Хотя голову приходилось буквально выворачивать, и боль после ударов разрывала мозги в клочья, Бор все-таки сумел оглянуться и увидел внизу ослепительную, до горизонта гладь озера среди расступившихся лесов. На площадке появились люди, выносившие большие бубны-кудесы, используемые в богослужении волхвами-кудесниками. Под их рокот придется умирать ему.
Он мог разглядеть ожуоласов вблизи. У них были темные или бесцветные льняные волосы, узкие остроносые лица, в глубоких глазницах которых были посажены невыразительные водянистые глаза. Затем он обратил внимание на отдельно установленный столб, на котором на вбитых кабаньих клыках висело разное оружие, вероятно, захваченное у взятых в плен или убитых. Среди трофеев он заметил несколько хороших хускарлских секир и пожалел, что ни одной из них у него нет сейчас под рукой.
— Как бы нам удрать отсюда? — поделился он с Вирре заветной мыслью.
— Вы не убежите отсюда, святотатцы! — За его спиной прозвучал холодный, властный голос, от которого мурашки бежали по коже. Сбоку вышел человек в расшитой мехом мантии лесного кудесника с глубоко посаженными, как у всех ожуоласов, белесыми глазами.
— Остальных удушат перед сожжением, но до этого все насладятся, как вы сгорите живьем!
— Ты откуда взялся, собака? — спросил его Вирре. — Я тебя здесь раньше не видел!
— Я — жрец Рота Мублену, Повелителя мира мертвых, древнейшего хозяина этой горы, — зловеще улыбнулся короткобородый обладатель кудес. — Крепко он держит вас сейчас своими железными руками, не впервой его идолу раскаляться в жертвенном пламени. Из вод темной Туони произрастает мировое древо, и все живое в конце концов уходит туда. Вы пройдете через огонь, и ваш прах будет развеян в его славу, и не будет у вас посмертного бытия! Мужайтесь в ваши последние минуты — ваши муки будут ужасны!
В это время ворота деревянного строения со скрипом распахнулись и из них начали выводить жертвы. Людей попарно привязывали к столбам, спина к спине. К двум, перед сумрачными богинями, привязали женщин.
— Эй ты, кудесник! Ударь-ка в кудесы, повесели напоследок озерного конунга, он тебе честь оказывает, муравьиный сын! — кликнул Бор жреца. Тигриной походкой снова появился тот, с перекошенным от ярости лицом, сжимая в руке короткую черноблестящую палицу. Он резко взмахнул и через брусья клетки ударил по груди конунга своим оружием. От неожиданной нестерпимой боли богатырь вскрикнул — дымящийся рубец прошел через его грудь.
— Это тебе наперед! — бросил кудесник отходя.
— Огненная палица! — прошипел князь сквозь стиснутые зубы. Но с облегчением почувствовал, что пережженная ударом веревка ослабла, и движениями рук стал постепенно высвобождаться от нее, не обращая внимания на боль.
В это время он увидел, как вперед вышел вождь ожуоласов, — высокий, узколицый человек с льняными волосами, на поясе у которого Бор узнал свой меч, с рубином, сверкающим на рукоятке, как видно оцененный по достоинству.
— Ах ты, собака! Тебе поднесли мой меч! Но я жив еще! — Конунг пришел в ярость, удвоил усилия.
— О великий Рота-Мублен и могучая Керемет! Избавьте мой народ от чужаков под звонкие удары кудес! Накормите мой народ досыта, избавьте его от скудности и нужды! За это мы даем вам много жертв, как это было встарь! Эго я говорю, Прис, вождь ожуоласов! — Он поднял руки, и раздались ритмичные гудящие удары огромных бубнов-кудес, в которые били человеческими берцовыми костями младшие кудесники. Послышалось заунывное пение молящихся. И в тот же момент до князя донесся треск горящих дров и потянуло дымком. Бор понял, что настало время действовать.
Сбросив пережженные веревки с рук, он наклонился и сильными пальцами распутал узлы на ногах. Горло уже першило от дыма, и, кашляя, он почувствовал жар пламени.
— Не бросай меня на огненную смерть, не то я закричу и выдам тебя! — умоляюще сказал ему Вирре, прекративший отчаянно реветь чудовищные ругательства в адрес ожуоласов.
— Я и не собирался бросить тебя в этом месте! — ответил Бор, стараясь развязать ему руки. Дым поднимался, окутывая деревянную клетку и маскируя пленников. Пламя уже плясало вокруг, облизывая решетку, когда хускарл корявыми пальцами развязывал веревку на ногах.
— Теперь — долой отсюда! Только бы нас не расстреляли лучники!
Порыв бриза на секунду отогнал дымовую завесу, и они увидели, что толпа внизу отвлеклась, рассматривая что-то на озере. «Парус, корабль!» — донеслось сквозь шум пламени.
Сильными руками они вцепились, навалившись на один из мощных, горячих брусьев клетки, скрипя зубами, когда их пальцы облизывали языки пламени, и подпрыгивая, когда огонь подбирался к ногам. Не выдержав натиска двух богатырей, брус с треском вырвался из гнезда, и они выскочили наружу — с обгоревшими бородами и волосами, покрытые копотью, прихлопывая ладонями дымящуюся одежду.
Охрана и собравшиеся люди в первое мгновение опешили при виде фигур, вырвавшихся из огня. Прежде чем запели стрелы ожуоласов, богатыри были уже возле трофеев и схватили по хорошему топору и щиту. В ту же секунду они напали со всею мощью на многочисленных воинов, окружавших вождя Приса и, к счастью, вооруженных лишь копьями и мечами. Они были словно косцы на кровавой жатве, и никто не мог им противостоять.
— Поят! Поят! Косцы! Косцы! — в ужасе кричали воины, называя их именем страшных посыльных смерти.
— Освободим других и пробиваемся к берегу! — крикнул Бор.
Богатырь Прис с жестоким смехом выхватил меч и, подняв щит, кинулся на него. Вождь ожуоласов был росл и силен, как бык, и голова казалась маленькой на широких плечах, а льняные волосы падали на шею. Но конунг был слишком разъярен. Он молниеносно отбил копья одного, второго телохранителя, и, когда сверкающий меч, точно змея, устремился для рокового удара, он отразил его и вонзил топор по самую рукоять в тело ожуоласа. Точно срубленная сосна, тот рухнул наземь.
Издав победный клич, конунг молниеносно подобрал свой меч и оглянулся. Ответом ему был ужасный вопль агонии. Это главный кудесник, видя, как редеют ряды ожуоласских воинов под ударами, а стрелки не могут бить, опасаясь поразить своих, стал ужасной жгущей палицей приканчивать привязанных к столбам. Прежде чем Бор преодолел разделявшее их пространство, еще один человек отправился к ногам Рота-Мублена в царство тьмы. Теперь кудесник был перед столбом, к которому был привязан окровавленный Талма, и уже занес палицу для рокового удара.
— Стой, вот он я! — проревел закопченный, как свартен, конунг. И едва успел отразить молниеносный удар палицы толстым сосновым щитом. Щит развалился у него в руках на две дымящиеся половины. Кудесник радостно засмеялся.
— Тебе конец, проклятый дингардец! — И взмахнул легкой смертоносной палицей. Колдовское оружие скрестилось с мечом. Вспыхнуло пламя. Но закаленная в ледяных струях, сталь, лишь зарделась там, где лезвие рассекло огненную палицу на части. И Бор прежде чем обрушить его меч, увидел ужас на ледяном лице кудесника.
— Чернобог мстит! — дико взвыл тот и рухнул с разрубленной головой.
Ни на минуту не останавливаясь, князь ударами меча принялся рассекать веревки, которыми были привязаны обреченные в жертву.
— Не разбегайтесь, держитесь вместе, хватайте оружие и пробиваемся к берегу! — кричал он. Кто мог, подбирал одеревеневшими пальцами оружие и поддерживал совсем обессиленных.
— Смотрите, это наши! — закричал Вирре, продолжавший разгонять перепуганных гибелью вождя и главного кудесника ожуоласов.
Не один, а два корабля пристали к подножью самой горы. Один из них был дингардский, другой — хускарлский. С обоих высыпало человек сорок воинов, двумя отрядами бросившихся в кровавую сечу. Казавшиеся сверху двумя медлительными металлическими гусеницами, они поднимались все выше по склону.
Навстречу им, сверху, устремилось полтора десятка освободившихся людей, возглавляемых двумя богатырями, залитыми чужой и своей кровью. Никто не мог противостоять этому встречному движению: сотни ожуоласов раздаются в стороны перед теми, чьи лица искажены мукой и яростью. Вот уже видны те, кто идет на выручку: левую колонну ведет Гунн, правую — хускарл Рапп. Соединившись вместе, все они быстро двигаются вниз, прикрываясь щитами от стрел, которые уже начинают кое-где посвистывать. Сейчас, вот сейчас ожуоласские парни соберутся с силой и дадут чужакам последний раз в их жизни понять, что здесь для них не место. Вот сейчас…
Но копья дрожат при виде горящих гневом лиц и ощетинившихся вонзившимися стрелами грохочущих щитов.
— Да здравствует конунг Бор! — несется клич.
— Ура Вирре Бердексу! — раздалось с другой стороны. Оба отряда стремительно возвращаются к судам, которые растерявшиеся от такого напора ожуоласы даже не попытались отбить. Разместившись по кораблям, они отталкиваются от берега, и противник лишь в ярости толпится на берегу, пуская бессильные стрелы, в то время как весла и паруса уносят их все дальше в полуденную сторону…
Но копья дрожат при виде горящих гневом лиц и ощетинившихся вонзившимися стрелами грохочущих щитов.
— Да здравствует конунг Бор! — несется клич.
— Ура Вирре Бердексу! — раздалось с другой стороны. Оба отряда стремительно возвращаются к судам, которые растерявшиеся от такого напора ожуоласы даже не попытались отбить. Разместившись по кораблям, они отталкиваются от берега, и противник лишь в ярости толпится на берегу, пуская бессильные стрелы, в то время как весла и паруса уносят их все дальше в полуденную сторону…
— Вернувшись, мы отошли как можно быстрее, — повествовал Айсат. — Но по дороге мы повстречали ладью хускарлов. Они разыскивали своего предводителя, находившегося у ожуоласов в плену, и решили объединить с нами свои силы. Мы подобрали поджидавший нас отряд и пришли на выручку, кажется, вовремя…
— Сколько мы потеряли? — спросил Бор.
— Один пал, и одного ранило, — отвечал Гунн.
— Послушайте! — обратился князь, не успев даже отмыть лицо, к тем рыбакам, которые вскочили в его ладью. — Те из вас, кто чувствует в себе достаточно отваги для битвы, кого не будут ждать дома материнские слезы, присоединяйтесь к моей дружине! Мне нужны пять человек, ибо столько я потерял безвозвратно!
Однако лишь трое из беличьегородских рыбаков оказались способны после пережитого плена присоединиться к дингардцам. Остальные не проявили подобной решимости, мечтая лишь добраться до дома.
— Нам надо идти на Ланки-Вош. Надеюсь, что мы найдем там следы талисмана, — сказал князь Гунну.
Отойдя достаточно далеко, они причалили к берегу, и рыбаки пересели в свои лодки. Затем хускарлы первые подняли парус.
— Прощай, Вирре! — крикнул Бор их вождю.
— До следующей встречи, Бор! — отозвался тот. — Думаю, сейчас не стоит возобновлять вражду; но мы еще встретимся в другом месте, и я расплачусь с тобой за поражение, которое ты мне нанес! — И с этими словами судно хускарлов пошло прочь.
— Его ничто не исправит! — покачал головой князь. Больше, чем вражда Бердекса, его озаботил жестокий культ жертвоприношения неповинных людей, который не ожидал он встретить даже в самых опасных уголках Озерного Края. Причем культ, лишь недавно возрожденный к жизни чьими-то зловещими усилиями. И еще — впервые, из уст погибающего кудесника, вооруженного страшным колдовским оружием, услыхал он имя зловещего Чернобога как угрозу.
Глава 10. БЕЛИЧЬИ МЕХА
Близ устья реки Рыбны, впадавшей с юга в длинное и глубокое озеро Доннервад, берег поднимался косогором. Смешанные леса уходили на восход и на запад. А по склону и у речного бережка Бор с корабля увидал множество небольших, чисто обструганных избенок, окружавших приречное торжище.
— Вот он, Ланки-Вош, Беличий город, сборное место лесных охотников и пристанище чужеземных торговцев, идущих через волок Иктыль! — сказал Гунн. Десятки людей в полотняных охотничьих безрукавках и в дорожных куколях сбежались на берег встречать прибывших. Однако князь приметил лишь несколько ладей, явно принадлежавших пришлым торговцам. Судя по их виду, хозяева зазимовали тут с прошлого года. Вновь прибывших судов не было видно.
Узнав от рыбаков приставших первыми, что дингардцы — спасители их родных и соседей, беличьегородцы криками восторженно приветствовали гостей. К ним вышел ланкивошский голова Сюзь, что означило «Филин», коренастый, широколицый старик с густыми седыми бровями и седой бородой. Протянув Бору руку, он заговорил:
— Не спрашиваю, цто привело тебя к нам, славный витязь. Располагайся, луцций дом велю вам отвести. В баньке попарься после дальней дороги. А вечером всех прошу на пир — там и поговорим, и сказителей послушаем… — Дингардцы были рады такой дружеской встрече и горячей бане, расслабляющей натруженные мышцы.
К вечеру, когда стылый сырой холод накатил с озера на городок рыбаков и лесных добытчиков, в деревянной пиршественной палате было тепло. Усадив озерного конунга за широкий стол вместе с дружиной и пришедшими на пир беличьегородцами, Сюзь наполнил рога пьяным пивом и спросил дингардского предводителя:
— Ну, витязь, какая такая судьба увела тебя далеце от родимого дома?
— Отыскиваем мы могущественные талисманы, утерянные в старину! — отвечал Бор, поднимая рог за здравие беличьегородцев. — Для борьбы с колдовством, что расползается по Поозерью, точно навозная жижа. Все охватила засуха, почти в каждом городе на людей нападает еще и порча: в Шурышкаре — коварство, в Изкаре — попустительство ведьмовству, в Вежа-Каре — жертвы неповинных людей во славу смертебогов…
— Ну, про ожуоласов-то темные слухи и раньше ходили, что недобрые они соседи, хотя и не такое, конецьно, цто они сотвориць собралися… Ну, кто у темного места живет, сам темный станет… — Сюзь поскреб затылок. — А про талисманы древние и мы, однако, слыхивали. Скажу вот цто: с полудня на восход от наших мест есть большое такое поле с курганами, а дальше — валы древние, никто уж и не скажет, когда и против кого они были насыпаны… Мы зовем их Рароговы, далеко тянутся они, почти до самых гор Харвад на востоке. Есть предание о том, что в былые времена, когда еще не было Хоровода Сейдов на Йемсалу, огненный змей Рарог выжег леса и проложил их, вспахав землю когтями… А на курганном поле том была в старину битва с древними народами… Эх, запамятовал! Как там было, скажи-ка нам Кырныш? Это внук мой, охотник он.
— Сейчас, сейчас! — опрокинул в рот остатки недопитого рога темноволосый молодой беличьегородец в расшитой охотничьей безрукавке. Вытерев усы, он поднялся и, откашлявшись, начал нараспев говорить лесное сказание: — … Это были всадники из далекой степной страны Этелькуза, лежащей на полдень и восход, темноволосые, вооруженные кривыми мечами. Они хотели овладеть Озерным Краем и поработить его жителей, и выжечь его бескрайние леса для своих пастбищ… Но навстречу им встали все племена — каждое выставило свою дружину; возглавили войско конунг Даларн и мудрый волхв Дану…
Чужаки увидели, что леса суровы, а люди Аб Дор крепче камня. Они попытались обмануть вождей, а затем — напугать их. У них было зеркало, изготовленное мастерами с далекого востока. Оно искажало истину и призывало силы из Страны вечной тьмы. Однако поозерное войско находилось под защитой волшебного знамени богини Прии, у Даларна на челе сверкала корона Грома, подобно молнии озаряющая суть вещей, а в руке Дану был поднят посох Юмбела, обладающий великой мощью…
Началась битва! Сражение было кровопролитным, в нем пали и Даларн, и вождь людей Этелькузы. Первого из них похоронили в кургане на поле брани вместе с любимым его конем. А вершину кургана насыпали из шлака походной кузни, чтобы навсегда она осталась бесплодна и обозначала горе осиротевших воинов. А второго взяли с собой его отступившие люди и похоронили где-то далеко на востоке…
Остался Дану один и решил положить после этого крепкую заставу на главном удобном пути с юга — через волок Иктыль. И там он находился, когда с полудня пришли люди в железных панцирях, сражавшиеся строем. Дану решил сам остановить их, и некому было противостоять уже самонадеянности волхва, он обратил посох Юмбела, призывая темные силы свартен, дабы устрашением и ужасом разогнать пришельцев.
Но, к несчастью его, у предводителя их был меч, выкованный для битв в полутени. Говорят, волшебница на одном из далеких полуденных островов создала его и хранился он там как святыня, пока не пробил час и не взял его в руки этот человек в пернатом шлеме. Воспользовавшись мечом, он обратил свартен в бегство, и они, убегая, поразили Дану. Посох же был унесен его бежавшими помощниками. А пришельцы основали каменный город Изкар, который стоит и ныне… И еще говорят, — не все свартен, вызванные тогда, ушли из нашего мира…
— Так значит, этот меч, которым я победил ведьм в Изкаре, принадлежал вначале его основателям? И им они успешно сразились с мощью посоха Юмбела? — удивился Бор. — Но отчего посох обратился к тьме, и как им удалось победить — говорит ли об этом предание?
— Говорят, посох был создан раньше светлого знамени Прии, и оттого не различал он одну и другую стороны волшебства, но, беря темную сторону, терял половину силы… — ответил Кырныш.
— Хорошее предание! — сказал Бор. — И половину его я уже слышал, но здесь оно сохранилось полнее. Интересно, почему? Быть может, следуя его нити, мы сумеем отыскать талисманы…
Утром, когда князь объявил своим людям, что они пойдут вверх по Рыбне, к Иктылю, подошел Сюзь.
— Беспокоюсь я: уже неделю, не меньше, как должны были появицця торговые корабли церез волок, да все нету их. Узнай, витязь, цто могло их задержать? Я тебе в проводники Кырныша даю — он и охотник, и сказания знает. Сам с тобою давеце просился.