть. Голова худого человека резко дёрнулась вниз, и шея напоролась на пилу оконных осколков, торчащих из нижней части рамы.
Вскрик перешёл в клокочущий, захлёбывающийся звук.
Волосы и одежда противника выскользнули из рук Джерри.
Звериное счастье от зрелища поверженного врага быстро сменилось ужасом: юноша падал в стопятидесятиметровую пропасть вдоль гладкой стены небоскрёба.
Тамми хладнокровно сказала:
— Четырнадцать секунд до удара. Смертельный исход.
Пятьсот футов высоты! На такой высоте Джерри не летал даже на крыльях. А попасть в такое положение без глайдера…
Лунное притяжение хоть и было в шесть раз слабее земного, но неумолимо ускоряло падение. В ушах завыл ветер, глаза заслезились.
«Никки было хуже!» — мелькнула мысль.
Джерри постарался хоть чуть-чуть взять себя в руки, что было совсем не просто. Стабилизировал тело, расправив куртку и быстро осмотрелся. Потом невероятно изогнулся и схватился за висящий поперек стены небоскрёба рекламный плакат о выгодной аренде квартир. Длинный алый транспарант из плёнки двухфутовой ширины меж пластиковыми шнурами туго натянулся. Падение Джерри замедлилось, и сердце сделало радостный перебой.
Но концы шнуров выдрались из непрочных креплений, и юноша полетел дальше — с зажатым в руках плакатом.
Тамми быстро констатировала:
— Десять секунд. Смерть.
Не выпуская тросов, юноша широко развёл руки. Между ними затрепетало полотнище, раздуваемое скоростью падения. Джерри выпускал тросы из ладоней, стараясь превратить плёнку в что-то вроде тормозящего парашюта или параплана.
— Семь секунд. Смерть.
Слабый хлопок: пуля продырявила плёнку. Это третий бандит справился с креслом, высунулся из разбитого окна и выстрелил вниз — в падающего Джерри. Но ему мешало полотнище, трепещущее над юношей.
Дуга из плёнки выросла до нескольких метров и пыталась задержать падение Джерри. Но он был тяжёл и уже набрал захватывающую дух скорость. Ещё одна пуля пролетела так близко, что юноша почувствовал на щеке воздушную волну.
— Пять секунд. Перелом ног. Молодец!
Внизу по тротуару бежала Никки, запрокинув голову. Красные лазерные лучи летели от неё вверх, за спину Джерри.
Девушка была ещё далеко от ивы, в которую он должен был врезаться.
— Три секунды. Обе ноги.
Тело Джерри прошило насквозь облако тонких ивовых веток. Они были слишком слабы, чтобы задержать его! Земля стремительно приближалась.
Кто-то сильно потянул Джерри за руки вверх — да так, что они затрещали в плечевых суставах. Это его импровизированный параплан сгрёб сразу половину ивовой кроны и зацепился, пригибая упругие ветки вниз. Тросы стали неудержимо выскальзывать из горящих ладоней.
Джерри изо всех сил вцепился в верёвки, но они всё равно заскользили в мокрых от крови ладонях, разрезая их.
БУМ!
Юноша врезался в зелёный газон, выбив кроссовками ямы в мягкой земле.
Ноги взвыли острой болью. Джерри перекувыркнулся и обессиленно распластался на траве.
Прибыл.
Уже никуда не нужно было прыгать и лететь.
В следующую секунду он попробовал пошевелить ногами и с облегчением понял, что они ноют и здорово ушиблены — но не больше.
— Ты хи-итрый!.. — удивлённо протянула Тамми. — Ничего не сломал!
Никки подбежала к юноше с таким белым лицом, что Джерри даже испугался за неё. Он поспешил крикнуть ей:
— У меня всё в порядке! Но сверху стреляют!
Девушка упала рядом, всхлипнула и крепко обняла его.
— Уже не стреляют! — прорычала она.
Ничего не понимающие редкие прохожие таращились на двоих молодых людей, лежащих на газоне. Юноша был исцарапан и окровавлен, но, кривясь от боли, улыбался. Девушка была невредима, но с яростным лицом кричала кому-то:
— Офицер Горбин! Если ваши супермены сейчас же не оцепят это чёртово здание на Мейн-стрит, то завтра они будут сторожами на городской свалке!
Никаких сомнений в реальности этой угрозы не возникало. Может, поэтому — или просто пять минут подходили к концу — так или иначе, но воздух наливался стремительным воем полицейских сирен.
Никаких сомнений в реальности этой угрозы не возникало. Может, поэтому — или просто пять минут подходили к концу — так или иначе, но воздух наливался стремительным воем полицейских сирен.
— Мы не можем допросить напавших на Джеральда Уолкера, — с сожалением сказал офицер Горбин. — У одного из них серьёзное повреждение мозга от удара высокочастотным излучением. Второй повредил стеклом сонную артерию и из-за потери крови был в клинической смерти шесть минут. Третий получил проникающее ранение черепа лазерным лучом. Эти раны не смертельны, но все трое находятся в лечебной коме. Врачи обещают вернуть их в сознание, но лишь через несколько месяцев… правда, вряд ли с полным восстановлением умственных функций. До тех пор никакие допросы невозможны. Жаль.
— Только с детективной точки зрения… а так — ничуть, — кровожадно проворчала Никки. — Эти ребята сами выбрали опасную работу — красть, пытать и убивать людей. Простреленные или сваренные мозги — логичное следствие профессионального риска и хороший повод выйти на пенсию. Вернее — тюремный пансион.
Глава 18 Сомнение
Никки была потрясена нападением на Джерри. Одно дело — теоретически осознавать опасность, угрожающую твоим союзникам, и совсем другое — смотреть, как капли крови стекают по лицу друга, который разминулся со смертью на долю секунды, на одно отчаянное усилие рвущихся сухожилий. Имеет ли она право подвергать друзей смертельной опасности, вовлекая в противостояние могучему врагу?
Ещё Никки не давала покоя история с менеджером «Фаст-Фуда». А если она разрушит империю Дитбита, как самонадеянно обещала? Сам Дитбит её мало волновал, но в его компаниях работали миллионы людей, и они почувствуют на себе последствия этого разрушения. А появление новой гравиэнергетики? Любые перестройки производства приводят к тому, что кто-то остаётся без работы, вырастает число распавшихся семей и процент самоубийств. Появляются новые дети-сироты…
Что-то можно подстраховать, но жизнь всегда будет непредсказуемо сложной, и всех негативных последствий таких масштабных действий не предусмотришь и не предотвратишь. А быть причиной несчастий других людей Никки категорически не хотела. Чем она тогда будет отличаться от короля Дитбита, для которого смерть нескольких человек была недорогой платой за реализацию его планов?
— Что ты думаешь по этому поводу, Робби?
— Надо посоветоваться, — ответил тот. — У меня есть друг, сведущий в этических вопросах…
Верх башни Леопардов редко кто посещал, хотя стеклянная остроконечная крыша с золочёными переплётами открывала в любом направлении захватывающий вид. Лифт сюда не добирался — наверх вела узкая крутая винтовая лестница. Пол мансарды вымостили округлыми плоскими камнями, живописно разбросав их среди низкой густой травы. Мебелью служили несколько лёгких шезлонгов и столиков.
Никки села в одно из складных кресел, и сразу же перед ней появился бородатый человек в греческой хламиде и свитком в руках. Мудрец сидел на возникшем вместе с ним валуне.
— Ты хотела со мной поговорить?
— Да, — кивнула Никки. — Ты слывёшь экспертом в вопросах этики. А меня волнует проблема: можно ли примириться со смертями и горем, которые ты приносишь, совершая доброе дело?
— Сложный вопрос, — сказал человек в хламиде. — Объясни подробнее.
Когда Никки закончила говорить, мудрец произнес:
— Кто видит слишком далеко, неспокоен сердцем. Не печалься же ни о чём заранее и не радуйся тому, чего ещё нет.
— Я не могу не печалиться заранее, — нахмурилась Никки. — Потом грустить будет поздно.
— Правильно, — покладисто согласился эллин. — Того, кто не задумывается о далёких трудностях, непременно поджидают близкие неприятности. У мудрого глаза его — в голове его, а глупый ходит во тьме.
— Ты что — говоришь цитатами? — удивилась Никки.
— Да! — с удовольствием подтвердил старик. — Афоризмы — это мудрость в портативной форме, концентрированный экстракт мыслей и чувств. Пословицы суть плоды опытности всех народов и здравый смысл всех веков, переложенные в формулы. Издревле есть у людей мудрые и прекрасные изречения; от них следует нам поучаться.
Старик вздохнул.
— Правда, не все человеческие афоризмы мне до конца понятны. Например, я долго бился над таким: «Чтобы добиться успеха в этом мире, недостаточно быть просто глупым, нужно ещё иметь хорошие манеры».
— Называй автора цитат, пожалуйста, — попросила Никки, — чтобы я знала, с кем советуюсь.
— Рад выполнить твою просьбу, — откликнулся мудрец. — Приветливость, подобно шулеру, играет наверняка. Грасиан. Приятен старик, который приветлив и серьёзен. Демокрит.
— Повторяю вопрос, — сказала Никки. — Что делать с неизбежными несчастьями, которые сопровождают любое масштабное действие?
Мудрец, отвечая, сидел совершенно неподвижно, двигалось только его лицо.
— Если у тебя не будет дурных мыслей, не будет и дурных поступков. Конфуций. Нравственные качества обнаруживаются в связи с намерением. Аристотель. Ни в чём не ошибаться — это свойство богов. Демосфен. Истинно честен тот, кто всегда спрашивает себя, достаточно ли он честен. Плавт. Следует заранее примириться с тем, что всякое решение сомнительно, ибо это в порядке вещей, что избегнув одной неприятности, попадаешь в другую. Макиавелли. Страх перед возможностью ошибки не должен отвращать нас от поисков истины. Гельвеций. Живи и ошибайся. В этом жизнь. Олдингтон. Совесть обычно мучит не тех, кто виноват. Ремарк.
— Уф… — ошарашенно сказала Никки. — А не лучше ли оставить историю двигаться своим путем? Сохранить нейтралитет?
Мудрец ответил:
— Всякий человек, превосходящий других по интеллекту и нравственным качествам, помимо своей воли или желания отвечает за других. Жюль Верн. Самые жаркие уголки в аду оставлены для тех, кто во времена величайших нравственных переломов сохранял нейтралитет. Данте. Если желаешь, чтобы мир изменился, — сам стань этим изменением. Ганди. Интеллект обязывает. Добин-Го.
— Выбрать никого не ранящий вариант действий так сложно, вероятнее всего — невозможно… — грустно покачала головой девушка.
— Безопасные корабли — это вытащенные на берег корабли. Анахарсис. Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их. Матфей. Тысячи путей ведут к заблуждению, к истине — только один. Руссо.
— Сколько книг ты прочитал, мудрец?
— У меня в файлах восемьдесят миллионов томов. Двенадцать миллионов из них я прочёл и обдумал, — гордо сказал собеседник. — Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению. Фрэнсис Бэкон.
— Ещё я боюсь, что ненависть к Дитбиту может толкнуть меня на безрассудный, опрометчивый поступок, — нахмурилась Никки. — Так уже случалось.
Мудрец немедленно ответил:
— Слишком лютая ненависть ставит нас ниже тех, кого мы ненавидим. Ларошфуко. Оскорбления — это доводы неправых. Руссо. Страстям мы обязаны, быть может, наибольшими победами ума. Вовенарг.
— Как остаться человеком в по-звериному жестокой борьбе?
— Кто не желает зла обидчику, тому завидуют боги. Индийский мудрец. Если у вас есть возможность явить милосердие, не пропускайте вперёд даже учителя. Конфуций. Настоящий способ мстить врагу — это не походить на него. Аврелий. Кормить врагов весьма похвально. Иоанн Дамаскин.
Толку от мудреца было немного — он предпочитал роль мгновенного цитатника. Ладно, сейчас Никки задаст ему вопросы посложнее.
— Удастся ли мне победить моих противников? У них богатый опыт интриганства и подлости.
Но мудрец ни секунды не затруднился с ответом:
— Для интриг нужен ум, но когда его много, человек стоит настолько выше интриг и происков, что уже не снисходит до них; в этом случае он идёт к успеху и славе совсем иными путями. Лабрюйер. Всякого рода беспринципная деятельность в конце концов приводит к банкротству. Гёте.
— Но как с ними бороться, если они переступают через закон и убивают тех, кто встаёт на их пути?
— Только слабые совершают преступления: сильному и счастливому они не нужны. Вольтер. Насилие — последнее прибежище некомпетентности. Азимов. Кто убивает, тоже будет убит. Египетский мудрец.
— Смерть — страшная, необратимая вещь, и я не желаю, чтобы люди, следующие за мной, рисковали жизнью!
— Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор. Ларошфуко. Герой — это самая короткая профессия на свете. Роджерс. Плохо, если у человека нет чего-нибудь такого, за что он готов умереть. Лев Толстой.
— Что ты и твои друзья-мудрецы думаете о клятвопреступлении? — вдруг спросила Никки.