Холли Лайл Сквозь туман
Перевод: Редактура:nurochek,Калле
— Мама, он нас видит? Он скучает по нам?
Сара, подтыкавшая одеяло, сумела сдержать нахлынувшие эмоции и не всхлипнуть.
— Да, Джим, — прошептала она. — Он всегда будет с нами. Я оставлю свет включенным.
Она приглушила свет ночников на обеих тумбочках, погасила люстру и вышла в коридор. Её шею будто по-прежнему обнимали детские руки. Потеря её огромна — когда-то ей казалось, что столько не вынести. Но мальчики всё ещё с ней.
Мать ждала у лестницы:
— Они не готовы. Ты ещё не готова. Бери детей и поедем обратно к нам. Хотя бы на несколько дней.
Сара обняла её:
— Мама, мы никогда не будем готовы. Но теперь это — наша жизнь. И нам пора начинать привыкать к ней.
Мать кивнула:
— Не знаю, как тебе удаётся прожить день. И помни, если мы с папой тебе понадобимся, мы всегда рядом. Мы… так гордимся тобой.
Сара стояла в дверях и смотрела, как ее мать прошла по дорожке, села в машину и, сдав назад, выехала на улицу. Вскоре красные огоньки габаритов погасли вдали в конце квартала. Передернув плечами, Сара вернулась в дом и заперла за собой.
Пахло цветами. Большая их часть осталась под деревом, но композиции и горшки директор похоронного бюро и его команда занесли внутрь.
Глубочайшие соболезнования.
В память о Сэме.
Мы любим тебя, Сара. Можешь на нас рассчитывать.
Ты не одна.
Она никогда не видела столько цветов. Сэма все любили, все знали. Он был душой городка, тем, кто добивался успеха во всём и разделял этот успех со всеми. И с ней тоже.
Сэма любили все.
Снова и снова она слушала это от друзей и соседей: когда они забивали её холодильник едой, когда обнимали её и плакали; когда стояли на кухне после похорон и рассказывали о Сэме, о том, каким чудесным он был.
Те несколько часов, что дом был полон, пока вокруг были люди, она думала: «Я справлюсь».
Сейчас же в опустевших комнатах звенела пустота. Сэма, которого она любила с восьмого класса школы, больше нет; и это – её новая жизнь. Ей хотелось заглянуть к сыновьям. Подержаться за них. Но Джиму уже двенадцать, он почти с Сэма ростом. Майку десять, и он уже выше неё. Мальчики растут, и скоро совсем вырастут. У неё осталось лишь несколько лет, а потом они заживут своими жизнями. У неё есть друзья, есть родные. Но нет Сэма.
Как бы ей хотелось, чтобы это она вела машину в тот момент, когда пьяный водитель выехал на встречную полосу. Там могла быть она. Она собиралась за детьми в школу, когда в последнюю минуту Сэм сказал, что ему надо куда-то по делам, и он заберёт их по пути. До школы он не доехал.
Она отважилась войти в гостиную, переполненную цветами и горшками. Задержала дыхание, чтобы не чувствовать сладкого запаха, и взяла с каминной полки урну с прахом Сэма.
Теперь, в наступившей темноте, когда друзья и родные разъехались, а мальчики заснули, она осталась совсем, по-настоящему одна. Однако прежде чем позволить себе снова и снова прокручивать в голове бессчетные причины, почему в той машине могла быть она — должна была быть она! — нужно было выполнить обещание.
С урной в руках Сара вышла через заднюю дверь, защелкнула замок. Слабый лунный свет, с трудом проникая сквозь ветви деревьев, пятнами ложился ей на руки, пока она шла по дорожке.
Перейдя разделяющий двор надвое ручей по деревянному мостику, выстроенному Сэмом, она шагнула на их островок. Крошечный островок посередине небольшого ручья и был причиной, по которой они купили именно этот участок земли и в конце концов построили здесь свой дом. Северный конец островка был покрыт похоронными венками.
На островке росло дерево, под кроной которого они впервые встретились — на пикнике по случаю окончания восьмого класса. Великолепный огромный, раскидистый дуб — ему, должно быть, не меньше двухсот лет. Они оба взобрались на него, не зная, что то же самое делает другой – и встретились наверху.
Они с первого взгляда поняли, что им суждено быть вместе. Окончив колледж, они обручились, купили эту землю и спроектировали свой будущий дом. Поженившись, поселились в крохотной квартирке, и Сэм продолжил учиться на архитектора. Жили тогда они на заработок Сары — она устроилась чертёжником в местную фирму.
Домик в ветвях дуба Сэм спланировал и построил специально для неё, как запоздалый подарок на свадьбу («потому что тебе же всегда хотелось такой»). Его первый самостоятельный архитектурный проект, напоминавший каюты яхт – небольшой, но изысканный. По вечерам и выходным дням Сэму помогали друзья, но все плотницкие работы он выполнил сам. Домик получился — произведение искусства.
Они провели в нём вместе бесчисленное множество летних ночей, под покачивание ветвей и шорох листьев. В нём они играли, спорили, занимались любовью. В нём зачали и Майка, и Джима, и нерождённое дитя.
Если бы ей пришлось выбирать, где жить — в построенном ими вместе позже большом доме или здесь — она бы выбрала домик на дереве. Они пообещали друг другу, что, когда один из них умрёт, другой положит прах под деревом. Тогда они думали, что выполнять обещание придётся лет через сорок.
Поставив урну на землю, Сара прислонилась к грубой коре. Она плакала, когда опознала Сэма в морге, плакала, разговаривая с директором похоронного бюро, и плакала каждую ночь, прежде чем заснуть. Ей казалось, она уже выплакала все слёзы.
Но к дереву она не подходила. До этого момента.
Она вновь остро осознала, чем он был для неё с восьмого класса. Колени подогнулись, и она упала. Внезапно смерть Сэма и её утрата стали ужасно реальными. Рыдая, она обхватила себя руками. Он ушёл туда, где его не достать, не найти, не обнять, а ей осталась лишь зола.
— Сэм, — прошептала она, — о, Сэм, ты так нужен мне!
— Сара, — услышала она голос Сэма, словно с другой стороны дуба, — как ты могла покинуть меня?
Сара замерла. Она и не заметила, как всё затянуло туманом. Поднявшись — ноги ее плохо держали —она взяла в руки урну с прахом. Не послышалось ли ей? Возможно, она выдает своё желание услышать голос Сэма за действительность? Или ей просто чудится? Или там действительно кто-то есть?
Крепче сжав урну, она порадовалась, что крышка у неё завинчивается. Если там и вправду кто-то есть, не хотелось бы рассыпать прах, ударив наглеца.
В подсвеченном луной тумане она могла различить контуры фигуры, стоящей на коленях под деревом. Знакомые контуры. Она беззвучно подкралась поближе. Точнее, думала, что беззвучно.
— Кто здесь?
Голос Сэма. Он не мог быть Сэмом, но, боже, она считала, что узнает голос любимого изо всех голосов мира. Может, она просто слышала то, что хотела услышать?
— Кто вы? — дрожащим голосом спросила она.
Мужчина застыл. Как олень в свете фар, подумалось Саре.
— Вы… вы говорите, как Сара.
— Потому что я и есть Сара, — ответила она, — а вы вторглись в чужие владения. Уходите. Сейчас же.
Он шагнул вперёд со словами:
— Моя жена умерла. Я не знаю, кто вы.
Порыв ветра клочками разметал туман, и они увидели лица друг друга. Урна выскользнула из рук Сары и шмякнулась на землю. Она услышала глухой звук удара — к ногам мужчины тоже что-то упало. Не дыша — не смея — Сара шагнула вперёд, и, подняв руку, коснулась его щеки. Тёплой. Покрытой дневной щетиной. Живой.
Всю её жизнь Сэм был для неё единственным во всём мире. Сара знала, что это невозможно, но была уверена, что перед ней – Сэм. Её Сэм. Каким-то образом… каким именно, её не волновало.
Его — тоже. Он коснулся её волос, погладил точно так же, как делал всегда. Склонив голову, Сара прислонилась к его ладони, желая, чтобы видение не пропадало, чтобы иллюзии не рассеивались, потому что на этот миг Сэм снова был с ней, и неважно, если это мираж, если она сходит с ума.
Когда он притянул её и поцеловал, она не позволила себе сомневаться. Это — дар. Неважно, насколько это нереально, это — дар. Это прощание, которое не было ей дано, прощание, которое у неё отобрали телефонные звонки: из школы, в которой мальчики не знали, куда она подевалась, и от подруги Джуди, медсестры, сказавшей, что надо приехать в больницу.
Сэм поцеловал её, и она ответила. Поцелуем, в котором были пять дней ада, отчаяния, муки, тоски.
— О господи, — прошептал он и отстранился.
Однако он и не думал уходить. Взяв её за руку, он повёл её к лестнице домика на дереве, но она опередила его. Бегом — на платформу, в дверь, на диванчик, который стоял там с самого начала, с тех пор, как домик построили. Сэм не отставал. Они не разговаривали. Он будто знал, что он — видение, будто понимал, что всё исчезнет. В этот миг они были реальными, живыми, и, беспрестанно шепча «я люблю тебя», они разделись и набросились друг на друга — два изголодавшихся человека, которых усадили за пиршественный стол в последний раз перед тем, как отправить в вынужденное путешествие по пустыне на всю оставшуюся жизнь.
Секс был таким же, как всегда у них: диким, неожиданным приключением. Вот только отчаяние и мучительное осознание, что этот раз — последний, оказались так сильны, что Сара расплакалась. Когда они выдохлись и разомкнули объятия, она снова дотронулась до лица Сэма и обнаружила, что и оно мокро от слёз.
Она лежала рядом с ним, положив руку ему на грудь, чувствуя его дыхание.
— Без тебя — просто ад, — сказала она.
— Зря ты не дала мне за ними поехать, — прошептал он. — Тогда вместо тебя умер бы я.
— Я дала, — ответила она. — И поэтому мы с мальчиками теперь одни. Им было бы настолько лучше с тобой!
— Дети со мной. И им ужасно плохо без мамы.
Они лежали в темноте, теперь лицом друг к другу. Она едва могла различить его черты.
— Сэм, — осторожно начала она, — сегодня прошли твои похороны. Твой прах — в урне под деревом. Ты… ненастоящий.
— Урна там, — ответил он, — но прах в ней — твой. Я выполнил обещание. Принёс тебя сюда.
Они сели, в груди Сары затеплилась глупая, несмелая надежда:
— Что происходит, Сэм?
— Не знаю.
Он коснулся её плеча, груди, погладил большим пальцем подбородок:
— Не знаю. Но если благодаря этому ты останешься со мной, то мне неважно, что.
— Но как? Как такое может быть, если только я не схожу с ума?
— Я готов сойти с ума, лишь бы ты осталась со мной.
В первый раз после того звонка из больницы Сара улыбнулась. Потому что именно так говорил Сэм.
Она выглянула в окошко. Туман скрывал дом.
— Как ты думаешь, с ними всё будет в порядке?
Сэм обнял её:
— Двери заперты, ключи у меня. С детьми ничего не случится.
У Сары тоже были ключи. В кармане голубых джинс, сейчас валявшихся на полу рядом с его штанами. Сэм прав. С детьми ничего не случится. Поэтому они лежали, обнявшись, разговаривая, смеясь, счастливые, ночь напролёт.
Сару разбудили лучи восходящего солнца, проникшие в домик сквозь восточные окна. Сэм зевнул и потянулся:
— Я смотрел, как ты спишь. Просто потому, что у меня была такая возможность.
Сара потёрлась носом о его грудь и засмеялась:
— Я совсем не собиралась засыпать. Но я не спала толком с тех пор, как… — Она потрясла головой и прислонилась к нему. — Ты всё ещё здесь. Как?
Он прижал палец к её губам:
— Не спрашивай. Просто прими, как данное, что бы это ни было.
— Как мы объясним остальным?
— Что-нибудь придумаем. — Он притянул её ближе. — Не знаю что, но придумаем. Дети, твои родители и друзья будут счастливы, что ты вернулась. Они безутешны.
«Твои, а не мои», — подумала она, но ничего не сказала. Ей нужно было прогнать из головы события и образы, вызываемые этим словами.
— Я люблю тебя, — сказала она Сэму, снова посерьёзнев. Иногда она считала его присутствие само собой разумеющимся. Забывала, насколько он чудесный. Не осознавала, что в мире без него не будет хватать воздуха. Теперь она никогда так не ошибётся.
— Дети скоро встанут, — заметил Сэм. — Нужно вернуться, чтобы они не проснулись в пустом доме. Они же не знают, как всё изменилось.
— Ты прав, — вздохнула Сара.
Они поднялись и оделись, немного медленнее, чем обычно, потому что оба постоянно дотрагивались друг до друга, не в силах удержаться. Спустившись с лестницы, Сара краем глаза увидела урну на земле, полускрытую туманом.
— Не смотри туда, — сказал Сэм, — это не мы.
Они повернулись к мостику – и перед ними в облачных венках дымки предстали бесконечные ряды цветов на треугольных подставках, словно чудища, марширующие сквозь туман.
— Мы избавимся от них, — сказала Сара.
Сэм обнял её за плечи:
— Следующие несколько недель, наверное, будут непростыми, — предупредил он.
— Хуже, чем были бы следующие сорок лет? — выгнула бровь Сара.
— Настолько плохим ничего не может быть, — засмеялся он и поцеловал её.
Взявшись за руки и улыбаясь друг другу, они шагнули на мостик… и Сэм исчез. Он не растворился постепенно, не потускнел, не выскользнул — ничто не предупредило её. Только что в её руке была его рука, сильная, тёплая, мозолистая — и вот её нет. Сара замерла на полушаге, споткнулась, завопила:
— Сэм!
Она обернулась назад, к островку, но Сэма нигде не было. Венки на подставках стали чётко видны, опрокинутая урна лежала на боку на том самом месте, где она уронила её ночью.
— Сэм! — снова крикнула она.
Бегом вернувшись к домику, она взобралась наверх. Диванчик был сложен, всё в том виде, как они оставили, никаких следов, что кто-нибудь провёл здесь ночь. На тщательно отполированном дубовом полу не лежало никаких забытых вещей, ни его, ни её. Ничто не завалилось в угол, никаких признаков, что что-либо изменилось.
— Сэм? — прошептала она. — Вернись.
Но он не вернулся.
У Сары затряслись руки. Глубоко вздохнув, она заставила себя спуститься по лестнице, снова пройти по мосту, отпереть заднюю дверь и войти в дом. Она держала плечи расправленными, голову – гордо поднятой. И дышала медленно, размеренно.
Левой, правой. Вверх по ступенькам. Разбудить мальчиков. Я могу. Я должна.
Мне приснилось. Или привиделось. Цветы в гостиной – настоящие. Зола в урне – настоящая. Прошедшая ночь — не настоящая.
Следующие два месяца каждую ночь Сара переходила мостик, зная, что её последняя чудесная ночь с Сэмом была обманом ума, и вопреки всему надеясь, что это не обман. Надежда умирает последней.
И всё же она умерла.
Сара прекрасно помнила, когда это случилось.
— Вставай! — скомандовала она Джиму.
Тот свернулся под одеялом и засунул голову под подушку; наружу выглядывала лишь свесившаяся с одной стороны кровати голая ступня.
Майк вышел из ванной и заявил:
— Он не хочет идти сегодня в школу. И я не хочу.
— Нужно, — сказала Сара. — Вы знаете, что папа не хотел бы, чтобы вы заработали себе неприятности, прогуливая уроки.
И тут Майк посмотрел на неё, прищурившись:
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Я плохо сплю в последнее время, — призналась она.
— Мам, ты выглядишь… нездоровой. Тебе нужно побольше есть. И отдохнуть.
— Аппетита у меня тоже нет.
Однако дело было не только в этом. Проводив мальчиков на автобус, Сара снова встала на весы, надеясь увидеть цифры получше. Со дня смерти Сэма она потеряла восемнадцать фунтов, и не потому, что не ела. У неё постоянно кружилась голова, её мучила слабость, тошнило. Она не то что есть не могла, она и пила-то с трудом. Её постоянно клонило в сон. Низ живота болел и вздулся. Спина болела. Болело всё.
Сара пыталась убедить себя, что это она так горюет, но ей становилось всё хуже.
Поэтому она попросила назначить ей консультацию у доктора Грубера, и пришла на прием. Друг семьи, он наблюдал её с подросткового возраста. Видел, как они с Сэмом выросли. Приходил на похороны. У Сары были вполне определенные подозрения, что с ней не так, но он поможет ей решить, что же делать.
Бен Грубер посмотрел на неё поверх её карточки и спросил:
— Вы сказали Бет, что опасаетесь, нет ли у вас рака яичников?
Сара, сидевшая на смотровой кушетке, пока он просматривал записи, кивнула, не в силах произнести это вслух при враче.
— За два месяца вы потеряли в весе восемнадцать фунтов, — он покачал головой. — Нехорошо. Однако так случается после потери близких.
— Знаю. Я ем, просто не могу ничего удержать. Мой желудок с трудом принимает бульон.
— Как спите?
— Днём всё время. Ночью плохо, хотя очень устаю. Просто… Сэма нет, и ночью я всё слышу.
Она легла на кушетку, и доктор прослушал стетоскопом её сердце и лёгкие.
— И давно вы так себя чувствуете?
— С тех пор, как умер Сэм.
— Рвота и боль в животе начались тогда же? И вздутие?
— Нет, рвота и боль появились вскоре после похорон. Вздутый живот и необходимость часто ходить в туалет не так давно. Ой! — вскрикнула она, когда доктор нажал на низ живота. — А в последнее время становится всё хуже.
— Мы уже взяли кровь на анализ и проверим, нет ли онко-маркеров. Яичники у вас не увеличены, но я хочу сделать УЗИ матки. Она больше, чем следовало бы. Возможно, у вас миома. Они нередки у женщин вашего возраста, имеющих детей. И рак в вашей семье не встречался. – Доктор ободряюще улыбнулся. – Так что, Сара, не стоит предполагать худшее.
Она кивнула. Поиск в интернете болезней с подобными симптомами выдал единственное, что подошло: рак яичников или матки. Однако доктор Грубер прав. Легко предположить худшее, ставя себе диагноз с помощью интернета. Пусть врач скажет, в чём дело.
Бет, медсестра доктора Грубера, вошла, чтобы присутствовать при УЗИ. Сара поморщилась, когда её намазали холодным гелем, и принялась наблюдать за лицом врача, смотревшим в невидимый ей экран.
Бет стояла рядом.
— Расслабься, — сказала она. — И дыши.
Бет держала Сару за руку, но не сказала «всё будет хорошо».