— Ладно, разузнаю, — отвечал князь. — А за Кырныша спасибо, приглянулся он мне.
Затем на ладью пришла Нюбюи, с узлом на палке.
— Прошу тебя, Бор, возьми меня с собой! Сирота я, оттого и пошла с рыбаками как стряпуха. А теперь, спасшись от жертвенной участи, выйдя живою из стылого мира, я и вовсе буду никому не мила. Мне нечего здесь оставлять, братишку я пристрою к дальней родне, а потому прошу — возьми меня. Буду вам готовить, помогать ставить парус… — своими синими глазами упрашивала она князя.
— Хорошо, я должен только спросить свою дружину, — поспешно отворачиваясь, чтобы не утонуть в этих глазах-озерах, отвечал конунг. — Эй, други, послушайте! — обратился он к своим гребцам. — Возьмем ли мы на корабль ради стряпни девушку Нюбюи, спасенную нами и не имеющую родных?
— Если угодна она твоему сердцу, озерный конунг Бор, то мы согласны на это, хотя тяжело, может быть, будет сберечь ее во время схватки с врагом.
— Я сама стану рядом с вами и буду помогать! — отвечала отважная девушка.
— Хорошо, так тому и быть! — решил князь.
Оттолкнувшись от берега, корабль двинулся вверх по течению.
Река Рыбна оправдывала название. Язь, сиг и даже форель серебристыми молниями мелькали в ее прозрачной воде, и ловить их было не очень трудно. Недаром беличьегородцы славились как прирожденные рыбаки, хотя городок вырос вокруг мехового торжища. Чем дальше они двигались, тем больше берез стояло по берегам, оттесняя хвойные деревья, и чаще встречались выступающие на склонах каменные глыбы и скалы. Так прошел весь день.
Однако наутро обмелевшая река закончилась гораздо раньше, чем ожидалось. За излучиной, где Рыбну напаивали сильные родники, по дну каменистого русла струился пересыхающий ручей.
— В былые-то годы, по верховьям до самого волока можно было взойти, а нынче — гляди-ка! — воскликнул Кырныш, почесывая затылок.
— Стало быть, нам к волоку пешком идти, — сказал Бор, вылезая из ладьи. — Пятеро со мной, остальные здесь, ждите у корабля. Далеко до волока, Кырныш?
— Отсюда — верст десять, наверное, будет.
Само название Иктыль значило «Древний речной волок». Долго они шли по подсохшему руслу вдоль ручья, до того места, где начинался проложенный еще в древние времена желоб, пересекавший невысокий водораздел.
Бор обратил внимание, что скалы и камни, окружающие волок, в некоторых местах точно оплавлены молнией, некогда ударявшей в них. Не одна гроза должна была свирепо бушевать над этим местом в ту пору, чтобы оставить столько отметин небесного огня…
— Мне кажется, именно здесь происходила та колдовская битва, о которой упоминает легенда… — сказал он Кырнышу. — Но хорошо бы найти место заставы волхва Дану, и тогда, быть может, отыщутся следы посоха Юмбела…
Между глыб, образовывавших нечто вроде котловинки, стояла покосившаяся изба с пристроенной конюшней. Однако людей поблизости видно не было.
— Где же волоковщики? — удивлялся Кырныш. — Тут всегда не меньше десятка молодцев стояло с тяглыми конями. И изба давно не чинена.
Войдя внутрь, они увидели сивого деда, сидевшего на лавке.
— Здрав будь, хозяин! — поклонился озерный конунг. — Где же все люди, скажи? Кто на волоке остался?
— Волоковщики? — переспросил дед. — Да они летось ушли, как работы не стало — а вертаться обещали, как санный путь наладится. Год нынче видишь какой сухой! А вы присаживайтесь, люди добрые — гостями будете.
Бор оглядывался в опустелой избе, и случайно на глаза ему попалась почерневшая древняя чаша, напоминавшая употребляемые для жертвенных возлияний. Механически он взял ее с полки, подивившись каменной тяжести вековечного дерева. И в луче света увидел на ее боку полустершуюся надпись, вырезанную рунами
— «ДАНУ». Это было имя древнего волхва!
— Скажи, отец, откуда эта чаша здесь?! — взволнованно спросил конунг старика.
— Дак в русле волока нашли, в ручье, — спокойно отвечал тот. — Тута ведь в давние времена застава была волховская, прямо на энтом месте и стояла, дед мне говаривал. Вот оттеда и досталась.
— А не слыхал ли ты о судьбе хозяина ее, имя которого вырезано на чаше — волхва Дану?
— Как не слыхать, слыхивал от деда моего! Тут великая битва произошла, тучи грозовые сгустились и молнии засверкали. А как тучи развеялись, открылось, что сгиб волхв Дану. И взяли его верные его, увезли на озеро Суурярв и там похоронили…
— А про посох его волшебный не рассказывал твой дед?
— Был у волхва посох великой силы, и чтобы никто из врагов не захватил его, положили тот посох в могилу к волхву…
— Спасибо, дед! — сказал Бор. Подумал: «Была ниточка — что волхв и его посох здесь похоронены — и нет ее. Где искать могилу на огромном озере? Правда, есть еще могила Даларна на поле битвы с этелькузцами… Может быть, там повезет, и один талисман поможет отыскать другие?»
— Мы будем искать корону Даларна! — повернулся он к Кырнышу. — А отыщем корону — и следы остальных талисманов, может, найдутся. Далеко ли поле роковое, курганное?
— От места, где мы ладью оставили, — день пути на восход.
— Ну, так идем! Прощай, хозяин! — И вместе со своими людьми, покинув жилище волоковщиков, конунг быстро двинулся в обратный путь…
На следующее утро, затемно, оставив на судне полдюжины дружинников, князь двинулся с отрядом лесной тропой на восток. Когда день перевалил на вторую половину и солнце клонилось на закат, с последнего холма открылось обширное поле. То там, то здесь возвышались на нем, точно огромные кротовины, высокие и низкие курганы.
— Вот оно, поле роковой битвы! — указал Кырныш, обводя рукою это пространство, казавшееся неохватным. — До сих пор неохотно селятся люди на кровавом поле, боясь призраков погибших сотни лет назад…
— Где же среди этих курганов искать могилу Даларна? — спросил князь, озирая поле, кое-где поросшее рощицами деревьев.
— Наверное, он должен выглядеть так, словно вершина его сожжена огнем — ведь курган насыпали из кузнечного шлака, — предположил проводник. — Но в каком углу поля он — не знаю…
— Разделимся на три отряда: пойдем Гунн, Айсат и я, разойдясь в разные стороны. Поле не так велико, как кажется. Поиски начинаем немедля, авось, отыщется, — распорядился Бор.
Дойдя до середины поля, озерный конунг увидел курган средних размеров, укрывшийся среди купы сосен и берез. Низ кургана был некогда укреплен плитняком, кое-где проглядывавшим сквозь густой дерн, но верхушка была рыжа и гола, точно кострище. Ну, да — это был древний шлак кузни! Бор поднял свой рог и затрубил, и звук его разнесся далеко — вскоре откликнулись рога Гунна и Айсата. Они спешили на сбор.
— Должно быть, они спешили предать земле своего предводителя и отметить могилу. Сделать ее вершину бесплодной было неглупо, — сказал Бор. — Здесь возвышенность, с которой хорошо озирать поле битвы. Тут, наверное, он пал и на том же месте и был погребен… Что же, пусть его дух простит нас! Возьмем лопаты и примемся за дело!
Не прошло и двух часов, как показались древние бревенчатые плахи — части разобранного жилища, покрывавшие сверху могилу.
— Прости нас, дух Даларна, если ты покоишься здесь, за то, что мы нарушаем твой покой! — сказал конунг торжественно. — Гунн, Айсат — поднимаем! — Они ухватили отрытые концы одной из плах и, с натугой подняв, отвалили на склон. Из темной дыры вышло сухое, холодное поветрие веками запечатанного подземелья.
Глава 11. РАРОГОВЫ ВАЛЫ
Отодвинув еще одно бревно, они открыли погребальную камеру и заглянули внутрь. Им открылись мрачные внутренности могилы. Сохранившись в сухом воздухе, прямо на них смотрел пустыми глазницами обтянутый засохшей кожей скелет рослого воина в древних доспехах. Рядом с ним простерся костяк коня. Длинное полуистлевшее копье лежало в могиле наискось. В углу склепа находились шлем и щит с двенадцатилучевой звездой, нарисованной в центре. Череп воина с сохранившимися светлыми волосами был непокрыт.
— Двенадцатилучевая звезда — знак Даларна! Нет никаких сомнений, это он! — воскликнул Кырныш, указывая на щит.
— Но где же корона? Быть может, она скрыта на груди? — Бор, спрыгнув в могилу, отвернул истлевший плащ. — Что это?! — вырвалось у него, когда он увидел обломанный проржавевший наконечник копья, торчащий из опавшей груди мертвеца. Копье застряло в кости. — Отважный Даларн, вождь, был убит в спину?!
— Да, это так! — ответил побледневший Кырныш. — Тем, кто обучается сказанию о Рати, на последнем занятии учитель передает темную его половину… Ты видишь, конунг, он в убранстве конного воина, и с ним положен его конь, заколотый над могилой? Даларн возглавил тех, кто, подобно людям из Этелькузы, оседлал коня вместо ладьи. Конь лучше, если желаешь захватить власть на твердой земле. Даларн хотел стать единственным конунгом всего Озерного Края, в ту пору это носилось в воздухе, каждый хотел власти. Но лишь его дружина была самой сильной, и он уже мог навязывать свою волю почти всем и не так уж и считаться с волхвами… Но когда многие из его сторонников и людей пали в битве и враг был разбит наголову, было решено, что Даларн станет дальше опасен, а сейчас он слаб… И его ударили в спину…
— Так его убили свои, люди из Поозерья?
— Да, так говорит сказание. И свершилось это не без ведома волхва Дану, стоявшего плечом к плечу с ним…
— Эй, но короны все ж-таки нигде нет! — вернул всех к печальной действительности Гунн. — Или постойте, вот плита, и на ней нацарапаны какие-то руны! Может быть, в них ключ к тайнику?
Бор повернулся к тому углу, на который указывал его помощник, и рукой стерев пыль веков с вертикально установленного плоского камня, прочел наспех нацарапанное четверостишие:
— Вот так-так! Значит, могучий талисман был захвачен врагами?
— В песне о Рати говорится, что Дану одолел и низверг в Туонелу всех вражьих колдунов. Стало быть, враги не могли узнать о волшебных свойствах короны, зато польстились, наверное, на ценность чистого древнего золота, из которого она была сделана, — предположил проводник-сказитель.
— Как же нам узнать это, во имя Юмбела? — воскликнул Бор.
— Можно поехать к потомкам людей из Этелькузы, они обитают за Рароговыми валами, в полудне пути отсюда. Может быть, они сохранили какие-нибудь воспоминания об этих событиях и о судьбе венца? — предложил Кырныш.
— Так тому и быть, — согласился озерный конунг. — Засыплем курган до темноты, чтобы прах Даларна не был осквернен, заночуем в поле, а завтра — в путь.
Кряхтя, они вместе с Гунном снова навалили бревна на склеп, и дружинники принялись засыпать могилу, пока курган не приобрел прежний вид. Срубив пару засохших елок, они развели поодаль костер и заночевали.
Ясным утром дружина двинулась дальше, прямо на юг. Вскоре после полудня Бор увидел темную полосу на горизонте, которая спустя час превратилась в высокую, хотя и оплывшую насыпь, шедшую через широкие поляны и рощи от одного конца видимого пространства до другого.
— Это и есть Рароговы валы? — спросил конунг, озирая грандиозное сооружение.
— Да, — ответил Кырныш. — Мы сюда редко приходим охотиться: леса здесь редеют. Предания об этих валах говорят, что Рарог перепахал эту землю, чтобы защитить Поозерье от змей, надвигавшихся с юга. Так это или нет, но иногда в этих валах находили истлевшие кости, древние бронзовые шлемы с зубчатым, как пила, гребнем, бронзовые наконечники стрел и копий и значки, изображавшие змей. Легенды утверждают, что валы насыпаны колдовством еще до того, как встал Хоровод Сейдов на туманном Йемсалу…
— Почему их не использовали в битве Даларна и Дану, ведь через них не так просто перебраться верхом на конях? — удивился Бор.
— Ближе к Иктылю есть широкий проход. Люди из Этелькузы разбили заблаговременно выставленную на валах стражу и успели пройти на эту сторону, говорит сказание. Теперь они, отброшенные, осели в Завалье, среди березовых и сосновых колков… — ответил проводник.
Поднявшись на верхушку громадного пологого вала, они увидели с его высоты огромные пространства трав и кустов. На краю ополья виднелся приютившийся там поселок из черных конических домиков.
— Это селение этелькузцев, — указал Кырныш.
— Пошли, — только глянул князь исподлобья и сбежал по склону вниз, за ним и остальные. Но не успели они пройти немного от вала, как от поселка уже отделилась группа всадников и стала приближаться к ним, растекаясь постепенно полукругом. Сблизившись, они завыли и, вскрикивая: «Дельбеген! Дельбеген!» — принялись размахивать над головами кривыми мечами, копьями и потрясать небольшими круглыми щитами. Уже ясно виднелись их круглые шапки, по бокам опушенные черным мехом, черные нательные полушубки всадников и между них — широкие желтоватые лица и черные пряди длинных волос. Земля задрожала под копытами коней.
Отряд выстроился в круг, ощетинясь копьями. Всадники с воем наскочили, уклоняясь от острий и стараясь сбить с ног людей. Бор, выхватив меч, ринулся вперед и ударами мечом плашмя принялся ловко сшибать конников. В одну минуту он ссадил троих или четверых удальцов, выпавших из седел с сильными воплями. Всадники отвернули и закружили в нескольких десятках шагов.
— Чего надо, лесовики? Зачем пришли? — крикнул самый рослый, у которого на шее сверкал золотой медальон с изображением головы коршуна.
— Мы пришли с миром! Я хочу расспросить ваших стариков о давних временах! Поэтому я даже никого не ранил, хотя вы напали первыми! — крикнул Бор. — Согласны ли вы принять нас как гостей?
— Хорошо! Если вы с миром, мы примем вас! Это обещаю я, Охаз, предводитель всадников.
Бор был рад, что не произошло стычки: конные лучники были бы смертельно опасны для маленького отряда.
Повсюду вокруг селения паслись кони и скот, такие тощие, что становилось ясно — засуха не обошла и эти места. Люди также выглядели истощенными и истомленными. Поселок состоял из куполовидных круглых домов из дерева и плетенки, крытых потемневшими от непогоды кошмами и шкурами. Эти дома напомнили князю маленькие храмы Поревита. Молчаливые чернявые женщины в нагольных шубах и окружавшие их грязные детишки сидели и работали между домов.
— Мне нужно поговорить с главным вашим волхвом или кудесником — как у вас называют людей, знающих нить преданий? — обратился Бор к спешившемуся Охазу. Тот сделал ему знак следовать за собой. Перед самым древним из бревенчатых шатров стоял шест, увенчанный резной головой коршуна, с него свисали лошадиные хвосты и колокольцы.
— Здесь живет шаман Гере, он старый и много знает. Если он захочет принять тебя, можешь говорить с ним, — сказал Охаз и поднял полог. Князь кивнул и вошел в полутемный шатер.
Воздух внутри нельзя было назвать благоуханным. Старик в лисьей шубе, с расшитой шапкой на голове, из-под которой виднелись седые лохмы, расположился на низком сиденье у огня.
— Я, озерный конунг Бор из Дингарда приветствую многоумного шамана Гере и прошу не отказать его в мудром совете! — произнес гость.
— Привет и тебе! — отвечал хозяин. — Присаживайся. Какой совет тебе нужен?
— Я прошу помощи в поисках. Давным-давно была битва между нашими предками. И погиб в ней озерный вождь, и корона его потерялась — известно лишь, что была она унесена с поля брани воином из Этелькузы. Не говорят ли об этом ваши сказания?
— Да, — ответил Гере и повернул свое желтое, высохшее лицо к гостю. — Есть у нас песня о том, как народ наш пришел в эти края и отвоевал у лесовиков право на те земли, что сейчас мы занимаем. Но погиб в той битве победоносный вождь Эрезуга… И в качестве посмертного дара был поднесен ему венец князя лесовиков… И по сей день лежит он в славной могиле Эрезуги.
— Скажи мне, шаман, где эта могила? — взволнованно спросил Бор.
— А зачем тебе знать это?
— Этот венец — один из талисманов, необходимых для победы над колдовскими силами, вызвавшими засуху в Озерном Крае, от которой, как я могу судить по облику ваших людей и животных, жестоко страдает и твой народ, многомудрый Гере.
— Я скажу тебе то, что знаю. — Шаман подбросил в огонь щепотку высушенной травы, которая, вспыхнув, обратилась в клуб дыма с резким терпким запахом, вызывающим легкое головокружение. — В древней гробнице, высеченной неведомым племенем в незапамятные времена, нашел свое последнее пристанище славный Эрезуга. Там он спит, ожидая, когда придется идти на выручку своему народу в новой битве!
— Ты уклонился, мудрый Гере — как найти эту могилу?
— Ах, да… Говорится в песне, что она там, где каменные великаны поднимают свои головы над лесом, на каменистом плато. Вход в нее обращен на закат… Но много, много дней пути до нее. За прошедшие века леса на востоке стали гуще и темнее, и опасны они сделались для путников!
— Что же, мы достигнем этого места или погибнем!
— Ладно. Но поклянись тенями предков, что не потревожишь Эрезуги и не возьмешь из его могилы других драгоценностей!
— Клянусь на лезвии моего меча! — Вынул Бор клинок и, опустив плашмя, положил руку на лезвие.
— Тогда я дам тебе самому мне непонятный совет из песни: остерегайся коршуна, ибо он поставлен стеречь покой Эрезуги! — С этими странными словами Гере умолк и, закрыв глаза, засопел, точно спящий.
Князь вышел наружу и в сопровождении ожидавшего его воина-этелькузца возвратился к своему отряду, и они отправились в обратный путь. Их сопровождали люди осторожного Охаза, с сожалением смотревшие на добротное оружие чужаков, но уважавшие обычай гостеприимства. Солнце уже склонялось к закату, когда они подошли к Валам.
Вдруг на гребне показался бледный силуэт всадника.
— Эрезуга! — суеверно прошептал Охаз, желтея еще больше. — Он предостерегает нас!
— Даларн! — воскликнул Кырныш, складывая руки.
Внезапно всадник резко повернул голову, и все увидели его рогатый шлем и огненные круги глаз. Словно грозя, силуэт поднял руку — и исчез!