Похоже было, девушка стала заговариваться. Мне-то какое дело, уйдет она или останется?
Мало того, Иришка требовала встречи и личной беседы, чтобы по пунктам обсудить все детали дальнейшей жизни ее семьи, жаждущей освободиться от моего незримого, но досадного присутствия.
Меня снова заколотило, как вчера. Откуда это берется в людях? Так злобно, безжалостно, бесцеремонно! И вот это ее – «полная семья» – это она меня уязвить хотела? Тем, что я с четырнадцати лет росла без папы? Откуда она это знает? Неужели Макс поведал? Он, кто же еще. Мужики простодушны, теперь-то я знаю, по Егорке своему. Они, если к кому душой прикипят, делаются откровенны и открыты до самозабвения. На этом столько раз прогорали! Сколько сказок на этом построено!
«– Ах, милый, любимый, ты такой единственный и ненаглядный! Я просто навеки твоя, вся-вся, без остатка. А скажи, несравненный и прекрасный, единственный светоч моей обожающей тебя и только тебя души – где спрятана твоя сила? Я просто так. Я никому не скажу, естественно. Это как доказательство твоего ко мне доверия. Я же тебе всегда и во всем доверяю. Моя жизнь – в твоих руках, мой волшебный повелитель! Или ты не любишь свою девочку? Хнык-хнык…
– Ну что ты, маленькая, конечно, люблю. Вытри слезки. Я тебе все скажу. Будем знать мою тайну вместе. Сила моя в моей бороде. Смотри: я вырываю волосок и загадываю желание: раз-два-три: пусть моя любимая будет немедленно осыпана золотом! Видишь? Здорово, да?
– Ой! И правда! Суперски! Дай-ка я в наволочку соберу. Ого, сколько нападало! Любимочка, а любимочка? А вот если… Ну, это я просто так интересуюсь… Просто из тяги к науке. У меня в школе по природоведению всегда пятерка была. Скажи, любимочка, а если бороду чик – и срезать? Что будет? Ты лишишься своей силы?
– Ну да. Пока новая не отрастет.
– Ой, ужас какой! Надо нам беречь бородку! А скажи, котеночек мой сладенький, а отрезанные волосики – ну, с бороды – в них останется сила?
– Конечно! Ха-ха-ха!!! Кто завладеет моей бородой – тот обретет мою силу! Но ты же никому не скажешь?
– Ну что ты, золотко мое! Как ты мог такое произнести! Да чтобы я! При моей любви… Ты же – единственный! Ты мог такое подумать! Да ты меня в самое сердце!..
– Прости меня, деточка, прости меня, нежная, прости, маленькая. Ну, дурак я! Ну давай, выполню любое твое желание, а?
– Нет! Мне ничего не надо! Вот ничего! Только быть рядом с тобой, подожди, я только наволочку с подарками твоими уберу. Тяжелая…»
И что? Гули-гули, цып-цып-цып… А ночью – чик бороду, и поминай как звали.
И простофиля-дурачина еще даже не сразу догадается, что это его любящая женушка обкорнала!
Известное дело!
Нельзя на Макса обижаться. Но я обижалась. Он же меня подставил! Не себя, не свою бороду, а меня, со всеми потрохами. Нечестно это.
Вроде как знаменитый кутюрье Кристиан Диор изрек: «Настоящая женщина должна быть вредной и капризной». Может быть, может быть. Но все-таки у каждой настоящей женщины, кроме блажи, должна иметься еще и мудрость. Капризничать можно не со всеми подряд, а лишь с теми, кто согласен принять твои правила игры и способен умиляться всяким придурям «настоящей женщины». Со мной не стоило Иришке затеваться. Зря она.
Я, как и вчера, собралась переправить Иришкино послание ее законному супругу, приписав: «Тебе не кажется, что с этим все-таки надо что-то сделать? Избавь меня, пожалуйста, от этого бреда. Удели внимание своей второй половине, обласкай, обогрей. А меня – не вспоминайте, пожалуйста!»
Я задумалась, что бы такое добавить в заключение.
Вспомнилась мне вчерашняя свежевыбритая Асенька. «Ты украл у меня Париж!!!» И он спешит-бежит, плачет-рыдает, утешает. В чем угодно можно обвинить любящего мужика… Во всем будет виноват. А ты бушуй, убегай босиком из дому, жми на газ…
Я что – неужели завидую ей? А может, и да!
И что? Мне мат этот нужен? Этот староватый мужичок с пузом?
Нет! Мат не нужен, и мужичок не нужен.
Мне любовь нужна. Такая, чтоб и в горе, и в радости. И чтоб покапризничать, и поласкаться.
Я немножко подумала и присовокупила к сопроводительной записке: «В конце концов – мое терпение лопнуло! Ты украл у меня…»
Что бы такое написать? А – вот что!
«Ты украл у меня Лондон!»
На этом можно было закончить свое сообщение. Пусть летит, куда надо.
Я снова отправилась на террасу. Закурила, стараясь продумать, а что же я отвечу Максу, если он попросит меня расшифровать смысл последней фразы. Она меня лично смешила донельзя. Ладно, придумаю что-нибудь. Абсурд какой-нибудь. Интереснее будет.
И вдруг меня осенило! Как же это я сразу-то не догадалась, дурища! Эти звонки про старую каргу – это же Иришкиных рук дело. Вот креативщица! И нервы пощекотать, и заставить о возрасте задуматься…
Ухтимаямаленькая! Мимимишечка!
Ладно-ладно! Звони давай. Считай мои дни. Повеселимся вместе.
Макс отозвался ближе к вечеру.
– Поговорить надо. Позволь, я сейчас заеду?
– Ой, нет, – испугалась я. – Мне дополнительные проблемы с твоей женой не нужны. Если ей хочется оставить после себя эпистолярное наследие, пусть ищет другого адресата. Я лишних поводов давать не хочу.
– Не будет больше писем. Совсем. Никогда.
– Макс, да ладно. Мы имеем право обещать только то, что сами сумеем выполнить. За другого человека ты не ответчик. Просто пойми, у меня сейчас обстоятельства к шуткам не располагают. Постарайся ее как-то вразумить.
– Мне надо с тобой поговорить. При личной встрече, – настаивал Макс.
– Ну ладно. Я завтра в Москву все равно еду. За паспортом. И мама еще что-то хотела. Давай между паспортом и мамой. В час. Тебе удобно?
– Вполне. Как раз время ланча. Сходим поедим. И пообщаемся заодно.
– Есть не обещаю, меня мама накормит. А кофе с тобой выпью.
– Кстати, – а почему ты считаешь, что я украл у тебя Лондон?
Я чуть не заржала в трубку. Еле удержалась. Вот – напустила туману, а он всерьез задумался.
– Это не телефонный разговор. Я тебе при встрече объясню, – поведала я скорбно.
Ах, милый, скажи, в чем твоя сила? В мозгах? Ну – задурим. На это мы мастера.
22. Встрясочка
– Божежтыможешты! Не признала! Богатым будешь!
Макс постригся и стал неузнаваемым.
– Буду! – согласился он, не улыбаясь.
– И как-то ты еще… схуднул… Что? Семейная жизнь держит в форме?
– Уже не держит. Я, собственно, и хотел с тобой встретиться, чтобы ты была в курсе ситуации. Я ушел от Ирины. Все закончилось.
– Как-то ты быстро… Башмаков не износив. Зачем было жениться тогда? И знаешь – мне все равно, по большому счету. Это твоя личная жизнь. Я просто не хотела в ней принимать участия. Поэтому просила тебя удержать Иришку от писем ко мне. Вот и все.
– Ты можешь просто выслушать, не перебивая?
– Постараюсь.
– Ты в состоянии понять, что мне хотелось иметь семью? Мне надоело одному. Все эти случайные истории надоели. Хотел жену, которой мог бы доверять. Ребенка, чтоб рос в семье, а не от одного родителя к другому. Это естественное желание, нет?
– Естественное.
– Я с Ириной два года встречался. Присматривался. Она выглядела совершенно положительным человеком. Все два года. Да, я не был в нее влюблен, но я ее уважал. Ценил ее качества. Потом она стала настаивать на свадьбе. Начала дергаться. И я ее понял. Конечно, ей уже к тридцати, ей пора рожать. А я, получается, тяну время. Отнимаю время у нее. Семья у нее вполне приличная, отец, мать…
– В отличие от моей, неполной, солидный плюс, да? – рассвирепела я.
– Слушай, пожалуйста. Я ей доверял. Захотелось поверить человеку. Я не думал, что женщины способны так меняться. Вроде тихо-спокойно, а потом – ураган. Два года – спокойно. А перед свадьбой – началось.
– Что началось-то?
– А вот то самое, что в письмах к тебе было. Что первая жена эгоистка, что думает только о себе, что мне пора по-мужски поступить. Что пусть мать моего сына вносит хоть какую-то часть денег, это ее воспитает, дисциплинирует. А я уже твердо решил жениться. Я на нее смотрел как на человека, с которым буду оставшуюся жизнь бок о бок существовать. И мне показалось, что она права. Я ей, правда, говорил, что мы и так не нуждаемся, что Егору надо дать спокойно доучиться… Но она меня убедила, что тебя надо привлечь к материальному обеспечению сына. Для твоей же пользы, в качестве лекарства от эгоизма и себялюбия.
– Ну хорошо. Привлек. Воспитал. Что вам сейчас от меня надо? Чем я вам мешаю?
– Мне – ничем. Но должен сказать: я женщин не понимаю совсем. Я не понимал, что она ревнует меня к тебе – да еще так… с таким перехлестом.
– И к Егорке ревнует.
– Не понимал и был слеп. Да, она скуповата. Но я думал – это плюс. Думал, это же ради нашей с ней семьи. Мне очень стыдно было все это время брать у тебя деньги. Я не нуждался. А ты отдавала последнее, не споря. И я брал. И отдавал ей. Чтобы она видела: все происходит как она считает нужным. На Егорку мне хватало и так.
– И к Егорке ревнует.
– Не понимал и был слеп. Да, она скуповата. Но я думал – это плюс. Думал, это же ради нашей с ней семьи. Мне очень стыдно было все это время брать у тебя деньги. Я не нуждался. А ты отдавала последнее, не споря. И я брал. И отдавал ей. Чтобы она видела: все происходит как она считает нужным. На Егорку мне хватало и так.
– Какое мне дело, что вы делали с этими деньгами? Я давала на сына. И все. Точка.
– Нет. Не точка. Дослушаешь, – велел Макс. – Не взбрыкивай.
– Валяй, если есть, что еще сказать. Раз уж я тут.
– После первого письма ее к тебе… Я думал с ней хорошо поговорить, убедить, что ты – не помеха нашим с ней отношениям и нашей с ней семье. Мы ехали в машине. И ее после моих слов, чтоб прекратила писать тебе, просто переклинило. Она дверь открыла на полном ходу и собралась выскакивать. Еле удержал.
– Зря удерживал. Не выскочила бы. Театр все.
– Ты этого не видела. Я за нее испугался. Ну, я ее удержал. Дома как-то привел в чувство. Она мне даже обещала оставить тебя в покое. Вроде поняла меня. Мне так казалось. И я ее предупредил: в случае повторения я не смогу с ней остаться. Потому что полностью пропадет доверие. Она согласилась. Но, видно, остановиться уже не могла.
– Она слишком долго терпела и старалась быть идеальной. А теперь – спираль разжалась. Она хочет взять свое. Может, она бы побушевала и пришла в итоге в равновесное состояние. Хотя, знаешь, я не психиатр, ты не на приеме у меня. И не хочу я ничего понимать и ей сочувствовать. Я к ней не лезла.
– Я не верю в возможность ее равновесного состояния. И – я все решил.
– Ты все решил. А она – не все. Ты ей все про меня выболтал, она теперь мстить начнет. Это ж я в ее глазах источник вселенского зла. Она знает, где я нахожусь? Где живу сейчас?
– Нет. Об этом разговор даже не заходил. Я сказал, что ты квартиру свою сдала. Живешь за городом. Это все.
– А номер телефона мой – давал ей?
– Нет, конечно.
– А, – махнула я рукой, – тут и давать не обязательно. Она же наверняка все твои входящие-исходящие контролирует, эсэмэски читает… Классика жанра. Фамилию мою знает. В «Фейсбуке» меня нашла…
– Не знаю, что ей в голову взбредет. Понимаешь – не знаю. Где ты живешь, она не в курсе. Это сто процентов. В остальном – ничего понять не могу. Я сегодня буду с ее отцом говорить. Родители, конечно, захотят понять, в чем причина. Не хочу выглядеть в их глазах подлецом. Объясню и попрощаюсь.
– Ты благородный рыцарь.
– Какой есть, такой есть. И – вот что. Собственно, ради этого я с тобой и хотел встретиться. Возьми.
Макс протянул мне конверт. Я заглянула: там была пачка денег.
– Это то, что ты мне каждый месяц давала. Хочу тебе вернуть. Мне очень стыдно, что я в это втянулся.
– Да ладно. Не надо мне. Обойдусь. Что за игры? То давай, то забирай.
– Ты можешь это сделать… ради меня? Ты знаешь, как мне сейчас хреново? Просто возьми без вот этих вот припевок. Пойми и возьми.
Я действительно видела: Максу сейчас хуже некуда. И без припевок забрала конверт.
– Ты, главное, успокойся сам-то.
– Успокоюсь. А вы… Поезжайте с Егоркой отдохнуть. Побудете вместе. И мне полегчает.
– Хорошо.
Мне пора было отправляться к маме.
– Майка, – остановил меня Макс, – слушай. Я не понял. А почему ты написала, что я украл у тебя Лондон?
Ответ у меня был готов. Еще с вечера.
– Понимаешь… В Лондон должен был полететь ты. И должна была полететь я. Если речь идет о визите ради Егора. Но ты взял Иришку, которая, как выяснилось, не пылала ко мне добрыми чувствами. И вот – энергетически – она не пустила меня к сыну. Но это же ты ее туда потащил? Ты! Значит – ты и украл. Ясно?
– Ясно. Но я не крал.
– Давай – проехали?
Я прощалась с Максом, ужасно его жалея. Главное – виду было не подавать.
Только подъехав к отчему дому, я вспомнила, что не рассказала Максу о звонках с отсчетом моих оставшихся дней. Ай, да и пусть! Чего ему еще добавлять? Ему и так тошно.
Сегодня все словно сговорились поражать меня изменениями своего внешнего облика. Мама выглядела совсем-совсем другой. Она помолодела еще больше. И кроме того, казалась чем-то встревоженной, напряженной.
Я к этому времени уже здорово проголодалась. Я и кофе-то, беседуя с Максом, допить не смогла.
– Мам, накормишь меня? У меня голова от голода кружится.
Я пошла сразу на кухню, уверенная, что мама, конечно же, не даст пропасть своему единственному чаду.
– Я вообще-то в гостиной накрыла, – странным голосом проговорила мама.
Мне показалось, что ее знобит.
Я развернулась и отправилась в гостиную.
– А у нас чего? Праздник сегодня? Чего в гостиной?
– У нас гости, Майя! Вернее, гость. И я хочу тебя с ним познакомить.
– А-а-а-а. Ну давай.
Я очень сильно хотела есть. Аж живот сводило. Нервы-с…
В гостиной действительно оказался гость. В гостиной – гость. Все, как положено. Красивый подтянутый мужчина, показавшийся мне очень знакомым. Где-то я его видела, явно. Актер, что ли, какой? Откуда взялся? И мать трясется… Может, любовь у них? То-то она так цветет в последнее время. Однако чувство голода перекрывало все – даже вполне естественное женское любопытство.
– Маечка, знакомься, это Андрей Борисович!
Я кивнула, жадно глядя на прекрасно сервированный стол.
– Очень приятно.
– А это вот, Андрей… Борисович, это Майя. Дочь.
Андрей Борисович смотрел на меня внимательно, не отрывая глаз, и улыбался чарующей улыбкой.
– Где-то я вас видела, – сказала я красавцу-мужчине. – Могло такое быть?
– Не думаю. Не могло, – улыбался мне явно знакомый человек.
– Ма-ам! Пожалуйста! Давайте сядем за стол уже, а? Я правда очень-очень-очень есть хочу. Даже уже не есть. Жрать!
На еду я набросилась, не соблюдая церемоний. Мама с ее знакомым ничего не ели. Сидели и смотрели на меня, как я набиваю рот настоящими домашними шедеврами русской кухни.
– Как вкусненько все! Когда ты успела, мамуль?
– Вот – успела. Ты ешь, ешь. Сама себе не готовишь?
– Готовлю. Только не такое. А сегодня вообще почти не поела. Забыла. То да се…
Впрочем, я, кажется, наелась по-настоящему. То есть – объелась. Или, точнее, обожралась.
– А вы что-то и не притронулись, – благодушно кивнула я в сторону салатных мисок и подносов.
– Мы… потом, Маечка, – вздохнула мама.
– Когда потом, ма? Когда я уйду?
– Ну… это не важно. Я тебя пригласила по очень важному делу.
– Да я поняла, что не накормить, – весело укорила я.
Но мама не реагировала на мой юмор. Она явно была настроена на серьез.
– Маечка. Ты взрослая девочка. У тебя взрослый сын, – начала мама.
Тэээк-с. И чего?
– Да, мам, я взрослая девочка. Что происходит-то?
Я видела, что лицо Андрея Борисовича тоже стало напряженным, даже тревожным.
– В общем, мне показалось, что ты должна это узнать и что ты справишься с этим…
Мне стало страшно. Может, речь идет о болезни?
– Мама! Говори. Я справлюсь. Ты только не волнуйся. Если кто-то болен, на ноги поднимем всех – ты же знаешь…
– Нет, Маечка. Все здоровы, к счастью. Просто… Просто…
Мама снова прервалась и беспомощно взглянула на Анатолия Борисовича.
А-а-а-а! Ну, понятно! Пожениться собрались! И чего бояться? Я не собиралась им помогать сформулировать сообщение. Психуют как маленькие, честное слово!
– Просто, Маечка, Андрей Борисович – твой папа, – выдохнула мать.
Я даже сразу не поняла, о чем это она. О том, что я должна считать этого дядьку папой, раз они решили соединить свои судьбы? Обойдутся. Я предательством не увлекаюсь. У меня есть отец. Не важно, что он далеко. Все мы там будем. Но он есть и останется.
– Ты поняла, Маечка? Перед тобой – твой папа.
И вдруг… да… вдруг… Я ужаснулась! До меня дошло, о чем она. Этот… Борисович… он – мой отец. Я рождена от него. Он недаром мне показался знакомым, недаром.
– Посмотри, Маечка: вы с ним – одно лицо, – подтвердила мою невысказанную мысль мама.
– Вы что, совсем офигели тут? – зашептала я севшим от ужаса голосом.
Хотя мне казалось, что я ору.
Самое ужасное, что в лице этого человека явственно проступали черты моего сына. Улыбка. Волосы. Цвет глаз. Лоб. Нос… Так мой сын будет выглядеть через несколько десятков лет. Хорошо будет выглядеть, что уж говорить.
О господи!
– Ты обманула папу? – спросила я с отвращением.
– Нет, что ты! Я никогда не обманывала папу… Анатолия Константиновича… И не подводила, и не предавала. Ты выслушай. Просто выслушай – а дальше уже решай.
Кто-то мне сегодня уже говорил, чтоб выслушала и не мешала… Макс! Как давно это было! В другой жизни. И по какому ерундовому поводу! Ох и худо же мне!
– Мы вместе учились в школе, с первого класса. В старших классах Андрей перевелся в физико-математическую школу. И мы не встречались. А встретились, когда уже учились на первом курсе. Я тогда пошла Новый год в МГУ отмечать. Там был студенческий бал. И Андрей ко мне подбежал… Ну и мы с тех пор не разлучались практически. Договорились пожениться на последнем курсе.