Она разглядывала меня — нерв дергался, глаза расширились.
— Привет, — бодро и спокойно сказал я. Мне даже удалось улыбнуться.
Мэллой и его подход к больным: талант, который затаив дыхание будут обсуждать его внуки, если у него когда-либо появятся внуки, что весьма сомнительно.
— Кто вы? — Она не закричала и не попыталась полезть на стену, но нерв продолжал дергаться.
— Я вроде как детектив, — ответил я, надеясь успокоить ее. — Пришел сюда, чтобы вас забрать домой.
Теперь, когда я оказался поближе к ней, я увидел, что зрачки ее голубых глаз крошечные, как головка булавки.
— У меня нет никакой одежды, — сказала она. — У меня ее отобрали.
— Одежду для вас я найду. Как вы себя чувствуете?
— Нормально. — Светлая головка повернулась направо, потом налево. — Но я не могу вспомнить, кто я. Мужчина с белыми волосами сказал мне, что я потеряла память. Он славный, правда?
— Так говорят, — осторожно ответил я. — Но вы ведь хотите поехать домой, правда?
— У меня нет дома. — Она выпростала длинную обнаженную руку и пробежала красивыми пальцами по копне светлых волос. Ее рука скользнула вниз и задержалась на пульсирующем нерве. — Он потерялся, но сестра говорит, что его ищут. Вы его нашли?
— Да. Потому-то я здесь.
Она нахмурилась, подумала о чем-то.
— Значит, вы знаете, кто я? — спросила она наконец.
— Вас зовут Анона Фридлендер, — сказал я. — И вы живете в Сан-Франциско.
— Правда? Я что-то этого не помню. Вы уверены?
Я разглядывал ее руку. Она была испещрена крошечными шрамами. Они долгое время держали ее на наркотиках. Она и сейчас была под дурманом.
— Да, уверен. Вы можете встать с постели?
— Пожалуй, я не хочу, — ответила она. — Я бы скорее поспала…
— Ну что ж, — сказал я ей. — Засыпай. Все равно мы еще не готовы уйти. Немного погодя, когда ты поспишь, мы уйдем.
— У меня нет никакой одежды, или я вам об этом уже говорила? В данный момент на мне ничего нет. Свою ночнушку я бросила в ванну. Сестра была очень злая.
— Вам не надо ни о чем беспокоиться. Все хлопоты я беру на себя. Когда мы будем готовы уйти, я найду вам какую-нибудь одежду.
Тяжелые веки вдруг закрылись и с усилием открылись снова. Палец соскользнул с нерва, который уже не дергался.
— Вы мне нравитесь, — сонно сказала она. — Кто, вы сказали, вы такой?
— Мэллой. Вик Мэллой — вроде как детектив.
— Мэллой. Постараюсь запомнить. У меня очень плохая память. Я, похоже, все забываю. — И снова ее веки стали закрываться. Я стоял над ней, наблюдая. — По-моему, я не в состоянии бодрствовать. — Затем, уже после паузы, когда я подумал, что она уснула, она каким-то далеким голосом сказала: — Она застрелила его, вы знаете. Я была там. Она схватила дробовик и застрелила его. Это было ужасно.
В комнате воцарилась тишина. Она уже спала. То, чем напичкала ее сестра, даровало ей забвение. Возможно, до утра она уже не пробудится. Значит, если я выберусь отсюда, ее придется выносить. Впрочем, еще было время подумать, как это сделать.
Если бы мне пришлось выносить ее, я мог завернуть ее в простыню, но если бы она стала настаивать на том, что пойдет сама, мне пришлось бы подыскивать для нее какую-нибудь одежду.
Я оглядел комнату. Комод стоял напротив изножья кровати. Я принялся выдвигать ящики. Многие из них оказались пустыми, в некоторых лежали полотенца и запасное постельное белье. Никакой одежды.
Тогда я прошел к шкафу, открыл его и заглянул внутрь. Там был халат, шлепанцы и два мягких чемодана, лежавших на верхней полке. Я стащил один из них вниз. На крышке были вытиснены инициалы «А.Ф.». Я снял ремни с чемодана, открыл его. Порывшись в нем, извлек униформу медсестры.
Я сунул руку в боковые карманы чемодана. В одном из них нашел маленький синий ежедневник за 1948 год.
Быстро его пролистал. Записи были короткие и весьма нерегулярные. Несколько раз упоминался «Джек», и я догадался, что это Джек Бретт, дезертировавший с флота, о котором рассказывал мне Миффлин.
24. I. Кино с Джеком. 7.45.
28. I. Обед в «Л’Этуаль». Встреча с Джеком в 6.30.
29. I. Домой на уик-энд.
5. II. Джек возвращается на судно.
Следовал перерыв до 10 марта.
10. III. По-прежнему никаких писем от Джека.
12. III. Доктор Сэлзер спросил меня, не хотела бы я поработать за пределами больницы. Согласилась.
16. III. Начала работать в Крестуэйз.
18. III. Умер мистер Кросби.
Остальная часть ежедневника была пустой, поскольку начиная с этой даты в ее жизни произошли изменения. Она пошла в Крестуэйз, очевидно, чтобы за кем-то ухаживать. Она видела, как умер Кросби. Поэтому ее продержали в этой палате два года, накачивая лекарствами в надежде, что рано или поздно она тронется умом и забудет, что произошло. Ужас этой картины все еще маячил на заднем плане ее сознания. Возможно, она неожиданно вошла в комнату, где две девушки дрались, вырывая друг у друга дробовик. Возможно, когда Кросби бросился их разнимать, она, не желая его смущать, отступила назад и видела, как ружье направили на Кросби и выстрелили.
Я посмотрел на спокойное белое лицо, некогда, вероятно, волевое и исполненное решимости. Она была не из тех, кого можно уговорить замять что бы то ни было, не соблазнить ее было и деньгами. Вероятнее всего, она настаивала на том, чтобы позвали полицию. Вот почему они и заточили ее.
Я задумчиво почесал челюсть и стукнул маленьким ежедневником по ладони другой руки. Надо было выбираться отсюда, причем выбираться как можно скорее.
И будто в ответ на эту мысль послышался ужасный треск, от которого содрогнулось все здание: казалось, будто часть его рухнула.
Я вздрогнул от неожиданности, быстро подошел к двери и резко ее распахнул. В коридоре было полно известковой и кирпичной пыли, и из этой пыли возникли две фигуры с пистолетами в руках, они быстро бежали к палате Хоппера — Джек Керман и Майк Финнеган! Я хрипло поприветствовал их. Они резко остановились, направив на меня свои пушки.
Напряженное лицо Кермана расплылось в широкой улыбке.
— «Универсальные услуги» к вашим услугам, — сказал он, хватая меня за руку. — Хочешь выпить, дружок?
— Мне нужен транспорт для обнаженной блондинки, — сказал я, обнимая его, а Майк так шлепнул меня по спине, что я зашатался. — Что вы сделали — снесли дом?
— Прицепили к раме окна пару цепей и вырвали ее десятитонным грузовиком, — сказал Керман. — Грубовато, зато эффектно.
Я затащил Кермана в палату Аноны, а Финнеган остался на страже в коридоре. Нам понадобилось секунд десять, чтобы завернуть бесчувственную девушку в простыню и вынести ее из комнаты.
— Прикрывай с тыла, Майк, — сказал я, когда мы прошли мимо него к дыре в стене. — Если потребуется, стреляй.
— Перекинь ее через мое плечо, — сказал Керман, хихикая от возбуждения. — К стене приставлена лестница.
Я помог ему взобраться на шаткую кирпичную кладку. Рядом с его лицом безвольно висели нагие руки и ноги.
— Теперь я понял, почему ребята идут в пожарные, — сказал он и стал осторожно спускаться по лестнице.
Внизу я увидел большой грузовик, стоявший у дома, а у лестницы разглядел Полу. Она помахала мне.
— О’кей, Майк, — позвал я. — Уходим.
Когда Майк присоединился ко мне, дверь в конце коридора резко отворилась, и в проеме появилась сиделка с продолговатым лицом. Увидев нас и разрушенную стену, она пронзительно закричала.
Мы быстро спустились по лестнице и влезли в грузовик.
Пола уже сидела за баранкой и, как только мы забрались в кузов, выжала сцепление и бесшабашно поехала прямо по цветочным клумбам.
Керман положил Анону на пол и произнес:
— Знай я, что она так хороша, я бы приехал пораньше.
Глава пятая
Загудел зуммер, и платиновая блондинка с гибкой фигурой вышла из-за стола и направилась ко мне. Она сказала, что мистер Уиллет ждет меня. Говорила она так, будто находилась в церкви, а выглядела так, словно ее место в переднем ряду красоток Ицци Джейкоба в «Орчид Рум Фоли».
Через приемную я проследовал за ее покачивающимися бедрами в святая святых. Она легонько стукнула в дверь изумрудно-зеленым ногтем, открыла ее, поправила локон, как это делают женщины, и сказала:
— Пришел мистер Мэллой.
Я вошел. Уиллет окопался за своим огромным столом, с сомнением разглядывая нечто весьма похожее на завещание, что скорее всего так и было. Толстая сигарета с золотым ободком горела между двумя коричневыми пальцами. Не поднимая глаз он сделал мне знак рукой садиться.
Платиновая блондинка ушла. Я посмотрел ей вслед. У двери она умудрилась так вихлянуть бедром, что оно так и заходило под черным отливом ее шелкового платья. Мне стало жаль, когда дверь за ней закрылась.
Платиновая блондинка ушла. Я посмотрел ей вслед. У двери она умудрилась так вихлянуть бедром, что оно так и заходило под черным отливом ее шелкового платья. Мне стало жаль, когда дверь за ней закрылась.
Я сел и заглянул внутрь своей шляпы, пытаясь вспомнить, когда же я ее купил. Я пообещал себе, что если только сумею убедить Уиллета расстаться с какой-то частью денег, куплю себе новую шляпу.
— Курите, — вдруг рассеянно сказал Уиллет. Не отрывая глаз от кипы бумаг, которые держал в руке, он подтолкнул ко мне серебряный портсигар.
В портсигаре оказались эти самые сигареты с золотым ободком, и я взял одну. Оказалось, вкус у нее гораздо хуже, чем вид, что весьма типично для подобных сигарет.
Уиллет швырнул бумаги в ящик для исходящих бумаг, подтащил стул поближе к столу и сказал:
— Ну, мистер Мэллой, я вас слушаю. Через десять минут у меня новая встреча.
— В таком случае мне лучше зайти к вам в другой раз, — сказал я. — В десять минут мы никак не уложимся. Не знаю, мистер Уиллет, во сколько вы оцениваете отчет о деле Кросби, но он определенно стоит кругленькую сумму. Не хочу кричать об этом на всех перекрестках, но я бы не удивился, если бы отчет потребовал гораздо большего времени.
— Что именно вы хотите сказать?
— Вам нужны подробности или вы хотите всего лишь взглянуть на дело по-быстрому? — спросил я. — Плохо и так и эдак, но в подробностях дело вроде как бы вас захватывает.
— Сколько времени вам нужно?
— Полчаса — может, больше. А потом вам, вероятно, захочется задать несколько вопросов. В общем, примерно с час. Но скучно вам не будет.
Он покусал нижнюю губу, потом, хмурясь, потянулся к телефону и отменил три деловые встречи. Я видел, что ему неприятно это делать, тем не менее он это сделал. Десятиминутная беседа с таким человеком, как Уиллет, обходилась его клиентам примерно в сто долларов.
— Рассказывайте, — сказал он, откидываясь на спинку стула. — Почему вы не связались со мной раньше?
— Это является частью моего отчета, — ответил я и положил шляпу под стул, на котором сидел. У меня было такое чувство, что вскоре я-таки куплю новую. — Последние пять дней я провел в доме для умалишенных.
Он издал какой-то хриплый звук, но выражение его лица не изменилось. Я решил больше его особенно не травмировать.
— Прежде чем я начну, — сказал я, — возможно, вы сообщите мне что-нибудь о банковском счете мисс Кросби. Вы получили к нему доступ?
Он покачал головой.
— Управляющий банка наотрез отказался. Если бы он показал мне ее счет и этот факт каким-то образом стал бы достоянием гласности, он потерял бы счет, а это много денег. Но он сообщил мне, что деньги за страховку были переведены в облигации на предъявителя и сняты со счета.
— Он не сказал, когда?
— Вскоре после утверждения завещания судом.
— А вы написали мисс Кросби о просьбе зайти к вам?
— Да. Она будет здесь завтра пополудни.
— Когда вы ей написали?
— Во вторник — пять дней назад.
— Она ответила обратной почтой?
Он кивнул.
— Тогда я не думаю, что она явится в назначенное время. Впрочем, посмотрим. — Я стряхнул пепел в серебряную пепельницу. — Ну что ж, теперь я, пожалуй, расскажу вам свою историю.
Я рассказал ему, как ко мне завалились Макгро и Хартселл. Он слушал, осев на стуле, глаза такие же холодные, как пара автомобильных фар. Когда я описал, как они меня отделали, он не засмеялся и не заплакал. Это же не с ним случилось, так с какой стати ему переживать? Но когда я сообщил ему, как на месте действия появилась Морин, брови у него нахмурились, и он позволил себе постучать кончиками ногтей по краю стола. Дальше этого в проявлении чувств он, возможно, никогда не зайдет.
— Она отвезла меня в какой-то дом на утесах, к востоку от шоссе на Сан-Диего. Она сказала, что дом принадлежит ей: славное местечко, особенно если вам нравятся дома, которые стоят кучу денег и в которых бы жить кинозвездам. Вы знали, что он у нее есть?
Он покачал головой.
— Мы сидели и говорили, — продолжал я. — Ей хотелось знать, почему я ею заинтересовался, и я показал письмо ее сестры. По какой-то причине она испугалась. Я спросил, не шантажировали ли ее в то время, и она ответила, что нет и что Джэнет скорее всего пыталась причинить ей неприятности. Она заявила, что Джэнет ненавидела ее. В самом деле?
Уиллет игрался ножом для разрезания бумаги, лицо у него напряженное, в глазах — выражение тревоги.
— Насколько я понимаю, они не ладили, только и всего. Знаете, как это бывает со сводными сестрами.
Я сказал, что знаю, как бывает со сводными сестрами.
Минуты две-три мы оба молчали.
— Продолжайте, — кратко произнес он. — Что еще она вам сказала?
— Как вы знаете, Джэнет и один парень, некто Даглас Шеррилл, были обручены. Чего вы, вероятно, не знаете, так это что Шеррилл — темная лошадка, возможно, даже отсидел, но безусловно мошенник. Согласно утверждению Морин она отбила Шеррилла у Джэнет.
Уиллет ничего не сказал. Он ждал.
— Девушки поссорились, ссора перешла в драку, — продолжал я. — Джэнет схватила дробовик. Появившийся старик Кросби попытался отобрать у нее ружье. Она выстрелила в него, и он умер.
На мгновение мне показалось, что сейчас Уиллет прыгнет прямо через стол. Но он сдержался.
— Это вам все Морин рассказала? — спросил он голосом, который, казалось, доносился откуда-то из-под пола.
— О да. Ей хотелось сбросить груз с души. А вот еще один момент, который вам понравится. Эту стрельбу надо было как-то замять. Я ошибся, заявив, что свидетельство о смерти Кросби подписал доктор Сэлзер. Он его не подписывал. Его подписала миссис Сэлзер. По ее словам, она дипломированный врач и друг семьи. Одна из девушек позвонила ей, и она приехала и все уладила. Лессоуэйз, который не из тех, кто осложняет жизнь богатым, принял версию, будто Кросби чистил ружье и случайно застрелился. Он поверил им на слово. Брэндон тоже.
Уиллет закурил сигарету. У него был вид голодного человека, которого угостили пирожком, а внутри его он ничего не нашел.
— Продолжайте, — сказал он и откинулся на спинку стула.
— По какой-то причине одна сиделка по имени Анона Фридлендер во время стрельбы находилась в доме и все видела. Миссис Сэлзер не собиралась рисковать. Она заточила сестру, чтобы та не проболталась. С тех пор ее держали в палате с мягкими стенами в санатории Сэлзера.
— Вы хотите сказать — против ее воли?
— Естественно. Более того, в течение этих двух лет ее накачивали наркотиками.
— Из этого следует, что Морин Кросби это знает?
— Понятия не имею.
Уиллет уже тяжело дышал. Мысль о том, что столь богатому клиенту, как Морин Кросби, могут предъявить обвинение в похищении людей, казалось, шокировала его, хотя сообщение о страданиях Аноны Фридлендер не произвело на него ровно никакого впечатления.
— Между прочим, — сказал я, — прошлой ночью мы вызволили Анону из санатория.
— О-о! — Он казался смущенным. — Есть ли вероятность, что из-за нее у нас будут хлопоты?
— Думаю, что более чем вероятно. А вам бы самому не захотелось что-нибудь предпринять, если бы вас продержали в заточении два года только потому, что некоторые богатые люди из-за робости не хотят попадать в газеты?
Он почесал подбородок и снова задумался.
— Пожалуй, мы могли бы выделить ей небольшую компенсацию, — сказал он наконец, хотя вид у него был не очень. — Пожалуй, мне лучше встретиться с ней.
— Пока она сама не будет готова с кем-то встретиться, никто с ней не встретится. В данный момент, похоже, она и сама не знает, что с ней такое. — Я погасил сигарету и закурил свою. — О похищении следует сообщить в полицию. Если сообщим — то вся эта грязная история попадет на первые страницы газет. Тогда ваша работа будет состоять в том, чтобы передать миллионы Кросби исследовательскому Центру. Как знать, захотят ли они, чтобы их дела вели вы — скорее всего нет.
— Значит, именно поэтому я и должен поговорить с ней, — сказал он. — Такие дела обычно можно уладить.
— Не будьте в этом столь уверенны. А вот вам еще небольшой инцидент, который произошел со мной, — мягко сказал я. — Меня тоже похитили и продержали в заточении пять дней, и меня тоже накачивали наркотиками. Это еще одна мелочь, о которой следует сообщить в полицию.
— Зачем лишаться хорошей работы? — парировал он и впервые с тех пор, как я появился в комнате, позволил себе слегка улыбнуться. — Я как раз собирался предложить вам дополнительный задаток: скажем, еще пятьсот долларов.
Значит, у меня-таки появится новая шляпа.
— Весьма соблазнительное предложение. Назовем его, пожалуй, страховкой за риск, — сказал я. — Но эта сумма не должна входить в гонорар, который вы уплатите за выполненную нами работу.